Учитель (Евангелие от Иосифа)

67. Ангел качнул крыльями неуверенно…

Больше всего Мишу огорчило, что не осталось времени живописать христовы муки по дороге на Голгофу. Буркнул, что фильм об Иисусе начал бы с этой сцены. Великий страдалец волочится по каменистой дороге и вспоминает свои злоключения. Плюс злоключения человечества.

И то, и другое Христу пришлось вспоминать на кресте. Мысли были мрачные. Несмотря на то, что римский центурион напоил его зельем, которое не просто ускоряет конец, но и веселит душу. Скорой же смерти Иисус желал не из интересов пригвождённого к кресту человека, а из уверенности, что чем он быстрее умрёт, тем быстрее спасёт мир.

Мысли приходили мрачные, несмотря и на присутствие женщин. В частности — Марии Магдалины.

Мишель при этом снова повела плечами.

А также другой Марии, добавил Чиаурели, — Пресвятой Девы. Которая и родила Христа прямо от самого бога. Правда, в результате непорочного зачатия.

— Без спермы? — обрадовался Мао.

— Без совокупления, — ответила Мишель.

Мао повернулся к Ши Чжэ с какими-то словами, которые тот не пожелал переводить. Миша — хотя китайского не знает — откликнулся бурно:

— Ни в коем случае!

Мао задумался, но, видимо, не вспомнил иного надёжного способа производства отпрысков. Спросил поэтому — как же всё-таки Пресвятой Деве удалось произвести Иисуса «без ничего»?

Я вынужден был вмешаться. Во-первых, сказал я, не «без ничего». Мария понесла от духа, который, как известно, способен порождать что угодно.

Во-вторых же, напомнил я ему, Миша рассказывает легенду, а он, Мао, — как и сам Миша, — художник. То есть — человек с воображением. И потому должен понимать.

Мао согласился: Мишу, мол, как раз понимаю. Не понимаю легенду: зачем ей надо наделять Марию способностью рожать без спермы и совокупления.

Ответила Мишель: легенде это надо не для Марии, а для Христа; чтобы он получился божьим сыном; а бог совокуплениями брезгует. И — посмотрела на меня.

Не всякий бог, пообещал я француженке. Только бестелесный.

Мао рассмеялся.

Бестелесный бог торопился, тем временем, принять дух любимого сына. Объясняя торопливость наступлением праздника. К трём часам пополудни Иисус, пожаловавшись сперва на жажду, вскрикнул «Свершилось!» и испустил дух.

Убедившись, что он мёртв, римские центурионы позволили его друзьям снять тело с креста и отнести в могильный склеп. Где его обмазали мирровым маслом, завернули в белую плащаницу и оставили почивать на вечные времена.

Скептики ликовали, ибо Иисус, «чудотворец и божий сын», обещавший спасти мир, не сумел спасти даже себя. Не смог отвести собственный конец и, главное, нарушить порядок вещей. Их ликование, однако, длилось лишь полтора суток.

Будучи скептиками, они поставили стражу у входа в склеп, чтобы ученики не выкрали труп Иисуса и не при-творились, будто Учитель воскрес. Ибо, мол, его «воскресение» нанесло бы людям больший вред, нежели его ересь.

На рассвете воскресного дня обе Марии — та, которая дева, и вторая, которая наоборот, — вернулись к склепу, вход в который был замурован каменной глыбой. Стоило им, однако, приступить к ней — земля дрогнула, камень скатился вниз, а в проходе, обрамлённый пещерным мраком, возник крылатый ангел в белоснежном хитоне.

«Не бойтесь меня, — объявил он, хотя крыльями качнул неуверенно, — ибо я пришёл сказать, что Иисус воскрес, и тут, в гробу, его нету. И уже не будет. Известите об этом народ и идите на гору. Где его и узреете!»

Так и вышло. На горе Христос объявился народу во плоти. И благословил его со словами: «Мне дана абсолютная власть на небе и на земле. И пусть об этом узнают все народы. И все народы пусть отныне следуют мне. А я пребуду с вами до скончания мира!»

Так опять и вышло: с тех пор Иисус и правит этим миром.