Суета и смятение

Глава 22

Показав таким образом, что ему двадцать пять и что у него самые смутные, пусть и вынесенные из собственного опыта (не без помощи Мэри), представления о дружбе, Биббз отправился в постель и оказался единственным Шериданом, в ту ночь забывшимся здоровым сном и пробудившимся на рассвете с легким сердцем.

Неприятности в семье несколько испортили его безоблачное настроение. Он признал это, написав: «Кому захочется пробуждаться от такого сна?» Биббз был отзывчивым человеком, легкоранимым, но он действительно жил словно во сне, и всё, что непосредственно не касалось его, виделось как в тумане, впрочем, так всегда бывает у юных мечтателей. А Биббз, никогда доселе не испытывавший гнета возраста и не ощущавший себя ни молодым, ни старым, наконец вступил в пору юности.

Насвистывая, он вышел из дома, еще до того как из спальни спустился отец. На улице стоял туман, щедро сдобренный сажей, и хотя Биббз скользнул взглядом по смутному силуэту автомобиля у особняка Роскоу, он не понял, что это машина доктора Гурнея, поэтому весело продолжил путь сквозь прокопченную дымку. Он насвистывал и пел верному пожирателю цинка, когда наконец предстал перед ним: так иногда ведут себя рабочие, если жизнь прекрасна. Товарищи по цеху то и дело с усмешкой поглядывали на него. Он им нравился, к тому же ел свой обед в полдень с группой социалистов, одобрявших его идеи и поговаривавших, что пора ему вступить в их союз.

Дни стали значительно короче, и заводской гудок прозвучал уже в темноте. Услышав его, Биббз прошел в контору и снял комбинезон: впрочем, от собратьев по цеху он отличался только этим. Затем тщательно помылся с мылом. И преобразился: в кабинет он заходил довольно изможденным молодым трудягой, перепачканным сажей, а вышел игриво настроенным джентльменом, аккуратным и почти элегантным.

Тротуар был запружен людьми с емкостями для обедов — мужчинами и юношами, женщинами и девушками, толпой повалившими на улицу в конце рабочего дня. Многие торопились, некоторые не спешили; они шли на запад и на восток, пихая друг друга, и Биббз, направившийся домой, был вынужден сбавить ход.

Ему навстречу, медленно продираясь сквозь поток прохожих, вышла высокая девушка. Она заметила его длинное, худое тело и застыла, ожидая, когда он пойдет мимо нее, но в плотной толпе и сгустившихся сумерках он ее не узнал, хотя и задел плечом. Он бы прошел дальше, однако она счастливо рассмеялась, и он встал как вкопанный, не в силах совладать с изумлением. Между ними проскользнули два мальчишки, один за другим, но Биббз не шелохнулся, пораженно взирая на нее. Она наклонилась к нему.

— А вот и ТЫ! — сказала она.

— Бог мой! — воскликнул Биббз. — Я думал, что твой голос звучит прямо со звезд!

— Над головой лишь дым, — сказала Мэри, вновь залившись смехом. — И никаких звезд.

— А были… когда ты смеялась!

Она взяла его за руку, и они пошли.

— Я здесь, чтобы проводить тебя домой, Биббз. Просто захотелось.

— Но ты пришла сюда в…

— В темноте? Да! Ждала тебя? Да!

Биббз сиял, он задыхался от счастья. Однако принялся бранить ее:

— Это небезопасно, я того не стою. Не надо было… впрочем, тебе виднее. И сколько…

— Я ждала около двенадцати секунд. — Опять зазвучал смех. — Только что подошла.

— Но проделать путь в эту часть города по темноте…

— Я уже была в этом районе, — сказала она. — Всего в семи-восьми кварталах отсюда; когда я вышла, успело стемнеть, и чтобы не отправляться домой в одиночку, я предпочла зайти за тобой.

— Как же мне повезло, — с придыханием ответил Биббз. — Тебе не понять, что значит услышать твой смех из тьмы… а потом… увидеть тебя саму! Это было похоже… похоже… ну разве мне ОБЪЯСНИТЬ, на что это было похоже? — Теперь они шли параллельно с толпой, и в свете фонаря на перекрестке он заметил, что она опять без шубы. Это озадачило его. Что за милое самолюбие заставляет ее не надевать меха в ТЕМНОТЕ? Конечно, она вышла задолго до сумерек. По неясной причине объяснение не удовлетворило его, однако он быстро оставил раздумья об этом, ибо в голову пришла иная мысль.

— По-моему, тебе нужна машина, — сказал он, — особенно после наступления темноты. В любом случае, зимой она не помешает. Ты не просила отца купить тебе автомобиль?

— Нет, — ответила Мэри. — Не считаю, что он мне так уж и нужен.

— А мне кажется, что нужен. — В голосе Биббза слышалась искренняя забота. — По-моему, зимой…

— Нет, нет и нет, — весело перебила она. — Не нужен…

— А вот моя мама настаивала, чтобы по вечерам за мной присылали машину. Но я не разрешил: люблю пройтись пешком, однако для девушки…

— Девушка тоже любит прогуляться, — сказала Мэри. — Давай расскажу тебе, где была сегодня днем и как оказалась так близко, что мы вместе идем домой. Я навещала одного старичка, рисующего дым. У него есть складское помещение, которое он приспособил под мастерскую, а живет он там с матерью, женой и семерыми детьми — и совершенно счастлив. Я видела его картину на выставке и захотела посмотреть еще, и он мне показал. Почти всё, что он написал, хранится у него дома; вряд ли за жизнь он продал больше полудюжины картин. А зарабатывает уроками рисования.

— Что значит «рисует дым»? — спросил Биббз.

— То и значит. Он пишет картины, глядя из окна мастерской, и на улице… да везде. Просто отображает то, что вокруг него, — и это прекрасно.

— И дым?

— Он чудесен! Каким-то образом художник через него видит небо. И рисует, как уродливые крыши дешевых домов проглядывают сквозь дымную пелену; рисует дымные закаты и дымные рассветы; рисует всё что угодно — и тяжелые, плотные, неспешные столбы дыма уходят вдаль, рассеиваясь и смешиваясь с призрачным светом на горизонте; у него есть и иные картины, где небо ломается об очертания города, всё окутано хмарью, клубами испарений и струями выбросов, но цвета при этом легко поспорят с красой апрельского сада. Я собираюсь взять тебя с собой, когда пойду к нему в одно из воскресений.

— Ты открываешь мне глаза на город, — сказал Биббз. — Я и не знал, что здесь такое есть.

— В городе много создателей красоты, — мягко продолжила она. — Живут в нем и другие художники, более удачливые, чем мой друг. Чего здесь только нет.

— Я и не знал.

— Да. С тех пор как городок вырос и назвался городом, в нем можно провести жизнь, видя только одну ее сторону.

— Кажется, создатели красоты глубоко упрятали себя, — промолвил Биббз. — И думаю, что твой друг, способный извлечь прекрасное из дыма, похоронил себе глубже всех. Мой отец обожает дым, но вряд ли захочет приобрести хоть одно его полотно. Он лучше купит «Неаполитанский залив» — и не посмотрит в сторону таких картин. Сочтет, что дым в живописи ужасен, если, конечно, нельзя воспользоваться этим для рекламы.

— Да, — задумчиво подтвердила она. — Твой отец воплощение города. Иногда мне кажется, Биббз, что художники здесь действительно ХОРОНЯТ себя.

— Но это не убивает красоту, — сказал он. — Я ее вижу.

— Ты правда видишь тут красоту?

— Да, с тех пор как ты зовешь меня другом, всё вокруг преобразилось. Город лишь помеха на горизонте. И он не застит мне свет, пока ты позволяешь думать, что целыми днями стоишь рядом со старым пожирателем цинка, помогая мне. Мэри… — Он со вздохом замолчал. — Я впервые свободно назвал тебя по имени!

— Да. — Она засмеялась, несколько неуверенно. — Как я и желала!

— У меня это вышло само собой. Наверное, потому что ты сама захотела пойти со мной домой. Да, поэтому.

— Женщинам нравится слушать, — сообщила Мэри, всё еще нервно посмеиваясь. — Ты рад, что я зашла за тобой?

— Нет, не «рад». Мне показалось, что меня уносит всё выше, выше, выше — за облака. И это чувство не исчезло. По-моему, я большую часть времени парю в небесах. Уже не помню, кем я был до встречи с тобой. Мне кажется, это был кто-то другой, совсем не Биббз Шеридан. И это было так давно. Душа моя ныла и страдала… Это был кто-то иной… сейчас я даже не понимаю его, то был трус, боящийся теней… боящийся того, чего нет на самом деле… Я боялся старины пожирателя цинка! А сейчас я боюсь только того, что всё может перемениться.

Она немного помолчала и спросила:

— Биббз, ты счастлив?

— Ох, неужели ты не видишь?! — воскликнул он. — Я хочу, чтобы это не прекращалось еще тысячу, тысячу лет, хочу, чтобы ничего не менялось! Ты сделала меня таким богатым, что я стал скупцом. Ничего не хочу менять — ничего, ничего!

— Милый Биббз! — сказала она и счастливо рассмеялась.