Учитель (Евангелие от Иосифа)

97. Всё это хуже, чем яблоня…

Оставшись наедине со шкафом времени, я, как обещал, начал думать. Не об оружии. Его я, конечно, продам китайцу. Думал о том, что, понимая его правоту, я не хочу следовать своему пониманию.

Мне казалось, что в меня кто-то вселился. И отключил во мне волю. И сделал меня уязвимым. Слабым, как люди.

Я сознавал, что это связано с приходом Ёсика. И с подтверждением моих подозрений об Учителе. Но именно это меня и обескураживало. Бог оказался развенчан в человека, а это неожиданно лишило меня силы.

Казавшийся сильнее меня оказался слабее себя. Но сам я вместо большей силы — ощутил в душе страх. Я обнаружил в ней самое мне чуждое, не моё — растерянность.

Настоящий бог оказался настоящим же человеком. Впервые в жизни я убедился в том, что я сильнее Учителя. Но вместо праздника — мной овладело смущение.

Неужели — внезапная старость? Слишком внезапная, в течение одного вечера. Нескольких часов. Да, не иначе. Ибо сильнее своего Учителя, сильнее меня, почувствовал себя сегодня и Мао, но, в отличие от меня, стал от этого более дерзким и решительным.

Он стал даже сильнее себя: «Мы будем воевать сами!»

Китаец прав — истина в силе. В том, чего во мне всегда было больше, чем в людях. Но теперь кто-то другой — тот, кто прокрался в меня, — теперь уже он не отпускал мне мою же собственную силу. Не то чтобы прибрал её себе и держал, а другое — куда-то её во мне затерял.

И не то чтобы внезапно я ощутил себя слабым, нет. Другое: я ощутил затерянность своей силы. Она никуда не девалась, продолжала оставаться во мне, но я не знал — где.

Самым пугающим оказалось самое же непонятное: никакой злости на засевшего во мне врага я не испытывал. Напротив, я желал ему… пребывания. И даже удачи.

Против Мао.

Против самого же меня.

Против всех людей.

Я повторил вслух последнюю фразу — и она меня поразила. Своей внезапно открывшейся истинностью. Да, против всех людей.

Против человека.

Ибо в нём пребывает сатана. Который внушил ему, что он, человек, лучше, чище, справедливее и сильнее… самого себя.

Что в нём, как во всём сущем, есть добро и зло. Ангел и сатана. И что он способен выбирать между ними. Спастись.

И что выбирать надо добро. А выбрав — за него бороться. С самим собой. С миром вокруг. Со всем сущим.

Бороться за Спасение.

Спасение чего? От чего?

Себя от себя же? Или от других? Или — других от себя?

Сатана молчит. Его дело — пребывать, а не отвечать на вопросы. Его дело — внушать своё благодаря пребыванию.

Внушать, что главное — быть живым. И что быть живым — это иметь силу и наращивать её. Ибо без неё невозможно бороться. С самим же собой. Со всем сущим. Без неё не искоренишь зла.

И что человек лучше самого себя. А небеса — лучше земли. И нельзя просто пребывать, как просто пребывает яблоня. И всё остальное на земле, что не есть человек. Что просто пребывать — низменно. И что поэтому пребывание на земле должно быть войной за вознесение на небеса. Война с собой. Со всем сущим.

Спасение.

Небесное Царство.

Новый Иерусалим.

Мечта.

Цель.

Надежда.

Борьба с сатаной…

Всё это — человек. Царство Сатаны. Исчадие ада.

Всё это, наконец, хуже, хуже, хуже, чем яблоня.