Спаситель

Глава 46

От бесконечных скитаний по еловым чащам и черностопным холмам, Завадскому казалось, что он дичает с каждым часом. За четыре дня они не встретили даже следов человека. Их редкими спутниками были только улары, ночные совы, да изредка мелькал в лесной дали упитанный зад косули. Природа вытесняла прежние заботы — размывала разум, вколачивала сомнения, подчиняла с неспешностью, непостижимой сгорающим в своих скоротечных жизнях людишкам.

Антон уверял, что они уже «под брюхом Байкала», хотя Завадский не понимал, как им удалось миновать путь на Ургу, никого не встретив. Тем не менее, давно уже пора было поворачивать на север. Путь не такой уж далекий — имея лошадей можно до Селенгинска добраться за день-два, а там и до Итанцинского острога рукой подать.

Проведя очередной день в дороге, они оказались на опушке кедрача у большого поля. Место как будто даже уютное — зеленое, солнечно-тенистое, будь лето — здесь бы повесить гамак и покачиваться, уложив на живот журнал и погружаясь в дремоту, ловить порывы тёплого ветра и слушать споры любителей возиться с шашлыком.

Филипп чувствовал, что неплохо натренировался ходить пешком на большие расстояния и достиг уже уровня, когда несмотря на добрую усталость, можно было прошагать еще километров двадцать. Здравый смысл подсказывал, что состояние это обманчивое и Филипп не стал тратить время — велел Тишке натаскать кедровых веток.

— Нам нужны лошади, Антон. — Сказал он, укладываясь на лежанку из лапника.

— Зело осторожно [опасно], брат. — Покосился на него Антон.

— Мы не можем вечно скитаться по лесам. Завтра мы должны повернуть на север.

Антон нехотя кивнул и вынув из чехла ружье, пошел за зверем.

Завадский не стал его дожидаться и лег спать, а утром проснулся раньше всех, огляделся — Антон спал, свернувшись под шубой калачиком, а Бес по своему обыкновению дремал облокотившись спиной о кедр, скрестив на груди руки и наклонив голову. Несмотря на холод, он ничем не укрывался. Лицо его во сне не искажалось гримасами и в таком состоянии Филипп снова обратил внимание на его неславянские черты. Он не был азиатом или арабом — скорее походил на южного европейца вроде итальянца или корсиканца, или может латиноамериканца, но без смуглости. Лицо у него было бледным, только длинные волнистые волосы черны.

А вот Тишки нигде не было. Завадский обошел округу и вдруг услышал голоса: один ломающийся, другой непривычно звонкий, смешливый. Филипп вышел к полю. На самом краю под раскидистой кедровой кроной сидели на коряге двое: смущенный Тишка и девчонка в сарафане с коротким золотистым хвостом волос. Филипп впервые увидел здесь девушку с хвостом вместо косы, причем в том симпатичном виде — стягивающим волосы к затылку. На коленях у нее располагалась большая корзина с шишками. Тишка и девчонка были примерно одного возраста, они сидели спинами к Филиппу, повернув друг к другу свои юные лица, за их профилями простиралось тронутое инеем поле, уходящее в облачную синь.

По горящим глазам нетрудно было угадать взаимную заинтересованность. Филипп заметил, что Тишка держал в своих грязных ладонях наполовину облущенную кедровую шишку и стараясь не шуметь подошел чуть ближе — он понимал, что девчонка в такой глуши не одна. Встав осторожно у кедра, Завадский поглядел вдоль опушки. Справа вдалеке на поле он увидел несколько женщин с корзинами. Одна из них повернувшись к ним закричала с неожиданно знакомой Филиппу интонацией:

— Анютка-а-а-а!

— Ну?! — крикнула в ответ девчонка. Несмотря на юность и нежный облик, голос у нее звучал сильно.

Услышав с удивлением родной уральский говор (глотание первых гласных и сование всюду «ну» вместо «да» и «чего») на Завадского нахлынула ностальгия. Да неужели и триста лет назад уже так говорили?

— Ристай сюды!

Девчонка поднялась и заметив Филиппа, испугалась, но взяла себя в руки, увидев, что Тишка спокойно поздоровался с ним. Девка была симпатичной и очень молодой — может лет шестнадцать всего. Руки и шея крепкие, загорелые, глаза большие, наивные, юные, любопытные. Губы слегка полноватые, щеки упругие, приятно округлые — того типа, за которые хочется ущипнуть.

— Анютка! — снова заорала баба тоном продавщицы, заприметившей покупателя, сующего в карман неоплаченный шкалик водки.

Завадский понял уже в чем причина нервозности.

Филипп подошел к девчонке. Глаза у нее тоже были синие, но бледноватые, не такие насыщенно-небесные, как у него.

— Здравствуй, Аня.

Она смотрела ему прямо в глаза, как обычно смотрят красивые девушки.

— Здравствуй…

Тишка нервно почесал локоть. Женщины вдоль опушки спешили к ним. У одной на плече была гротескно здоровая колотушка — видимо, чтобы сбивать шишки с кедра.

— Где вы живете?

— У них зде слобода, Филипп, — ответил вместо нее Тишка, поглядывая на торопливо приближающихся баб, — сто человеков живучи на отоке.

— Слобода?

— Втайная.

— То есть община?

Тишка пожал плечами.

— У вас есть лошади?

— Есть кобылы… — Ответила Аня, не отводя взгляда от небесной синевы.

— Филипп, — Тишка обеспокоенно кивнул на женщин, которые уже были совсем рядом — примерно в тридцати метрах. Судя по активным движениям рук и плеч, настроены они были воинственно. Было их около дюжины и помимо колотушки вооружены они были крепкими палками и серпами.

Филипп развел руки в стороны и вышел им навстречу.

— Дамы. — Поклонился он с улыбкой.

На лицах женщин воинственность сменялась разнообразными эмоциями — от удивления и заинтересованности до равнодушия.

— Анька! — позвала командным голосом крупная баба с колотушкой на плече.

Девчонка покорно перешла к своим, тотчас потерявшись за спинами соплеменниц.

— Вы кто такие и еже вам надобе? — вопросила баба.

— Мы путники и хотим купить у вас лошадей.

Баба оглядела грязную изодранную одежду Филиппа и выразительное лицо ее перекосило гримасой.

— Купить? — спросила она саркастически, очевидно приняв их за бродяг.

— Ну. — Ответил Филипп и понял по лицам, что пароль «свой-чужой» работает и в обратную сторону.

Спустя час женщины оставили их на толоке у засохшей речушки и велели дожидаться здесь, а сами скрылись в березовой роще. Тишка щенячьим взглядом глядел на удаляющуюся девчонку с хвостиком и перед тем, как скрыться в лесу к его великой радости она обернулась и тоже поглядела на него.

Филипп посмотрел на Антона. Вид, конечно, разбойный — кинжал за поясом, ружье за плечом, которое он, правда, носил в чехле. Женщины его как будто не заметили.

— Спрячьте оружие.

— Уверен, брат? — спросил Антон.

Филипп указал на Беса.

— Лук он, допустим, сам сделал, а как ты объяснишь откуда у тебя ружье?

— Неча сказывать. Они и не спросят.

— Они может и не спросят, но сообщат кому следует. Спрячьте оружие. Только не здесь.

Антон с Бесом направились в лес.

— Подождите! — Филипп достал пистолеты.

— Это тоже спрячь. — Протянул он пистоли.

Антон забрал оружие.

Филипп тем временем достал кошелек и заглянул — не считая медяков-овалов, лежало там двенадцать серебряных рублей и двадцать талеров — немалые деньги по тем временам. На лошадей и повозку с лихвой должно хватить одного рубля.

Убрав кошелек, он посмотрел на Тишку. Тот кусал губы, расхаживая вдоль опушки — томился.

— Понравилась девка? — спросил Завадский.

— Оченно. — Смущенно улыбнулся Тишка.

Филипп понимающе кивнул.

Минут через пятнадцать из березовой рощи якобы неслышно вышли шестеро мужиков чем-то смутно похожих друг на друга, будто были родными братьями. На самом деле, Антон давно их заметил.

По первому виду и простой домотканой одежде — крестьяне. Глядели они настороженно, некоторые были с топорами и палками — явно не для работных дел. Главным среди них оказался говорливый мужик среднего роста по имени Шумило. Хотя возможно это было прозвище. Завадский уже привык, что в семнадцатом веке прозвища часто заменяли имена — предтеча будущих фамилий.

Шумило был широкоплеч, жилист, жидкобородат, имел глаза навыкате, приплюснутый нос и в целом чем-то напоминал Завадскому ангарского маньяка Попкова.

— Здравствуйте, люди добрые! Кто такие? Амо путь держите? — протараторил он четкой скороговоркой бывалого зэка.

Филипп отчего-то не мог отделаться от сходства его с уголовником.

Антон выдал заранее приготовленную легенду:

— Мы люди Тобольского купца Автандилова. На дороге из Урги ключилося с нами несчастье — бросились на наш обоз конне черти нехрещенные татары, всех истнили, побили да пограбили, ин хозяина нашего на куски изрубили, мы же еле ноги унесли, топерва путь держим в Братский гради.

Шумило часто заморгал, зацокал, не вызывая, однако доверия. Остальные мужики глядели хмуро. Только один молодой долговязый парень смотрел с дебильной улыбкой, чуть приоткрыв рот.

— А еже хотите от нас?

— Мы хотим купить у вас коней, ежели лишних имеете. — Сказал Филипп.

Все взгляды переместились на него, привлеченные в том числе его непривычным говором.

— На что же купить, ежели вас пограбичи? — спросил Шумило, выкатив на Завадского любопытные глаза.

— За пару лошадей с повозкой дадим рубль, — вместо ответа сообщил Филипп.

— Постой-ка, — засеменил к нему Шумило и как по команде за ним двинулись другие мужики, — отнюду, мил человек, у тебя рубль, коли ты холоп невольний?

Филипп изучающе смотрел в водянистые глаза с ложной угодливостью глядевшие на него снизу.

— Филипп служил у нашего купца приказчиком. — Пояснил Бес.

Мужики поглядели на Беса, и от его ужимок стали посмеиваться.

Шумило же видя, что Филипп, Антон и отрок Тишка не разделяют их насмешек, неожиданно гаркнул:

— А ну охолонись, братва! От великого ума елико потешаетесь над хворым?! Сами же горемыки еже мы!

Мужики как по команде прекратили посмеиваться, только долговязый продолжал придурковато скалиться, но Завадский уже понял, что у него это вероятно врожденное.

— Мы единако нахлебались горестей. — Вздыхая пояснил Шумило. — Сами с посаду под Албазином. Яко сожгли его цины, бежали мы семьями, дабы не пленили нехристи. Ноне покамест суть да дело, Сибирь оток вольный, само себя не прокормишь, на Бога бысти не уповай, поди-тко сами ведаете?

Антон и Филипп согласно кивнули.

— Убо люди мы простые яко и вы, посем рублей ваших нам не надобе. Ин да зачем они зде посреди лесов да болот? С еродиями [цаплями] да векшами [белками] торговати? А вы нам пособите лучше братцы добрым деянием. Мужицких рук вдосталь, да лишнего не буде. Пару денечков и дадим коней с тележкой. А с нас же кров да щей с хлебом.

— А что же за работа, Шумилка? — спросил Антон.

Шумило как будто смутился, хотя Филипп был уверен, что тот переигрывает.

— Да церквушку мы зде кропаем, ребяты.

— Молодцы, — «похвалил» Завадский, думая про себя что встреча с очередным «пастырем» это не так уж плохо. Во всяком случае вряд ли им теперь грозит выдача проклятому строгановскому приказчику. Не только как практик, но и как бывший преподаватель сектоведения, Завадский хорошо знал, что лидеры сект предпочитают, как можно дальше держаться от официальных властей.

— Убо коли область наше хрестьянское годе церквушка не помешает, тако бысти ей вмале, да деяние духовное, вы люди крещенные сами ведаете.

— Ну что ж, — поглядел на братьев Филипп, — дело ваше богоугодное и мы только рады послужить ему да с благодарностью вашему гостеприимству.

Шли, однако, дольше, чем Филипп предполагал. Наконец, минут через тридцать мужики вывели их на полянку, размером примерно в два школьных стадиона в плотном окружении елей и берез. На полянке размещалось около двух десятков дворов, в самой северной части у вырубленного полукруга расположилась небольшая постройка из двух клетей и недостроенной третьей. Шумило указал на нее и сказал, что это и есть храм.

Работа на них легла тем не менее самая тяжелая и низкоквалифицированная — им нужно было ходить в лес почти за версту и таскать оттуда бревна, которые тесали уже в общине два местных древодела.

Жителей тут действительно было на первый взгляд немного — как будто несколько десятков, вероятно под сотню или чуть больше. Мужики, женщины, много девушек и парней, а вот детей Завадский почти не видел.

Имелся у них и кое-какой скот — по полянке бродили коровы и козы, где-то блеяли овцы, кудахтали куры. Коней тоже хватало — в основным рыжих кляч, Филипп при первом же обзоре насчитал сразу дюжину и немного успокоился, поняв, что их вероятно не станут обманывать.

Шумило показал им фронт работы, указал место, где валят лес и после передал в «руки» хозяйственному старичку Антифею и той самой бабе с колотушкой. Они отвели их в избу, где в грязной коморке надлежало им спать. В тесноте да не в обиде. Вчетвером уместятся, но только правда как шпроты в банке. Впрочем, пару дней потерпеть можно, если на кону Итанцинский острог через неделю.

Баба сначала относилась к ним холодно, но видя, что люди они добрые, в общении вежливые, стала ласковее. Особенно ей полюбился почему-то Бес к удивлению Филиппа. Обычно женщин (да и многих мужчин) пугали его судороги — его натурально считали бесноватым. Но сейчас она поставила перед ним тарелку с большим куском говядины и щей налила ему побольше и погуще и все глядела на него, и не спешила уходить.

Старичок Антифей был немного нагловат и едва братьев накормили тут же погнал их работать. Противиться не стали — уговор есть уговор. Пошли в лес и таскали волоком бревна до самого вечера. Тут не помешала была ломовая лошадь, но добрый лес огораживала чаща — человеку едва пройти.

С самого появления в поселении беспокойный Тишка искал глазами свою Анютку, но так и не нашел. Антон потянул его за ворот в лес. Работа оказалась куда тяжелее, чем они думали. Бревна были довольно длинные, тяжелые, но самое утомительное было таскать их с засеки через чащу, так как они то и дело утыкались в какое-нибудь препятствие. Единственный плюс — время летело быстро. Древоделы уже к вечеру закончили третью клеть.

Шумило был доволен и очень деликатно попросил их остаться не на два дня, а на полтреться, то есть на два с половиной, а по сути на три. Филипп поджал губы, но спорить не стал. Конечно, ему было бы удобнее заплатить за лошадей и повозку, чем тратить время, но выбора не было.

Несмотря на близость зимы, погода все еще баловала, только темнело рано. Ужин оказался скуднее обеда — им дали по лепешке с водой. Филипп подумал — лучше бы уж Антон пошел как обычно на охоту и добыл косулю или дичи, и они поели досыта, но обижать гостеприимства хозяев не хотел, несмотря на то что Шумиле он особенно не доверял. Филипп чувствовал, что он таким образом, как будто отчасти снова становится тем, кем был когда-то — при всех недостатках обычным человеком, который никого не резал, не грабил и не обманывал. Здесь, среди простых людей, в диком месте он будто хотел прикоснуться к старому миру, ощутить остаточную чистоту в душе.

Тишка быстро проглотил лепешку, чуть не подавившись и побежал на улицу. Братья тоже вышли вскоре. Несмотря на мрак и привычку простых людей семнадцатого века ложится рано, здесь еще продолжалась жизнь. Возможно причиной тому были гости. На полянке разожгли костры, вокруг которых толпились мужики и бабы.

Антон, Бес и Филипп встали у одного костра, к ним вскоре подошел Шумило со своими мужиками. Похвалил их за работу, затеял житейский разговор. За всех отдувался Антон, умевший говорить по-простому, не так балагуристо конечно, как Данила или Аким, но тоже был быстро принят мужиками. Как хороший охотник Антон живо нашел тему для общения — какие звери тут водятся да как ловятся. Бес поначалу напрягал мужиков своим видом, но про него сказали, что в детстве его утащил волк и с тех пор у него пошли эти судороги.

Бес сидел поодаль на толстом бревне, привычно протирал ветошью свою пыжатку.

Завадский присел рядом.

— Ты бы убрал ее, — сказал Филипп, глядя перед собой, — а то не ровен час сыграть заставят.

Бес тихо засмеялся.

— А ну и сыграю.

— Да ну тебя к черту, — улыбнулся Филипп.

— А еже тебя смущает, братец? Ты поминаю не худо отплясывал.

— Будешь потом сам им доказывать, что ты не настоящий бес. — Филипп вдруг нахмурился. — А где Тишка?

— Да вон же. — Бес указал на дальний двор, где у костра собрались отроки и все поглядывали в сторону соседнего двора, где у околицы на пеньках сидели близко друг к другу две фигурки.

— Хренов Ромео. — Проворчал Филипп.

Бес глядел в сторону — у другого костра собралась молодёжь постарше. Филипп обратил внимание на трех парней на границе света и тьмы, среди которых выделялся ростом долговязый. Ему было лет около двадцати навскидку. В полутьме сверкали его глаза, обращенные на Тишку и его новую подругу Анютку.

— Чаю, брат, Тишка нам доставит забот. — Сказал Бес, поворачивая лицо к Филиппу. — Ты бы поговорил с ним…