Спартак

12

Время, которое я дал на раздумье колеблющимся истекло. Городские ворота захлопнулись. Пошел обратный отсчет. Ни шагу назад! Теперь без личного разрешения Ганника или моего согласия никто не должен въезжать или выезжать из города. Кипели приготовления. Я мобилизовал легион Ганника, отдал первые распоряжения. Чтобы не терять в людской силе, мы сняли с гарнизона большую часть выставленной туда стражи, оставив лишь часовых, одного на десять перчей стены. Тех копийцев, которые не покинули город, но с упорством продолжали распространять слухи о приближении к Копии сил Гнея Помпея, я велел посадить в амбары, чтобы исключить возможность новых саботажей среди повстанцев. В тоже время на экспресс-собрании для центурионов, я озвучил тезисы «нескольких часов», за которые нам придется превращать Копии в неприступную крепость. Многим тезисы показались излишне жесткими, но я знал, что поступи иначе, смягчи свою позицию и мы не успеем сделать задуманное в срок.

Два главных тезиса звучали следующим образом. Отныне любая попытка ослушаться будет пресечена задержанием, а при сопротивлении ослушавшегося ждет повешение на городской стене. Неявка на командный сбор в оговоренное время расценится как дезертирство. Для того, чтобы перевести город на военное положении за считанные часы, мне необходимо взять дисциплину в легионе в ежовые рукавицы. И эти приказы — первый шаг на пути. В совершенно новом легионе Гая Ганника наряду с когортами гладиаторов галлов и фракийских ветеранов Мария, полно рабов эфиопцев, египтян, нумидийцев и прочих народностей. Это самые обыкновенные рабы, присоединившиеся к восстанию с разных уголков Аппенин и решивших попытать свою удачу. Я верил, что никто из них не покажет спину в предстоящем сражении. Однако каждый из них должен знать, что теперь единственный выход из города в случае малодушия на поле боя — верная смерть.

Первые приготовления проходили в сумерках. Когда стемнело, я разрешил жечь костры и факела, пренебрегая мнимой безопасностью и понимая, что в темноте работа замедлится. Последовал приказ очистить ров вдоль гарнизонной стены, после чего углубить его вдвое. Сейчас на месте рва находилась канава, мало чем напоминающая защитное сооружение и, учитывая военное искусство римлян, вряд ли она могла стать препятствием на их пути. Кучи земли решили использовать для возведения линии вала. Несколько манипул занялось приготовлением кольев, которыми я намеревался усеять ров и вал. Город за гарнизонными стенами избороздили вдоль и поперек ямами. Позже появилась идея вбить острые колья на улицах Копии. Одновременно в городе запылали сотни костров, кипело приготовление зажигательных смесей.

Римлян ждал горячий прием.

К полуночи разведка сообщила, что Марк Лициний во главе трех легионов пехоты и двух тысяч кавалеристов подошел к Копии ускоренным маршем. Красс решил взять город нахрапом.

Добро пожаловать в ад.

Записки Марка Лициния Красса

Накануне штурма Копии я заявил, что буду сечь розгами тех, кто сделает шаг назад. Центурионам известно, что я разжалую их до опция и не выплачу жалование за этот месяц, если их центурия не выполнит поставленную задачу. Легионеры из этого подразделения будудт переведены на тяжелые работы и ячмень! Тех же, кто покажет спину, я лишу римского гражданства!

Однако за каждую голову жалкого раба я выплачу месячное жалованье в десятикратном размере! За каждую! Тем же, кто принесет мне голову одного из свинячьих офицеров, я заплачу буду платить жалованье в десятикратном размере до следующих ид марта![1]

Сегодня ночью я, Марк Красс, должен поставить жирную точку в этой истории. Спартак находится за городскими стенами. Я предвкушаю

Волосы на моей голове встали дыбом. То, что вытворяли римляне по ту сторону гарнизона нельзя передать словами! Жестокости, которая в эту ночь творилась у городских стен нет оправданий. Опьяненный яростью Красс выловил горожан, покинувших Копии накануне и устроил прилюдную казнь через отрубание головы. Обезглавленные копийцы сваливались в кучи. Головы дезертиров римляне использовали вместо снарядов. И если первый залп таких снарядов ударил по городским стенам в «молоко», римлянам требовалось время прицелиться, то вторым залпом артиллерия ударила в цель. Несколько голов угодило в приготовленные котлы с кипящим маслом, стоявшие рядом со мной на стене. Одна из голов принадлежала седовласому старику, другая подростку лет двенадцати. Очередной снаряд шмякнулся о стену и подкатился к моим ногам. На меня смотрели мертвые немигающие глаза старухи, застывшие в предсмертной муке. Лицо женщины перепачкалось в крови, изо рта торчала лента. Поначалу я подумал, что это кляп, но на ленте нанесли надпись. Я присел на корточки, присмотрелся внимательней.

Sacer[2].

Такие же ленты торчали из ртов остальных летевших в сторону Копии голов. Большинство гладиаторов не умело читать, но те, кто понимал на латыни с отвращением рассматривал надписи, слухи о которых быстро распространились по войску и оставили неприятный осадок. Гладиаторы, забыв о строе и порядке пытались сбросить головы, которыми римляне засыпали гарнизон и ров. Чего уж говорить о местных, которые в искаженных очертаниях отрубленных голов, узнавали близких людей. Многие теряли сознание, кто-то рыдал, кричал и вскидывал руки к небесам. Красс бил по больному и знал, что делает. Возможно римский полководец мстил за Кротон, возможно Красса привел в бешенство вид вздернутых на стене римлян, оставленных в Фуриях для поддержания порядка… Как бы то ни было, действия римлян вызвали бурю негодований и оставили неприятный осадок. Разом вышли из строя горожане, которых Ганник собрал в отдельную манипулу. Не прибавилось боевого духа у гладиаторов. Я не собирался соревноваться с Крассом в жестокости, но действия римского полководца добавили мне решимости и хорошенько разозлили. Пора затягивать Марка Лициния в глубокие воды.

Три римских легиона уже во всю трубили наступление. Щиты легионеров сомкнулись черепахой. По стенам гарнизона ударили первые настоящие снаряды артиллерии. Римляне использовал тридцати фунтовые ядра и тяжелую керчь. Ядра с грохотом били по гарнизонным вышкам, за два выстрела приводя укрепления в негодность. Залп полуфунтовых свинцовых шариков тяжелой керчи слизал со стены несколько десятков моих бойцов.

Я оценил расстояние, разделяющее защитников Копии и первые шеренги римских когорт. Схватил лук, поджег стрелу и выпустил в небеса не целясь. Это был сигнал Ганику, который со своей манипулой покинул город накануне, нашел укрытие в тылу римлян и ожидал дальнейших распоряжений.

— Лучники! — рявкнул я.

Лучники заняли позиции на стене, вскинули луки, достали из колчанов стрелы. Очередной залп артиллирийских снарядов римлян вновь не оставил камня на камне от части нашей стены. Свинцовые шарики тяжелой керчи засвистели над нашими головами. Мгновение спустя я увидел, как за спинами наступающих легионеров вспыхнуло. Горели баллисты римлян, по которым выполняя мой приказ ударил Гай Ганник! Теперь хотел этого или нет, но Красс будет вынужден штурмовать Копии голыми руками или отступит! Моя задача была продержаться до тех пор, как в небе за спинами римских легионов загорится огненная стрела, на этот раз пущенная руками самого Ганника. Я верил, что мой расчет сработает верно!

— Начали! — холодно скомандовал я.

Стрелки один за другим подожгли стрелы, вымазанные зажигательной смесью в разведенных прямо на стене кострах. Звякнули тетивы и первый залп стрел угодил в щиты мчавшихся на все порах римских легионеров. Стрелы, вымазанные зажигательной смесью, воспламеняли сухое дерево. Легионеры, чувствуя жар бросали скутумы наземь. Часть легионеров сумело укрыться за щитами товарищей, тогда как большинство тут же полегло, сраженные новыми выстрелами восставших. Стрелы вонзались в скутумы, пробивали лорики, уносили десятки жизней. Все это лишь раззадорило римлян. Легионеры предприняли первые попытки бросить пилумы во врага, но большинство пилумов упало в ров, часть наконечников сломалось о крепкие стены гарнизона. Расстояние оказалось слишком велико. Пехотинец ничего не мог противопоставить лучнику. Полет стрелы превосходил дальность броска пилума в разы. Лук и стрелы, опыт использования которых прежний Спартак перенял у парфянцев, оставляли в шеренгах римских когорт проплешины.

Разъяренные промахами, римляне из тысячной когорты бросились на гарнизон. Легионеры перешли на бег, опасаясь получить огненную стрелу и одновременно желая сократить дистанцию, чтобы перебить точными бросками пилумов моих стрелков. Это было то, чего я добивался, раззадоривая римлян своей по сути бессмысленной атакой стрелами, не несущей в себе настоящего урона. Благодаря обстрелу легионеры прятались за щитами, сокращая себе обзор в свете тускло горящих факелов и влетели в ловушки у вала и рва! Я подготовил для Красса нечто новенькое и судя по воплям, которые начали доноситься до моих ушей, не прогадал. Ловушки нанесли римлянам значительный ущерб и привели к потерям в живой силе.

Имея всего несколько часов на подготовку города к штурму, я велел валить деревья из крупных, которые нашлись в округе и принести их стволы к стенам. Легионеры, мчащиеся с шашками наголо к гарнизону, не замечали огромные стволы под ногами, спотыкались, падали. Другая моя идея вырыть ямы и разбавить рыхлый грунт водой, пришла римлянам по вкусу. Сапоги легионеров застревали в болотцах, глубина которых доходила до колена, ломался строй, началась давка. Вторая линия когорт напирала на первую, распались первые центурии, плешь появилась в когортах. Остановились резервные когорты третьей линии. Строй легиона рушился.

Я то и дело бросал взгляд на небосвод, но видел лишь ночное небо, заполненное мириадами звезд. Ганник молчал. Впрочем, мы только начали свою игру и впереди войско Красса ждало много интересного! Сейчас же, несмотря на все мои хитрости, римляне подошли к линии вала и рва, потеряв не больше трехсот человек. Что значила эта цифра, когда ты имеешь дело с тысячами и первый рубеж нашей обороны пройден!

— Горшки! Приготовиться! — скомандовал я.

Шаг вперед сделали горожане, большинство которых впервые сражались в настоящем бою. На лицах копийцев застыла решимость. В их ногах стояли небольшие глиняные горшочки с узким горлышком. Несколько человек тут же упали на стену. Пилум римского легионера не знал пощады. Еще один залп легионеров пилумами унес жизни дюжины лучников, не успевших спрятаться в укрытие. Место павших заняли другие, трупы унесли со стены, освобождая пространство.

Легионеры из первых шеренг карабкались на вал и я поспешил дать отмашку пращникам и метателям. На головы римлян обрушился град из камней, накануне притащенных на городские стены восставшими. Успели перевести дух лучники, воспользовавшиеся заминкой римлян на валу. В довесок к камням, в легионеров летели стрелы. На помощь лучникам подоспели гладиаторы, принявшиеся метать обратно пилумы римлян, из тех, чьи наконечники не были повреждены. Тактика Рима играла против легионеров. Пилумы попадали в скутумы, отягощали щиты, тянули руки римлян к земле. Солдаты, не найдя ничего лучше бросали скутумы наземь и открывались под стрелы парфян. Кто-то останавливался, пытался достать пилум из щита, но погнутые наконечники прочно застревали в осиновых досках. Прочие вовсе впадали в ступор и застывали на месте, прячась за щитами. Легионеры из задних шеренг поддавливали, поэтому зазевавшиеся солдаты падали с вала в ров или, теряя равновесие, заваливались в строй на ряды товарищей. Я видел, как на щиты своих солдат рухнул красный от гнева примипил тысячной когорты.

— Так держать! Продолжаем! — я захлопал в ладоши, подбадривая своих бойцов, схватил тяжелый пилум валявшийся у моих ног и запустил его в одного из легионеров, который несмотря на то, что защитился от броска щитом полетел кувырком в ров, где сломал себе шею.

На секунду мне показалось, что я увидел в небе за спинами легионеров свет, но этим светом оказался блик огня. Легкое беспокойство усилилось. Несмотря на сумбур в рядах, римляне вплотную подходили к гарнизонной стене, основательнее занимая позиции. Потеряв еще несколько сотен человек, легионеры наконец сумели взобраться на вал. В руках их появились лестницы и веревки. Штурмовая когорта приготовилась брать стену. Я не медлил и отдал поджидающим все это время горожанам приказ.

— Ваш выход!

В римлян полетели горшки, часть которых были наполнены горячим маслом, а часть кипятком. Слышались глухие хлопки, вслед за которыми у стен раздавались душераздирающие крики — перевернулись первые «жаровни», горючая смесь вылилась на легионеров, подступивших в плотную к гарнизонной стене. Римляне, которым не посчастливилось столкнуться с горшками, бросали оружие, щиты, пытались содрать с себя лорики и заваливались на землю, чтобы хоть как-то смягчить ужасную боль. В ров падали новые трупы и в этот момент я пожалел, что не приказал копать глубже.

Я почувствовал неприятный запах, резанувший мой нос. На парапете показались первые пропитанные смолой фашины. Хворост, сено вперемешку с навозом, прутья.

— Быстрее! — закричал я и бросился к замешкавшимся гладиаторам, носившим сено на гарнизон.

Схватил первую попавшуюся фашину, забросил в ров. Один из гладиаторов бросил вторую. В ров полетели десятки фашин. Римляне, поначалу оцепеневшие от происходящего, вскоре попытались перейти ров используя фашины как ступень на своем пути, позабыв о лестницах и веревках. Сено оказалось слишком мягким, легионеры не могли устоять на ногах и валились, теряя шаткое равновесие.

Горожане, выкинув все имевшиеся в распоряжении горшки, отступили. Вперед выступили лучники, которые вновь подожгли свои стрелы, не дожидаясь мой приказ. Огненные стрелы полетели в ров, вонзаясь в фашины, воспламеняя сено и хворост. Гладиаторы принялись кидать в ров факела. Не прошло и минуты, как ров вспыхнул ярким пламенем. Вместе с сеном вспыхнули оказавшиеся в этот момент у рва римляне, те же, кто стоял дальше бросились от огня как черт от ладана, получив множественные ожоги. Отступили не сразу, легион давил, требуя идти вперед на городские стены, поэтому множество римлян погибли до того, как центурионы сумели отвести солдат на достаточное расстояние от огня. Римляне кашляли и задыхались от едкого дыма.

Как я и предполагал, ров забрал больше всего жизней римских легионеров и как бы парадоксально это ни звучало, огонь остудил их пыл. Однако, беспокойство сидевшее глубоко внутри меня перерастало в тревогу. Ганник все еще не подал свой сигнал. Что-то истерично кричали римские центурионы. Откуда-то появились пожарные когорты, принявшиеся тушить охваченный пламенем ров. Я понимал, что не пройдет и пяти минут, как войско Красса продолжит наступление. Их таран окажется у городских ворот, лестницы и веревки будут закинуты на стены, а гарнизон в самое ближайшее время падет.

Сердце бешено колотилось в груди. Я всматривался в небосвод. Ганник! Он же так хорошо знал мой план! Неужели все пошло наперекосяк? От размышлений меня отвлекла стукнувшаяся о парапет лестница. Одна, другая. С новой силой начали бросать пилумы. Я попятился, но команда на отступление застряла поперек горла. В небо устремилась горящая стрела. Ганник подал сигнал! Камень, тяготивший мою душу рухнул! Настало пора переходить к следующей части плана

— Поднимай! — распорядился я.

Решетка на городских воротах поползла вверх, открывая проход перед изумленными штурмовым когортами. Сотни солдат устремилось через открывшиеся ворота внутрь города, на узкие улочки, влекомые внезапным подарком судьбы.

Я терпеливо ждал, пока штурмовые когорты римлян хлынули внутрь.

— Опускай!

Решетка с грохотом упала обратно, пустив штурмовые когорты, но перегородив остальным римлянам вход в город. Копии, усеянные вдоль и поперек рвами с торчащими остро заточенными и окровавленными кольями, начали собирать свой урожай.

А потом раздался сигнал корна, прозвучавший трижды с разных сторон…

[1] Легионеру платили примерно 225 денариев в год. В одном денарии на тот момент (после денежной реформы 141 г. до н. э.) было 16 ассов, так что выходило 3600 ассов в год или примерно 10 ассов в день.

[2] Проклятый с лат.