Учитель (Евангелие от Иосифа)

53. Насекомых морить безопасней, чем аборигенов…

По возвращении из Америки задачу о крымском счастье он обсудил с Лозовским. Не потому, что тот тоже был Соломон, а потому, что номинально ЯК подчинялся ему.

Идею еврейского Крыма назвал «новаторской» и он, хотя родилась она ещё в 20-х, когда для полного счастья евреи задумали найти себе республику. И из «черты оседлости» двинулись в исход. Но по разным маршрутам.

Больше всего им приглянулся Крым. Не понравилось лишь то, что там уже жили люди. Хуже — крымские татары. То есть, не просто мусульмане, а аборигены.

В 28-м правительство объявило евреям, что понимает их, но — с его точки зрения — татар выселять не за что. Соответственно, «искателям счастья» Москва выделила другую территорию. В Амурском крае.

Кстати, «искатели счастья» — это тоже название еврейского кино. О счастье в пределах Амурского края. Как любое счастье, эти пределы находятся неблизко, но, по мнению правительства, ничто не бывает далеко от бога. Ибо он всюду. Даже в тайге.

Только не в приамурской, роптали евреи. Там одни комары. Правительство возразило, что в нынешних условиях насекомых морить безопасней, чем аборигенов.

В конце концов, евреи — хотя и создали в тайге свою республику — таёжным комарам предпочли городских тараканов. Но даже столичным не удалось вытеснить из еврейской души вавилонскую тоску по крымскому взморью.

Прибыв в Америку, Михоэлс с Фефером признались в этом еврейским вождям. В том числе — дальновидным, которые, как им и положено, уличали друг друга в недавней близорукости по отношению к немцам и в роковом невнимании к судьбе европейских братьев.

И тоже тосковали по утраченному счастью. Утраченному намного раньше — в Палестине. Где — в будущем, после войны — надеялись это счастье вернуть.

Услышав, однако, про Крым, обрадовались. Особенно — дальновидные, которых наша страна пугала размерами, а Палестина воинственностью мусульман. На фоне которых крымские мусульмане удивляли крайней сговорчивостью.

Самым ярким подтверждением тому было названо любовное отношение этих татар к гитлеровским захватчикам. Исходя из чего дальновидные вожди предположили, что татары не заслуживают проживания в курортной зоне.

Что же касается всеобщего еврейского счастья в будущем, то настоящая дальновидность, по мнению этих вождей, заключается в том, чтобы на будущее счастье не откладывать.

Вашингтон быстро согласился с возможностью создания еврейского государства за счёт советской территории. Такое же мнение — и тоже быстро — осталось сложить у нас.

За мудрым советом два Соломона, Михоэлс и Лозовский, обратились к бабе. К Полине. Которая — прежде, чем выдать совет — заверила их в поддержке со стороны второго человека в державе.

Совет оказался немудрым: подать первому человеку просьбу о срочном создании в Крыму Еврейской республики.

Немудрым назвал этот совет как раз второй человек. Молотов велел переадресовать ходатайство ему. Чтобы обрести право заняться им лично и вплотную. То есть, чтобы прежде, чем донести его до первого человека, заручиться поддержкой третьего, четвёртого и пятого.

Вскоре и он, и те стали жаловаться мне на татар. По нашему самостоятельному мнению, крымские татары ведут, мол, себя из рук вон плохо. Идут бои за полное освобождение Крыма, а татары помогают захватчикам удерживать захваченное.

В Тегеране Рузвельт, ссылаясь на свои данные, сказал мне то же самое в присутствии Черчилля, который фыркнул и спросил — правда ли, что когда-то татары, подобно немцам, тоже вторглись в Россию. И тоже захватили Крым?

Я разозлился не только на татар. Это правда, кивнул я, но это было гораздо раньше, чем вторглись англичане. Вместе с американцами. В том числе — и в Крым.

Наконец, Лаврентий, редко решавшийся при мне сочинять афоризмы, объявил за ужином в кремлёвской квартире Молотова, что друзья наших врагов есть наши враги. Застеснявшись этой мудрости, выразился примитивнее: под врагами имею, мол, в виду немецких оккупантов, а под их друзьями крымских татар.

И бросил на Полину взгляд, требующий жарких рукоплесканий и таких же объятий. В том числе — непубличных. Та кокетливо отвернулась в сторону супруга, который рассудил, что, хотя незваный гость хуже татарина, татарин не лучше незваного гостя. Особенно крымский.

Я медленно раскурил трубку и, не отводя глаз от дыма, предложил тост за полное освобождение Крымского полуострова. И от немцев, и от татар. Полина жарко зааплодировала и бросилась ко мне, но, как всегда, обнять себя я ей не позволил. Даже публично.

Через день Молотов принёс мне ходатайство ЯКа о целесообразности создания Еврейской республики. Ещё одной — в дополнение к таёжной. В Крыму. Причём, не мешкая.

«Твоё мнение!» — потребовал я.

Поскольку он знал, что это мнение мне известно, — сразу же приступил к его защите.

Для мобилизации мирового доверия, напомнил он, мы только что распустили Коминтерн. Мудрое решение. Которое показало всем, что мы не стремимся к мировому господству.

Еврейский Крым — новый шаг в этом направлении. Гитлер бьёт евреев где может, а остальной мир не ведёт и бровью. Создав же евреям дом, мы убедим планету в нашем моральном преимуществе. И в любви к справедливости.

Ты переоцениваешь способности планеты, удивился я. А американцы не переоценивают. Поэтому и не создают у себя еврейский дом. Хотя коренное население давно истребили.

Вашингтон медлит потому, ответил Молотов, что земля в Америке стоит дорого, и у правительства её мало. Пусть тогда платят местные евреи, разрешил я.

По моим сведениям, возразил он, некоторые местные евреи — даже сам Розенберг — обижены на Вашингтон и охотнее вложили бы доллары в социалистический Крым.

А по моим сведениям, сообщил я спокойно, они подсчитали, что Крым обойдётся им дешевле, чем та же Пенсильвания. По моим же сведениям, Розенберг готов даже повеситься, если верёвка достанется ему бесплатно.

К тому же, добавил я, по моим сведениям, твои сведения ты получаешь от Полины. А та — от американского братца. Который общается не только с сестрицей — через океан, но и с Розенбергом — через дорогу.

А этот Розенберг хочет вложить деньги в социалистический Крым не только потому, что земля у нас дешевле, чем в Пенсильвании. А потому ещё, что, как он обмолвился, еврейский Крым служит американской цели.

Розенберг — поц, смутился Молотов. Но так же, мол, ясно и то, что Крым — после освобождения — оставаться вакантным не может.

Главное — освободить, заключил я. А когда освободим, спешить незачем: пусть какое-то время Крым побудет свободным. Ему это пойдёт — он солнечный.

Как только второй человек в державе покинул мой кабинет, я вызвал третьего, четвёртого и пятого. Которые «самостоятельно» советовали Крым освободить. Займитесь теперь ЯК-ом, — распорядился я, — самостоятелен ли и он в своих ходатайствах.

Выяснили скоро. Порекомендовали ЯК прикрыть. Не спешить, однако, решил я и с ним. Пусть и он какое-то время побудет свободным.