Туата Дэ

Глава XL

Засунув древнее оружие прямо петлю - никакие ножны не вмещали и не подходили к нему,- полковник врезал мощным пинком под рёбра ещё стонавшему над разрезанным животом излишне меткому стрелку и поднял его автомат, по счастью не сильно испачканный в дерьме и крови.

Визг, переходящий в стон поднялся под самые голубые небеса , отразился от высоких кирпичных стен и зарешёченных сводчатых окон, став ещё громче -и снова сменился плачем, когда боль от пинка прошла.

Столько времени потрачено …

Стонавший на холодных камнях, с чего-то решил, что сможет подстрелить господина полковника как привязанную курицу - и потому стрелял по нему только одиночными или по трое. Когда ему разрубили кишки, у него оставалось больше всех патронов.

Гришема сейчас с ним нет и попросить перезарядить автомат полковник никого не сможет.

Поэтому этого дурака и рубили первым. Вот и всё.

“ПОЖАРЫ В ГАМБУРГЕ!

ГОРОД СНОВА В ОГНЕ!

МУЗЕЙ ВЫГОРЕЛ ДОТЛА!

Гришем лениво листал скандальные газетенки. Было раннее утро и ему было скучно.

“”ВЗРЫВЫ БЫТОВОГО ГАЗА В СЕВЕРНЫХ РАЙОНАХ!

СОТНИ ЖЕРТВ!”

Он, конечно же, нашел контору в Бремене. Полковник никогда не сомневался в своем верном псе - просто потому что знал,что всё будет сделано аккуратно и в срок.

“МАССОВЫЙ ПОБЕГ - УБИЙСТВО ОХРАНЫ!”

Конечно, контора- громко сказано.

Две арендованных комнаты в недавно отремонтированном крыле.

“ПОЛИЦИЯ УЖЕ ВЫШЛА НА СЛЕД ПОДОЗРЕВАЕМЫХ …”

В одной - машинистка( Ещё не пришла) и колченогий диван(Завален оставшейся от прежних хозяев хламом, лежит на увязанных пакеты для рассылки нераспроданных газетах и пыльных мокрых книгах).

В другой -стол, за которым скучает единственный человек, - кроме него, - в этом скромно обставленном помещении

В коридоре ждут … Никто не ждет. Раннее утро. И он только

Хлопнула дверь.

В дверях появилась фигура - и остановилась. Глаза Гершаля раскрылись широко, шире,чем позволяла природа - потому что у вошедшего на руках были кандалы. Правда, они не соединялись уже мелкой серебристой цепью, чьи звенья бессильно болтались, свисая с железных браслетов. И тут же - кто-то, очень недовольный тем, что кандальник остановился, втолкнул его с притянутым к бока пустым рукавом серой шинели

-А , господин полковник! - саркастически прокомментировал это полёт пушечного ядра Гришем, краем глаза отметив громадность фигуры, - Вижу, вам удалось успешно завершить свои дела в Гамбурге…

Тампест оставил приветствие без внимания. Он экономил силы.

Правда я всё же считаю,что эта французская сволочь не стоила того, чтобы вам самим бегать и развлекать полицию и пожарных фейерверками….

Дюпре поднял на негоголодный. волчий взгляд - видимо, только присутствие Тампеста не давало им вцепиться друг другу в глотки, несмотря на всю пропасть в звании и нынешнем положении.

Заткнись, - прорычал Тампест, - Что бы ты там не сказал - заткнись. Врача - для здешнего отделения, - нашёл?

Сам Селестин прислал, - кивнул Гришем.

Глаза полковника полыхнули жёлтым.

А откуда, - сказал он как-то странно, но по спине у Гришема прошел холодок, - Откуда Селестин знает об этом?

Капелька отложил газеты.

Ниоткуда, сэр, - сказал он, не сводя взгляд синих холодных глаз с Тампеста, -Когда вы потребовали устроить всё в Бремене, - Я запросил деньги в головном офисе.

.

Дальше, - спокойно потребовал полковник.

Дальше, господин полковник, пришли деньги - и сообщение. В нём говорилось, что надо встретить врача. Он прибудет осмотра кандидатов …

Вошедший кивнул, словно услышал ответы на все вопросы, и повернулся к Гершалю. Тот человек Агентства, его пока больше не интересовал. Этот англичанин едва стоял на ногах и трудно было не заметить засохшую, старую пулевую рану на плече. Руки Гершаля невольно сделали несколько привычных движения - так был ему неприятен вид, наверняка, уже очень плохой из-за набившейся внутрь шерсти и грязной крови, но….

Что-то не так, сэр? - спросил старый хирург, вежливо и осторожно. Годы практики научили его разговаривать с англичанами. Тихо. Спокойно. И будь готов услужить.

Всё… Не так … - Полыхавшие жёлтым глаза жгли, опаляли его лицо как расплавленный металл лились в его глазницы - искали что-то укрытое в его глазах, - Всё… Не так… Человек Селестина…

Последние слова были очень важны и если бы … Но глаза у Гершаля были самые обычные и за ними ничего не скрывалось. Британский офицер, казалось, успокоился. Огненный взгляд прокатился по его туповатому скрюченному носу и черным волосам - и он. наконец, спросил то, что ожидала израненная душа Гершаля от всякого англичанина.

Еврей? - он произнёс это слово так будто бы в нём не было особенного, а сердце Гершаля стукнуло так, будто бы ненавистный англичанин ударил с размаху по больной худой груди молотком.

Немец, сэр, - привычно сдержался Гершаль. Он не собирался отвечать на этот вопрос - честно.

Жёлтые глаза “господина полковника” снова зажглись. И тот, кто сидел за столом с газетами и ранее вовсе не интересовался существованием Гершаля почему-то поднял на него взгляд.

Хирург решил,что,- в этот раз,- врать будет

Немец - уточнил он со вздохом,- Моисеевой веры,

Жид, - усмехнувшись подтвердил сидевший за столом. Вошедший мельком посмотрел на него, но ничего не сказал.

Еврей, - спокойно сказал гигант-англичанин и кивнул головой, как бы ставя печать на его удостоверении, - Плохо нынче быть таким как ты, - Понимающе кивнул головой бритт.

“Да что ты можешь знать!” - чуть сорвало у Гершаля затянутую на болты крышку многолетней мудрости терпения и служения его Империи.

Империя была, действительно, его. А англичанин, действительно, знал.

Ну ты не бойся, -сказал он, - К тебе теперь всё это уже не имеет отношения. Ты-то теперь мой еврей.

Скрипнул, страдая под весом английского чудовища старый диван.

Это даже хорошо,что ты еврей.

Губы Гершаля задрожали. Англичанин знал - как ему плохо . Но не потому что вынес тоже самое,что и лишённый родины и будущего Гершаль. Просто он был одним из палачей его народа. Знавшим свое дело лучше многих…

Евреи всегда были хорошими врачами.

Как-то поведя плечом и поморщившись от боли, он и с одной рукой умудрился сбросить шинель.

Надеюсь, ты-то тоже сможешь заштопать хотя бы рану на собаке? - спросил гигант не оборачиваясь.

Пуля всё же прошла навылет. Выходное отверстие было страшным. Будто бы перед военврачом было не плечо, - когда-то! - закачнивавшееся рукой, а красная перезревшая, сладкая до мокроты мякоть неведомого фрукта. И эту мякоть ели великанской ложкой. Кто-то обладавший великанским же аппетитом. До самой корочки жрали полковника. До самого дна…

Я был с военным госпиталем Пятого Шотландского в Греции, сэр, - ответил Гершаль, отводя взгляд от воронки, мухи над которой не кружились только потому что уже наступила осень. К зрелищу гнойных ран привыкнуть невозможно. Особенно, если твой испуганный разум даёт возможность испытать страдания от чужой раны. Попадание автоматной пули бы убило бы слабосильного Гершаля на месте. А этот топал.. Как они там говорили? От Гамбурга!? Зубы Гершаля сжались. Боже Израиля, почему,ему, Гершалю так больно, а этому проклятому англичанину, язычнику из второго Вавилона - нет… - С пятым шотландским,сэр. В Греции, Египте и в … теперешней Палестинской префектории.

Значит, сможешь, - опять уверенный кивок, - У тебя всё есть?

Ещё бы у него не было! - будто бы недовольного пса в углу разбудили.

Придётся резать, чтобы достать осколки пули, раздробленную кость и прочее … - слабо попытался отвертеться Гершаль от чего-то непонятного и страшного, куда его пытались затянуть

Гришем! - рыкнул полковник.

Стук заставил врача вздрогнуть. В полированную поверхность стола, пробив стопку газет, вонзился какой-то кинжал. Врач был готов поклясться, что этого оружия у его нанимателя не было. Не было и всё. Он бы его увидел. Он столько времени провёл с ним - здесь,в этой комнате.

Клеймо на лезвии, “Р-03”, и вороненый металл клинка выглядели вполне современными и наводили мысли о фабричном производстве и стандартизации, но жёлтая латунная ребристая рукоять, гарда и сама форма кинжала… При взгляде на него в памяти, само собой, всплывало читанное в каком-то романе, давным давной, ещё в юности, отдававшее сырыми камнями, шершавое как стены каменного мешка - средневековое слово “мизерикорд”.

Ну!? - опять раздалось нетерпеливое львиное ворчание.

Да… - обреченно произнёс Гершаль, - Сейчас…

Он вымыл лезвие и свои руки медицинским спиртом. В заполненном той же жгучей прозрачной жидкостью принесенном неведомо откуда блюдце, дожидались своего часа иголки и нити.

Гришем принёс откуда-то исходящий паром чайник - полковник всё это время стоически терпел, - и остудив, намоченную тряпку, врач принялся за края раны. Кое-как смочив их, он всё-таки смог снять с англичанина присохший мундир, годившийся теперь только на тряпки. Изрубленное, смуглое чудовищное тело продолжало дышать и ждать прикосновения металла…

Он оторвал новый бинт и принялся оттирать дрожащую красную плоть, собирая на куски марли шерсть, грязь, сочившуюся, казалось отовсюду противно пахнущую лимфу и старую кровь.

Пуля, прежде чем расколоться на несколько крупных частей, ударила в край лопатки. Толстая как у ящера кость белела в красной, железно пахнущей темноте.

Как бы не хотелось Гершалю побыстрее всё закончить, просто промыв и наскоро зашив начавшую подживать рану, чтобы сделать всё как надо - придется резать. Только вскрыв её, он достанет осколки кости и проделавшие глубокие раневые туннели острые металлические кусочки пули.

“Почему я вообще должен лечить проклятых англичан?”

Этот вопрос Гершаль, стремившийся бежать ото всякой опасной политики, задавал себе множество раз. Во время войны, ответ был такой - помогая Империи, он помогал и своему народу спастись от убийц и обрести свободу.

Причём, хоть в госпитальную палатку точно также могла попасть бомба, но всё же риск был меньше, чем в окопе. И это было почти мирное, хорошо знакомое ему занятие

Точно так же было правильно и богоугодно, было срезать сухие мозоли, рвать зубы, и - как сейчас, - зашивать, чистить раны парашютистов, когда пулемёты Пятого Полка выплёвывали, один за другим, на асфальт Афин, горячие, пустые, лёгкие и гремящие как банка из-под американской тушёнки, серые пулемётные магазины, выстреливая их один за другим, по безбожным греческим коммунистам. До них Богу и самому Гершалю не было никакого дела. Проклятые англичане всего лишь выступили Его орудием, покарав гордыню Эллады.

Вспомнив об Афинах, Гершаль поднял голову и оглянулся на спокойного Гришема. Он неожиданно понял -где он раньше видел своего нанимателя.

Злее британцев в Городе были уцелевшие “батальоны безопасности” и жандармерия. У них выбор был простой - между петлёй и пулей. Но ведь и можно было и выжить - и даже отомстить Освободительной Армии за кровавые брызги на известке стен казарм Гуди…

И они старались. Даже при немцах не проявляли такого усердия.

Бездомные собаки при них стали жирные…

Англичане, хоть их племя появилось из самых врат Ада, всёже были достаточно брезгливы. Кто-то из них приказал “безопасникам” разобраться с собачьим нашествием - тем более, что псы стали нападать на людей и даже перегрызли горло нескольким английским солдатам, прежде чем до них добрались санитары.

Но патронов всё же “собаколовам” не выдавали.

Да они и им, как оказалось, не были нужны.

Греки эти, славились выдумкой. Смеясь, они таскали за машиной на железном крюке лишенный головы, рук и ног -каждый раз свежий.

Такой нехитрой приманкой они переловили сотни собак. На каике они их перевозили на какой-то остров - голая, белая скала торчащая из моря. Там они выпускали их. Чистый известняк, с единственным источником посредине -и никакой еды.

Ясное дело, что уже в первую ночь остров огласили вопли и вой ,слышные даже в городе. Через неделю, бои в городе закончились. А на острове стоял огромный пёс, в запылённой длинной чёрной шерсти которого было полно репьёв. Он поднимал длинную морду, по направлению к Пирею и оглашал громким, как сирена воздушной тревоги, воем окрестности.

Он требовал от людей еды.

Пёс был ещё жив, когда, вместе с заключёнными - разоружёнными партизанами, вычищеными сочувствующими и просто ненадёжными элементами, охраняющий их полк на кораблях вывозили в Палестину - и потому Гершаль смог увидеть эту тварь, стоя у борта транспортника.

Огромный, почти ему по грудь …

Даже офицеры проявляли недовольство своей новой роли охранников в плавучем концлагеря. А он даже радовался, что окажется подальше от европейского безумия - и чёртово сатанинское создание отравило радость своим воем.

Он поглядел на свои такие знакомые и такие чужие руки, уже державшие всё, что нужно.

И ведь будто бы не прошло ни дня.

И пёс теперь сидел рядом.

И молчал.

А потом …

Жаркая и ленивая суббота вздрогнула под ногами.

Он что-то слышал о взрыве в самом городе из-за чего сдвинули весь полк и появились раненые. Причём, присылали к ним не только англичан, не только солдат и не только мужчин - госпитали и мертвецкие в городе были забиты.

О десяти тысячах мертвых немецких детей в Кельне он узнает только потом… Но уже и так было понятно - Империя вновь объявила войну и Гершаль, немного познакомившийся с тем, как англичане её ведут, стонал от безумия и глупости, поразивших его народ.

Абрамович, которого на улицах Города расстреливали в упор с таким старанием, что ему грозила ампутация сразу обеих ног, хватал его за руку, шептал на идиш, которого в госпитале не понимал никто, проклинал и умолял…

У него были все возможности, он мог убить стольких проклятых англичан… Всего несколько уколов, большой чрезмерно большой дозой морфия - которого просили многие раненые.

Но нет, он испугался англичан.

Он вспомнил как быстро и жарко стучит пулемёт, вбивая чёрные, смуглые головы меж древних камней - и испугался. Он вовсе не хотел разглядывать исклёванный пулями, коричневый от засохшей крови, греческий мрамор в ожидании сносящего голову удара пули … И отбросил его сильную, храбрую, стрелявшую в проклятых англичан и убившую многих зверей в человеческой шкуре, руку - и спас. Спас многих.

Тогда он говорил себе,что убийство это грех и Абрамович - не прав.

Будто бы в насмешку над ним и всем Его Народом, Эттли, на следующий день после взрыва, дал израильтянам то, чего они так долго добивались - независимости.

Чтобы, дождавшись когда возмущенные крики лордов стихнут, тут же объявить от имени тысячелетней Империи не просуществовавшему и дня государству войну.

Газеты говорили,что он повторяет ошибку Черчилля, втянувшего Империю в долгую, трёхлетнюю войну, которую погасить удалось только опустошив глубокие, вырезанные в известняковом основании Острова склады под Портон- Дауном.

Что там прятали от света?

О, греки хорошо это запомнили.

Там, в темноте и холоде, в железные бочки, собирали в железные бочки, сок цветущей без солнца, как асфоделии на полях мёртвых - сок чёрной герани.

И долго его варили, до густоты сиропа, добавляя горячий костяной клей.

К этой вещи нельзя прикасаться живым - и англичане ходили там, в холодных каменных залах, только в толстых резиновых одеждах, …

Шесть тысяч тонн подлежали списанию и заменой новым кислородным желе.