Спартак

Эпилог

Я пришел в себя от мерных покачиваний и не сразу догадался, что мое израненное тело несут на носилках. Меня ослепили первые лучи солнца. Судя по всему, я пробыл без сознания всю ночь и теперь чувствовал себя будто выжатый в соковыжималке апельсин. Не осталось сил и эмоций. Тело ломило и трясло. Воспоминания минувшей ночи нахлынули на меня одной сплошной лавиной. С трудом я узнал несших меня гладиаторов, и по моему телу растеклось приятное жжение.

Победа…

Это слово обласкало меня изнутри. Мы одержали победу в этой войне, Рут и Тирн справились? Моим военачальникам удалось затянуть римлян в глубокие воды городских улиц, в замкнутом пространстве которых гладиаторам не было равных? Уверенности добавляли искромсанные тела легионеров, застелившие улицы Вечного города. Кровь, залившая каменную кладку. Перевернутые прилавки уличных торговцев, разбросанный товар, амфоры… От многих домов все еще подымались столпы дыма, уходящие в небеса, на которых сегодня нет ни единого облака. Судя по тому, что творилось этой ночью на столичных улицах, Тирн с Рутом перевернули Рим наизнанку.

Из окон и с крыш домов на нас смотрели испуганные глаза горожан из тех, кому повезло остаться в живых в эту ночь. В основном старики, женщины да детвора. Те, кто посмелее, выходили на улицы и стаскивали в кучи тела гладиаторов и горожан, обходя стороной трупы легионеров, будто прокаженных.

Двое гладиаторов, несших меня, заметили, что я пришел в себя. Оба были ранены, перепачканы не только в своей, но и во вражеской крови, но держались молодцами.

— Спартак, ты жив! — ласково проговорил один из них. — Мы победили!

Когда он произносил эти слова, я не увидел на его лице радости. Я велел остановиться и слез с носилок, чтобы встретиться со своим войском на своих двоих. Мы вышли к небольшой площади на перекрестке двух широких дорог, и я увидел, что от моего легиона осталась горстка гладиаторов во главе с Тирном и Рутом. Сердце сжалось. На полководцах, как, впрочем, ни на ком из гладиаторов, собравшихся здесь, не было лица. Среди этих людей я не сразу узнал Луция Сергию Катлину.

Тирн, Рут и Катилина торопливо спешились, подошли ко мне, мы обнялись.

— Теперь я тоже знаю, чтó значит победа любой ценой, — сказал римлянин.

Он опустил глаза и вручил мне пропитанный кровью свиток. Я развернул свиток и пробежал глазами по его строкам. Строки, адресованные Варрону Лукуллу, в которых римский нобилитет обличал Марка Лициния Красса в государственной измене.

— Свиток вернулся вместе с отрубленными головами послов Красса, — объяснил Катилина.

Я скомкал свиток и бросил его наземь.

Самым разумным мне виделось отвести оставшихся в живых в Галлию, и оттуда продолжить тяжелую битву. Новое сословие, как с легкой подачи Катилины были названы те, кто не побоялся восстать против существующего порядка в Республике, и несколько сотен гладиаторов, мои бойцы, которые и заварили всю эту кашу. Я не знал, как поведет себя Рим, но твердо знал, что прежнего Гладкова больше нет. Я стал настоящим варваром, настоящим вождем. Отныне я стал мёоезийцем. Я стал Спартаком.