Глава 10

Пристанище Биббза, аккуратная комната для гостей, куда «ламидальный» Джордж провел его в день приезда, всё еще выглядело временным жилищем, возможно, потому что Биббз сам не ощущал себя постоянным обитателем особняка. Однако на каминную полку он поставил две фотографии, принадлежащие ему лично: с первого «группового» снимка, сделанного двадцать лет назад, на него смотрели отец, мать и маленькие Джим и Роскоу, со второго, «кабинетного портрета»[21], - шестнадцатилетняя Эдит. На столе лежали книги, которые он достал из своего чемодана: «Sartor Resartus», «Virginibus Puerisque»[22], «Гекльберри Финн» и сборник стихов Джеймса Уиткомба Райли[23]. В чемодане остались еще несколько томов, а сам он, большой и тяжелый, так и стоял у изножья кровати, создавая впечатление, что гость вот-вот уедет. Чемодан вмещал всё имущество Биббза Шеридана, а также свидетельства его тайной жизни. На следующий день после разговора с отцом, молодой человек присел на стул рядом с чемоданом и принялся ворошить небольшую пачку рукописей во внутреннем кармане на крышке. Некоторые записи он просматривал с сомнением, не находя в них ничего стоящего, но один листок заставил его улыбнуться. Затем он грустно покачал головой и столь же грустно начал читать написанное. На бумаге стояли печать лечебницы и название — «Досуг».

На скорости семьдесят миль в час можно быть отрешенным, но только не машинисту поезда. Привычка размышлять не пригодится кочегару в литейном цеху, и не надо о ней упоминать на собеседовании при устройстве туда. По моему мнению, тем, кто мечтает лишь о счастье созерцать мир, логичнее всего стать нетрудоспособным: время это деньги больного, и почему бы не потратить их витая в эмпиреях. При этом мало просто сказаться больным. Опыт говорит мне, что для того, чтобы по-настоящему наслаждаться жизнью, необходимо умереть для всех радостей земных. Спокойствие смертельно больного не потревожить известиям о скором выздоровлении, он безмятежно возлежит на шезлонге, купаясь в солнечном свете. Мир где-то за стеной, столь толстой и высокой, что его слуха не касаются ни рев горнил, ни вопли свистков. Умиротворение…

На слове «умиротворение» чтение было прервано весьма любопытным происшествием, представляющим собой полную противоположность написанному. В коридоре, прямо за дверью Биббза, зазвучали громкие голоса; это ссорились женщины, начав перебранку в комнате Эдит и не собираясь заканчивать ожесточенный конфликт за ее пределами.

— САМА отправляйся домой! — оглушительно верещала сестра. — Иди домой и хотя бы немного подумай о своем МУЖЕ!

— Эди, Эди! — укоризненно приговаривала мать, пытаясь примирить стороны.

— Это ТЫ послушай! — Раздался голос Сибил, резкий и дрожащий от волнения. — И не смей так разговаривать со мной! Я пришла рассказать о том, что слышала, маме Шеридан, чтобы она, если посчитает нужным, рассказала обо всем папе Шеридану. Я это сделала для твоего же блага.

— Ну да, конечно! — Эдит насмешливо расхохоталась. — Конечно, конечно! Это было единственной ТВОЕЙ причиной! Нет уж! Это ТЫ не хочешь, чтоб у нас с Бобби Лэмхорном что-то получилось, потому что…

— Эди, милая! Успокойся!

— Ой, мамочка, хватит уже! Мне интересно вот что: если эти ее новые приятельницы сказали, что о нем ходят ТАКИЕ слухи, после которых ему лучше в нашем доме не появляться, что ж она перед ним СВОЮ дверь не закрывает. Как…

— Я объяснила это маме Шеридан. — Было слышно, что Сибил спускается по лестнице. — С семейными людьми всё по-другому. Кое-чего юным девицам знать не стоит…

Но, кажется, это не слишком утешило Эдит.

— Юным девицам знать не стоит! — пронзительно взвизгнула она. — А тебе очень хочется стать хранительницей тайны! Берегись, не то Роскоу заметит, ЧТО ты там пытаешься скрыть!

Ответа Сибил Биббз не расслышал, но взбудораженная миссис Шеридан мгновенно вернулась к попыткам примирения:

— Тише, Эди, солнышко, она желает тебе добра, не надо…

— Ох, мам, ну помолчите, отстаньте от меня! И только попробуйте заикнуться при папе…

— Ладно, тихо! Ничего я ему сегодня не скажу, но, наверное…

— Пообещайте, НИКОГДА ничего не говорить ему об этом! — пылко воскликнула девушка.

— Поживем-увидим. А теперь возвращайся в свою комнату, и мы…

— Нет! Я НЕ СОБИРАЮСЬ «обсуждать это»! Отпустите меня! Отстаньте! — Эдит толчком распахнула дверь Биббза, вбежала внутрь, захлопнула ее за собой и кинулась на кровать лицом вниз, в сильном возбуждении не заметив, что Биббз в комнате. Захлебываясь слезами и задыхаясь, она била кулаками по покрывалу и подушкам. — Доносчица! — громко бубнила она. — Доносчица! Змея подколодная! Сплетница!

Биббз понял, что она не догадывается о его присутствии, и двинулся к выходу, намереваясь улизнуть, оставив ее в неведении, но шорох движения привлек внимание сестры; она испуганно поднялась и уставилась на него.

— Биббз! Я была уверена, что тебя давно нет.

— Я уходил, но успел вернуться. Извини…

— Ты слышал, как мы с Сибил ругались?

— Только то, что происходило в коридоре. Эдит, приляг. Я уже ухожу.

— Нет, не уходи. — Она промокнула глаза платком, всхлипнула и повторила: — Не уходи. Ты мне не мешаешь; наоборот, успокаиваешь. Мама вечно суетится и всё портит. А ты нет, посиди со мной.

— Хорошо. — Он вернулся на стул у чемодана. — Давай, плачь, сколько захочешь, Эдит, — сказал он. — В слезах нет ничего страшного!

— Сибил заявила маме… АХ! — задохнулась она. — Мэри Вертриз пригласила нас с мамой и с Сибил на чай пару недель назад, там были дамы, с которыми Сибил мечтала познакомиться, из кожи вон лезла, чтоб понравиться им, а потом бегала за ними — общалась, и вот она приходит и говорит, что ОНИ сказали, что Бобби Лэмхорна в приличных домах не принимают, даже если дружат с его родней. Во-первых, это неправда — ни слову не верю; во-вторых, я знаю, почему она так говорит, более того, она ЗНАЕТ, что я это знаю! Я не скажу, что в этом деле не так, — пока не скажу, потому что папа, да и все вы подумаете, что я такая же чокнутая, как она злобная; а дурак Роскоу может вообще перестать со мной разговаривать. Но я не вру! Просто посмотри на нее, это моя единственная просьба. Просто понаблюдай за этой женщиной. И сам всё увидишь!

По иронии судьбы Биббз в ту минуту действительно наблюдал за «этой женщиной». Выглянув в окно, он увидел, как Сибил остановилась на тротуаре перед старым особняком соседей. Она задержалась там, будто раздумывая, а потом быстрым шагом направилась по дорожке к крыльцу, явственно намереваясь зайти в дом. Он не стал рассказывать об этом сестре, которая, завершив загадочную иеремиаду[24] по поводу вероломства невестки, ушла к себе, оставив брата размышлять в одиночестве. Он думал главным образом о социальной гибкости женщин. Сибил только что участвовала в бурном скандале; ей нанесли такое сильное оскорбление, что ее должно было трясти от негодования; однако она предпочла искать общества людей, лишь поверхностно знакомых ей. Биббз изумился и восхитился. Но он не верил, что на лице или в движениях Сибил не было и следа пережитого волнения: невозможно за три-четыре минуты — именно столько занимала дорога до Вертризов — взять себя в руки после подобной ссоры.

И он не ошибся. Именно в эту секунду Мэри Вертриз недоумевала, что за душевные метания так отчаянно стремится скрыть миссис Роскоу Шеридан. Сама Сибил не подозревала, что по ее поведению можно догадаться, что ее веселая приветливость, подобающая случайной гостье, кажется напускной. Ей так хотелось осуществить план, приведший ее сюда, что она, и без того не отличавшаяся проницательностью, уже не понимала, что творит. Сибил Шеридан принадлежала к древней, как мир, породе людей: праздная и полуобразованная интриганка, она умела обманывать и, конечно, обманывала мужчин, что свойственно ярчайшим и глупейшим представительницам ее пола, среди которых она неизменно находила поддержку и понимание. Такие дамы всегда наносят вред, и ущерб от них был бы еще больше, если бы умные женщины вовремя не давали им отпор, к тому же эти хищницы страдают «близорукостью» и не могут оценить себя со стороны. Сибил не размышляла и не задавала вопросов, а просто шла на поводу у эмоций, точно гончая за конем хозяина. Ей даже не хватало чутья остановиться и обдумать последствия. Если ей хотелось произвести определенное впечатление, она верила, что у нее это выходит. Она верила, что ей верят.

— Мама просила извиниться за то, что не может выйти к вам, — сказала Мэри, когда они сели.

Сибил выдала нечто напоминающее воркующее подхихикивание: ее учили, что именно так реагируют воспитанные люди, если к ним обращается кто-то малознакомый. Этот звук был призван сочетать любезность и попытку очаровать собеседника.

— Думаю, дай-ка заскочу на минутку, — проворковала она, стремясь развеять последние сомнения в своей учтивости. — Подумала, почему бы не поступить как НАСТОЯЩАЯ деревенская соседка. Мы живем почти в деревне, так далеко от центра города, верно? А денек-то какой ЧУДЕСНЫЙ! Хотела сказать вам, как приятно было познакомиться со всеми этими милыми людьми за чаем в тот день. Понимаете, я приехала сюда сразу после свадьбы, в совершенно новую для меня местность, и общалась исключительно с друзьями супруга, потому что почти никого здесь не знала. Мистер Шеридан с юных лет с головой ушел в дела, и, конечно…

Она замолчала, всем видом показывая, что это всё.

— Конечно, — сочувствующе поддакнула Мэри.

— Да. Но теперь мы часто общаемся с Киттерсби, — продолжила Сибил. — Они замечательные. Правда, правда! Да…

Когда ей в голову пришла другая мысль, она прервалась, даже не заметив заминки, и Мэри догадалась, что гостья в их доме не просто так. Более того, как только Сибил в раздумье отвела взгляд от хозяйки, ее глаза сузились, и это означало, что у нее важное дело и связано оно с той легкой, но ощутимой нервозностью, неловко скрытой за якобы приподнятым настроением. Грудь гостьи избыточно вздымалась, руки не находили себе места.

— На днях миссис Киттерсби с дочерью говорили кое о ком из знакомых, — сказала Сибил, с новой силой повторив воркование. — И кое-что застало МЕНЯ врасплох! Речь шла о нашем общем друге, мистере Роберте Лэмхорне…

Мэри мгновенно перебила ее:

— Говоря «общий», вы имеете в виду мою мать и меня? — спросила она.

— Ну да, и Киттерсби, и вас, и всех нас, Шериданов.

— Нет, — сказала Мэри. — Мы не считаем мистера Лэмхорна нашим другом.

К ее удивлению, Сибил охотно закивала, будто ответ чрезвычайно понравился ей.

— Вот так миссис Киттерсби и сказала! — воскликнула она с горячностью, заставившей Мэри изумленно воззриться на нее. — Да, и я слышала, что ВСЕ старинные семьи так отзываются о нем!

Мэри отвела глаза, стараясь сохранить присутствие духа.

— У меня сложилось впечатление, что вы дружны, — сказала она, поспешно добавив: — и ваш муж тоже с ним дружит.

— Да, — рассеянно произнесла гостья. — Конечно, дружит. Слухи о том, что кто-то там любит гульнуть, не должны задевать женатых людей. Но это не так, если речь идет о незамужних девушках. ТОГДА это может быть очень, очень опасно. То, что нормально для семейных, может показаться жутко непристойным для юной леди. Вы согласны, мисс Вертриз?

— Не знаю, — ответила искренняя Мэри. — Вы собираетесь продолжить дружбу с мистером Лэмхорном, но осудите мисс Шеридан, если она захочет общаться с ним?

— Именно так! — последовал пылкий и наивный ответ Сибил. — Что-то мне подсказывает, человек с подобной репутацией не пара для Эдит — и всей семье необходимо это знать. Говорю вам, — с внезапным запалом воскликнула она, — ее отец просто обязан вмешаться!

Зеленые глаза гостьи сверкнули: Сибил чуть не выдала себя, но сдержалась, хотя Мэри успела всё заметить. Так бывает, когда краем глаза видишь, как что-то метнулось из кустов, но тут же забежало обратно в укрытие.

— Конечно, — гораздо сдержаннее продолжила Сибил, — вряд ли стоит упоминать, что я тревожусь исключительно за Эдит. Я люблю ее, как собственную сестру, и не могу равнодушно смотреть на происходящее. У меня сердце разрывается, когда я вижу, что она ломает себе жизнь.

Мэри сразу уловила фальшивую ноту. Сибил хотела спеть с чувством, но дала петуха.

Когда дама принимает гостью, тщательно скрывающую истинные эмоции, нередко возникает двойственность, сравнимая с эффектом взаимоотражения двух стоящих друг напротив друга зеркал — обычного и кривого. В нашем случае Сибил видела искаженное отображение Мэри. Посему Мэри Вертриз, сидящая перед ней, легко поддалась ее яростному натиску, ведь эта Мэри Вертриз была не способна понять ее замысел. Сибил верила, что производит то самое впечатление, которое намеревается произвести; ей и в голову не приходило, что каждым словом, каждым взглядом, каждым жестом она открывает жалкую правду ясному взору Мэри. Мэри же видела перед собой расфуфыренную даму, довольно неотесанную, глупую как пробка, но с сильными, даже неистовыми чувствами. Мэри пока не догадалась, что это за чувства, но начала подозревать.

— И Эдит СЛОМАЕТ себе жизнь, — не останавливалась Сибил. — Это повергнет всю семью в ужас. Папа Шеридан обожает ее до безумия, гордится ей не меньше, чем Джимом и Роскоу. Он не перенесет, если она выйдет замуж за такого человека, как Роберт Лэмхорн; но сейчас он НЕ ЗНАЕТ о нем ничего, и если ему не рассказать, я боюсь, он согласится отдать за него Эдит, а когда всё всплывет после свадьбы, будет слишком поздно. Как видите, мисс Вертриз, я стою перед сложнейшим выбором, но это мой долг.

— Понимаю. — Мэри задумчиво посмотрела на нее. — А мисс Шеридан испытывает к нему сильные чувства?

— Он по уши влюбил ее в себя, — ответила гостья, и ее дыхание стало быстрым и тяжелым. — Ох, она и не сопротивлялась! Она думала, что в этом городе избранное общество недоступно для нее, и с ума сходила от желания туда попасть. И не сомневалась, что Лэмхорн один из НИХ. Ему было легко начинать с таких позиций, но даже это ему не понадобилось. Он всё равно добился бы своего! — Сибил завелась, глаза сверкали, голос дрожал. — Он взялся за нее по-настоящему, как за всё, что делает: хладнокровия ему не занимать. Для него главное — получать удовольствие, и недавно он решил, что будет приятно разжиться большими деньгами, и тут подвернулась Эдит! Он на ней женится! Его не остановить, если, конечно, он не узнает, что она, выйдя за него, останется без гроша, но единственный человек, который сможет убедить его в этом, — папа Шеридан. Так что надо действовать быстро, потому что Лэмхорн торопится жениться на ней. Вчера вечером он признался мне в этом. Сказал, что поведет ее под венец, как только уговорит туда пойти, а малышку Эдит и уговаривать не надо! — Глаза Сибил опять блеснули зеленым огнем. — Он поклялся, что не отступится, — выдохнула она. — Поклялся жениться на Эдит Шеридан, и его ни за что не остановить!

И тут Мэри поняла. Приоткрыв рот, она с недоверием уставилась на лопочущее создание напротив нее, а в голове вдруг вспыхнула картинка, невольно нарисованная Сибил. Мэри с ужасом и жалостью увидела, как Сибил прильнула к Роберту Лэмхорну и гневно говорит ему что-то, понизив голос до жаркого шепота, возможно, потому что дома Роскоу, да и слуги могут услышать. Она представила, как Сибил умоляет, заклинает, осыпает его отчаянными угрозами, а Лэмхорн — порядком устав от нее — сначала уклоняется от ответа, а потом вываливает всю правду, и наконец, выведенный из себя, «клянется» жениться на ее сопернице. Если бы Сибил не выдало слово «поклялся», всё было бы не столь очевидно. Но бедняга продолжала допускать промах за промахом, не осознавая, в чем успела признаться:

— Видите ли, — ей почти удалось успокоиться, — если что делать, то делать немедленно. И я пошла и рассказала о том, что слышала о Лэмхорне, маме Шеридан — о да, я ничего не утаила! Я говорила с ней прямо при Эдит. По-моему, в таких делах следует быть предельно откровенной, чтоб никто не сказал, что это не ради девушки. Так поступают только настоящие друзья. Но мама Шеридан у Эдит под каблуком, без ее ведома она и пикнуть боится. Папа Шеридан не такой. Эдит может выманить у него любые деньги, но лишь на обычные капризы и развлечения, а когда речь заходит о чем-то серьезном, он непоколебим. Если он вступает в противоборство, то идет до конца, не боясь погубить себя заодно с противником! Так вот, он бы ни за что на свете не впустил Лэмхорна в дом, если бы знал, что о нем говорят. Поэтому надо всё ему рассказать. Видите, в каком я затруднительном положении, мисс Вертриз?

— Нет, — серьезно ответила Мэри.

— Честно говоря, — Сибил улыбнулась, — я пришла к вам по этому поводу.

— Ко МНЕ! — Мэри нахмурилась.

Сибил заволновалась и опять заворковала:

— Папа Шеридан в жизни не был НИКЕМ так очарован, как вами. И, конечно, мы ВСЕ надеемся, что вы не останетесь равнодушны к делам нашей семьи! — (Эта реплика сопровождалась очередным взрывом подхихикивания). — И раз уж это МОЙ долг, то, я думаю, он и ваш тоже.

— Ну уж нет! — отрезала Мэри.

— Послушайте, — сказала Сибил. — Только представьте, я иду к папе Шеридану с этой историей и Эдит обвиняет меня во лжи. Представляете? Она говорит, что у Лэмхорна отличная репутация, а я повторяю глупые сплетни; или даже (что наиболее вероятно) она выходит из себя и обвиняет меня в том, что я всё выдумала, и что мне тогда делать? Папа Шеридан не знаком с миссис Киттерсби и ее дочерью, поэтому я не имею права рассчитывать на них. Но я же могу сказать: «Хорошо, хотите доказательств, спросите мисс Вертриз. Она пришла со мной и сейчас находится в соседней комнате, чтобы…»

— Нет, нет и нет, — быстро произнесла Мэри. — Нельзя…

— Послушайте еще минутку, — доверительным тоном прервала Сибил. Она почувствовала себя в своей тарелке и больше не сомневалась в успехе. — Естественно, вам не хочется вмешиваться в семейный скандал, но если ВЫ не откажете мне, то скандала не будет. Вы сами не знаете, насколько вас ценят, и все сразу поймут, что вы делаете это из чистейшей любезности. Неужели вы не понимаете, что после такого и Джим, и его отец станут еще сильнее восторгаться вами? Мисс Вертриз, подумайте! Разве вы не видите, что мы, вы и я, просто ОБЯЗАНЫ сделать это? Да Роберту Лэмхорну на нее плевать. Неужто такой мужчина, как он, ПОСМОТРЕЛ бы на Эдит Шеридан, если бы у нее не было ни гроша? — Чувства вновь захлестнули Сибил. — Говорю вам, он спит и видит, как купается в деньгах старика, прямо там, у вас по соседству! Да ему всё равно, на КОМ жениться, был бы капитал. На Эдит? — Она перешла на повышенные тона. — Да он на их черной кухарке женится ради ЭТОГО!

Она замолчала, испугавшись (не очень вовремя), что была чересчур эмоциональна, но вид Мэри разубедил ее, и Сибил решила, что произвела желаемое впечатление. Мэри не смотрела на нее, а широко распахнутыми, ясными глазами глядела в стену перед собой. Она чуть заметно побледнела под взглядом гостьи.

«Он спит и видит, как купается в деньгах старика, прямо там, у вас по соседству!» И голос, и слова звучали вульгарно, но неприкрытая правда всегда вульгарна! Сказанное огорошило Мэри Вертриз! Чистое зеркало наконец отразилось в зеркале кривом и увидело свое истинное лицо.

Сибил выложила последний козырь, предложив сделку:

— Не стоит волноваться, — лучезарно улыбаясь, сказала она, — Эдит против вас не пойдет. В любом случае она скоро всё позабудет, но если всё же разозлится на вас и решит отомстить, сделав ваше присутствие у себя нежелательным, что ж, у меня есть свой собственный дом, и Джиму нравится бывать там. Но я НЕ думаю, что Эдит поведет себя ТАК; она слишком стремится попасть в хорошее общество, но если что, волноваться не стоит. И еще… вряд ли вас оскорбит, что невестка Джима заговорила о таком. Конечно, я не знаю, что у вас с Джимом, но Джим и Роскоу очень похожи, почти близнецы, и Роскоу весьма нерешителен; иногда мне казалось, что он никогда НЕ ПРЕДЛОЖИТ. Так вот, невестки не должны бросать друг друга в беде. Между ними может быть столько секретов, столько всего…

Она смолкла в недоумении. Бледная Мэри Вертриз вдруг стала пунцовой; пылая румянцем, она поднялась, не вымолвив ни слова, не издав ни единого звука, медленно прошествовала к открытой двери и исчезла в коридоре.

Ее поведение несколько огорошило Сибил. Она подумала, что Мэри неожиданно вспомнила о чем-то, отправилась отдать приказ служанке и сейчас вернется, но как же грубо с ее стороны, пусть и ненамеренно, забыть извиниться, особенно если ее гостья не закончила говорить. Но Мэри всё не возвращалась, и у Сибил было время понять, что этот внезапный уход гораздо необычнее и оскорбительнее, чем ей показалось сначала. Она была просто обязана извиниться, тем более речь шла о столь важном деле… они же говорили о посильной помощи девушке!

Сибил зевнула и принялась нетерпеливо теребить муфту; проверила подошву на туфле; подумала, что неплохо бы поменять форму каблука; рассмотрела мебель в гостиной, ковры, обои, гравюры. Бросила взгляд на часы и нахмурилась; подошла к окну, постояла, глядя на бурый газон; вернулась к креслу, откуда встала, села опять. В доме не раздавалось ни звука.

Ее лицо незаметно начало меняться, и постепенно она побагровела не меньше, чем Мэри, даже уши горели. Она посмотрела на часы — прошло двадцать пять минут с тех пор, как она сделала это в первый раз.

Сибил вышла в коридор и подозрительно оглянулась; затем тихо направилась к наружной двери и вскоре подходила в своему дому.

На пороге ее встретил угрюмый Роскоу.

— Увидел тебя из окна, — объяснил он. — Должно быть, ты заболталась со старушкой.

— Какой старушкой?

— Миссис Вертриз. Я долго наблюдал, видел, как пятнадцать минут назад из дома вышла дочь, бросила в ящик письмо и куда-то пошла. Не стой на крыльце, — сердито сказал он. — Заходи, нам надо кое о чем поговорить. Давай!

Но когда она послушно проследовала внутрь, он взглянул на дом отца и вздрогнул. Потом поднял руку, прикрываясь от заходящего солнца и внимательно посмотрел опять.

— Что-то там происходит, — пробормотал он и, уже громче, с тревогой в голосе добавил: — Что же там такое?

Из ворот на полной скорости выехал автомобиль с Биббзом, и Биббз, завидев Роскоу, жестом показал, что стряслась беда, и машина исчезла, подняв облако пыли. За ним по дорожке бежала Эдит и остановилась где-то на середине. Роскоу видел ее заплаканное лицо. Она помахала брату, приглашая его к ним в особняк.

— Боже мой! — выдохнул Роскоу. — Кажется, кто-то умер!

И он кинулся в Новый дом.

Загрузка...