У нас в Заримании (СИ)

88

Конрад дель Вин оказался достоин своей должности. Вместо того чтобы тупо переться десятью колоннами через Пурпурную гряду, на авось, он еще ночью выслал вперед многочисленные отряды горцев. Горным дикарям лазать по скалам привычно.

К утру у Конрада уже имелись пленные с другой стороны и развязать им языки было делом времени.

Горцы просочились через гряду как вода через фильтр. Утром, допросив пленных, Конрад двинул часть армии к проходам, а часть в обход, там, где прошли горцы.

Когда после обеда Маша дремала в своей палатке, вздрагивая при каждом шорохе, заслоны герцога Морены на Пурпурной гряде были сметены и армия вышла на Лаварийскую долину. Дозоры, посланные вперед обнаружили войска Морены в спешке переправляющимися на паромах через Лаву. Старый герцог не решился давать сражение под стенами враждебной ему Лаварии.

Обрадованные горожане высыпали из города и грабили брошенный вражеский лагерь.

Обо всем этом Маше сообщил гонец от маршала Конрада.

До сумерек вместе со своими телохранителями и обозом эльфийская дева перебралась следом за армией по другую сторону гряды. Баррикады из деревьев и камней разбирали пехотинцы из новых рот, оттаскивая в сторону изрубленные трупы. Противно воняло кровью.

Увидев предводительницу, воины бросили работу и, потрясая оружием завопили:

— С нами Дева! С нами господь!

Маша скалилась и махала ручкой.

«Обалдеть, эти парни и впрямь меня обожают! Хорошо что не спрашивают автографы!»

По сравнению с пустынной степью, Лаварийская долина казалась перенаселенной. Деревни и городки располагались на расстоянии прямой видимости друг от друга, ровные дороги, отсыпанные гравием, многочисленные каналы оросительных систем, фруктовые сады и поля со щеткой стерни.

Люди с факелами и с фонарями выбегали к дороге, приветствуя Освободительницу.

Женщины поднимали на руках маленьких детей, чтобы те могли увидеть легендарную эльфийскую деву. Под ноги ее коня сыпались цветы.

Маша ехала через человеческий коридор, размахивая рукой и улыбаясь как звезда Голливуда. Пара километров до ближайшего городка превратились в триумфальное шествие.

«Чему они радуются, лохи?! Вернется король и все равно надо будет платить налоги!»

Ночевала Маша в доме бургомистра в маленьком городишке на берегу канала и спала как убитая на новом месте.

Утром завтракала с Конрадом дель Вином. Тот явился со свитой свеженький и бодрый на зависть. Маршал представил доклад между тарелкой каши и копченым окороком.

Старый лис Морена отступил за Лаву и пожег паромные переправы. Дорога на Лаварию открыта.

— Надо послать гонца к королю Магнусу.

— Пройдет не меньше двух неделю пока король не прибудет сюда.

Столица ждет вас, донна. Вы должны прибыть туда.

— Я? За чем?

— Горожане готовят вам пышную встречу. Вы пришли прямо из легенды и освободили королевство от врагов. Вы сняли осаду. Все жаждут вас увидеть!

— Так уж и освободила? В Лаварии в цитадели все еще сидят имперцы?

— Да, и я думаю направить к ним гонца от вашего имени с требованием сдаться.

Господь на вашей стороне. Они сдадутся, я уверен.

«Уверен он… А я вот ни в чем не уверена!»

— Кто там командир?

— Гарнизон возглавляет имперский граф Бурт.

— Зови писца, буду писать письмо.

Маша быстро надиктовала письмо графу Бурту, предлагая ему сдать цитадель и убираться прочь, потому что никто его в Лаварию не звал. В противном случае эльфийская дева пообещала взять цитадель штурмом и развешать гарнизон на стенах.

Въезд в Лаварию состоялся уже в сумерках.

По стенам горели факелы.

Эльфийская дева ехала во главе колонны. Белоснежный, вычищенный конь под роскошной попоной, нес на себе девушку в сияющих доспехах. Она не надела шлем и вечерний ветерок ласкал ее румяное лицо и трогал локоны невидимыми пальцами.

В левой руке Дева держала свой штандарт.

По правую руку от нее ехал принц Парм, а по левую — маршал Конрад дель Вин. Оба богато одетые и вооруженные.

За ними ехали рыцари охраны, капитаны, бароны и рыцари. Пехоту и горцев еще днем отправили на берег Лавы, наблюдать за огнями в лагере герцога Морены. Маршал Конрад опасался вводить в Лаварию диких парней с гор и хитрованов из Орланди.

— Перепьются и начнут резать друг друга из-за девок. Я то их знаю, донна.

— Тогда вели выдать им вина и мяса. Пусть устроят шашлычок на берегу.

— Простите, донна?

— Не стоит парней обижать. Они заслужили свой праздник.

Трубили трубы, били барабаны, развевались флаги.

Городские ворота были увиты гирляндами цветов. Навстречу вышли празднично одетые горожане и латники гарнизона с факелами в руках распевая молитвы и проявляя свою радость, словно к ним явился, по меньшей мере, ангел небесный. Многим в тот вечер казалось, что за спиной у Девы и впрямь торчат белоснежные ангельские крылья.

Лаварийцы толпились и нажимали на городскую стражу, стремясь приблизиться к Деве и хотя бы коснуться ее коня.

Коням факелы в руках разгоряченной толпы ужасно не нравились. Они храпели и горячились, еще больше приводя публику в восторг.

По самой широкой городской улице процессия двигалась к королевской площади.

Из всех окон торчали горожане, размахивая руками и вопя в восторге, что в голову лезло.

Куда не глянь — везде распахнутые рты и выкаченные глаза! Лепестки роз плыли по воздуху как фантастические снежинки.

У Маши щеки болели от улыбок.

На королевской площади, у городского собора Деву встречали богато одетые городские нобили во главе с толпой священников и монахов.

Спешившись с коня, дева преклонила колени перед раззолоченым архиепископом и облобызала сухую старческую лапку под восторженные вопли всех присутствующих.

Архиепископ благословил Деву-Освободительницу и торжественно сопроводил в собор, в котором сверкали тысячи свечей.

Праздничная вечерняя служба окончательно доконала утомленную Деву. Роскошная каменная резьба, статуи и позолота собора ее нисколько не привлекали.

Болела голова, ныла спина и нос забило как ватой вонью ладана и свечей.

— Смотрите, эльфийка шепчет молитвы! — шептались одобрительно нобили, не догадываясь об истинных «молитвах» Маши..