Узнать пересмешника. Жизнь с Харпер Ли

Глава шестнадцатая

Меня впустила в свою жизнь и Джулия Маннерлин, загадочная женщина, готовившая на кухне жареные зеленые помидоры в тот первый день, когда я познакомилась с Алисой. Она приглашала меня в свою церковь и к себе домой. Она с гордостью показывала мне цветы, за которыми ухаживала и там, и в доме у Ли.

Джулия выросла в этих местах, она была младшей дочерью в семье Столлворт, где было шестеро детей.

«Четыре мальчика и две девочки, — сказала она мне, — я младшая девочка, и у меня еще есть младший брат».

Их отец работал в поле и на лесозаготовках.

— Но жили мы благодаря ферме. Мы все делали. Все выращивали. Нам не надо было ходить в магазин и многое там покупать, только иногда мы шли за сахаром или чем-то в этом роде. Мы разводили свиней, сами их забивали, и делали шкварки, — она засмеялась, вспоминая это, — и сало свое коптили.

— Похоже, у вас было много работы, — сказала я ей, когда однажды августовским вечером мы пили кофе у меня на кухне, после того, как Джулия прошла по моему двору и постучалась в дверь кухни. Я пригласила ее зайти, мы сели за стол, а я включила диктофон.

— Нет, это было весело. Потому что, понимаете, мы так все устроили, что это стало для нас развлечением. Сегодняшние дети ничего не делают, только хватают то, что им нельзя брать. У нас не было такой проблемы. Все работали вместе, и все… ну знаете, если какая-то семья видела, что чужие дети делали что-то дурное, то они могли им всыпать… Дети слушались. Я не знаю, как новости доходили до родителей — телефонов-то не было, но стоило тебе только прийти домой, как начиналось: «Ага. Что это ты делала в доме у Сэди?» — «Да мы ничего…» — «Ага. Идите сюда, юная леди, или молодой человек. Сейчас я вам задам». И ты тут же получал по заслугам.

Джулия познакомилась со своим будущим мужем в автобусе дальнего следования, когда она ехала в город неподалеку от Мемфиса. Он спросил ее адрес. Она решила, что вряд ли когда-нибудь еще его увидит, но через три или четыре месяца он неожиданно прислал ей письмо.

— Он был серьезнее меня, — рассказала она, — я еще и не думала о том, чтобы создавать семью.

Они поженились, когда ей было двадцать два.

У них было восемь детей. Одна дочка погибла, ее задавил школьный автобус на дороге рядом с их домом. Память об этой потере с тех пор всегда была с Джулией. Но она не часто это обсуждает. Теперь она лишилась и мужа.

Всю свою жизнь Джулия тем или иным способом заботилась о других людях. Прежде чем начать заниматься той работой, которую выполняла в доме Ли, она двадцать лет работала лицензированной санитаркой в местной больнице. До этого она была акушеркой и принимала роды на дому, когда все так рожали. К ней все еще приходили люди, представлялись и говорили: «Вы меня помните? Вы принимали мои роды. Мою маму зовут…». Она помогла родиться многим детям. Иногда благодаря имени она все вспоминала: роды сорокалетней давности, стонущую в своей спальне молодую мать, которая тужилась, потела и боялась, а потом появлявшееся маленькое человеческое существо, которое Джулия мыла, взвешивала и тихонько с ним разговаривала. Правда, не настолько тихо, чтобы мама не могла услышать. «Ты ведь здоровый малыш, правда? Да, ты прекрасный мальчуган. Ммм! Сильный малыш».

— Это очень приятно, — рассказывала она, — когда ты можешь помочь кому-то появиться на свет. Я им, конечно, не говорила, что потом с ними будет. Господь милостив.

Работа Джулии всегда была связана с заботой о людях. Когда она начала работать у Алисы, то все еще среди дня ухаживала и за своими внуками. Это были дети ее сына Рудольфа, начальника полиции.

«Мне приходилось рано вставать», — вспоминает она. Она поднималась, отвозила Алису на работу, а потом забирала детей к себе домой. «Потом я уезжала, забирала мисс Алису с работы, отвозила ее домой, а затем отвозила детей. Все получалось хорошо».

Постепенно, когда ей уже не надо было все время сидеть с детьми, она стала ночевать у Алисы, когда Нелл уезжала в Нью-Йорк, занимала ее спальню.

Она явно была не из тех, кого сильно волновала слава Нелл. Когда в тот день Джулия заметила, что все еще не видела пьесу по «Пересмешнику», я спросила, читала ли она роман. «Нет, — ответила она, — но я собираюсь».

Когда она проработала у Алисы уже несколько лет, Рудольф спросил, не хочет ли она выйти на пенсию. В конце концов ей было уже за шестьдесят. Но Джулия ответила, что хотела бы остаться с Алисой.

«Мне кажется, она нуждается в мисс Алисе, — сказал мне Рудольф, — не меньше, чем мисс Алиса нуждается в ней».

Еще Джулия работала в больнице младшей медсестрой. Она рассказала мне про одного человека, который хуже всех относился к чернокожим у них в округе. Через много десятилетий он, старый и больной, появился в окружной больнице Монро. Она узнала его и вспомнила его имя. Она помнила все совершенные им жестокие дела.

«Он был ужасным, — сказала Джулия, — он вел страшную жизнь…» Он избивал людей, тех, кого он называл «эти черномазые». Когда у него отказали и тело, и разум, то ему стало казаться, что его жертвы мстят ему и решили свести с ним счеты. Джулия смогла успокоить его только сказав, что она убила их. Она успокаивала его в больничной палате, говоря, что его преследователи ушли и он в безопасности.

— Мне приходилось делать вид, что я бью их и убиваю, потому что, когда ему становилось плохо, он нервничал из-за этого. Он вопил: «Ой! Ой! Ой! Не позволяй этому черномазому добраться до меня».

Ирония этой ситуации причиняла ей боль, но затем стала забавлять. «Очень жаль, — сказала она с иронической улыбкой и со смехом, — что мне пришлось заботиться о нем». Но работа есть работа. Она делала все, что надо. Мыла его, кормила, прогоняла его воображаемых врагов. «Они преследовали его день и ночь», — сказала она.

Начальница Джулии, белая женщина, обычно, как и Джулия, чувствовала, если пациент должен был скоро умереть. «Однажды ночью, когда я занималась им, пришла старшая сестра и сказала: "Джулия, он скоро умрет". — Я ответила: "Да, мэм, я знаю". — Она сказала: "ОК. Когда я понадоблюсь, позови меня". Потом прошло около часа, и он соскочил с кровати. "Ох, эти черномазые догонят меня". Он шатался, потом лег на кровать, потом снова встал. Я просто схватила его, а он положил голову мне на плечо. И это было последнее, что он сделал, — сказала она, — он умер у меня на плече».

Джулия позвала старшую сестру. Та заметила: «Я же сказала, что он умрет». «А я ответила: "Да, мэм. Я знала, что так будет. Но я не думала, что он умрет у меня на плече"».

Каким бы ужасным он ни был при жизни, Джулия сочувствовала его смерти. «Я не хотела бы уходить из этого мира в таком виде», — сказала она. Джулия покачала головой, вспоминая его: «Вот так оно бывает», — закончила она и замолчала.

Казалось, она возвращается к нашему кухонному столу из той больничной палаты, где много лет назад мучительном заканчивалась ужасная жизнь. Где жестокий расист искал последнего утешения на плече у чернокожей женщины, которая знала, кем он был.

Рассказав эту историю, Джулия задумалась о смерти.

— Ужасно умирать, вспоминая все плохое, что ты сделал людям, — сказала она, — так что, когда я сержусь, — тут она рассмеялась, — я не убиваю никого кроме змей. А этих я много убила. И продолжаю убивать.

Я спросила ее, как она убивает змей.

— Палкой или мотыгой, — ответила она, — или стреляю в них, — она опять замолчала. — Надо уметь подойти к гремучей змее. Никогда нельзя заходить сзади. Надо смотреть им прямо в лицо, — многозначительно сказала она. — В лицо.

Она рассказала мне свою историю, рассказала о своей матери, родившейся в 1889 году, так что мать ее матери застала «последние шажочки рабства». Рабы часто брали фамилию своих хозяев, поэтому в округе было много как белых, так и чернокожих Столлвортов, это ее девичья фамилия.

Удивительно, насколько ее жизнь отличалась от жизни сестер Ли, с которыми она проводила теперь все свое время. И одновременно с этим у них было невероятное количество общих воспоминаний.

— Я надеюсь, она знает, как сильно мы ее любим, — сказала мне Нелл однажды за кофе.