Глава XIV

У де Ланды было лицо стареющего ангела, приятный голос,который можно слушать вечность, а говорить убедительно он умел всегда.


Де Ланда отводит взгляд:


-Нет, - цедит он сквозь зубы и сплёвывает, - Нет Бога. Нет никаких богов. Мир, Коженьевски… Это всего лишь камешек на дороге. Пнуть его - и пусть летит… Туда куда его пнули. И так далеко -насколько хватило сил у придавшего ему движение. Вот и всё. И живёт он - только пока летит.


- Тапейак - тоже был всего лишь камушком?!


Де Ланда хмурится.


-Не могу вспомнить. Коженьевски, здесь много мест с названиями из науатль.... И сотен других индейских языков! Почему я должен помнить это место лучше всех остальных? Вы не можете представить себе, Коженёвский, сколько их тут! Даже у ручья из которого когда-то напоили трёх деревенских коз есть название. И его приходилось запомнить -если там видели хотя бы с трёх республиканцев... Месяц пути, от Мехико до Гонсуэльяса. Даже с вашими пушками и машинами, был нелёгок. Я услышал много индейских названий, даже таких о которых не знал раньше….



- Это и было в Мехико, - прервал словоизлияния триумфатора Коженёвский, - Холм. Господствующая над городом высота…



- Вы, в самом деле, убили эти тысячи - что попросили убежища на Тапейак? Просто так? Там были мирные…! Рабочие! Женщины. Бедняки из предместий! Индейцы… Вы говорили перед камерами, что боретесь за их права… А в «Паризьен» публикуют размытое телефото расплющенных гусеницами наших танков тел! Ваши солдаты их бросали под их гусеницы - чтобы не копать могил. А в красные липкие лужи около базилики они валили всё, что казалось им мусором - одеяния священников, церковные книги …


Генерал усмехается. Коженевский, судя по слогу, цитирует, пусть и бессознательно, какую-то иностранную статью. Но всё было не совсем так. Но пусть он думает, что всё было так,как придумали французские журналисты. Это полезно. Когда о нём думают лишнее. Когда на Тапейак отступали … Бежали остатки республиканских войск, президентская гвардия, прикрываясь, смешивась с толпами рабочих, банковских служащих и крестьян из окрестных деревень, они тоже думали, что он ни за что его двенадцатидюймовые не откроют огонь по жилищу Девы.



Впрочем,в это не верили даже его собственные войска.


Вера...


Смешное слово.


Все верили, что нет иного пути кроме, как через охраняемые республиканской гвардией перевалы. Что он разобъёт головы о бетонные, укрытые от настильного огня земляной обсыпкой, стены фортов на спуске - такие не проломить даже десятидюймовым снарядам…


А он пошел через высоты Писбы!


Через высоты, где само время плавилось под ядерным огнём непобедимого солнца. И вязкий, стеклянный воздух, похожий расплавленный хрусталь, мешал двигаться ногам. Глаза не видели почти ничего, ноги облипал мокрый снег, ступни скользили по “живым” камням, но генерал молча, напрягая стальные, будто изготовленные как детали для паровой машины -и доставшиеся живому человеку по ошибке, - мускулы спины, наваливался на тросы волокуши на которой лежали отливающие медью поясов огромные, в обхват рук, снаряды.



Одни такие деревянные сани, спешно сбитые из снарядных ящиков и разломанных бортов грузовиков, должны были тащить сразу восемь человек, но генерал никогда ни у кого не просил помощи.

В его упряжке уже никого, кроме него не осталось - и он просто молча шёл вперёд, через снежную мглу, поскальзываясь и разбивая лицо. От холода из ран уже не текла кровь - а он шёл.

Восемь человек должны тащить сани, которые тащил генерал в одиночку.

И он тащил. Упирался. Тянул. Шаг за шагом.

Чем выше они поднимались, тем меньше оставалось у него людей. Да и те скорее походили на привидения, скелеты в обрывках хаки - чем на что-то живое. Он мог тащить эти деревянные сани с двумя снарядами - он и тянул эти проклятые тросы. Значит, ему не нужны остальные семь. Значит, они пригодятся,скажем, для того,чтобы вытащить из снежного провала колесо пушечного станка. Только и всего.

Все тягачи, все тракторы, все грузовики пришлось бросить уже на двух тысячах метров - из двигателей пошёл предательский белый парок. Вода выкипала быстрее, чем внизу и мощности не хватало - особенно в метелях.

Снег через маленькие крышечки в радиаторы натолкать было нельзя -и де Ланда оставил их там, где они пали, измученные, дышащие белыми струйками пара. И медно-зеленые болванки посыпались в снег из кузовов…

Лошади, мулы и люди легче артиллерийских тягачей и тракторов переносили такой подъём. Особенно , если давать им отдохнуть. По крайней мере, у де Ланды их было много.

Треть всех солдат и всех отнятых у индейцев мулов, он оставил вмороженными во льды Анд, но, обойдя ожидавшие его республиканские войска и рванув вперёд, по хлипким высокогорным мостам, он, с налёта взял плохо охраняемую, удерживаему всего лишь полуротой, Тунху, лично разнеся из автоматического пистолета череп полусонному от жары и текилы жирному неогренадинскому капитану - и получил в своё распоряжение тыловые склады республиканцев.


И, что важнее, дальнобойности его тяжёлой артиллерии, особенно, в разреженным горном воздухе, теперь хватило, чтобы добивать до перевалов и перекидывать снаряды через стены фортов - где засели ожидавшие его войска - последние резервы Боготы....


Его не ожидали так быстро, не ожидали, что он пройдет так высоко - а он уже выпустил все снаряды, что у него были, они уже грохотали в ущельях. Даже падая рядом, разрывы двухсотфунтовых болванок ворчали и грызлись как огромные железные звери, запертые в тесной каменном ущелье, спуская на головы засевших за передовыми брустверами из булыжников и кусов льда вражеских солдат лавины из снега и камней.

А через неделю он уже был в Мельдине!

Который, он опять, громил теми самыми орудиями - к которым смог подвезти все имевшиеся у него заряды через отбитые у республиканцев перевалы.

Благодаря захваченным республиканским запасам, он смог в первую очередь перебросить именно снаряды к своим, калибра восемь с четвертью дюйма, дальнобойным.


И в Мельдине и Боготе не верили - никак нельзя было протащить такие пушки, ни столько снарядов такого калибра и веса через высотные льды на трёх тысячах метров… Ни пройти мимо готовой встретить у подошвы гор и на перевалах гвардии. Не мог генерал проломить своим лбом эту оборону.



В Боготе верили, что его движения определяются высотой и удобством перевалов.


Мириады проклятий возносились в штабах Неогренады и церквях Боготы.


Ни снег, ни лёд, ни слабость моторов, ни пустые сотрясания эфира не остановили его в Андах.


На Тапейак верили, что движения мира определяются верой в Деву.


Тысячи, миллионы молитв били тонкими, как у бабочки воздушными крылами между землёй и небом.

Ни одна не остановила, даже не замедлила, не задержала даже на мгновение полёта морской фугасной гранаты.




- Понтифик, доселе лишь призывавший к примирению сторон, объявил вас апостасией, лишенным рая и ада еретиком - когда ему принесли газетные снимки, на которых ваши солдаты были с каким-то изгвазданным в крови полотном. Генерал...




- Дон Коженьевски, - закрывает глаза Де Ланда , - Почему вас не радует то, что вы беседуете не с одним из здешних фанатиков- а с человеком прогрессивным, вполне близким вам по духу? Просто поверьте мне на слово. Всем, кто пожелал спрятаться от моих орудий под юбкой Девы -я позволил это сделать. Они до сих пор там прячутся… - хохотнул он


Видение гигантского храма, превращенного в костницу, мелькает как кадр на быстро проматываемой черно-белой киноплёнке. Развороченные, начинающие гнить тела, сотни трупов и костей, собранных солдатами Народного Фронта. Было необходимо очистить улицы Мехико от мертвой плоти - пока не начались болезни. И так велел сам де Ланда- спеша превратить город в витрину для репортеров. Но додуматься превратить разбитый храм в мертвецкую… Разместить под гигантским куполом, астрономических размеров, разбитым касательным ударом двенадцатидюймовой гранаты, самую настоящую секционную, аккуратно усадив покойников на разбитые скамьи в макабрической пародии на католическую мессу - это была уже инициатива его молодчиков.

Впрочем, их высокопревосходительство, увидев сие гнилое собрание( Вонь на жаре стояла просто невозможная, будто из вскрытого скотомогильника), изволили много смеяться. Он даже повелел собрать нотные листы(Собрали все, что нашлось в городе. Коженёвский видел на трупной мессе и Вагнера, и Листа… Костяная рука одного из собравшихся здесь скелетов придерживала запачканную, все время переворачиваемую ветром страничку с "Марсельезой" - ну никак не уместную ни в какой церкви) и разложить их на колени трупов… Какая, в самом деле, какая рождественская служба - без возможности петь псалмы и гимны - вслед за священником? Генерал прав….


Самое интересное, что де Ланда очень точно попал своими вопросами.

Гимназиста Коженёвского, даже розгами, не смогли убедить в царствии небесном. Наверное, это самый неудобный инструмент для убеждения…

Даже на военной службе он, манкировал церковными службами -как мог, - получая за это положенные часы под ружьем и доверху набитым кирпичами ранцем. Он даже бравировал этим.

Но сейчас он не хотел, ни в чем не хотел быть - даже на самую малую песчинку,- таким же как де Ланда!

Наконец, он чувствовал, просто чувствовал, что хоть кто-то на всем Юкатане и Перу, должен просить у даже не у Небес, - у всего мира сразу! - прощения за творимое генералом.

Но, о Боже, он же был слишком стар, слишком стар - чтобы отправляться за тридевять земель. Почему он…



- Напомните мне когда-нибудь, - пожал плечами де Ланда, - Когда-нибудь…рассказать вам, комиссар, что кровь очень нравится юкатанским святым. Стоящие над людьми всегда жадны до крови. И я досыта напоил ей Деву….


“Какую,к чёрту, Деву!?”


- «Когда-нибудь» -это когда, господин главнокомандующий?



- Когда-нибудь - на всех языках мира, значит одно и тоже. “Когда-нибудь”. Когда у меня будет время и доброе расположение духа. А сейчас -извините, господин военный советник, - генерал распрямляется и поворачивается к нему спиной, - Мне надо продолжать...


- Как так не можете?!


Рычит Капелька и встает с места. Стол прогибается под его тяжестью.


-Вы нам ОБЯЗАНЫ продать ИХ!


Полковник спокойно срезает кончик у своей сигары и закуривает. Видно,что Капелька его ничуть пугает.


- Ничего я вам не обязан,- отвечает Айк, привстав и обдав нависшего над ним Капельку облаком вонючего, холодного фиолетового дыма, - Сейчас вы покинете этот кабинет...


- А что если нет, мистер Бронзяшка?! - снова перебивает его Гришем, бесцеремонно хватаясь за чернильницу в форме лотоса.


Он делает это так, будто хочет раскроить американцу череп тусклым металлом цветка.


- А если нет, - отвечает ему таким же яростным взглядом полковник, - Я нажму на эту кнопку.


Он показывает на электрический звонок.


- И вы всё равно уйдете. Но в сопровождении Эм-Пи. И я вас больше никогда не увижу. А через неделю ЕЁ И ТОЛЬКО ЕЁ - всё равно разрежут на металл на «Бремер-Вулканн». Останется только запись в архиве. Моя совесть будет чиста. И вы ЕЁ не получите. Ни ЕЁ, ни тягачей.


-Ну хорошо! - разгибается мой адъютант, - Мы уйдём. И найдем кому рассказать о ваших грязных делишках. Мы пришли к вам не с улицы. И в Лозанго...


Переговоры явно зашли в тупик. И Капелька разошелся настолько,что помянул Лозанго - что было строжайше запрещено.

Никто не должен знать о подробностях контракта - за пределами Агентства.


- И я вообще не знаю о чём вы тут говорите, - помолчав, сказал полковник, - О каких таких делишках. И где это - Лозанго... Возможно, во Франции. Думаю, нам не о чем больше говорить. Тем более, что вы играете не по правилам.


Он поднялся, даже не подумав подать нам руки:


-Прощайте, господа.


Явно пришло время вступить мне


- Господин полковник, где, вы сказали, их разрежут?


Это называется - «растащить ситуацию». Убрать фокус внимания. Он взглянул на меня, отвлёкшись от одной из своих бронзовых безделушек -явно раньше принадлежавших одному из нацистских генералов:


- «Бремер -Вулканн». А вам-то что, Тампест?


-Ничего, - я пожал плечами, проглотив даже его фамильярность. Хотя, будь мы в Такоради,а не в Берлине - давно бы уже окрасил ему зубы в малиновый, дав ему попробовать на вкус собственную кровь, - Бремен? Я-то думал, что повезёте за океан.


- Нету смысла, - в тон мне ответил Айк, - Тащить несколько десятков тонн железа - только ради ради того, чтобы газовый резак его развалил на части для переплавки? Простаивающие без работы мощности судозавода и голодные немецкие рабочие будут рады - и обойдётся это много дешевле....


- Сколько они вам заплатили? - неожиданно ударил я. Лицо Айка осталось, внешне, спокойным. Но едва заметное движение зрачков выдало его. Конечно же, ему что-то перепало от подрядов на утилизацию, доставшихся именно «Бремер- Вулканн»! Кто бы сомневался, - Ведь сколько-то... - Я сделал знак рукой, будто бы в ней шелестят банкноты, - И ведь не оккупационными марками,верно?


Через пару мгновений, полковник Айк уже владел собой.


- Что вы хотите, чтобы я сказал вам, Тампест? Наш разговор закончен. А уж свидетельствовать против себя не заставляют даже пойманных на месте преступления убийц. А вы меня ещё не поймали. Да и ловить меня не на чем, - быстро поправился он


Он отвлекся от милой его сердцу бронзюшки:


- А я не советую вам - и вашему приятелю заодно, - пытаться ловить меня. Лучше уходите спокойно и забудем друг о друге.


Я поднялся со скрипучего старинного стула - явно тоже оставшегося от старой обстановки или какого-нибудь расстрелянного фельдмаршала, работавшего здесь:


- Мы - сказал я, поднимаясь и протягивая руку за затянутой в чехол фуражку с британским гербом. Это нехитрое действие дало мне еще несколько секунд, - Уйдём. И я не собираюсь трезвонить о том, что «Бремер-Вулканн» заплатил вам. Мне это всё равно. Я просто хочу указать на несправедливость.


- Несправедливость? - хмыкнул полковник. Вот уж какого слова он не ожидал - так этого. Ругань, обвинения - в духе нашего Капельки. И тут - «несправедливость»!


- Ну да, - отвечаю я , - Несправедливость. Когда «Вулканн» заплатил вам - он получил то, за что было заплачено. Концессию на утилизацию. А когда мы ...


- А вы мне ещё ничего не платили, - отрезал Айк, - И то,что вы предлагаете -невозможно.

- Почему? - Айк даже не заметил, как я вернул свой зад обратно в предназначенное для посетителей кресло, а разговор, который, как он сказал - закончен, всё ещё продолжается. Причём,продолжается им самим


- Потому что одна пушка - и двести выстрелов к ней,- это ещё куда ни шло. Снаряды всё равно идут все под списание - они не нужны даже флоту. Выстрелы к этим орудиям я могу списывать тоннами.


-... Их запасли из столько, что «бабах!» будет сильный - даже ещё пятиста болванок в яме недостанет.


Айк недовольно воззрился на меня:


- Позволите мне закончить, Тампест?


Я едва сумел подавить игравшую на моих губах улыбку:


- Простите, полковник.


-Так вот... - он зевнул, - Во-первых, сами пушки. Орудия учитываются в Меморандуме Комиссии по Атомной Энергии. А эта бумажка идёт Самому на подпись. Потому что это носитель ядерного оружия - хотя этих снарядов давно нет в Европе. Но батальоны расформировываются и сдают своё имущество в порядке строгой очереди. Те орудия о которых просил для вас НАШ ОБЩИЙ ДРУГ просто случайно оказались в очереди - но ещё не разрезаны. Строгий учёт...


Жирное, дрожащее лицо начальника интендантской службы европейских сил США, толстые как сосиски пальцы, которыми он описывал в воздухе широкие круги. Холёные. Не привыкшие к боли. С хрупкими старческими костями. Один. Второй...


- И это ведь не всё! - вскрикнул Айк, будто от боли в раздроблённых суставах, - Селестин предупреждал,что мы будем говорить о деньгах -но речь шла только об одной пушке. Вы же с порога заявляете, что хотите больше снарядов, вы хотите.... Это просто невозможно!



- Полковник, - этот голос обрушился на нас как холодный дождь, останавливая всё,что мы хотели бы сказать друг другу. И не только Айк, но и даже я не узнал, бешеного, минуту назад, Капельку, - Полковник, вы же просто хотите ещё денег.


- Ч-что? - заикаясь, выдавил из себя полковник, - Что вы сказали... Как вас там?


- Гришем. Амадис Гришем. Я - нача...- я сделал ему едва заметный знак, - Помощник полковника Тампеста, сэр. Но врядли кому-то здесь интересна моя персона. А вот то, что вам нужны деньги...


- Мистер Гришем, по-моему, я ясно заявил...


- Полковнику Тампесту, - перебил его Капелька, - Деньги, уплачиваемые вам Компанией кажутся слишком большими. И он требует большего - больше пушек, больше выстрелов к ним. Но вы отказываетесь рисковать за означенную сумму... - Гришем поднял руки в воздух и пожал плечами, - Вам виднее. В конце концов, вы в этом бизнесе уже давно. Я много раз видел как люди, уже отказавшиеся иметь с нами дело, и уже сидящие на зашнурованных мешках в ожидании ещё не прилетевшей “Дакоты” снова идут в бой, на рыгающие бурей острых металлических стрелок стальные глотки безоткаток - если предложенную им сумму увеличить. Не вижу в этом ничего плохого, кстати сказать. Работа должна оплачиваться... И оплачиваться - достойно. Так сколько, господин полковник?


- Удвойте, - просипел Айк, как пробитый мяч, на который надавив, выпустили весь воздух и опустился в мягкие объятия кресла, - Полмиллиона.


- Сколько вам понадобиться времени? - я решил,что пора бы уж и мне вступить в дело, - Чтобы всё устроить- со второй пушкой?


Он помолчал что-то прикидывая:


- Месяц.


Я прикинул. Месяц -это на самой грани, но всё же в пределах приемлемого. Пожалуй, больше жира из Айка выдавить бы не получилось. Да и Капельке ещё понадобиться собрать людей для Лозанго. А это не так-то просто. Мне довелось как-то видеть, как собирают скелет доисторического монстра. Ломают гипс, чистят, лакируют…Да по косточкам, на стальные штыри. Уйму времени, говорят, занимает.

И нам тоже на это тоже нужно это чёртово время. Много этого чертового времени.

- Но ваша просьба, - Противостоящий палец полковника отказывался ломаться они всегда очень прочные, - Об обучении расчётов орудий на наших базах...


В этом случае, лучше всего рвать сустав.


-Орудия должны исчезнуть именно с «Бремер- Вулканн»! - тонко крикнул Айк. И привстав шлёпнул своей жирной пятерней по чернильно-фиолетовому прямоугольнику велюровой ткани на столешнице. И тут же рухнул обратно,хватая воздух, которого ему явно не хватало.


После этого, они со всем соглашаются.


- Но ведь остались ещё нерасформированные батальоны тяжелой артиллерии? - поинтересовался Капелька


- А вот это, - тяжело дыша прикончил разговор полковник, - Вот это … как вас там? Это вас уже не касается в любом случае!



- Хорошо, - согласился я, вставая, - Думаю, мы пришли к соглашению. Вы понимаете, что мне надо сообщить и Компания...


Последний палец Айка на правой руке, которую он так и не подал мне, хрустнул как корочка на горячем пирожке с тунцом -под зубами голодного мальчишки .


- Не вздумайте снова искать встречи , - заявил он, дымя своей, вымоченной в чужом коньяке дубиной, - Сегодня у меня есть ещё дела в офисе генерал-майора, а вы -прибыли сегодня. Я не имею отношения к берлинской бригаде, это просто совпадение... - «И работа Куратора,» -добавил я про себя, -... Чудо, что мы сегодня встретились здесь. Завтра,а может, даже сегодня вечером меня уже не будет в Берлине. Врядли вы за столь короткий срок утрясёте все дела с Агентством. Я ведь прав?- Мне ничего не остаётся кроме как кивнуть,- Да и в любом случае, искать личной встречи было бы нежелательно и неосторожно. В конце концов, вы знаете Селестина, я знаю Селестина. Этого вполне достаточно, чтобы мне ничего не знать больше о вас.


- Как вам будет угодно, -прервал я его лекцию о конспирации.


Я пожал плечами и натянул, так и не надетую когда Айк нас выгонял из кабинета, фуражку. Ладно, пусть думает, что отделался от меня. Это мы ещё поглядим.



Выйдя на улицу из интендантского крысятника, я смог, наконец, вдохнуть выстиранный дождём, едва тёплый воздух. Мысли сразу же пришли в порядок - будто бы и с мозга вытерли всю грязь и пыль.


-Само гостеприимство, а не полковник! -сказали у меня за спиной


Я посмотрел на стоявшего чуть позади Капельку:


- Будто много ты знал полковников - в тон ему продолжил я, - И все они жали руку и предлагали тебе коньяку..... Лучше скажи вот, что, -спросил я его о том,что терзало меня последние полчаса, никак не меньше, - Откуда ты знал, что он согласится, а не пошлет тебя к чёрту?


- Я бы скорее удивился,если бы он сам не назначил себе цену, - слегка улыбнулся Гришем, - Каждый имеет свою. Надо было лишь вежливо попросить назвать её. Вежливо, командир. А не как вы...


- Уж кто бы говорил! - делано возмутился я,- Сам-то чуть череп не раскроил нашему доброму американскому дядюшке!


- Ну что вы! - от души расхохотался мой бессменный адъютант, напугав проходивших мимо каких-то золотоволосых кукол с кудряшками горячей завивки, не то секретарш, не то машинисток, - Как вам такое вообще в голову пришло! Я ж добр и нежен как ягнёночек... А та чернильница... Может, она мне понравилась просто.

Загрузка...