Д-7 подняла голову. Щёки девочки горели от соли слёз и липшего на влажную кожу железного песка.
- Этот туат ползает по этой, а ещё 19-ой и 24-ой зонам. Вон, на его бортовых щитах. И главная орудийная башня. Эмблема., - Р-7 говорила задиристо и чрезмерно громко. Хотя, врядли тут кто-то нуждался в пояснениях относительно их противника. Но так ли уж давно, пустившись в Нифльхейм в первый раз, ревела на груди своей Старшей точно так же как и Д-7 сейчас? - «Кулак на кресте, крест в огне». 45-ая стратосферная артиллерийская бригада, Трансатлантик. Из всех - они самые агрессивные. Легко отвлекаются от первоначальной цели....
Но АН-17 улыбнулась,потрепала младшенькую по голове:
- Видишь?!, - погладила она Д-7 по спине промеж крыльев, -Сегодняшняя игра с этой глупой железякой закончится быстро.
Конечно Д-7, не могла никого из них слышать - даже если бы буря была далеко. Но так она могла бы увидеть её лицо и хоть что-то понять по её губам... Да и остальным от её слов станет спокойнее
И она поняла. Прекрасно.
"Оставайся здесь!" - таков был общий смысл слов.
Ей стало стыдно. Она вырвалась. Её кристаллический клинок зажёгся белым призрачным светом - боевым пламенем. Д-7 сжала свободную от Оружия ладонь в кулак.
"Я могу сражаться!"
Хотела крикнуть она, но нетренированные голосовые связки и мышцы горла, сами отказались воспроизводить согласные. Это был смешной высокий,
- "Можешь" - серьёзно произнесла АН-17, - Тебя бы не было с нами -если бы не могла. Но сейчас нужно, чтобы ты оставалась вне боя. И если что-то пойдёт совсем уж не так, ты сохранишь силы и сможешь, если что, нам помочь.
Д-7 всё-таки осталась одна, глядя как за плотной завесой чёрной бури исчезает призрачный белый свет.
Тихие хрустальные слёзы катились по раскрасневшимся щекам -и жаждущая мёртвая планета снимала бесчисленными пальцами летящего песка капли прозрачной влаги.
Шмельцены и крылья пятерки огневых фей разгорались всё ярче и ярче. Стекавшие с них раскалённые белые газы воздушной плазмы превратились в самые настоящие факелы. Это почти рефлекторная реакция на приближение к щитам древней машины. Защитные поля когда-то предназначались для того, чтобы отклонять орбитальные кинетические ударники. Напряжение магнитного поля в них было столь сильно,что почти любой металл, включая железо песков, попав в щиты, плавился от индукции. Летящий железный песок давно стал дождём. А песчаная буря - настоящим штормом, в котором водяные брызги заменили разогнанные полем мириады тяжёлых мельчайших капель тяжёлого расплава и шлака. Полям щитов было по силам даже расплавить кости и заставлять кровь бежать в другом направлении - и гибель любого живого существа, подошедшего к пробуждённому и никак не могущему уснуть механическому кошмару на расстояние мили была бы неизбежна. Даже тролля не спасла бы его толстая кварцевая кожа. Фей защищали только ярко пылавшие мечи, через которые они, работой вененума, сбрасывали адское тепло - это было,практически, обычным режимом работы парусов, гревших теплоноситель внутри корабельных машин. Шмельцены, хоть они грелись выше чем обычные паруса, должны были выдержать такое.
Мягкие, тут же разлетающиеся на брызги капли не могли повредить эти огромные массивы гранёного синего льда.
Но всё же каждая из миллиардов тяжёлых капель била сильнее пуль. От удара быстро летящего ядовитого металла, мясо разбрызгивалось подобно воде. Эти капли, этот ветер - они целиком состояли из железа...
Она успела задрать голову
Полям щитов было по силам даже плавить кости и заставлять кровь бежать в другом направлении
Небо было такое глубокое и синее.
Синее небо -это хорошо.
Семена одуванчика, легчайший пух коснулись щёк АН-17
Какой прекрасной была тишина -переливающаяся всеми цветами. Самыми холодными, забирающими болезненное, совершенно не нужное тепло. Как снег, иногда выпадающий на Острове. Солнце вспыхивает электрическими молниями на иглах снежинок...
Небо пошло трещинами как лёд. В трещины не проникал свет и трещинах было темно.
...
Осколки полетели из широкой кристаллической лопасти всё же бывшей достаточно толстой и прочной,чтобы выдержать удар, защитить грудь девочки. По ней будто бы ударили кувалдой был так силён, что отбросил тельце с огромной силой и опиравшиеся о воздух крылья, расплющенные сопротивлением воздуха, сломались, разлетаясь на сотни кусочков плазмы.
Удар от падения не был сам по себе страшен, хотя дюнный песок совсем не смягчает, если вас на него швыряет со всей силы, да ещё высоты часовой башни. Кости позвоночника, рёбра - девчоночье тело в красивом синем платье с высоким шнурованным лифом и наброшенной будто плащ курткой воздушных стрелков, походило на брошенную на пол капризным ребёнком фарфоровую куклу. И ребёнок это был очень злой -ведь он не только изорвал одежду и изломал хрупкое шарнирное тело, но оторвал ей голову, бросив куда-то в тёмный угол -и убежал, хохоча. Это случилось потому что АН-17 упустила мгновение, поздно заметила те самые искры, проскочившие по трубам противопехотного пакета. И какая-то часть потока металла прошла чуть выше и чуть ниже.
Кукла? АН-17 и была той самой куклой. Скорость электромагнитной шрапнели настолько высока, что она ударяет по локтями, щекам, по горящим, широко распахнутым синим глазам как камень - по оконному стеклу. Нет, как по воде - раскрытой ладонью.
Всё, что не закрывала горевшее синем огнём широкая кристаллическая лопасть, разлетелось красными брызгами. На тёмно-красный песок упало сначала лезвие, зарывшись в дюну, а потом - рухнуло аккуратно обрезанный, кусок тела феи, который почти не задерживали в её падении, изредка вспыхивавшие за лопатками широкие языки странных бело-радужных огней. Одна нога была срезана у ступни, на другой из мяса был виден уцелевший кусок молочно-белой кости, очень хорошо видной на фоне песка и разорванных мышц. Было видно,что она держала своё оружие наискось - будто загораживаясь от яркого металлического света. Но тот осветил её и целым осталось только то,что было в тени.
Но это было не важно. Пока стучит сердце феи - могут гореть её крылья.
Он сама была тенью над которой, лязгая железом сотен гусениц, проходил танк.
Лежать становилось жарко. Песок был "горячим» -во всех смыслах. Но к древним невидимым ядам и проклятьям ушедших туата дэ, тела фей были невосприимчивы или, если точнее, слишком быстро восстанавливались, чтобы остаточное зло могло им повредить.
Но песок был железом.
Как только АН-17 это вспомнила, она вскочила. Вся спина будто бы вспыхнула - как от ожога. Как она могла забыть! Туата дэ всюду использовали железо! Туата дэ делали из него всё! Даже огромные тела «Апокалипсисов» обжигают ! Невозможно, чтобы обычное железо выдерживало тепло шмельцена -но туата дэ это удалось! Они так обожали этот металл, которого не коснутся фее, что даже шли воевать. И за него, и просто так, чтобы лилась их кровь - ведь в их крови было полно железа!
Уже этого было им достаточно!
Крылья вспыхнули красным
....
- Мне приснилось! - звонко засмеялась АН-17, держа свою оторванную голову в руках - Это всего лишь сон!
Расстегнув единственную пуговицу, что удерживала на её плечах тяжёлую форменную куртку воздушных стрелков, она повела плечиками - и та, изуродованная карбидными шариками, с торчащей из рваных ран мокрыми красными волокнами, упала на песок, чёрным комом. При падении, она сорвала только что запёкшуюся корочку на ранах -и её приятно захолодило налетающим ветром -и тут же начало жечь давным давно
От высотной куртки, сейчас, на этой жаре, не было никакого толка. Кроме того, в ней изорванная карбидными шариками, было жарко. Кроме того, на мокрую от выплеснувшей крови потрескавшуюся старую коричневую кожу, налип красный песок. А красный песок мешал проявляться Крыльям.
Кроме того, это было сплошное железо - и оно жгло раны феи. Кроме того, сейчас тратить вененум на такую ерунду как восстановление изорванной одежды было просто смешно.
....
Медный подсвечник, - на этом Острове не было ничего железного или стального, - опустился на широкую,гладко выструганную доску. Чёрный дуб, толщиной не менее двух пальцев, что слушал как бился в ночное окно ветер, как он рвался к ней к ней, стоящей за непробиваемой преградой из ледяного стекла, что защищал от его холода тепло Общего Дома, отозвался на это прикосновение глухим стуком.
Женщина, мягко положившая руки на подоконник, по обе стороны от горящей свечи смотрела куда-то вдаль. Её только издали можно было бы принять за человека. Но чтобы так ошибиться, надо было видеть живых женщин туата дэ - а на Земле не оставалось уже пять веков никого, кто бы их видел.
-Ты опять жжёшь свечи,- сказали из полумрака около двери, - Дорогие свечи!
- Говори что тебе надо, цверг, -сказала она не оборачиваясь, - И проваливай - к Милю.
- Дверь не скрипнула. На улице темно, - сказал чей-то скрипучий смеющийся голос из темноты, - Запах ты не могла учуять - поскольку стоишь рядом с горящей восковой нитью.Так как же? А, свинская нянька?
- Тщеславие цверга, жадность цверга. Образ мысли цверга - их вонь я почуяла как только вы ступили на Остров, - в голосе женщины звучала холодная ярость,- А ещё чужих на этом острове просто не бывает, секунд-майор Кальцин.
-Ясно, - толстяк плюхнулся на один из жалобно скрипнувших стульев, - Ты просто увидела в окно как я иду к дому
- Я не предлагала тебе сесть, - всё тем же каменным голосом произнесла скесса, вернув обратно фамильярность секунд-майору.
- В этом доме, - сказал пухлый карлик с коричневой кожей и крючковатым носом, - Мне не требуется твоё разрешение.
Он положил чёрную фуражку с бронзовым гербом, вытер пот со лба и, запихнув покрытый какими-то масляными пятнами платок в карман, схватил из вазочки на столе напечённые троллихой печенья-зверюшки - сколько поместилось в его жадной пятерне. Не переставая жевать, он продолжил говорить и крошки, вместе со слюной, летели из его рта,каждый раз когда он открывал его:
- Мне не нужно просить позволения. Ни на что! Не нужно - потому что за всё здесь платит Флот! Тем более - его не требуется просить у здешней свинской няньки!
Говоря «Флот», цверг подразумевал себя. Он и именно он скупил здесь всё, включая фей и саму прекрасную хозяйку Общего Дома - со всеми их потрохами.
И был удивлён, что кто-то смеет пренебречь этим непреложным фактом. Он был удивлён. Он даже хотел проверить по возвращении -не забыл ли он занести всё, как положено, в конторские книги?
- А Флот, - улыбающийся толстяк встал и подошёл к окну, не собираясь упустить ещё одну возможность показать властью, которую ему даёт его чин - над кем угодно, даже над рослой троллихой, - Не любит ненужных трат...
Тяжёлые как металлическое литьё огненно-медные волосы великанши поднялись будто под сильным ветром -и так и застыли, едва тревожимые слабым током конвульсивной дрожи. Лысый толстяк поглядел - и увидел,что пламя ненавистной ему свечи горит всё так же ровно.
Он почуял, что по жирной коже лба медленно, будто ртуть, катится капелька какой-то странной густой влаги. Он почувствовал как капля становится больше и больше, набирает
Значит, этот ветер, ударивший ему в лицо облаком толчёного стекла, сверкнувшего и пропавшего в темноте, не имел никакого отношения к обычным движениям воздуха. Все следующие движение, все порывы души секунд-майора брали начало из этого момента.
Этот ветер был неестественным. Его ударил воплощённый чьей-то злой волей вененум. Чьей? Кто был рядом с ним? Ненавидел его?
Ответ был так очевиден
- Щёлк! - только и ответил мыслям секунд-майора лишний позвонок, плоский и огромный как кость древнего ящера , на его глазах появившийся у основания черепа «свинской няньки».
Лицо троллихи, на которое он смотрел и не мог насмотреться, у не выражало ничего - хотя, бледность и закушенная до крови губа выдавали её желание закричать.
Щипцы для снятия нагара, которыми он собрался погасить свечу, со звоном упали на пол - но было уже поздно
-Щёлк! - из основания шеи вырвался новый,такой же огромный позвонок
-Щёлк! - Щёлканье убыстрялось. Будто расплавленный свинец в дроболитной башне, сыпался в воду
Кожа и мышцы на шее скессы стремительно растягивались, пока с треском не порвались. Нормальные кости пока что оставались между появившимися, походившими скорее на булыжники, чем то на чём может покоится живое мясо. Если можно было всё ещё назвать нормальным то,что было вырвано таким движением, какое основа живого тела совершать просто не должна- но заслоняющийся от троллихи рукой майор был готов и на такое. Ведь они пока что оставались хоть чем-то нормальным, правильным, остатком ушедшего мира какую-то зацепку, какую-то опору в творящемся сейчас с ним.
-Щёлк! - и повисла тишина.
Повиснув на костяной змее из огромных, ни с чем не сообразных костей, казавшейся бесконечной лежавшему нас спине, грудой дрожащего жёлтого студня флотскому офицеру, упавшему и теперь пытавшемуся оттолкнуться мягкими руками и скользящими мокрыми сапогами от пола - в попытке обогнать движение стремящихся к нему костей . Когда оторванная голова повисла над ним, он увидел, что ней изменился цвет кожи. С мраморно- белого - на серый, будто бы отделившаяся от тела по своей воле голова не только умерла, но и успела сгнить.
- Щёлк! - сказал, и намного громче плечевой сустав троллихи, возвещая,что пытка ещё не закончилась. Тёмная ткань платья напиталась какой-то, фонтаном брызнувшей сквозь ткань жидкостью. Даже такой бумажной крысе , было понятно,что это отнюдь не вода.
Цверг завизжал как свинья
- Щёлк!
Раскрывшиеся и увеличившиеся рёбра, разорвали лиф в клочья, моментально обнажив бешено стучащее сердце и синие лёгкие -которое тут же замерли, укрывшись под толстой каменной коркой из кровавого кварца.
-Щёлк! - острые концы костей, сомкнулись, хватая воздух, словно бы наслаждаясь давно забытой свободой.
-Я СЛУЖУ ПРИ ШТАБЕ! - крикнул он, стараясь защититься, единственным возможным для него образом, - Если ТЫ нападёшь на МЕНЯ - у ТЕБЯ будут неприятности!
-Щёлк! - это семь лишних костей, которых там не было, не могло быть, не должно было, не существовало до сего момента, будто лезвием ножниц раскрыли каждый рукав несчастного платья
Закрытые глаза головы, висевшей на сотне позвонков под самым потолком, распахнулись -и там не было ни зрачков, ни белков. На истекавшего вонючим потом золотопогонного цверга, смотрели два провала в пропасть из белого льда.
Щёлканье позвонков, которое костяная змея её шеи, издавала при каждом движении раздалось у самого уха Кальцина. Губы мёртвой головы раскрылись и та слизнула ему щёку шершавым языком.
-Но. Ведь ты, - шевельнулись мёртвые губы, прошептав ему на ухо о смерти,- Не. Доживёшь. До этих неприятностей. Верно?
Ноздри головы расширились и она сделала глубокий вдох. На потную лысину цверга капнула, потревоженная потоком воздуха, чёрная вязкая жидкость, остававшаяся в одной из аорт разорванной шеи . Одна, другая... Цверг в ужасе вспоминал сказанные им слова. Злить, угрожать надевшему костяные доспехи троллю? Даже более глупо,чем встать перед самым дульным срезом заряженных крейсерских орудий - там, хотя бы, всё будет быстро.
- Нет.. не надо.. - вжав свой твёрдый каменный под в доски пола - лишь бы не видеть головы со светящимися глазами, - Прости меня! Не убивай!Прости! Я не трону! Ничего здесь не трону! Уйду и не трону! Клянусь -ничего здесь не трону! Только не уби...вай... Не тро ... гай, - по жирным щекам катились крупные стеариновые слёзы,- Ме... ня.
Он уже чуял лёгкие скользящие прикосновения широких костяных лезвий бритвенно-острых позвонков её шеи по своему жирному горлу. Стоило бы ей захотеть, хоть на мгновение - и его тоненькая пергаментная кожа на шее лопнет, проливая жиденькую, будто разведённую водой, кровь. Её подвижные рёбра сомкнуться, сгребут его бесчувственный труп, как как огромная рука, утаскивая бывшего секунд-майора Кальцина внутрь телесной полости, что как раз под её покрытым кварцевой коркой огромным сердцем. Потом рёбра задвигаются, рассекая добычу движениями своих костяных лезвий.
И с неделю, в размолотую кашу, будут прорастать, как корни в почву, тонкие кровеносные и лимфатические сосудики, высасывающие из его останков всё, абсолютно всё. Сердце скессы высосет и съест даже его сапоги. Все знают как питаются тролли....
- Кля... нусь...