В прошлой земной жизни Николай сносно катался на коньках и, теперь, натянув сапоги на меху, оснащенные грубоватыми стальными полосами вскоре с наслаждением рассекал по льду фьорда, то и дело, обгоняя Солан.
Сделав круг, он возвращался и закручивал вокруг девушки стремительные спирали. На него оглядывались, непривычные к таким маневрам на коньках горожане.
— Как ты это делаешь?!
— Опыт не пропьешь и не купишь!
— Научишь меня?!
— Конечно!
Когда солнце коснулось края гор и во фьорде начали сгущаться тени, Николай, наконец, вспомнил о том, что пропустил обед и давно пора уже возвращаться в город, на представление кукольников. Правда к дому мастера Герта отсюда было рукой подать, и Николай проводил Солан до дому.
— Спасибо, Николас! Сегодня был чудесный день, правда же?! Ой, у меня ноги подламываются!
Девушка ухватилась за край пристани, обернулась к спутнику.
— У нас на ужин сегодня свиной рулет, фаршированный колбасками. Идем?
Желудок одобрительно заурчал. Николай оглянулся на далекие огни старого города.
«Завтра приду на представление к Андрею. Он не обидится…»
— Идем, Николас, отец будет рад тебе.
— А глинтвейн будет?
— Сколько угодно!
Свои зимние сапоги они оставили в палатке, в которой взяли сапоги с коньками и теперь пришлось ковылять по деревянным ступеням наверх к дому Герта.
Солан то и дело поскальзывалась и висла на руке Николая с испуганным писком. Писк и неуклюжесть были показными и насквозь фальшивыми.
Николай, в душе посмеиваясь над девушкой, внешне сохранял спокойствие и заботливо ее страховал на протяжении всего подъема по заиндевевшим ступеням.
Дверь в дом открыл сам мастер Герт.
— К нам гость! Как раз к ужину! Проходи Николас ближе к очагу — ты весь покрылся инеем! Солан, что ты сделала с Николасом?
— Совершенно ничего!
Солан тут же упорхнула куда-то. Герт и его сыновья помогли Николаю снять верхнюю одежду. В комнате, на блюде, на широком столе благоухала запеченная с травами свинина.
Проголодавшееся семейство после непременной молитвы взялось за мясо с усердием.
Сидевшему по правую руку от хозяина, Николаю на тарелку положили самые аппетитные, дымящиеся и истекающие соками куски.
В опустевшее блюдо в густой соус сыновья Герта макали куски ноздреватого серого хлеба наперегонки под неодобрительное ворчание отца.
Потом хозяйка принесла запеченных на углях рыбин.
Самую большую поднесли гостю. Все запивалось зимним пивом, которое сам Герт разливал из запотевшего высокого кувшина: себе и Николаю побольше, а остальным членам семьи поменьше.
Солан сидела напротив и глаз не сводила с гостя. Белый, накрахмаленный чепчик закрывал ее волосы и лицо по контрасту казалось смуглым, а может быть из-за желтого света свечей? Сегодня она была чудо как хороша и влюбленные взгляды ее совсем не мешали Николаю с аппетитом поглощать все что выкладывалось на тарелку.
Сунув украдкой руку под куртку, он расстегнул ремешок на штанах. Иначе все вкусности не уместились бы. Когда покончили с рыбами, Солан сбегала в кладовую и принесла пудинг, а ее мамаша водрузила на стол блюдо с румяными, пахучими пирожками.
— Моя хозяйка как знала, что будет гость и наготовила всего. — Похвастался Герт, лаская взглядом жену.
— Все очень вкусно, так в старом городе никто не накормит! — отозвался Николай.
«Меня, получается сегодня ждали? Не так уж все спонтанно вышло».
— В доме Гарра, небось, всякие вкусности подают на серебре? — спросила жена Герта, подсовывая на тарелку Николая пару пирожков.
— Так, ничего особенного. Им до вас далеко.
Быстро насытившись, сыновья Герта немедленно испарились из столовой комнаты. Хозяйка унесла посуду на кухню.
За столом остались только Герт и Солан.
Герт допил из кружки эль, вытер усы рукавом.
— Ночь на дворе, Николас. Оставайся у нас.
Николай пожал плечами. Он осоловел от еды и эля. После дневных катаний ныли ноги и горело лицо в тепле. Тащится по льду в старый город в темноте не хотелось. Зимний эль ударил в голову. Хотелось усесться в то уютное старое кресло у очага и просто глядеть на огонь, пока поленья не превратятся в серый пепел.
— Солан, отведи Николаса в его комнату.
— Да, отец.
— Доброй ночи, Николас.
— И вам того же.
Солан с фонарем шла впереди, а Николай за нею. Они поднялись по деревянной лесенке, прошли коридором, вырубленнм в скале и потому довольно прохладным — дыхание с губ стекало облачком пара.
Солан отворила дверь, пропустила Николая вперед.
В комнате было не холодно, но и не жарко. Окно, узкое, под самым потолком, закрыто ставнями и обросло бахромой инея. Пахло душистыми травами, пучки которых были развешены на деревянных стенах, под потолком. Напротив окна, ближе к стене кровать белеет простынями и пуховиком, которым вместо одеяла любят накрываться в Норведене. Перина снизу, перина сверху. Норведенский бутерброд…
Громыхнула щеколда, запирая дверь изнутри. Изнутри?!
Поставив фонарь на полку, Солан сняла белый чепчик и распустила волосы по плечам.
— А-а?
— Ты всегда такой робкий с девушками, Николас?
Глаза Солан блестят и кажутся больше чем обычно.
Она шагнула вперед и обняла Николая за шею, прижалась к нему животом, бедрами, грудью. Медленно прикрыла глаза, задирая подбородок…
— Чья это комната?
— Моя… — прошептала Солан. — Ну же… милый…
Он поцеловал ее в неожиданно горячие и тугие губы, мгновенно ощутил ответный поцелуй. Руки Николая сами оказались на талии девушки и даже отправились ниже, сминая толстую суконную юбку.
Толк в поцелуях дочь оружейника знала.
«Что сделает Герт, когда узнает?!»
Мыслишка трусливая билась на дне помутненного похотью сознания и Николай ее успешно прогнал, помогая суетливой Солан снимать многочисленные юбки.
Под периной оказалось тепло из-за заранее там кем-то размещенной глиняной грелки. Грелку Солан спустила на пол и тут же обвилась вокруг Николая руками и ногами, словно вьюн вокруг тополя. Ее ладошки и ступни оказались ледяными, в отличии от раздвинутых горячих бедер.
У нее оказалась удивительно бархатистая нежная кожа на спине и боках, мгновенно покрывшаяся мурашками …