Глава 24

Шеридан подождал, прислушиваясь, закрылась ли входная дверь, затем поднялся и нажал на круглую кнопку в стене. Появился Джексон.

— Биббз вернулся с работы?

— Мистр Биббз? Нет, ср.

— Придет, передай ему, что я хочу его видеть.

— Да, ср.

Шеридан вернулся в кресло и свирепо накинулся на газету. Читать получалось только заголовки и подзаголовки — в мире не произошло ничего необычного или ужасающего, способного отвлечь его от домашних проблем:

Шофер винит тормоза. Три жертвы автокатастрофы.

Большое ограбление банка.

Городской совет одобряет грандиозное строительство дорог.

Бандиты напали на двоих. В парке найден мужчина с проломленным черепом.

Ужасающая история, рассказанная во время бракоразводного процесса.

Возводится новый дом в восемнадцать этажей.

Школьница гибнет под колесами автомобиля.

Негр набрасывается с ножом на троих. Один мертв.

Несчастный случай со смертельным исходом. Заведено дело из-за третьего подряд падения лифта в одном и том же здании.

Бухгалтер отравился из-за недостачи в три с половиной тысячи долларов.

Замерз насмерть. Без дров и еды. Пришедшие после поисков работы родители обнаружили, что ребенок умер.

Министр вернулся из заграничного лекционного тура на тему «Большое будущее нашего города». Рад видеть значительный рост после столь краткого отсутствия. «Европейские города нам в подметки не годятся». (Шеридан одобрительно кивнул).

Биббз, насвистывая, пересек коридор и быстро вошел в библиотеку.

— Отец, вы звали меня?

— Да. Присаживайся. — Шеридан встал, а Биббз сел у камина и протянул руки к потрескивающему дровами огню: на улице было холодно.

— Мне осталось семь заготовок до цехового рекорда по выработке, — объявил Биббз. — Мой дневной показатель больше, чем у любого другого рабочего за любой день в этом месяце. Тот, кто на втором месте, сдал на шестнадцать заготовок меньше, чем я.

— Вот как! — довольно воскликнул обрадованный отец. — А я что тебе говорил? Пусть только этот Гурней попробует намекнуть, что я был неправ, отправляя тебя к станку… пусть только скажет! А ты… самому не стыдно, что так сопротивлялся? А?

— Тогда я не знал, в каком настроении надо работать. — Биббз расплылся в улыбке, лицо его разрумянилось в веселых отблесках пламени. — Я не думал, что любовь к делу по-настоящему помогает.

— Видишь, я оказался прав и полностью доказал это. Уверен, так и ЕСТЬ! Я же говорил, ты справишься с работой на заводе, вот оно и вышло. Говорил, что это тебе не повредит, и не повредило. Всё получилось, как я и предсказывал, разве нет?

— Похоже на то! — с радостью согласился Биббз.

— Ну хоть где-нибудь я ошибся, а, хоть в чем-то?! Оно не повредило тебе, оно пошло тебе на пользу — ты окреп физически. Ты и меня на дюйм перерос, а если прибавишь мяска на свои кости, то, пожалуй, будешь покрупнее, чем я; да ты УЖЕ немного веса набрал. Если дело так пойдет, станешь у нас в семействе самым рослым и крепким. Правда, с головой… всё несколько иначе. Я не со зла такое говорю, Биббз, но надо тебе заняться своим умственным образованием, прямо как ты начал заниматься физическим. И я тебе помогу.

Шеридан решил опять присесть. Он пододвинул стул к сыну, наклонился поближе и доверительно шлепнул Биббза по коленке.

— У меня на тебя планы, Биббз, — сказал он.

Неожиданно Биббз встревожился и отпрянул.

— Я… у меня теперь всё в порядке, отец.

— Слушай. — Шеридан уселся поудобнее и принялся увещевать юношу тоном мудреца. — Слушай-ка, Биббз. Сегодня меня постиг еще один удар, сильный, прямо в челюсть, хотя совсем недавно я ОЖИДАЛ его. Ну, я мог бы быть готов к такому. Буду с тобой откровенен. Как я сказал минуту назад, ты всегда был слабоват умишком. Да и здоровьем не отличался, большую часть жизни. Не то чтоб я считал, что ты СТАНЕШЬ крепче умом, если научишься его задействовать, но меня радует, что ты наделен силой воли. Никогда не видел никого — ни старого, ни молодого — упрямее тебя, никого на свете! А теперь ты показал, что можешь научиться работать на станке лучше всех в цеху, и сделал это очень быстро. И сейчас я думаю, ты сможешь научиться и чему-то другому. Не отрицаю, это хороший знак. Этого нельзя отрицать. Ну, оно также наводит на мысль, что дела не столь безнадежны, как кажутся. Ты всё, что у меня осталось после нанесенного удара, но, вероятно, ты не так плох, как я думал. Ты сказал, что сегодня до лучшего показателя по выработке тебе осталось всего семь единиц, и для меня это великолепная новость, пришедшая как раз вовремя. Итак, я собираюсь повысить тебя. Я-то думал, что придется подержать тебя пару лет в цехах, но теперь я сам не могу этого себе позволить. Я потерял Джима, а нынче у меня не стало и Роскоу. Он уволился. Бросил меня. Если он вообще вернется, он еще долго будет вынужден вникать в дело; в любом случае он не тот, за кого я его принимал. Я не могу на него рассчитывать. Мне нужен кто-то верный, такой, чтобы я ТОЧНО знал, что он надежен. Вот я и подошел к главному: Биббз, ты мой последний шанс. Мне надо научить тебя правильно распоряжаться мозгами, какие уж у тебя там есть; посмотрим, можем ли мы их чуть-чуть развить. Кто знает? Я собираюсь заняться этим вплотную. Я возьму тебя с СОБОЙ в контору и не стану давить, если поначалу ты не будешь кое с чем справляться. Я намерен сделать для тебя большое дело. И ты почувствуешь, что — взамен — ты тоже сможешь дать мне многое. Я доказал, что был прав, отправляя тебя в цех, но теперь я развернусь на сто восемьдесят градусов и поставлю тебя туда, откуда даже мои мальчики не начинали; я намерен подтолкнуть тебя вперед так, что у тебя голова закружится! — Он опять хлопнул сына по колену. — Биббз, я намерен начать твою карьеру следующим образом: сделаю тебя директором Насосной станции Шеридана, ты станешь одним из управляющих Строительной компании и Трастовой компании Шеридана!

Биббз побледнел и вскочил на ноги.

— О нет! — вскричал он.

Шеридан принял его отчаяние за трепет внезапной радости.

— О да! А к этим должностям прилагается жирненький окладик. И вместе с постом директора идет пачечка акций Насосной станции. Ты-то думал, я вредничаю, отсылая тебя в цех, — точно-точно, так и думал! — но твой старик умеет играть по-разному. С этой самой минуты, с этой отправной точки пути, на который я тебе поставил, наши отношения меняются коренным образом. Я буду наделять тебя всё большими и большими полномочиями, как только ты будешь доказывать, что справляешься с тем, что я поручил тебе. И начинаешь ты с довольно высоких позиций, мой мальчик!

— Но я… я не… я не хочу этого! — Биббз заикался.

— Что ты сказал? — Шеридану подумалось, что он ослышался.

— Я не хочу этого, папа. Я благодарен… благодарен вам…

На лице отца было написано недоумение.

— Что с тобой? Ты понял, о чем я говорил?

— Да.

— Уверен? Да, по-моему, ты не понял. Я предложил…

— Да знаю, знаю! Но не могу принять.

— Что с тобой происходит? — Удивление и подозрения обрушились на Шеридана. — Что-то не в порядке с головой?

— Никогда в жизни я так прекрасно не отдавал себе отчет в собственных действиях, — ответил Биббз, — как в последнее время. У меня появилось всё, о чем мечталось. Я живу так, как всегда желал. Я зарабатываю на хлеб насущный и счастлив этим. Мне хватает моей зарплаты. Мне не надо денег больше, чем уже есть, я не заслуживаю…

— Проклятье! — Шеридан вскочил. — Ты стал социалистом! Наслушался там этих парней и сам…

— Нет, сэр. Я согласен со многим из того, что они говорят, но сам я не из них.

Шеридан постарался совладать с растущим гневом и почти справился с задачей.

— Тогда что? Что с тобой?

— Ничего, — нервно ответил сын. — Ничего… кроме того, что меня всё устраивает. Я не хочу ничего менять.

— Почему?

Биббз сделал невероятную глупость, попробовав объяснить причины:

— Я бы сказал вам, отец, если бы мог. Знаю, сложно понять…

— Точно, понять сложно, — мрачно произнес Шеридан. — Тебя РЕДКО когда легко понять. Продолжай!

Взволнованный и расстроенный, Биббз невольно встал; он чувствовал себя совершенно не в своей тарелке. Ему нравилось жить как во сне — и вот его трясли грубыми руками, заставляя пробудиться. Он прошел к столу, начал водить по нему пальцем и заговорил, не поднимая глаз:

— Вы оказались не совсем правы по поводу цеха… то есть ошиблись в одном, отец. — Он с опаской посмотрел на Шеридана. Тот стоял к нему лицом, не выражая никаких эмоций и не перебивая. — Это сложно объяснить, — продолжил Биббз, вновь опустив взгляд и уставившись на неспокойный палец. — По-моему… по-моему, мне было бы опять плохо на заводе, если бы у меня не было… если бы кое-что не помогло мне… ох, не только вынести этот труд, но и полюбить его. Да, я ЛЮБЛЮ его. Я хочу остаться там, где работаю. И больше всего на свете мне не хочется… не хочется начинать деловую карьеру… не хочу, чтобы меня в это втягивали. Не считаю это ЖИЗНЬЮ, потому что сейчас я ЖИВУ. У меня здоровый труд — и есть возможность подумать. Такое большое предприятие, как ваше, не дало бы мне времени размышлять ни о чем, кроме дел. Я не… не считаю, что деньги того стоят.

— Продолжай, — приказал Шеридан, когда Биббз робко перевел дух.

— По-моему, этот путь никуда не приведет, — сказал Биббз. — Вы полагаете, город силен и богат… но что проку быть богатым и сильным? Дети мало чему учатся в школе, потому что город богат и силен. Но знаний им предлагается больше, чем раньше, ведь другие люди — небогатые и несильные — продумали, как и чему учить детей. Однако, когда вы читали газету, я услышал, что вы не считаете нужным учить детей тому, что не пригодится им в заработке денег. Вы сказали, это пустая трата налогов. Вы хотите, чтобы их учили зарабатывать на жизнь, а не жить. Когда я рос, город был не столь уродлив, но сейчас он отвратителен. К чему размер, если он делает тебя уродом? То есть, по-моему, всё это не движение вперед, а лишь разбухание, грязь и шум. Разве не был наш край счастливее и во многом мудрее, когда всё было меньше, чище, добрее, тише? Я знаю, вы, папа, считаете меня законченным идиотом, но не являются ли бизнес и политика простыми служанками настоящей жизни? Не потеряете ли вы всякое уважение к женщине, которая не только сделала работу по дому целью своего существования, но выполняет ее так шумно и грязно, что своей беспрестанной суетой мешает всем соседям в округе? И представьте, что она без умолку твердит лишь о ведении хозяйства, и думает только об этом, и не прекращает пристраивать к своему дому комнаты, тогда как сама не успевает прибраться даже в тех, что уже есть; а теперь вообразите, что в доме ее жить неспокойно и невозможно…

— Минуточку! — перебил Шеридан и с невероятной любезностью спросил: — Не позволишь и мне вставить словечко? Ты когда-нибудь в жизни делал что-либо правильно?

— Я не совсем…

— Я задал простой вопрос: ты когда-нибудь за всю свою жизнь бывал хотя бы раз прав? Ты когда-нибудь не ошибался по поводу любой темы, которую обдумывал и на которую рассуждал? Можешь напомнить мне хоть один случай, когда ты доказал свою правоту?

Во время речи Шеридан без остановки размахивал перевязанной рукой, но Биббз не побоялся дать ответ:

— Если раньше я всегда ошибался, то, конечно, сейчас мои шансы на правоту существенно возросли. Логично предположить, что в конце концов я приду к среднему арифметическому.

— Так я и думал, что ты сделаешь неверный вывод. И есть еще кое-что, что ты не в силах заметить, но я возьму на себя смелость обратить на это твое внимание. Всю свою жизнь ты артачился и упирался. Из всего, что я тебе предлагал, ты устраивал цирк, впрочем, как и сейчас, но что-то я не припомню случая, когда бы ты не сдался и не сделал того, что я сказал. А так давай, продолжай свои сказки про город и дела в нашем краю. Я слушаю!

— Я не желаю в этом участвовать, — неожиданно твердо заявил Биббз. — Я хочу идти своей дорогой, и я делаю это сейчас. Если я соглашусь отправиться с вами, потеряю себя. Бизнес меня съест. Мне не так сильно нужны деньги…

— Нет, — с прежним опасным спокойствием прервал отец. — Тебе никогда не приходилось зарабатывать на жизнь. Услышь тебя люди, все как один поймут это. Вот теперь я напомню тебе: ты спишь в мягкой постели, ты сладко кушаешь, ты хорошо одет с ног до головы. Представь, что одна из этих твоих крикливых хлопотуний — например, я — решила, что ты тоже можешь обзавестись своим хозяйством. Могу я спросить, как ты это будешь делать?

— Я зарабатываю девять долларов в неделю, — не сдавался Биббз. — Этого достаточно. Я справлюсь.

— Кто платит тебе девять долларов в неделю?

— Я сам работаю! — ответил Биббз. — Я так хорошо управляюсь со станком, что, по-моему, смогу заработать пятнадцать или даже двадцать долларов в неделю в другом месте. Уверен, через несколько месяцев из меня выйдет хороший слесарь. Я лучше займусь ремеслом, чем пойду в бизнес… да, точно!

— Тогда тебе лучше чертовски быстро обучиться! — Шеридана распирало от гнева, но и в этот раз ему удалось совладать с собой. — У тебя выходные на освоение профессии, ибо в понедельник утром ты или идешь в мою контору… или в другое место — слесарничать!

— Хорошо, — спокойно согласился Биббз. — Я справлюсь.

Шеридан воздел руки в небу в молитвенном жесте и с сарказмом произнес:

— Господи, этот мальчишка и так был сумасшедшим, а начал зарабатывать девять долларов в неделю, так деньги совсем вскружили ему голову! Не можешь ли Ты не помогать ему? — Он резко вскинул обе руки вперед ладонями вверх, указывая сыну на дверь. — Выметайся из комнаты! У тебя череп толще китового, но весь в трещинах! Я послал тебя в цех, и ты так возненавидел его, что два года не мог поправить здоровье, а теперь, когда я тебя оттуда вытаскиваю и предлагаю настоящий заработок, ты с воплем просишься обратно, как теленок к мамке! Ты чокнутый! Эх, уж мне повезло так повезло! Один сын умер, другой сбежал, третий ненормальный! Ненормальный — это всё, что мне осталось! У Эллерсли был чокнутый шурин, и они забрали его к себе домой. В первое же утро он выскочил во двор, разбив десятидолларовое стекло в окне. И при этом сказал: «Ой, глядите, какой красивый одуванчик!» И ты такой же! Хочешь всю жизнь говорить: «Ой, какой красивый одуванчик!» И тебя ни черта не волнует, что при этом разбито! Ладно, мистер, чокнутый ты там или нет, с прибабахом, сумасшедший или еще какой, я беру тебя с собой в понедельник в контору и буду муштровать и обучать — да, если надо, то и поколочу — но я сделаю из тебя человека, которому можно доверить бизнес! Не слезу с тебя, пока хватает сил, а если помру, то всё равно не перестану нашептывать тебе в ухо, пока гробовщик со мной возится! А теперь иди — и чтоб я тебя больше не слышал; потом явишься ко мне в полной готовности и скажешь, что наконец проснулся, несчастный, жалкий, любящий одуванчики ЛУНАТИК!

Биббз бросил на него странный взгляд, в котором читался и упрек и нечто иное: кажется, последнее произнесенное отцом слово испугало его.

Загрузка...