Суета и смятение

Глава 8

Случайно заглянув в «закупленную оптом» библиотеку, Эдит резко остановилась, увидев там одинокого Биббза. Он задумчиво рассматривал выведенное золотом стихотворение в перламутровой рамке:

— Биббз! — сердито окликнула его Эдит. Неожиданно побагровев, она вошла в комнату, окутанная ароматом фиалок, гораздо более сильным, чем мог бы исходить от прикрепленной к лацкану пальто бутоньерки.

Биббз не оглянулся, лишь мрачно покачал головой: стихотворение, кажется, расстроило его.

— Довольно незрело, правда? — спросил он. — Должно быть, они наградили тебя, заметив, что ты хорошенькая, вряд ли из-за одних только рифм.

Эдит воровато посмотрела через плечо и резко, пусть и шепотом, произнесла:

— По-моему, не слишком любезно с твоей стороны упоминать об этом, Биббз. Ах, если б только мне дали возможность позабыть обо всей этой чепухе. Я не просила помещать стихотворение в рамку, я умоляла папу прекратить хвалиться им; кто бы мог предположить, что после того ужина ему взбредет в голову зачитать его перед такой толпой! А когда они накинулись с вопросами о других моих стихах, и пишу ли я их, и по какой причине я бросила их писать, почему то, почему сё, я была готова от стыда сквозь землю провалиться!

— Могла бы сказать, что вдохновение иссякло, — предложил Биббз.

— Ничего я не могла! Каждый раз, как только кто-то заговаривает об этом, я задыхаюсь от унижения.

Биббз выглядел огорченным.

— Стихотворение не НАСТОЛЬКО плохое, Эдит. Тебе же было всего семнадцать, когда ты его написала.

— Ох, замолчи! — огрызнулась она. — Жалею, что у меня пальцы не отвалились, когда я впервые к нему прикоснулась. Может, тогда у меня хватило бы ума не трогать его. Напрасно я так поступила, вот и мучаюсь…

— Хватит тебе, — успокоил брат. — Со мной никогда в жизни не случалось ничего столь лестного. То была моя лебединая песнь перед отправкой в цех, мне приятно, что кому-то оно так понравилось и…

— А мне оно НЕ нравится! — воскликнула она. — Я его даже не понимаю… папа носится с этой наградой, как курица с яйцом. Ненавижу! По правде говоря, я и не думала, что получу приз.

— Может, они подумали, что отец выделит школе денег, — пробормотал Биббз.

— Ну, мне надо было что-то сдать, а я не могла написать НИ СТРОЧКИ! Ненавижу поэзию, к тому же Бобби Лэмхорн теперь меня подначивает «пением средь ясных звезд». В его устах это звучит так слезливо и сладенько. Ненавижу!

— Эдит, с этим надо что-то делать. Уезжай за границу, смени имя…

— Заткнись! Я кого-нибудь найму, чтобы эту гадость украли, сожгу ее при первом же удобном случае. — Она раздраженно пошла к двери. — Хотелось бы думать, что стишок меня не переживет!

— Эдит! — позвал Биббз, когда она была уже в коридоре.

— Что еще?

— Хочу спросить: я и впрямь выгляжу лучше… или ты успела ко мне привыкнуть?

— О чем это ты? — сказала она, вновь появившись на пороге.

— В первый день, на вокзале, ты не могла на меня смотреть, — объяснил Биббз в своей бесстрастной манере. — А теперь я заметил, что можешь. Вот я и спрашиваю…

— Ты выглядишь гораздо лучше, — весело сообщила она. — Месяц дома чудесным образом тебя преобразил. Такая вот перемена.

— Да, мне и в лечебнице сказали — о перемене.

— Ты выглядишь хуже всех моих знакомых, — совершенно серьезно заявила Эдит. — Но не мне судить. Трупов мне видеть не доводилось, как и смертельно больных, так что на меня в этом деле полагаться не стоит. Я просто рада подтвердить, что сейчас ты действительно смотришься не так плохо. А поначалу я правда взглянуть на тебя не могла. Ты был такой белый… Ну, по-моему, тощим ты остался, но бледность теперь почти нормальная, не как у привидения. Сейчас от твоего вида не… не…

— Не тошнит?

— Можно… и так сказать! — засмеялась она. — И с каждым днем цвет лица у тебя улучшается, уж поверь мне. Ты быстро поправляешься.

— Боюсь… боюсь, что так, — грустно сказал он.

— «Боюсь»! Вот чудак! Кажется, ты опасаешься, что стоит тебе выздороветь, отец тут же отправит тебя на работу в цех. Я слышала что-то такое от него на новоселье… — Ее прервал раздавшийся звонок, и она бросила взгляд на часы. — Бобби Лэмхорн! Я везу его посмотреть на участок за городом. Пока, Биббз!

Когда она ушла, Биббз принялся обреченно маячить между полками, скользя глазами по названиям на корешках книг. Библиотека по большей части включала в себя собрания сочинений в дорогих изданиях: Ирвинг, По, Купер, Голдсмит, Скотт, Байрон, Бёрнс, Лонгфелло, Теннисон, Хьюм, Гиббон, Прескотт, Теккерей, Диккенс, де Мюссе, Бальзак, Готье, Флобер, Гёте, Шиллер, Данте и Тассо. На многочисленных полках стояли энциклопедии, антологии, «избранная классика», «шедевры восточной литературы», «выдающиеся речи», а за ними — «библиотеки» «художественной прозы», «драматургии» и «современной науки». Всё это служило отличным украшением: большие, дорогие тома, в глянцевых переплетах которых то там, то здесь мерцали блики огня, потрескивающего в роскошном готическом камине; у Биббза сложилось впечатление, что для торговца, сбывшего с рук это скопище книг, оно было удачной сделкой, для слуг в белых ливрейных фраках — источником пыли, но больше никто не обращал на библиотеку внимания. Да и сам он не тронул ни страницы.

Где-то в доме пробили часы, и в дверях появился лучащийся улыбкой белый фрак с шубой в руке.

— Пора, мистр Биббз, — объявил он. — Ваша ма пркзала укутать вас для пргулки, но она с вами нонче не едет, и не збудьте зайти к па в чтыре. Усё гтово, ср.

Он обрядил Биббза для предписанной доктором Гурнеем ежедневной прогулки и с видом церемониймейстера прошествовал вперед. В холле они миновали мавра; Биббз остановился, а белый фрак с шиком распахнул дверь и снисходительно махнул шоферу, ожидающему в автомобиле на аллее перед особняком.

— Джордж, помню, я спрашивал тебя в первый день после моего приезда, что ты думаешь об этой «статуе», — задумчиво произнес Биббз. — Что ты тогда мне сказал?

— Да, ср! — Джордж издал смешок, прекрасно зная, что по какой-то неизвестной причине Биббзу нравится выслушивать его мнение о мавре. — Спрашвали и на первый день, и на следъющий, да почти кажный день опосля приезда спрашваете, а в прошлое вскрсенье ажно два раза спрсили. — Он с достоинством кивнул. — Как по мне, в энтой статуе есть что-то шибко ламиДАЛЬное!

— Шибко какое?

— Шибко ламиДАЛЬное, — прыснул Джордж. — А ЧТО энто слово значит, мистр Биббз?

— В первый раз его слышу, Джордж. А ты где слышал?

— Я и не слышал! — сказал Джордж. — Как-то сидел, об жизни думал, а тут будто обухом по башке — ламиДАЛЬный, эвона как! И славно оно так звучит, точно чего-то да значит!

— Надо подумать, по-моему, тоже должно что-то означать. О да…

— Правда? — воскликнул Джордж. — И ЧТО?

— Безусловно, оно создано для этой самой статуи, — убежденно сказал Биббз, залезая в машину. — Это ламиДАЛЬная статуя.

— Эге! — Джордж был в восторге. — Пгодите! Слушайте! Ну, ср, статуя шибко ламиДАЛЬная, прям беда скока энта ламиДАЛЬная статуя пыли сбирает!

— Даже не сомневаюсь! — ответил Биббз. Двигатель заурчал, и через мгновение автомобиль скрылся из вида.

Джордж повернулся к «мистру» Джексону, благосклонно подслушивавшему разговор из коридора.

— Завсегда одно и то же, мистр Джексон. «Даж не сумлеваюсь!» Кажный день пытает меня про энту ламиДАЛЬную статую и завсегда кончает словами «Даж не сумлеваюсь!» Знаете, мистр Джексон, ежли он с хворобой справится, он им еще пкажет, мистр Джексон. Они им еще будут грдиться, да, ср, держу пари!

— Погоди-ка, Джордж, с пари! — остановил мистер Джексон энтузиаста. — Белые в энтом доме знают его получшей тебя. А пари держишь токмо ты!

— А я рискну! — весело вскричал Джордж. — Ставлю усе свои деньги! Энтот парнишка им задаст!

Пророчество, беспечно основанное на одобрении слова «ламидальный», полностью противоречило иному прогнозу судьбы Биббза, прозвучавшему двадцать минут спустя из уст непредвзятого судьи.

Джим Шеридан, колесящий по округе с Мэри Вертриз на собственном скоростном автомобиле, встретил инвалида на шоссе. Они ехали навстречу друг другу, и из машины Джима на краткий миг стало видно, как Биббз одиноко сидит позади шофера — меловое пятно лица казалось пугающе белым на фоне черного меха шапки и воротника. Однако, увидев, как Мэри кивнула ему, Биббз зарделся.

Джим беспечно взмахнул левой рукой.

— Это Биббз выехал на моцион, — объяснил он девушке.

— Да, я знаю, — сказала Мэри. — Я ему кивнула, хотя нас так и не представили. Я его видела только один раз… нет, дважды. Надеюсь, он не сочтет дерзостью, что я поздоровалась с ним.

— Вряд ли он это вообще заметил, — проговорил прямолинейный Джим.

— А вот и нет! — воскликнула она.

— Неужели?

— Я почти уверена, что все замечают, когда я здороваюсь с ними.

— Понятно! Но то, конечно, нормальные люди, а Биббз странноват.

— Разве? И что в нем странного? — спросила она. — Не вижу в нем ничего ненормального.

— Вот я его брат, — с упреком сказал Джим, — но даже я не знаю, что он за человек, и, честно говоря, я никогда не чувствовал РОДСТВА с ним, не относился к нему, как к Роскоу. Биббз всегда казался мне полуживым. Конечно, мы с Роскоу старше, и в детстве он был слишком мал, чтобы участвовать в наших играх, но он и со сверстниками никогда не играл. Засядет дома и хандрит в одиночестве. Его было невозможно расшевелить, впрочем, сейчас он тоже предпочитает ничего не делать. В нем никогда не было ЖИЗНИ; признаюсь начистоту, раз уж он мне брат: по-моему, таких лентяев, как Биббз, свет еще не видывал! Отец устроил его в цех на Насосной станции — лучше работы ему не найти: он и там не потянул. Заболел! Был бы энергичен, как отец или, например, Роскоу, ему бы было всё нипочем. Да будь на его месте любой из них — или вот, допустим, я — думаете, нас бы болезнь остановила? Ну нет! Мне неприятно говорить такое, но Биббз Шеридан ни на что не годен.

Мэри задумалась.

— А на что он должен быть годен? — спросила она.

— Боже милостивый! — воскликнул он. — Вы же не серьезно? Вы же не считаете, что человек не должен уметь заработать на хлеб, даже если его отец богат? Разве все в этом мире не обязаны трудиться? Неужто можно довольствоваться тем, что уже имеется, и просто смотреть, как все вокруг обгоняют нас? Если нам довелось обладать состоянием, не наш ли долг работать дальше, увеличивая его? Разве не требуется расти и развиваться?

— Да-а… возможно. Но мне жаль вашего брата. Вид у него такой одинокий… и больной.

— Ему с каждым днем лучше, — заверил ее Джим. — Доктор Гурней так и говорит. Ничего опасного у него нет, на девять десятых это воображение. «Нервы!» Люди, любящие работать, нервными недугами не страдают, потому что у них нет времени на фантазии.

— Вы хотите сказать, что у него психическое заболевание?

— О нет, он не сумасшедший, — сказал Джим. — Просто чудной. Иногда он выдает действительно умные мысли, но в половине случаев вставляет что-то невпопад или несет полнейшую чушь. К примеру, на днях я слышал, как он разговаривает с темнокожим в холле. Слуга спросил, во сколько подавать машину для прогулки, и любой другой человек в мире просто ответил бы, когда она ему нужна, не добавив ничего более; но Биббз сказал следующее — я слышал это собственными ушами: «Когда подавать автомобиль? — спросил он. — Ну, это зависит… зависит… — Он всегда говорит очень медленно. — Я скажу тебе, когда мне нужна машина, Джордж, — продолжил он, — если ты скажешь МНЕ, что ты думаешь об этой статуе!» Прямо так и ляпнул! Спросил темнокожего, что тот думает об арабе, купленном Эдит и мамой!

Мэри задумалась над этим.

— Наверное, он так развлекался, — предположила она.

— Спросить темнокожего, что тот думает о скульптуре — о произведении искусства! Что в этом может быть смешного? Нет, вы слишком добры, впрочем, вы и ДОЛЖНЫ быть такой, конечно…

— Спасибо, мистер Шеридан! — засмеялась она.

— Послушайте! — воскликнул он. — А нельзя ли отбросить этого «мистера» и «мисс»? В месяце тридцать один день, а мы встречались почти ежедневно, по-моему, вы уже знаете о моих чувствах…

Ее неожиданно охватила паника.

— Нет, — быстро возразила она. — Я не знаю…

— Знаете, — сказал он чуть дрогнувшим голосом. — Не можете не знать.

— Но я не знаю! — поспешно опровергла она. — Могу не знать. То есть… Перестаньте!

— Почему? Вы точно знаете, что я чувствую, и это вы… ну, вы же сами ХОТЕЛИ, чтобы я это почувствовал… или просто притворялись…

— Не надо! — взмолилась она. — Вы портите такой замечательный день!

— Так это я его порчу! — Он сбросил скорость и повернулся к Мэри. — Послушайте, мисс Вертриз, разве не вы…

— Остановитесь! И остановите машину! — Он подчинился, и она тоже повернулась к нему лицом, как он того и желал. — Послушайте. Я не хочу, чтобы сегодня вы продолжали этот разговор.

— Почему? — резко спросил он.

— Я не знаю.

— То есть это каприз?

— Я не знаю, — повторила Мэри. Она говорила тихо, грустно и искренне, глядя ему в глаза.

— Вы ответите на мой вопрос?

— Задавайте.

— Вы когда-нибудь говорили мужчине, что любите его?

С этой секунды ее тон приобрел оттенок презрения, хотя она улыбалась:

— Нет. И не думаю, что когда-нибудь скажу… или вообще узнаю, что это означает. Я совершенно серьезна, мистер Шеридан.

— Тогда вы… вы просто играли мной! — Бедный Джим был разгневан и подавлен.

— Ничего подобного! — возразила она. — Не соврала вам ни словом! Ни звуком! Я говорила исключительно правду!

— Я не…

— И не поймете! — сказала она. — А сейчас, мистер Шеридан, заводите автомобиль. Давайте! Спасибо. И помедленнее, пока я не договорю. Это не было флиртом и игрой. Это было продуманным ухаживанием. И еще одно, а потом везите меня прямо домой, говорить же мы будем исключительно о погоде. Я сказала, что вряд ли «увлекусь» мужчиной, и это так. Я сомневаюсь в самом существовании чувства, воспеваемого в стихах, пьесах и романах. По-моему, всё это сентиментальная БОЛТОВНЯ — по большей части. Во всяком случае, ничего подобного я не чувствовала. Ну вот, теперь можно ехать быстрее.

— Разве мне от этого легче? — настойчиво спросил Джим. — Как это оправдывает ваше…

— Это не оправдание, — мягко сказала Мэри и в последний раз посмотрела на него с безутешной тоской. — Я не говорила, что не выйду замуж.

— Что? — выдохнул Джим.

Она утвердительно кивнула — растерянно, очень покорно и невообразимо печально.

— Я ничего не обещаю, — чуть слышно произнесла она.

— Вам и не надо! — Джим засиял от восторга. — Не надо! Боже мой! Я знаю, вы не кривите душой, и этого мне достаточно! Повремените и ответите мне, как только будете готовы!

— Не забывайте о моей просьбе, — взмолилась она.

— Говорить о погоде? Отлично! Благослови Господь старую добрую погоду! — воскликнул счастливый Джим.