Суета и смятение

Глава 26

Джордж удалился, и Биббз остался в одиночестве взирать на хаос и внимать грому проклятий. Чтобы пройти к лестнице, ему пришлось бы миновать распахнутые двери библиотеки, но он был убежден, что даже мимолетный взгляд, брошенный на него отцом, будет для того по меньшей мере невыносимым. Руководствуясь этими соображениями, он решил незаметно проскользнуть в золотопарчовую комнату, но вдруг услышал, как Шеридан шумно требует его присутствия:

— Пусть он войдет! Он же там. Я слыхал, как Джордж его впустил. Вот теперь-то вы УВИДИТЕ!

Заплаканная миссис Шеридан выглянула в холл и жестом поманила сына.

Биббз застыл на пороге библиотеки. Гурней, сидя в кресле, сматывал бинт, рядом стоял раскрытый саквояж; Шеридан мерил шагами пол, а рука его была так щедро перемотана, что напоминала небольшую боксерскую перчатку. Глаза его налились кровью, на лбу выступили капли пота, расстегнутый воротничок болтался, на правой манжете виднелись алые пятна.

— А ВОТ и наше солнышко! — возгласил он при появлении Биббза. — ВОТ он, надежда нашей семьи, моя гордость и радость! Хочу…

— Руку из перевязи не вынимать, — приказал Гурней.

Шеридан повернулся к нему и издал что-то вроде воя.

— Бога ради, да заведите вы какую-нибудь другую песню! — выкрикнул он. — Сами сказали, что пришли как врач, но будете вести себя как друг. И после этого запросто сидите и позволяете себе критиковать МЕНЯ…

— Ох, будьте благоразумны, — произнес Гурней и нарочито зевнул. — Что вы хотите услышать от Биббза?

— Расселись тут и говорите, что у меня «истерический»… «истерический» — Бог ты мой! — «припадок», заявляете, что я из-за пустяка закатываю «истерику»! Расселись и рассказываете, что забот и бед у меня не больше, чем у других. А вот теперь послушайте-ка ЭТО. Ну, слушайте! — Он нервно развернулся к сыну, притихшему в дверях: — Биббз, ты поедешь со мной в город в понедельник утром и приступишь к исполнению обязанностей управляющего двух компаний и директора, примешь долю в акционерном обществе и будешь получать хорошие деньги? Отвечай.

— Нет, папа, — негромко сказал Биббз.

Шеридан взглянул на Гурнея и вновь обратился к сыну:

— Биббз, правда ли, что ты хочешь остаться в цеху и зарабатывать девять долларов в неделю, вместо того чтобы принять мое предложение?

— Да, сэр.

— И главное. Слушайте, доктор: Биббз, что ты сделаешь, если я решу, что ты просишь за работу слишком много и не стоит тебе жить в моем доме и трудиться в моем цеху?

— Я найду другую работу, — ответил Биббз.

— Вот! Вы всё сами услышали! — прогремел Шеридан. — Слышали, что…

— Руку держим в перевязи! Да, слышал.

Шеридан нагнулся к Гурнею и завопил осипшим голосом, то и дело срывающимся в фальцет:

— Хочет стать СЛЕСАРЕМ! СЛЕСАРЕМ хочет стать! Заявил мне, что ежели в бизнес подастся, ДУМАТЬ не сможет, а ежели в слесаря — сможет ДУМАТЬ!

Он отступил на шаг, левой рукой отирая пот со лба.

— Так-то! Вот это сыночек! Теперь единственный, больше у меня не осталось! Одним им живу, — громыхал он с горечью, испепеляющей его изнутри. — Моя единственная надежда — вон то создание в дверях!

Доктор Гурней задумчиво посмотрел на смотанный им за время этой тирады бинт и кинул его в раскрытый саквояж.

— Почему бы не дать Биббзу возможность пожить своим умом? — холодно сказал он. — На вашем месте я бы не вмешивался. У вас уже ДВОЕ делом позанимались.

Челюсть Шеридана заходила ходуном, прежде чем он смог заговорить.

— Джо Гурней, — начал он, взяв себя в руки, — вы обвиняете меня в смерти моего сына Джеймса?

— Ни в чем я вас не обвиняю, — ответил врач. — Но пришла пора прояснить вопрос с Биббзом, пока он тоже здесь. — Доктор встал, подошел к камину, повернулся к огню спиной, грея сцепленные сзади руки, и улыбнулся. — Слушайте, старина, будем разумны. Вы решили отправить Биббза назад в цех, и я дал вам обоим понять, довольно ясно, что он идет туда работать с риском для жизни. Ладно, и что он сделал? Сказал, что хочет туда. И пошел, и преуспел в работе. Смотрите: неужели этого недостаточно? Неужели нельзя его сейчас отпустить? Он мечтает писать, и откуда вам известно, что у него это не получится, если вы и возможности-то такой не дали? Откуда вам знать, что ему нечего сообщить миру, что он не сможет сказать ничего такого, что сделает людей немного счастливее или мудрее? Вдруг СМОЖЕТ, со временем, нельзя же отрицать саму вероятность этого. Но он ничего миру не поведает, если отправится с вами делать деньги: ему будет НЕЧЕГО сказать. Не берусь утверждать, что работа в конторе плохо отразится на его здоровье, как это могло быть с цехом, впрочем, в первый-то раз в цеху Биббзу действительно стало плохо. Сейчас я, однако, говорю не как врач. Я твердо уверен в одном: если вы заставите его заниматься бизнесом, вы убьете в нем то, что, насколько я вижу, в нем заложено; это нечто более хрупкое, чем телесная оболочка, и если вы погубите это нечто, его больше не оживить! Так почему бы не подарить этому жизнь? Старина, вы ходите по самому краю. Зачем вы продолжаете эту проклятую войну, не давая Биббзу ни одного шанса?

Шеридан стоял и пристально смотрел на Гурнея.

— Какую еще «войну»?

— Вашу войну — с природой. — Доктор одарил своего свирепого противника столь же внушительным взглядом, как и у того. — Кажется, вы не понимаете, что сражаетесь против естественных законов.

— Каких законов?

— Законов природы, — ответил Гурней. — Из-за чего, как вы думаете, вы проиграли схватку с Эдит? Разве это Эдит, сама, победила вас? Не подчинялась ли она, не задавая никаких вопросов, чему-то могущественному, обращенному против вас? ЭДИТ не шла вам наперекор, вы хотели ЕЙ добра, но вы противопоставили себя некой силе, удерживающей ее, вспыхнул пожар — и вы уже на лопатках! Почему вы потеряли Роскоу? Даже железо имеет свойство ломаться, старина; однако вы пошли напролом, а в этой ситуации хоть пугайте, хоть улещивайте — всё едино: где тонко, там и рвется. И здесь вы бессильны! Вернемся к Биббзу. То, что вы предлагаете делать ему, по плечу многим — и Биббзу тоже. Да половины его мозгов достаточно, чтобы стать столь же ловким предпринимателем, как Джим и Роскоу вместе взятые.

— Даже ТАК! — Шеридан ошалело уставился на него.

— Ваш сын, — не теряя самообладания, продолжил врач, — Биббз Шеридан, обладает таким количеством «серого вещества», что заткнет за пояс любого в любом деле… если сумеет проснуться! Лично я не хотел бы прерывать его сон. Но те многие, способные жить по вашей указке, вряд ли смогут вести ту жизнь, какая ПРЕДНАЗНАЧЕНА для Биббза. Он слепо стремится к ней, повинуясь той самой субстанции, что не хочет умирать у него внутри; и неосознанно он чувствует, что вы повергнете ее в прах. Вы решительно гнете свою линию. Скажу вам еще кое-что. Вы сами не понимаете, во что превратились после трагедии, унесшей Джима: вы не смогли ее преодолеть, горе оказалось сильнее вас. Вы сходите с ума от поглощающей вас ярости, направленной против естественного закона жизни, того самого, что отобрал у вас сына. Этот же закон отвечает за сцепление молекул. Этот самый закон отнял у вас Роскоу и придал Эдит уверенности в победе; этот закон сегодня заставляет Биббза отвернуться от вас. ЗАКОН вас сильнее. Мало на вас обрушилось ударов? Но нет, вы желаете хлестнуть закон в ответ, идете против него, мечтаете прогнуть под себя, подчинить себе, скрутить его…

И тут раздался рев, исходящий из вздымающейся груди Шеридана:

— Да! Клянусь Богом, так я и сделаю!

— Аякс тоже бросил вызов молнии[32], - сказал Гурней.

— Да слышал я эту дурацкую сказку, — свирепо отрезал Шеридан. — Она для ребятни да черномазых. А не для двадцатого столетия, скажу я вам! «Бросил вызов молнии», да ладно, каков болван! Будь он хоть наполовину нормальным человеком, ему бы это сошло с рук. МЫ напоказ с молниями не сражаемся: мы их запрягаем и заставляем ишачить на нас! Нынче люди такими глупостями не занимаются!

— Ладно, а что скажете о Биббзе? — спросил Гурней. — Будете вести себя как по-настоящему большой человек и…

— Гурней, много вы знаете о больших людях! — Шеридан опять принялся метаться туда-сюда, а доктор угрюмо уселся в кресло. Он метнул перун, когда посчитал, что попадет в яблочко, но мишень и не почувствовала, что в нее стреляли.

— Я хочу сделать несчастного плюгавца большим человеком, — продолжил Шеридан, — а вы вмешиваетесь, умоляя меня позволить бог знает что… ну нет! Подозреваю, вам пришло в голову, что раз у меня объявился ЗЯТЕК, мне и сын станет не нужен! Да, зятем я обзавелся, дармоедом и кутилой!

— Ох, руку назад! — устало произнес Гурней.

На столе стояла бронзовая чернильница. Шеридан засунул правую руку обратно в перевязь, но левой смел чернильницу с поверхности, и та кометой с черным хвостом улетела на середину комнаты. Миссис Шеридан с причитанием кинулась к ней.

— Пусть валяется! — грозно прикрикнул муж. — Оставь!

Жена всхлипнула и повиновалась.

— Да, сэр, — неожиданно тихо и оттого зловеще сказал Шеридан. — Зять у меня расточитель! К кому только состояния в руки ни попадают! Жил-был на свете старик Трейси, вы его помните, доктор, Дж. Р. Трейси, богатый финансист. В семнадцать он начал рассыльным в банке, а в сорок три встал во главе сего учреждения — и просидел в этом кресле сорок лет. В девять утра приходил и в четыре вечера уходил, и так до смерти, а самому девятый десяток пошел. Был ли тот банк надежным? Да одним из лучших! На обед Трейси съедал горсть арахиса и яблоко, но не от скупости: он жил своим делом. Он плевал на удобства и автомобили — он думал лишь о банке. Это было солидное учреждение, там в свое время билось сердце города. И этот старик каждый день проходил мимо курносого короткоштанного мальчишки, что торговал на углу сигаретами. Ни разу в жизни ему слова не бросил. Да о чем им было говорить? Господи! Он в его сторону никогда не смотрел! Да его б плевательницы в банке чистить не пустили бы! Если б тот посмел пройтись у ДВЕРЕЙ банка, его бы тут же прогнали на другую сторону улицы. И всё же вышло так, что весь свой век Трейси гнул спину на этого мальчишку! Он-то думал, что всё ради банка; полагал, что отдает свою жизнь, здоровье, умственные силы делу, ан нет. С самого своего семнадцатилетия до последнего вздоха в восемьдесят три он горбатился на курносого, голоштанного торговца сигаретами. Да Трейси ИМЕНИ ЕГО НЕ ЗНАЛ! Умер, так и не познакомившись, хотя однажды прогнал его со своего крыльца. И на следующей день после смерти финансиста его засидевшаяся в девицах дочь выскочила замуж за этого оборванца — и прощай, банк! А сейчас, — Шеридан опять перешел на крик, — сейчас у меня такой же сигаретный зятек!

Гурней молча показал на рассекающую воздух правую руку, и Шеридан в очередной раз засунул ее в перевязь.

— Этой зимой моему зятьку приглянулась Флорида, — продолжил бизнесмен. — Это хорошо, пускай себя потешит, а то на следующий год вряд ли там побывает. У них двенадцать тысяч на траты, и я слыхал, что в тех краях богатым зятьям есть где их спустить. Когда женушка Роскоу выклянчила такие деньги на крыльцо для нового особняка, Эдит мне и минуты спокойной не давала, требуя столько же для себя. Так что у нее эта сумма, плюс чек, который я выписал ей для поездки на Восток. Но до будущей зимы у них ни гроша не останется, и когда она вернется домой, бросив сигаретчика — ради своего же блага! — она получит еще кое-что. Я не Трейси, и в семье Шериданов такое не пройдет. И не будет никакой благотворительности, пожертвований колледжам, попечительства и прочей чуши, лишь бы моя собственность жила, когда я умру! Эдит вернется, а когда покончит с сигаретчиком, получит причитающуюся ей долю в наследстве, но…

— Кстати, — вмешался Гурней, — а не говорила ли мне миссис Шеридан, что Биббз предупреждал вас, что в Нью-Йорке Эдит выйдет замуж за Лэмхорна?

И Шеридан взорвался — рвал и метал, а жена, закрыв ладонями уши, пустилась в крик. В порыве гнева он колотил по столу израненным кулаком, а врач, после нескольких грозных попыток образумить его, вскочил и схватил больную руку, но Шеридан вывернулся, порвав повязку. И продолжил колошматить по столу так, что тот подпрыгнул.

— Глупец! — пыхтел и задыхался он. — Но раз впервые в жизни у него хватило сметки оказаться правым, значит, пришла пора начать его обучение! — Продолжая сражаться с доктором, он с перекошенным и смертельно бледным лицом рванулся к Биббзу. — Я не Трейси, уж поверь! — хрипло рычал он. — Сдавайся, упрямый осел! Я всегда с тобой справлялся — и сейчас справлюсь!

Биббз был не менее бледен, чем отец, но он помнил «храбрый взгляд» Мэри, который, как он говорил ей, придаст ему сил в борьбе, и не собирался отступать.

— Нет. Вы не справитесь со мной, — сказал он. И, послушный красноречивому кивку Гурнея, быстро покинул библиотеку.