Спасти Рождество

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЕРВАЯ

— Ты там жив? — Кэт ткнула Ноа в плечо. Она не была уверена, как долго они пролежали вот так, сбившись в кучу на полу. Честно говоря, она не была уверена, какой сейчас год. Кэт даже не могла вернуться назад в воспоминаниях, чтобы сравнить прежние сексуальные эскапады⁷⁸ с тем, что явно было вершиной ее оргазмических переживаний.

Ее тело было расслабленным и ленивым, а разум практически пуст. У Кэт остались только две связные мысли:

1. Ноа Йейтс был королем оргазмов.

2. Ее обеденный стол был сломан.

Один из них в порыве страсти ударил ногой по ножке и отбросил ее от стола, который теперь опасно накренился без опоры.

Ноа пошевелился и переместил свой вес, крепко прижимавший ее к полу.

— Ммм?

Кэт ткнула его в ребра.

— Хэй?

— Считай, что я в сексуальной коме, — пробормотал Ноа ей в плечо.

Сексуальная кома. Это было настолько идеальное описание, насколько это вообще возможно для их текущего состояния. Ее сердцебиение еще не пришло в норму, все еще учащенное от адреналина и, возможно, из-за водоворота страха, который он в ней пробудил.

Кэт нравилось быстро и весело. Когда не было времени думать или медлить. Но Ноа вывел ее за рамки привычного. Привел ее туда, где все, что она могла делать, — это чувствовать. А нежность, с которой он смотрел в ее глаза, в ее душу? Этого было достаточно, чтобы вызвать некоторую тревогу.

Ноа был сложным. Он был отцом, вынужденной частью шоу, и он заставлял ее чувствовать то, что она не хотела ощущать. Кэт не хотела уступать место сложностям. Ноа долгое время был моногамным парнем. Он учитывал риски и выбирал самый безопасный путь. Он ожидал отношений. Настоящих. Не просто сообщений по типу «Хэй, я в городе».

Ноа нужен был кто-то, кто будет дома каждый день к 17:05 вечера. Кто-то, кто будет рядом по выходным. Кто-то, с кем можно ходить в кино по средам.

Но Кэт любила свою жизнь, нелепый график и все такое. Она любила бизнес, важность и необходимость того, что делала. Ей нравилось, что не нужно было ни перед кем отчитываться, если она опаздывала. Если Кэт хотела провести дополнительные выходные на съемках, ей не нужно было сверяться с чьим-либо графиком. Ей нравились смена обстановки, бешеная спешка и напряженные временные рамки телевидения. Не так ли?

Боже, горстка оргазмов, и она уже ждала предложения руки и сердца от этого мужчины. Ей не хватало сна и клеток мозга. Может ли секс убивать клетки мозга?

Кэт искала предлог, чтобы отправить его домой, чтобы немного дистанцироваться и обрести равновесие. Но сексуальная кома затуманила ее разум.

— Хочешь воды? — прошептал Ноа, касаясь губами нежной кожи ее шеи.

— Ага, — прохрипела она. Что угодно, лишь бы убрать его горячую кожу с ее.

Ноа приподнялся, а Кэт сделала вид, что не замечает выраженных бицепсов и рельефного пресса. Сняв брюки, сбившиеся вокруг его ног, Ноа голым прошел на ее крошечную кухню и открыл холодильник.

— Господи, Кэт, — позвал он. — У тебя здесь три бутылки воды, половина зеленого сока и немного увядшего салата. Как ты выживаешь?

— Просто прекрасно. Напои меня, — приказала она, усаживаясь. Кэт схватила с пола рубашку и натянула ее через голову. Если она не будет голой, у него не будет причин оставаться здесь. Кэт доковыляла до дивана и плюхнулась на подушку.

«Его задница — прекрасный образец мужских задниц», — подумала она, склонив голову, чтобы полюбоваться ее симметрией. Она восхищалась ей и раньше, когда он был в джинсах, но без каких-либо украшений она была еще эффектнее.

— Ты тренируешься? — спросила она, прежде чем ее мозг успел остановить рот.

Ноа вернулся к ней с бутылками воды в руках и грациозно опустился на подушку. Он открыл бутылку и протянул ей.

— Я хожу в зал, — ответил он, глотая свою воду.

— Это заметно, — сказала Кэт, позволяя своему взгляду оценивающе блуждать по остальному его телу. Ей нравилось, что он был достаточно уверен в себе, чтобы не потянуться сразу за штанами в углу или за нижним бельем, где бы оно ни находилось.

— Мы сейчас ведем светскую беседу? — спросил Ноа, пристально глядя на нее. — После всего?

Кэт почувствовала себя неловко из-за своего смущения. Он выводил ее из равновесия. Это напомнило ей о том времени, когда они с Гэнноном были детьми, играющими в бейсбол у соседей. В своей бесконечной девятилетней мудрости они упирались лбами в конец биты и крутились до тех пор, пока были не способны бежать по прямой.

Вот что она чувствовала сейчас. Головокружение и отсутствие полного контроля над ситуацией.

— Делиться наблюдениями — это не светская беседа, — возразила Кэт.

— Хмм, — ответил Ноа. Он смотрел на нее с чем-то теплым, чем-то собственническим в этих проницательных зеленых глазах. Его волосы были в беспорядке от того, как требовательно она тянула их пальцами. Он выглядел таким расслабленным, таким счастливым и уверенным в себе. Все, чего хотела Кэт, это свернуться калачиком у него на коленях и заснуть. Но это было совсем не то, что она сделала.

— Что ж, мне рано вставать… — начала она.

— Попроси меня остаться, Кэт, — он отдал приказ спокойно, негромко. Она моргнула, открыла рот, чтобы возразить. Но ее тело не хотело, чтобы она спорила. Ее тело хотело свернуться калачиком рядом с теплом Ноа, хотело проснуться от этого мягкого взгляда и этих сильных рук.

Но, черт возьми, ее тело также хотело пиццы, виски с колой и жаренных во фритюре сникерсов. Ее тело не управляло ее разумом.

— Останься со мной. Пожалуйста, — слова слетели с ее губ прежде, чем она успела их остановить.

Он притянул ее к себе, прижимая к своему стройному, твердому телу. Кэт сопротивлялась желанию расслабиться, но с его жаром и нежным поглаживанием руки по изгибу ее бедра было невозможно бороться.

— У меня есть вопросы, — сказала она в темноту.

— Хорошо, — снисходительно выдохнул Ноа в ее волосы. — Валяй.

— Твоя мать. Почему она… такая, какая есть? И почему Рождественский фестиваль так важен лично для тебя?

Он сделал еще один вдох и медленно выдохнул, как будто тщательно подбирая слова.

— Мой отец был игроком и алкоголиком. Но я узнал об этом только годы спустя. Все, что я знал, когда мне было пять или шесть, это то, что он меня пугал. Еды никогда не хватало. Денег никогда не было. Зимой в доме никогда не было достаточно тепло. Моя мама никогда не была счастлива. Они часто ссорились по ночам. Иногда он пропадал на несколько дней.

Кэт села, чтобы посмотреть на него. Это было не то, чего она ожидала.

Ноа тяжело сглотнул, а затем криво улыбнулся.

— Однажды он должен был присматривать за мной, пока мама ушла в продуктовый магазин. Он подумал, что я слишком шумлю. Так что, он… он, э-э, запер меня в подвале. Когда моя мать вернулась домой, он был пьян, и она подумала, что я куда-то ушел. Вызвали полицию, но прошло некоторое время, прежде чем они, наконец, нашли меня.

— Как долго ты там пробыл? — тихо спросила Кэт.

— Шесть часов. — В сухом смехе Ноа не было и капли веселья. Она протянула руку и переплела свои пальцы с его. Просто прикосновение. Дружеское напоминание о том, что прошлое было там, где и должно быть. Далеко-далеко позади.

Кэт выругалась себе под нос.

— Ты мог бы просто сказать: «Не суй свой нос не в свое дело».

Он криво усмехнулся и поправил очки.

— После того, что мы только что пережили, — сказал он, указывая на пол, — ты хочешь начать выстраивать границы?

— Я не хочу, чтобы ты чувствовал себя обязанным рассказывать мне… что угодно, — начала Кэт. — Просто… Я имею в виду, что знаю, что это должно быть трудно для тебя, и у нас определенно было не лучшее начало.

— Я думаю, мы более чем компенсировали это, — возразил Ноа. — Думаю, я просто хочу, чтобы ты знала. Вот почему фестиваль так важен для меня. Кэт, это было единственное время года, когда я мог по-настоящему сбежать. Когда каждый год на следующий день после Дня Благодарения зажигали елку, когда весь город был украшен гирляндами и мишурой, мне было куда пойти каждый день после школы, помимо дома. Я помогал всем, чем мог, просто чтобы мне не пришлось возвращаться. И жители Мерри позволяли мне. Я обслуживал киоск с горячим шоколадом. Подметал тротуары. Упаковывал подарки. Они кормили меня, платили мне. Даже когда в этом не было необходимости.

Он прочистил горло, его голос был полон эмоций.

— Я ходил на зажигание каждой елки. Ада Романски — она была последним городским управляющим — произносила небольшую речь, а затем нажимала на кнопку, которая освещала елку, и я думал, что это самая крутая работа в мире. Я хотел эту работу. Иногда летом, когда мои родители ссорились или когда не хватало еды, я ложился спать, и мне снились эти огни.

Кэт сморгнула горячие слезы.

— Господи, — выдохнула она. — Твой отец еще жив? Потому что я за то, чтобы съездить в его дерьмовую квартиру — ведь у такого мудака не может быть дома — и надрать ему задницу.

— Он ушел, когда я был подростком. Пошел на работу и просто не вернулся. Поначалу это было для меня облегчением. Его не было рядом, чтобы сказать мне, какое я разочарование или какой я жалкий. Но затем реальность обрушилась на меня. Мама не работала, никогда не работала. И мы перешли от состояния, когда едва сводили концы с концами, к тому, что пошли ко дну.

Кэт сжала его руку, сердце разрывалось на части из-за маленького мальчика, который мечтал о рождественских огнях.

— Единственное, что у меня было в те дни, это школа и Рождественский фестиваль. Две яркие блестящие вещи, за которые я мог держаться, чтобы пройти через все остальное. Ссоры, то, что я никогда не имел достаточно, никогда не был достаточно хорош. Так что я усердно работал, получил несколько стипендий и решил, что проведу свою жизнь, отдавая долг городу, который дал мне так много. А моя мама? К тому времени, как он ушел, от нее мало что осталось. Она переехала в место в паре миль от города. Никто из нас не мог больше выносить вида того дома. Но она просто давным-давно сдалась.

Кэт откинула голову назад и уставилась в потолок.

— Ноа, это очень многое объясняет.

— Например что?

— Ты не придурок. Ты травмирован.

— Я не травмирован, — возразил он. — Это было десятилетия назад. Я пережил это. Я должен был пережить это.

Кэт взяла его за подбородок свободной рукой.

— Послушай меня. Есть разница между тем, чтобы быть травмированным и тем, чтобы быть жертвой. Ты взял то, что было ужасным детством, и позаботился о том, чтобы твоя дочь никогда не чувствовала ничего подобного. Она никогда не будет голодной, замерзшей или напуганной.

— Много же пользы ей это принесло. Она хочет стать знаменитостью и покрасить волосы в розовый. Затем она скажет мне, что не хочет поступать в колледж.

Кэт ласково сжала его покрытый щетиной подбородок.

— Остановись. Ты не мог контролировать ситуацию, когда был ребенком. Твои родители были недостаточно ответственными, чтобы обеспечить стабильность и защиту, необходимые для того, чтобы ты чувствовал себя в безопасности. Вот почему теперь ты — мистер Нет. И почему был таким придурком по отношению к шоу.

— Я бы не сказал, что был придурком…

— Полным придурком.

— Ладно. Я был придурком, — признал он. — Я просто… Все должно быть безопасно, опрятно и надежно. Я отвечаю за средства существования этого города и отношусь к этому очень серьезно. Я не хочу никого подводить или принимать неправильные решения, которые навредят людям.

— Другими словами, ты перестраховываешься, — заполнила пробел Кэт.

— Иногда, может быть, даже слишком, — согласился Ноа. Он взял ее руку и провел кончиком пальца по татуировке. — Я неестественно хорош в оценке рисков. И ты самый огромный из них.

Она ухмыльнулась.

— Как я могу быть риском? Я легкая, веселая, не требую постоянной заботы и внимания.

— О, ты тот еще риск. Я могу влюбиться в тебя, а ты можешь просто уйти из моей жизни к следующей работе, к следующему парню, к следующему приключению. И мне не останется ничего, кроме воспоминаний.

--

Кэт проснулась от того, что его затвердевший во сне член, уткнулся в основание ее позвоночника. Даже во сне Ноа прижимался к ней, жадный до большего трения.

Ее тело болело и было измучено после вчерашнего вечера, но все же… Было и острое желание большего. Она думала, что, если поддастся порыву хотя бы один раз, это притупит ее потребность. Но теперь она боялась, что возможно лишь разбудила дракона. Близость? Это было слишком. Но результат. Дорогой, милый младенец Иисус, она никогда не испытывала ничего подобного за всю историю своей сексуальной жизни.

Какая ирония — дожить до тридцати двух лет только для того, чтобы осознать, как многого была лишена. Кэт хотела большего. Больше его грубых слов, больше его тела, поклоняющегося ее собственному. Больше хождения по грани между болью и удовольствием, грозящей захлестнуть ее. И все же ее сердце болело за него, за этого маленького мальчика, жаждущего любви и безопасности. Кэт недооценивала его по всем фронтам.

Его рука была перекинута через ее талию и сжимала грудь. Она почувствовала, как ее сосок уперся в его ладонь, ищущий, нуждающийся. Ноа снова прижался к ее заднице, и Кэт почувствовала, как по ней пробежала дрожь желания.

Она накрыла его ладонь своей, и стала мять грудь.

— Ммм, — пробормотал он в ее волосы. Кэт подождала, пока он проснется, и была вознаграждена более осознанным толчком в спину.

Она протянула руку назад между их телами и провела пальцами по его эрекции. Он отвел бедра назад, давая ей возможность обхватить его рукой. Одного движения ее крепкой хватки было достаточно, чтобы почувствовать, как влага собирается на его головке.

Кэт услышала вздох, вырвавшийся из его груди, и его член дернулся в ее руке. Он был более чем готов для нее. Но она не была готова к близости, к той грубости, которую они разделили прошлой ночью. Это было слишком… серьезно. Слишком интенсивно. Кэт хотела показать Ноа веселье, а не превратить его в родственную душу — сексуального раба.

Кэт перевернулась на живот, приподняв задницу. Это было приглашение, в котором нуждался Ноа.

— Презерватив, — потребовал он хриплым ото сна голосом.

Она указала на прикроватную тумбочку, и он в спешке сорвал ящик с направляющих.

Как в эксперименте Павлова, Кэт почувствовала, как становится влажной от звука разрывающейся фольги между его очень умелыми пальцами. Здесь не будет никакой утонченности, просто сонный утренний трах, который разбудит и согреет их тела. Не нужно смотреть друг другу в глаза и разгадывать в них секреты друг друга. Никаких тревожных стремлений к чему-то гораздо большему.

Кэт зарылась лицом в подушку, когда Ноа вошел в нее. Он задержался на мгновение, на дюйм внутри, разжигая огонь, который грозил сжечь их обоих дотла. Проведя руками по ее спине и бокам, он слегка наклонился вперед, чтобы обхватить ее грудь и скользнуть еще на дюйм глубже.

Она едва сдерживала рыдания. Он был недостаточно глубоко. Она была недостаточно наполнена. Она отчаянно нуждалась в этом. В нем.

Она подалась бедрами назад, прижимаясь к нему, и он вошел еще на дюйм. Кэт судорожно вздохнула. Ее пальцы вцепились в простыни мертвой хваткой. Ноа гладил ее по позвоночнику вверх и вниз, нежными, но возбуждающими движениями. Всюду, где он касался, ее кожа становилась на тысячу градусов теплее. Ее ягодицы, задняя часть бедер, позвоночник, и снова грудь. Он мял их своими твердыми пальцами и без предупреждения дернул ее назад, насаживая на свой член.

Кэт закричала в подушку. Ее тело, охваченное дрожью и ощущением нарастающего удовольствия, стремительно приближалось к оргазму.

— Черт возьми, детка. Ты такая мокрая, — простонал он, впиваясь пальцами в ее мягкую плоть. — Я еще даже не прикасался к тебе.

Ноа не спеша выскользнул из нее, и Кэт сразу же почувствовала себя опустошенной. Когда он снова погрузился в нее, она почувствовала, как его тело прижимается к ее. Потребность, с которой она боролась, была и в нем. Инстинкт вел их в одном и только в одном направлении. Удовлетворении.

Он начал двигаться в размеренном ритме, пока Кэт извивалась под ним, нуждаясь в большем. Это медленное, сладостное скольжение его тела, нежные поглаживания его рук творили что-то с ее сердцем. Она чувствовала тепло, открытость, обожание.

Он делал это слишком серьезным, слишком интенсивным.

Кэт приподнялась на руках. Она уставилась на него через плечо, поймала его взгляд и одарила самой грязной ухмылкой.

— Трахни меня, Ноа.

В ту секунду, когда эти слова сорвались с ее губ, Ноа сжал руки на ее бедрах и вошел в нее, как мужчина, выполняющий задание. Поглаживая ее, он замедлил темп, а затем перешел на звериную скорость. Не отдавая себе отчета, Кэт изогнула спину, меняя угол проникновения.

— Боже, да, — прошептала она.

Его пальцы впились в нежную плоть на ее бедрах, но Кэт было все равно. Она хотела больше тихих стонов, вырывавшихся из него. Хотела прикосновений его пальцев. Хотела ощутить, как ее пронзают насквозь, когда он достигнет самого глубокого места внутри нее.

Он входил в нее все сильнее и сильнее, его бедра упирались в ее. Он удерживал ее на месте мертвой хваткой.

Ее грудь покачивалась от толчков, соски скользили по мягким простыням, усиливая ее возбуждение.

Она бормотала какую-то чушь. Умоляя о том, что, как они и так оба знали, он даст.

— Я хочу кончить, Ноа, — выкрикнула она просьбу.

Он опустил ее плечи так, что в воздухе осталась только ее задница, а затем скользнул руками вниз, чтобы потянуть за ее соски.

— Потрогай себя, Кэт. Кончи на меня. Дай мне почувствовать это.

Его пальцы терзали ее грудь в согласованном ритме, словно два рта. Кэт скользнула рукой между ног, где их тела соединялись.

Ничто не имело значения. Ни время, ни расписание съемок, ни даже Рождество. Только это.

Кэт была экспертом по своему телу. Она точно знала, какое давление необходимо. Она использовала пальцы, чтобы растирать и прокладывать свой путь к вершине.

— Ноа, — выдохнула она.

— Я чувствую тебя, детка. Отпусти это. Мне нужно почувствовать, как ты…

Первый восхитительный приступ ее оргазма прервал его. Ноа издал сдержанный звук удовольствия, когда Кэт сомкнулась вокруг него.

— Блять, детка. Да.

Его пальцы не прекращали терзать ее соски, и Кэт почувствовала, как тело возносится на небеса между движениями его члена внутри нее и потягиванием ее груди. Она прижималась к нему снова и снова, переживая блаженное, душераздирающее освобождение, от которого ее трясло, а колени подкашивались.

Она услышала его гортанный стон, свидетельствующий о том, что он приближается к собственной кульминации.

— Кончи на меня, — услышала она свой голос.

Ей не нужно было повторять дважды. Ноа вышел из нее и стянул презерватив. Кэт протянула руку между ног, чтобы обхватить его яйца, и взглянула через плечо. Она не хотела упустить ни секунды этой фантазии, которая не покидала ее целый месяц.

Он сжал свой член в кулак, провел по нему один раз и зарычал.

— Кончи для меня, Ноа, — скомандовала Кэт.

Он глядел ей в глаза, словно сумасшедший, теряя контроль и проводя рукой по всей длине своего члена.

— Быстрее, — зачарованно прошептала Кэт.

Ноа повиновался, не разрывая зрительного контакта. Хватка на его члене выглядела почти болезненной. Кэт на мгновение забыла, что его яйца находятся у нее в ладони. Вспомнив, она потянула их вниз, поглаживая пальцами.

Ноздри Ноа раздулись, зеленые глаза были прикрыты. Кэт внезапно почувствовала, что она была его добычей, а не мучительницей.

— Сильнее, Ноа! — Она сильно сжала его яйца, увидела, как он вздрогнул, но его рука ускорилась, сжимая эрекцию сильнее, быстрее, пока его челюсти не сжались, а дыхание не остановилось. Затем внезапно его свободная рука оказалась между ее ног, пальцы надавили на ее клитор, танцуя по его гладкой поверхности.

Кэт вскрикнула, когда подлый ублюдок довел ее до очередного оргазма. Она почувствовала, как первая горячая струя его освобождения коснулась ее спины, стекая по изгибу ее задницы. Кэт заставила себя открыть глаза, чтобы посмотреть, как они соприкасаются. Она чувствовала себя запечатленной, заклейменной, выгравированной на его коже, когда Ноа тихо стонал при каждом движении своего кулака. Кэт всхлипывала сквозь оргазм, который опустошил ее, лишив способности мыслить.