У нас в Заримании (СИ)

76

— Парел сказал, что вы из рыцарского рода и пришли продать свой меч Норведену из земель империи.

— Я из более дальних земель, госпожа Доминика.

— Оставьте слово «госпожа». Поговорим как люди одного круга. Я знаю, что вы образованны и воспитаны. Вы не похожи на простолюдина, Николас.

Госпожа Гарра выразительно посмотрела на Парела. Глава гильдии коротко поклонился.

— К сожалению, я должен вернуться к свои обязанностям и потому оставлю вас на время.

— Очень жаль, Парел. Завтра в соборе я пою «Аве Мария», надеюсь, что вы придете с Николасом?

— Ваш голос делает нас всех счастливыми, Доминика. Прошу передать мое уважение господину Гарра.

— Непременно. До завтра.

Парел поклонился гостье и исчез за дверью.

«Она не желает, чтобы Парел слышал мой рассказ?»

Доминика прошлась плавной походкой по комнате, заглянула за штору у окна. Вернулась в кресло.

— Прошу вас, Николас, продолжайте.

Николай, махнув рукой на осторожность, рассказывал о себе правду. Перед ее прекрасными глазами он просто не мог врать.

Доминика слушала очень внимательно и даже почти не перебивала рассказчика.

То что Николай — попаданец из иного мира ее похоже совсем не удивило. Рассказ про зеленокожих слинов и про дракона-оборотня ее даже позабавил. Она тихо засмеялась, показав ровные, сахарные зубы.

Когда же Николай дошел в своем рассказе до кольца духов, девушка неожиданно прижала указательный палец к губам и сделала большие глаза.

— Вы поразительный рассказчик, Николас, но время уже позднее.

Я с радостью дослушаю ваш рассказ в другое удобное для вас время.

Прерванный на полуслове, Николай озадаченно кивнул.

— Проводите меня.

Николай накинул на плечи Доминики теплый плащ с капюшоном, подбитым изнутри темным, искристым мехом, отворил дверь, ведущую на соборную площадь. Вопреки ожиданию там не оказалось носилок с носильщиками. Под фонарем, на заиндевевших камнях мостовой переминался с ноги на ногу стражник одетый по-зимнему. С черного неба, кружась, планировали большие снежинки.

Доминика подставила снежинкам ладонь.

— Первый снег в этом году… Вам нравиться снег, Николас?

Снеговая каша, сосульки на крае крыши, замерзший мотор «Фольксвагена» во дворе…снеговая каша на дорогах и пробки на улицах…Нет, снег в городе ему совсем не нравился!

— Я лыжи любил…у себя…дома…

— Что такое лыжи?

Николай сбивчиво попытался объяснить.

— Снегоступы?

— Нет, иное.

— До завтра, Николас. Очень рада знакомству.

— Я тоже очень рад.

Кивок, мимолетная улыбка…Постукивая каблуками по мостовой, Доминика Гарра шла через площадь в сопровождении стражника, а Николай искренне завидовал этому увальню.

Вернувшись в дом, он обнаружил не Парела, а ухмыляющегося сержанта Шрама.

— Пойдем, Николас, твой земляк тебя заждался.

— Кто?

— Степой его зовут. Говорит чудно и все твердит, что ты поручился и ты его братан.

— Где он?

— В клетке, где же еще?

Клеткой называли стальную клетку в подвале, куда портовая стража помещала под замок, особенно буйных говнюков, которых на следующий день, обычно, ждал суд прево. Норведен успешно боролся с преступностью. Бесполезных доходяг вышвыривали за ворота, а тех, что покрепче — отправляли в рудники на гибельные работы. Оттуда обычно никто не возвращался. За тяжкие преступления город виновных «предавал морю» — убийцу, грабителя или насильника сажали в железную клетку и опускали с причала в воду. Свежеутопленного на следующий день забирала для опытов гильдия лекарей.

Тюрем в Норведене не имелось.

— Что он сделал?

— Устроил драку в корчме.

«Ну, вот…а я чего ждал?»

Степа метался по клетке как тигр. Был бы у него хвост, хлестал бы им по прутьям.

— Колян! Братан! Выручай!

Увидев Николая, Степа прекратил беготню и прилип к прутьям. Костяшки пальцев сбиты, на морде засохшая кровь…

— Эти… менты меня… и давай…! Не……ни понимаю я …!

На Николая хлынула волна мощного перегара. Глаза у Степы были мутные, стоячие. Эге, а ты у нас алкоголик со стажем!

«Когда он только успел?!»

— Где шапка твоя?

— Какая на… шапка?! На меня набросились эти отморозки и давай…!

— В какой корчме?

— А… ее знает?!

— У хромого Кирта. — уточнил сержант. Он с доброй улыбкой разглядывал Степу, и улыбка эта ничего хорошего арестованному не обещала.

— Убытки?

— Кирт выставил сорок крон. Подавальщицу побил, посуду побил, бочонок вина вылил на пол…

— Я не нарочно! — завопил Степа. — Она сама, сучка, первая начала!

— С виду сморчок, а жилистый. — Усмехнулся сержант. — В рудники ему прямая дорога. Если не расплатится.

— Братан, отдай этим жлобам… деньги и выпусти меня! — зашептал громко Степа. — Все отработаю!

— У меня сейчас денег нет. — Растерялся Николай.

— Ну, вот… засада! — простонал Степа. — Но ты ж свой, ментовский кореш? Скажи им, ну скажи, зема!

— Сядь и успокойся. Завтра тебя отведут к прево. Я внесу деньги, а пока здесь заночуешь.

— Братан, ты серьезно? Бросишь меня в этой… темнице?

— Я вроде ясно все сказал? Ложись спать и жди утра.

— Спать? Здесь? Ты что,… совсем?!

«Нет, я тебе свою койку уступлю!»

Николай отвел Шрама к двери, подальше от клетки.

— Сержант, я как поручитель внесу за него деньги.

— Хочешь знать мое мнение?

— Да.

— Не делай этого. Гнилой он человечек. Сам себе не хозяин.

— Я же поручился. — Вздохнул Николай.

Сопровождаемый матерными воплями Степы, Николай вышел из подвала.

После встречи с Доминикой и такое свидание…

«Степу надо увозить подальше от порта и от выпивки… Иначе мне никакого жалования не хватит его отмазывать…Завтра с утра к Герту его сплавлю».

Вспомнилась бабушкина поговорка: не было печали — черти накачали.