Суета и смятение

Глава 21

Распевал Биббз, но из-за грохота механизмов эти музыкальные экзерсисы оставались неслышны его товарищам по цеху. Он давным-давно понял, что лязг ритмичен — и невыносим; однако сейчас, на четвертый день после возвращения на работу, он сопровождал звук ударов и скрежет металла веселыми ковбойскими песнями, не стесняясь импровизировать и передразнивать пожирателя цинка:

Огромная комната беспрестанно содрогалась от металлического грохота; сильно пахло смазкой; пол беспрерывно трясло; всё находилось в движении — усталому глазу было не за что зацепиться и передохнуть. Когда Биббз впервые попал в цех, его сразу начало мутить, а за полгода работы там легкое подташнивание переросло в полуобморочное состояние. Но сейчас он чувствовал себя неплохо. «Я весь день буду думать о тебе. Не забывай, рядом с тобой друг». Он видел ее рядом, около себя, и грязный, гремящий цех озарялся светом. Поэт был счастлив на заводе, он и в цеху оставался поэтом. И кормил старого пожирателя цинка, напевая:

Он и не заметил, как рабочие заволновались: они узрели большого босса и теперь ухмылялись, наблюдая, как он с доктором Гурнеем стоит за спиной увлекшегося Биббза. Шеридан кивнул тем, кто был у соседних станков (он знал почти всех работников по именам), и сосредоточился на сыне. Биббз трудился не покладая рук, ни разу не отвернувшись от машины. Иногда он перемежал музыкальную программу наставлениями железяке: «Давай-давай, старая погремушка! Лопай! Только не подавись вкуснотищей. Пережевывай тщательнее, свинтус! И тогда ни один кусок не застрянет в твоей глотке. Хочешь еще? Вот тебе хорошенькая, блескучая штуковина».

Оглушительный шум поглощал все звуки, но Шеридан поднес губы вплотную к уху Гурнея и закричал: «Сам с собой разговаривает! Господи!»

Гурней ободряюще засмеялся и покачал головой.

Биббз вернулся к пению:

Отец схватил его за руку.

— Стой! — рявкнул он. — Дай Я покажу тебе, как правильно вставлять ленту. Бригадир говорит, что сейчас ты справляешься лучше, но всё равно делаешь не так… Посторонись, дай мне показать.

— Вы бы поосторожнее, — предупредил Биббз, делая шаг в сторону.

— Осторожнее? — Шеридан фыркнул и взял кусок цинка из ящика. — А о чем это ты болтал сам с собой? Пытаешься убедить себя, что свихнулся от обид?

— От обид? Нет! — прокричал Биббз. — Я ПЕЛ… потому что мне «нравится»! Я же говорил вам, что вернусь сюда с «легким сердцем».

Наверное, Шеридан не расслышал. По крайней мере он ничего не ответил, сосредоточившись на работе. Он неловко вставил цинковую полосу в станок — результат был плачевный.

— Ну вот! — возгласил он. — Так и надо. Смотри и учись. Дело пустячное, ежели подойти к нему с умом. — Но всё происходящее говорило о том, что приложения ума делу не хватало. Шеридан не унимался: — Всего-то и надо, что следить, чтобы ленту прижало…

— Осторожнее с руками, — предостерег Биббз, подавшись вперед.

— А что с руками? Надо…

— Берегись! — в один голос закричали Биббз и Гурней и подскочили к Шеридану. Но его правая рука успела уехать слишком далеко вслед за лентой, и пожиратель цинка отхватил кончики указательного и среднего пальцев. Шеридан громко чертыхнулся и принялся мотать кистью, разбрызгивая красные капли на себя и Биббза, но Гурней сразу пережал ему запястье и строго сказал:

— Пойдемте отсюда. Поднимемся в уборную в конторе. Биббз, прихвати мой саквояж. Он в автомобиле, на улице.

Когда Биббз пришел с сумкой в туалет, он увидел, что врач по-прежнему сжимает запястье Шеридана, держа поврежденную руку над раковиной. Шеридан был бледен и растерял весь задор. Когда Биббз отдавал саквояж Гурнею, отец со злобой оглянулся на сына.

— Отправляйся работать, — приказал он. — Видали мы ранения и похуже, чем эта царапина от точилки для карандашей.

— А вот и нет, не видали! — сказал Гурней.

— Видали! — огрызнулся Шеридан. — Биббз, вернись к станку. Нечего стоять столбом и глазеть, как старина Гурней старается проснуться, обрабатывая царапину, хотя всего-то и требуется чуть-чуть пластыря. Я поскользнулся, иначе ничего бы не случилось. Иди работать.

— Хорошо, — ответил Биббз.

— ЭЙ! — взревел Шеридан, когда Биббз выходил. — И осторожнее, когда работаешь! Слышишь, что говорю? Я поскользнулся, потому и поцарапался, но тебе… тебе наверняка руку целиком оттяпает! Не спи у станка!

— Хорошо, сэр. — И Биббз в раздумьях вернулся к пожирателю цинка.

Полчаса спустя доктор Гурней постучал его по плечу и пригласил с собой, туда, где можно было разговаривать.

— Я отправил его домой, Биббз. Ему надо быть аккуратнее с рукой. Снимай комбинезон. Я проедусь с тобой и довезу до дома.

— Не могу, — сказал Биббз. — Обязан работать до гудка.

— Нет, надо идти, — ответил врач, подавляя зевок. — Он хочет, чтобы ты проехал со мной для осмотра, я должен выяснить, как эти четыре дня за станком отразились на твоем здоровье. Кажется, вы расстроили старика всем семейством, дружно, в его же доме! Хотя осмотр тут и не нужен. Чтобы всё видеть, мне не надо и глаз открывать…

— Вы и не открываете, — вставил Биббз.

— Я вижу, что ты начал по меньшей мере в хорошей форме. Откуда такая перемена?

— Влюбился в станок, — сказал Биббз. — Подружился с ним. Пою ему серенады, мы беседуем — и он отвечает.

— Правда-правда? И что он говорит?

— То, что мне хочется услышать.

— Ну-ну! — Доктор потянулся и постучал ногой по полу. — Но тебе лучше отправиться со мной и прокатиться. Можешь воспользоваться временем, что он выделил на твой осмотр, как пожелаешь, и…

— Ни за что, — возразил Биббз. — Я останусь с пожирателем цинка до пяти. Говорю же, он мне НРАВИТСЯ!

— Тогда, полагаю, это конец твоим мечтам писать.

— Не знаю, — задумчиво ответил он, — но пожиратель цинка хотя бы не мешает мне размышлять. Это лучше, чем корпеть над счетами, уж в этом я уверен. Не хочу ничего менять. Буду рад жить так, как сейчас, до конца своих дней.

— Чёрта вокруг пальца обводишь! — воскликнул Гурней. — А твой отец прав, когда убеждает меня, что ты непрост. Может, Господь и ведал, что творил, когда лепил тебя, но почему-то в это не верится! Ладно, я пошел. Возвращайся к своему кровожадному станку. — Он залез в автомобиль, который водил сам, но чуть задержался, добавив: — Мне удалось убедить старика, что ты его предупреждал — далеко руку запускать нельзя, а он поранился из-за того, что проигнорировал твое предупреждение, к тому же пытался показать тебе, как делать то, что ты сам умеешь делать гораздо лучше него. Передай, я заеду завтра утром узнать, как он там, и сменить повязку. До встречи.

На следующее утро врач нанес обещанный визит и сделал больше, чем просто поменял бинты на поврежденной руке. Рана оказалась серьезной, и Гурней долго с ней провозился. Сам же Шеридан презрительно фыркал и протестовал так, что его пришлось не на шутку припугнуть ампутацией, лишь бы он вел себя спокойнее. Он спустился к столу с рукой на перевязи, всем видом показывая, что творится настоящее безобразие, а когда его спросили о здоровье, он воспринял это как намеренное оскорбление. Миссис Шеридан в течение дня несколько раз не смогла сдержать порыв позаботиться о муже, и он ее одергивал столь грубо, что она испуганно бледнела, посему, когда Роскоу и Сибил пришли в пять, она поспешила предупредить их о том, чтобы они ни в коем случае не касались в разговоре его травмы, а по возможности вообще не смотрели на повязку.

По воскресеньям Шериданы ужинали в пять. Сибил с большим трудом давалось приходить точно в срок, а не чуть раньше или позже; через две минуты после прибытия супругов все члены семьи сидели за столом.

То было мрачное собрание, полное зловещих знамений. Сам воздух звенел от напряжения, каждую секунду от малейшей искры мог произойти взрыв, а выражение лица, с каким миссис Шеридан взирала на мужа, ни на миг не отрывая взгляда, скорее подобало молитвенному экстазу. Эдит была бледна и сосредоточена. Роскоу выглядел больным; Сибил выглядела больной; Шеридан выглядел больным и раздраженным. Биббз казался румянее любого из них, лицо его будто озарилось внутренним светом. Это нескрываемое счастье словно бросало вызов тяжелой атмосфере, царившей в доме.

Эдит почти не ела, но не осмеливалась поднять глаз от тарелки. Она ни разу не посмотрела на Сибил, хотя та время от времени нехорошо косилась на нее и тут же отводила взгляд. Роскоу не проглотил ни крошки, но, как и сестра, уставился в тарелку и притворился, что созерцает кушанье на ней, погружая в него вилку, но так и не поднимая ничего ко рту. Он ни разу не взглянул на отца, хотя отец всё это время не сводил с него глаз. Между Эдит и Сибил, как и между Роскоу и отцом, будто протянули беспроводной телеграф, по которому беспрерывно шли сообщения, хотя вся живительная церемония воскресной трапезы проходила в изредка прерываемом молчании.

— Ты не был этим утром в церкви, Биббз? — спросила мать, пытаясь хоть как-то разбавить эти жуткие паузы.

— Что вы сказали, мама?

— Ты не ходил этим утром в церковь?

— По-моему, ходил, — ответил он из своего счастливого забытья.

— По-твоему! Ты разве не уверен?

— Ах, да. Да, в церковь я ходил!

— В какую?

— В кирпичную, что дальше по улице.

— И о чем была проповедь?

— Что, мам?

— Ты меня плохо слышишь? — воскликнула она. — Спрашиваю, о чем была проповедь?

Он встряхнулся.

— По-моему, она была… — Биббз нахмурился, силой воли заставляя себя вспоминать. — По-моему, там говорили что-то про Библию.

Облаченный в белый фрак Джордж с радостью воспользовался возможностью выскользнуть из столовой и поделиться услышанным с «мистром» Джексоном, фыркая тому в плечо:

— Он даж не знает, была ль там пропыведь! — сказал он в заключение пересказа диалога хозяев. — Он токмо и помнит, что был с соседской леди!

Джордж не ошибся.

— Ты ходил в церковь один, Биббз? — спросила Сибил.

— Нет, — ответил он. — Не один.

— Вот как?! — Сибил произнесла это восклицание с интонацией насмешливого вопроса, а затем повторила, уже утвердительно, весело показав, что всё и так ясно: — Вот как!

Биббз пристально смотрел на нее, ожидая продолжения, но она молчала. Этот разговор стал завершением мрачного пиршества.

Наконец подали кофе, его быстро выпили, и компания разбрелась по особняку. Биббз отправился за отцом и Роскоу в библиотеку, однако ему сразу дали понять, что он там лишний.

— А ТЫ иди слушать фонограф с женщинами, — приказал Шеридан.

Биббз уступил со словами:

— Иногда мне кажется, что с вами невозможно поладить!

Тем не менее он послушно прошел в комнату, всю в позолоте и парче, куда, следуя воскресной традиции, беспрекословно удалились его мать, сестра и невестка. Эдит сидела в уголке, постукивала пяткой о пятку и взирала на остальных; Сибил расположилась в центре комнаты и разглядывала брошь, отстегнутую от воротничка; миссис Шеридан перебирала коллекцию записей, состоявшую исключительно из Карузо и регтайма. Наконец она выбрала одну, заметив, что это «миленько», а затем еще одну, сопроводив той же репликой.

Вторая запись смолкла, и в широких дверях появился Джордж, всем видом показывая, что пришел с поручением, однако не произнося ни слова. Вместо этого слуга снисходительно улыбнулся Эдит, и она незамедлительно покинула комнату. Джордж, как дипломат с успешно выполненной миссией, уступил ей дорогу и пошел следом в коридор. Он позаботился о том, чтобы все поняли, что он исполняет секретное поручение Эдит, и был счастлив и горд, что ему удалось соблюсти всю договоренность до мелочей.

Сибил напряженно застыла в кресле; ее губы приоткрылись, а глаза с любопытством вперились в удаляющуюся спину белого фрака.

— Что происходит? — тихо, но резко спросила она.

— А вот еще миленькая песня, — произнесла миссис Шеридан, весьма неуклюже притворяясь, что не слышала вопроса. Она включила музыку.

Сибил прикусила губу и принялась постукивать брошью по подбородку. Затем повернулась к Биббзу, с закрытыми глазами растянувшемуся в золотом кресле.

— Куда пошла Эдит? — не скрывая интереса, сказала она.

— Эдит? — переспросил он, распахивая глаза. — Она ушла?

Сибил поднялась и встала в дверном проеме. Прислонившись к косяку, она всё еще постукивала брошью по подбородку. Ее глаза были широко раскрыты; она сильно нервничала, пребывая в чрезвычайном возбуждении, и напряженно вслушивалась.

Фонограф стих, и ей удалось различить, как в библиотеке громыхает Шеридан, а Роскоу, охрипший от раздражения, отвечает: «Ничего не скажу. Ничего вы от меня не добьетесь — и не пытайтесь!»

Были и иные звуки: шорох, бормотание, шепот, приглушенные протесты мужским голосом. Когда миссис Шеридан завела очередную запись, глаза Сибил вдруг вспыхнул решимостью. Она вышла в коридор и направилась прямо в курительную комнату.

Лэмхорн и Эдит вскочили, размыкая объятия. Эдит мгновенно побледнела от гнева, и ее затрясло с головы до ног, Лэмхорн принялся неуверенно оправдываться.

Но бледность и гнев Эдит были несравнимы с белизной и яростью Сибил. Завидев, что парочка обнимается, она позабыла о последствиях. Она присела в реверансе, зашуршав юбками и скривив губы в насмешливой улыбке.

— Вы оба… сидите-сидите! — сказала она и обратилась к Эдит: — Это ты сообщила моему мужу, что я звонила Лэмхорну?

— Пошла прочь! — злобно выкрикнула Эдит. — Пошла отсюда прочь!

Сибил показала пальцем на Лэмхорна.

— Это ты сказал ей, что я звонила тебе и просила прийти?

— О господи! — выдохнул Лэмхорн. — Замолчи!

— Ты знал, что она доложит моему мужу, ВЕДЬ ТАК? — вскричала она. — Ты всё знал!

— ЗАМОЛЧИ! — взмолился он, охваченный паникой.

— Как это ПО-МУЖСКИ! Ох, как по-джентльменски! И ко мне не пришел… на пять минуточек не заглянул выслушать, что я хотела сказать! Тебе всё ОПОСТЫЛЕЛО! Ты же это тысячу раз слышал — и не пожелал прийти! Нет! Нет! НЕТ! — бушевала она. — Не захотел заглянуть на пять минуточек, а этой драной кошке доложил! А ОНА донесла моему благоверному! Вот какой из тебя МУЖЧИНА!

Эдит мигом сообразила, что после такого скандала Сибил несдобровать, и разгневанная девушка поддалась искушению высказать всё, что накопилось.

— Пошла вон из этого дома! — надсадно крикнула она. — Это дом моего отца. И не смей так разговаривать с Робертом!

— Ну уж нет! Я не должна ГОВОРИТЬ…

— Не СМЕЙ!

Встав лицом к лицу, Эдит и Сибил начали яростно осыпать друг друга визгливыми оскорблениями. Они завопили, и заверещали, и заорали — и захрипели. Им удалось перекричать духовой оркестр, запись которого как раз проигрывал фонограф. Их было слышно по всему дому. Их слышали на кухне, их слышали в подвале. Но им было всё равно.

— Ты донесла моему мужу! — горланила Сибил, всё ближе придвигаясь к Эдит. — Рассказала моему мужу! А этот вот сам вложил КНУТ в твои руки, чтобы ты могла посильней меня ударить! Это всё ОН!

— Надо будет, еще раз всё расскажу! Всё-всё, что знаю! ПОРА бы твоему муженьку…

Забинтованная рука разогнала их в стороны.

— Вы хотите, чтобы и соседи это услышали? — прогромыхал Шеридан.

Стало поразительно тихо. Взбешенная Сибил обнаружила, что на пороге застыли ее муж и свекровь, и сразу поняла, что натворила. Она медленно направилась к двери — и вдруг перешла на бег. Выскочила в коридор, промчалась по нему и вылетела из дома. Роскоу, вперив глаза в пол, тяжело пошагал вслед.

— НУ-КА! — сказал Шеридан Лэмхорну.

Смысл сказанного был смутен, однако тон не оставлял сомнений. Как и раздраженный взмах повязки по направлению к двери: он оказался настолько выразителен, что Джордж, Джексон и несколько служанок, собравшихся было за спиной миссис Шеридан, мгновенно испарились. Совершенно беззвучно.

— Папочка, папочка! — взвыла миссис Шеридан. — Посмотри на руку! Ну что ж ты так с Эди, ты ж руку об ее плечо разбил. Только погляди!

Действительно, по бинтам на кончиках пальцев расплывалось красное пятно, и Шеридан вдел руку обратно в перевязь.

— Ну-ка! — повторил он. — Так вы наконец уберетесь из моего дома?

— Он НЕ уйдет! — всхлипнула Эдит. — НЕ СМЕЙТЕ его выгонять!

— Не переживай, детка, — спокойно сказал Лэмхорн. — Он не понимает. ТЕБЕ нельзя волноваться.

Он смертельно побледнел, отчего стал необычайно красив, и когда покидал комнату, обезумевшей девушке показалось, что это уходит подвергнутый гонениям аристократ, равнодушный к нападкам беснующейся черни — роль черни исполнял ее отец.

— И чтоб ноги твоей здесь не было! — весьма правдоподобно для предполагаемой роли продолжил Шеридан. — Прочь из моих владений! — разъяренно выкрикнул он в коридор. — Эта семья не для тебя!

— Это неправда! — Эдит вырывалась из объятий матери. — Вы ПОЖАЛЕЕТЕ! Вы поймете! Вот увидите, чем всё обернется! Что ОН вам сделал? Это же мое дело, не суйте в него свой нос! Чем ОН не угодил, хотелось бы мне знать? Вам ничего об этом неизвестно. Неужели вы думаете, что он МНЕ ничего не рассказал? Она вешалась на него с самой первой встречи, а он лишь немного пофлиртовал. Вот и всё, а потом познакомился со МНОЙ! После этого он на нее и не взглянул, не стал бы глядеть — она для него ничего не значила. Это ОНА хотела отношений, она поклялась, что не отпустит его. Он давно ей рассказал о чувствах ко мне, а она всё не отставала и…

— Да, — строго сказал Шеридан, — ведь это ЕГО часть истории! Хватит! Больше он в наш дом не войдет!

— Вот увидите! — не унималась Эдит.

— Да, увижу! Я нынче сказал, что больше его к нам не пущу, но я знаю о нем кое-что еще. Я тайно поручил Аберкромби разузнать всё об этом человеке, он никто! Пустое место! Никчемная душа! НИКТО! Да будь он самим Джорджем Вашингтоном, после всего этого и того, что я выяснил, ноги его здесь не будет!

— Но, папочка, — начала миссис Шеридан, — если Эдит говорит, что во всем виновата Сибил, что это она бегала за ним, хотя он ее не поощрял…

— Довольно! — взревел он. — Он сюда не придет! А если я хоть от кого из вас еще раз услышу его имя…

Эдит завизжала, закрыв уши ладонями, чтобы заглушить собственный вопль, и побежала наверх, громко хлюпая носом. Мать последовала за ней. Однако через несколько минут вернулась и прошла в библиотеку к мужу. Биббз, сидя в золотом кресле, увидел ее, заставил себя очнуться от грез и тоже отправился туда.

— Она заперлась, — сообщила миссис Шеридан, печально качая головой. — Не хочет разговаривать даже со мной. Из ее комнаты ни звука.

— Ну, — ответил муж, — это ее дело. Но больше она с этим парнем не заговорит, и если он завтра позвонит по телефону… да!.. Скажешь слугам, что если он завтра позвонит, пусть сразу вешают трубку — таков мой приказ. Хотя не надо, я всё скажу им сам.

— Лучше не так, — тихо предложил Биббз.

Отец метнул в него свирепый взгляд.

— Так не пойдет, — продолжил сын. — Мама, когда вы влюбились в отца…

— О боже! — воскликнула она. — Только не сравнивай отца с этим…

— Эдит чувствует к нему то же самое, что вы чувствовали к отцу, — сказал Биббз. — И если бы ВАШ отец приказал вам…

— И слушать не хочу подобный ВЗДОР! — сердито возгласила она.

— Ты что-то хочешь посоветовать, Биббз? — спросил Шеридан. — Выкладывай.

— Пусть они видятся, сколько им будет угодно.

— Ах ты, маленький… — Шеридан задохнулся. — Даже не знаю, как тебя назвать!

— Пусть видит его, сколько хочет, — задумчиво повторил Биббз. — Вы столкнулись с тем, что сильнее вас. Если бы Эдит не была сильной натурой, у вас бы получилось, но она сильная. В ней много вашей решимости, отец, к тому же она влюблена, и вам с ней не справиться. Вам не удастся запретить им встречаться — пока в ее сердце живут эти чувства. Вам не запретить ей думать о нем. Это никому не под силу. Единственная возможность — это дать ей перегореть: если вы какое-то время не будете давить на нее, вероятно, так и получится. Самый быстрый способ охлаждения это брак, но именно его вы и не желаете, а раз уж ЭТОГО вы не хотите, вам лучше…

— С меня хватит! — взорвался Шеридан. — Если уж БИББЗ принялся советовать мне, как командовать в доме, пора мне в отставку. Мамочка, где там черный Джордж? Может, ОН знает, что мне лучше делать со своей семьей. Биббз, ради бога, уйди, ложись спать! «Пусть видит его, сколько хочет!» Господи! Вот уж посоветовал, так посоветовал…

— Биббз, — сказала миссис Шеридан, — если тебе нечего делать, можешь пойти и отнести шубку Сибил к ней домой: она оставила ее в холле. Вряд ли тебе сейчас удастся успокоить своего бедного отца.

— Хорошо. — И Биббз отнес меха Сибил и передал их Роскоу, встретившему брата на пороге. Биббз только и сказал ему: «Она забыла» и «Доброй ночи, Роскоу» — доброжелательно и весело, а затем вернулся в Новый дом. Родители всё еще разговаривали в библиотеке, и он осторожно проскользнул мимо них и поднялся к себе, а там сделал очередную запись в блокнот.