У нас в Заримании (СИ)

71

Дом Парела Торвина располагался фасадом к соборной площади, а задний выход имел на узкую улочку, так же как дом господина Харальда.

Эта улочка вела не к пристани, а к порту, в котором швартовались корабли купцов и толстобокие, вместительные рыбацкие баркасы.

Дом Торвинов контролировал порт и обеспечивал его охрану.

Как новичка Николая поставили у двери заднего хода.

Здесь он скучал от завтрака до обеда со своим фламбергом на плече.

Господин Парел настаивал на том, чтобы оружие всегда было наготове и на виду.

Работа не сложная: выпускать всех, а впускать только тех, кто предъявлял треугольный бронзовый жетон — эдакий универсальный пропуск.

На жетоне барельеф рыбины с длинным хвостом и слова на латыни: IN MARI INVENIUS HONORATUR.

Увидев такой жетон, Николай дергал за веревку колокола и вызывал привратника. Тот встречал посетителя и провожал внутрь дома.

Здесь же, на улочке располагалась казарма охранников. На каждом из двух верхних этажей было по три комнаты. В каждой комнате обитала пятерка. Пять кроватей, пять табуретов, пять сундуков. В сундуках хранилась одежда и снаряжение. Оружие каждый вешал на стене у изголовья.

В пятерке Николая сержантом был плечистый бородатый парень лет тридцати, с косым шрамом на лбу. Звали его Байл. Кличка, конечно, имелась соответствующая — Шрам.

Другие члены пятерки: Дарак, Калваг и Нилун кличек не имели, как ни странно. Крепкие, малость туповатые ребята.

Николая в пятерку приняли легко и просто.

Вот твоя кровать, вот твой сундук. Проставляйся пивом и ты свой, будь ты хоть сто раз иностранец!

В казарме пить пиво не воспрещалось. Половину выданного аванса Николай потратил на угощение пятерки, купил в корчме в порту бочонок пива и полдюжины жирных соленых селедок. Пиво выпили, селедок сожрали. Шрам похлопал Николая по плечу и пожелал долгой службы. Сам сержант служил дому Торвинов уже десять лет, скопил денег на женитьбу и домик с рыбной лавкой. В лавке хозяйничала его супруга, и подрастали трое мальчишек. На первом этаже казармы находилась столовая.

Таким образом, у дома Торвинов имелось три десятка вооруженных охранников. Больше или меньше чем у других нобилей — об этом Николай не знал.

Другие пятерки дежурили в порту и с ними Николай встречался разве только утром, за завтраком.

Охранников поднимали на заре, еще по темному, а свечу давали на комнату одну на неделю, так что ложились спать рано.

Кормили сытно, но в основном рыбой. Хлеб бывал только на завтрак и то в виде сухарей. В четверг давали вместо рыбы жареную баранину. Николай по этому поводу не очень огорчался. Такой вкусной рыбы он еще никогда в жизни не едал.

Отстояв свою смену можно было с согласия сержанта отлучаться в город. На рынке, рядом с портом продавалось все что угодно от морепродуктов, свежих и тут же приготовленных на гриле или в чанах, до привозных фруктов по бешеным ценам. Можно было купить и мед и свежий белый хлеб. Хлеб стоил крону за килограмм примерно. В Норведене не выращивали зерна и все было привозным.

В городе время отмечали по колоколам на башне собора. Колокол исправно отбивал не только каждый час, но и каждую четверть часа.

В собор, на богослужение Николая больше не брали. Для того у господина Парела имелся любимчик — сержант Риман из второй пятерки. Где он накачал такие плечи и ручищи?

Опасения Николая не оправдались. Господин Парел был примерный семьянин и мальчиками не интересовался. У него в доме жили три жены, младшей было шестнадцать лет и десяток детей разного возраста. Второй этаж дома напоминал помесь гарема с детским садом. Охранникам туда вход был воспрещен.

В Норведене с многоженством оказалось все просто. В библии многоженство описано вполне положительно и потому не возбраняется.

Если есть деньги содержать десять женщин — содержи.

В порту имелись публичные дома, но девки в них работали сплошь не местные.

Девушки Норведена славились строгостью нравов на всем побережье — как сообщил с гордостью Шрам.

Продажных девок на всех не хватало и потому возле публичных домов моряки регулярно устраивали драки. Драчунов разнимала охрана порта очень просто — древками алебард и ведрами ледяной воды из фьорда.

Сами охранники регулярно захаживали к девками. Дарак, Калваг и Нилун тратили на них не меньше половины жалования. Публичные дома тоже принадлежали дому Торвинов и таким образом кроны бродили по кругу. Девки Николая не интересовали. Та певица в черном — Доминика Гарра засела в голове нового стражника накрепко.

В ответ на осторожные расспросы сержант Шрам рассмеялся только.

— Эта птичка высокого полета, Николас! По ней многие молодые нобили сохнут.

— Она не замужем?

— Ее отец — старый Фергас Гарра назначил несусветную цену за ее руку.

— Сколько?

— Говорили про миллион крон.

— Ого! Зачем ему столько?

— Говорили, не хватает одного миллиона до десяти.

— Так он богат?!

— Он самый богатый нобиль в Норведене, этот старик Гарра! Рудники и плавильные печи каждый день приносят ему мешок крон.

— Только от смерти деньгами не откупишься.

— Кто знает? Гарра был стариком еще, когда мой дед поймал свою первую селедку.

Дед мой давно ушел к морскому богу, а Гарра все еще жив и здоров. Ходят слухи, что он смог подкупить даже богов.

Николай вздрогнул. Дальдантиль? Богиня Заримании,…Что ей стоит продлить жизнь богатому нобилю?

Никакой боевой подготовкой охранники не занимались и потому некоторые обзавелись круглыми солидными животами.

Когда Николай начинал утро с комплекса упражнений, в первые дни сбегались поглазеть все свободные от смены. Новичок качал пресс, раздевшись до пояса, а охранники ржали как кони. Непривычное дело — сам себя изнуряет парень до пота!

Через две недели привыкли. Даже нашлись подражатели среди тех, что моложе.

Жалование Николаю положили в сто серебряных крон в месяц.

Крона, круглая, штампованная монета с дыркой посредине для удобства ношения в виде ожерелья под одеждой, вес имела граммов пять.

Представив, что каждый месяц придется на шею вешать ожерелье в полкило, Николай приуныл.

Он не собирался честно служить господину Парелу всю свою жизнь. Наберутся деньги на проезд на корабле на юг и хорош!

Да, он как каждый охранник дал клятву дому Торвинов на их семейной библии, но считал, что этот контракт сможет расторгнуть в нужный момент. Не раб же он, пожизненный?

Обратившись к мастеру Герту, Николай сразу же нашел решение проблемы.

В Норведен приплывали купцы и торговцы с разных концов континента, но деньги в городе ходили только свои. Дом Силанов занимался разменом монет к своей выгоде, давал деньги в рост и с удовольствием принимал любые монеты под процент.

С первого же жалования, оставив себе десяток крон на карманные расходы, Николай остальные деньги отнес в банк Силанов и получил кусок пергамента с распиской, заверенной печатью на сургуче.

— Ты правильный парень! — одобрил Шрам. — Я тоже так начинал, а теперь сам видишь. Молодец, Николас.

В свободное время Николай ходил по городу, знакомился с окрестностями, зависал в порту. Карманные деньги быстро кончались. Моряки с купеческих судов на сухую не болтали. Следовало оплачивать выпивку, если желал чего узнать.

Про долину миреков никто из мореходов не слышал.

Про Великую империю востока и падишаха Арруба Николай впервые услышала только на третьем месяце своей службы.