Узнать пересмешника. Жизнь с Харпер Ли

Глава вторая

Терренс не стал парковаться рядом с домом сестер Ли. Он остановился на их спокойной улице и даже не стал глушить мотор. «Ну, — сказала я ему, — наверное, скоро вернусь».

Был ранний вечер, еще не стемнело. Воздух был теплым и тихим. Мы знали, что Алиса Ли, очевидно, будет дома после рабочего дня в адвокатской конторе. Я поднялась на несколько деревянных ступенек и постучала по белой деревянной двери. На старом медном дверном кольце было женским почерком выгравировано: «Алиса Ф. Ли». Я сделала шаг назад. Ничего не произошло.

Я нажала на звонок, снова сделала шаг назад и подождала. Снова ничего. Ну, все ясно. Я, по крайней мере, попыталась. Подожду еще минутку, потом сяду рядом с Терренсом в автомобиль с кондиционером и буду считать, что дело сделано.

Но как раз в тот момент, когда я уже собиралась возвращаться в машину, дверь открыла маленькая, опиравшаяся на ходунки, женщина. На ней были большие очки, строгая голубая юбка и пиджак соответствующего фасона. Седые волосы с косым пробором были аккуратно заколоты одной единственной заколкой-невидимкой. Я представилась. Она наклонилась вперед, чтобы расслышать. Я повторила громче, кто я и зачем пришла.

— Да, мисс Миллс. Я получила присланные вами материалы. И письмо.

У нее был скрипучий хриплый голос. Она прочитала отправленные мной материалы о том, что библиотечная система Чикаго выбрала «Убить пересмешника» для программы «Одна книга, один Чикаго». Она знала из своих источников, что я опрашиваю всех вокруг. Я читала об Алисе Ли, которая была намного старше своей сестры Харпер. Ей было восемьдесят девять лет, и она все еще занималась юридической практикой. Судя по прочитанным мной статьям, она часто выступала от имени своей сестры, вежливо, но твердо отклоняя просьбы об интервью. К моему удивлению, она пригласила меня зайти.

За дверью мне в нос ударил кислый запах. Большую часть маленькой прихожей занимал широкий дубовый книжный шкаф, стоявший справа от входа и достигавший моих плеч. Сразу за маленьким холлом был сделан уголок для телефона. На уровне груди на полочке стоял телефон, рядом с ним — белый стул.

— Пожалуйста, заходите, — сказала она.

Я прошла вслед за Алисой Ли в гостиную. Здесь везде были книги. Они наполняли один книжный шкаф за другим, лежали стопками на полу рядом с креслом, были сложены на кофейном столике и в принципе находились почти на всех доступных поверхностях.

Она увидела, что я осматриваюсь.

— Это, в общем-то, книжный склад.

Она улыбнулась, и в уголках глаз появились морщинки. Я напряглась, чтобы понять, что она говорит. Дело было не только в скрипучем голосе. Я все еще привыкала к местному акценту, который был ярче выражен у пожилых людей. Впрочем, здесь скорее я говорила с акцентом. «Когда я слышу согласные, — сказала однажды Харпер Ли, — то сразу оглядываюсь».

— Вы не могли бы пододвинуть этот стул? — все еще держась руками за ходунки, она головой показала на низкое кресло-качалку, стоявшее у дальней стены рядом с пианино. Гостиная была небольшой. Я передвинула стул на четыре или пять футов и села рядом с ней. Она стояла рядом с серым, обитым тканью креслом и заваленным бумагами столиком для книг.

Я была в восторге от того, что меня пригласили зайти, но при этом мне было неловко, что я ее беспокоила, особенно теперь, когда было видно, какой маленькой, уязвимой и просто древней она казалась, с ее плохим слухом и серыми металлическими ходунками. «Это для равновесия», — объяснила она мне.

Внутри дом выглядел также скромно, как и снаружи. У одной стены стояла старая клетчатая кушетка с тонкими деревянными рукоятками. Между кушеткой и мягким креслом находился торшер и еще один журнальный столик, заваленный книгами и бумагами. У дальней стены было старое коричневое пианино. Над ним висела картина с изображением моря, более угловатая и более современная, чем все остальные вещи в гостиной. У другой стены был камин, рядом с которым стояли два мягких стула. Над белой деревянной каминной доской молчаливыми часовыми возвышались зеркало и фарфоровые безделушки.

Она начала медленно опускаться на стул, а потом ослабила напряжение и, когда до сиденья оставалось всего несколько дюймов, рухнула на него. При этом она сумела шлепнуться на него с достоинством. Пока мы разговаривали, я слышала, как кто-то шебуршился сзади. От кухни нас отделяла только квадратная столовая, которая в свою очередь находилась совсем рядом с тем местом, где сидели мы с мисс Алисой. Все комнаты были очень близко друг к другу.

Кое-где в столовой книжные полки доходили до пояса, другие были пониже. Они стояли у любой стены, где для них находилось место, и создавали странную зигзагообразную линию, словно городские небоскребы. Но окно над одним из шкафов выходило на глубокий и темный задний двор, где возвышались деревья.

Алиса отвечала на мои вопросы о книге, городе, об их семье, о ее знаменитой сестре. Я строчила ответы в своем журналистском блокноте и ставила звездочки у тех фраз, которые, как мне казалось, можно будет потом включить в материал.

Алиса сказала, что ее сестру не интересовали большие дома или дорогая одежда. «Все это не имеет для Нелл Харпер никакого значения, — пояснила Алиса Ли, — ей нужны только хорошая кровать, ванная и пишущая машинка… Ее волнуют одни книги». Ее сестра дразнила Алису и обещала начать складывать книги и газеты в плиту. Она не готовила, и у нее кончалось место для книжных шкафов.

Из задней части дома распространялся приятный аромат. Я не могла понять, что это. Он был похож на запах свежеиспеченного хлеба, но только был намного слабее.

Неужели на кухне была Харпер Ли? Это предположение не давало мне спокойно сидеть на месте. Неужели она слушала наш разговор? Появится ли она? Я не стала спрашивать.

Тем временем я почувствовала, как мое лицо начало лосниться от пота. В доме не было кондиционера. Алиса сказала мне, что она легко замерзает, а жары не боится. Она выросла без кондиционеров и редко чувствовала в них потребность.

— Я надеюсь, вам не слишком жарко, — сказала она. Ее голос был совсем хриплым.

— Нет-нет, что вы. Спасибо.

Я подождала, пока она отвернулась, быстро провела рукой по лбу, а затем вытерла руку о брюки.

Я попала в другую эпоху, где не было ни кондиционеров, ни компьютеров, ни мобильных телефонов. Сестры Ли только недавно купили телевизор. На стуле в столовой стояла механическая пишущая машинка. Нелл на ней отвечала на некоторые письма из тех, которые все еще лились потоком в их почтовый ящик.

— У нее даже нет электрической пишущей машинки, — сказала Алиса, — мы не живем в двадцать первом веке, если говорить об электроприборах.

Она помолчала.

— Да даже и в двадцатом едва ли.

Я сказала, что, читая «Убить пересмешника», искала в словаре значение слова «скаппернонг». У нее блеснули глаза.

— Идите за мной.

Она отвела меня на кухню. Казалось, там ничего не изменилось с пятидесятых годов. Пол был покрыт черно-белой плиткой. Шкафчики выкрашены в белый цвет. На кухонных столах все было завалено пачками бумаг, мисками, коробками от крекеров и какими-то стопками непонятных вещей.

Здесь я получила ответ на свой невысказанный вопрос о том, кто готовил. У плиты стояла высокая чернокожая седеющая женщина. Она помешивала лопаткой содержимое сковородки и жарила зеленые помидоры.

Алиса нас познакомила. Как она объяснила, пока ее сестра — Нелл Харпер — жила в Нью-Йорке, Джулия Маннерлин жила с Алисой. Она присматривала за ней, оставалась ночевать, отвозила ее на работу и с работы и готовила простые блюда, которые Алиса любит. И ее самое любимое лакомство — жареные зеленые помидоры.

Позже я узнала, что один из сыновей Джулии, Рудольф Маннерлин, был шефом полиции Монровилля, первым афроамериканцем, занявшим этот пост.

«Она хочет узнать, что такое скаппернонги», — сказала ей Алиса. Джулия выложила обжаренные зеленые помидоры из сковородки на тарелку с бумажным полотенцем, которое впитывало жир. Она совершала уверенные движения человека, который делал это уже сотни раз. У нее были добрые, внимательные глаза, и она тепло улыбнулась незнакомке, пришедшей на ее кухню. Она открыла маленький белый холодильник и вытащила оттуда большую миску.

Джулия поставила миску на столик слева от меня и положила рядом бумажное полотенце.

— Косточки сюда.

Они с Алисой улыбались, глядя на меня.

— Попробуйте, — сказала Алиса.

Обеих женщин очень забавляло, что этот местный фрукт был мне незнаком.

— Один мой друг принес их на днях, — объяснила Алиса.

Скаппернонги были похожи на большие виноградины.

Они были красновато-фиолетового цвета, мягкие и сладкие, с легким кисловатым привкусом. Выбрасывая косточки на бумажное полотенце, я пыталась все запомнить: скаппернонги, две женщины, потертый, но все равно комфортабельный вид дома. Скорее всего, я никогда снова все это не увижу.

Они рассказали мне, что скаппернонги растут на кустах вроде виноградных, и их в округе было полно. Обе они были в хорошем настроении. Было ясно, что они очень привязаны друг к другу.

А бедный Терренс все еще сидел в автомобиле. Но я знала, что он понимал: чем дольше я тут пробуду, тем лучше.

— Хотите, я покажу вам дом?

— Да, конечно. Спасибо.

Джулия обсыпала панировкой вторую порцию нарезанных помидоров и опытной рукой бросила их на сковородку.

Несмотря на свои ходунки, Алиса ходила легко. Она шагала аккуратно, но быстро. По довольно узкой кухне она почти пронеслась.

Я сообразила, что все еще держу в руке смятое бумажное полотенце.

— А где у вас…

— Давайте мне, — сказала Джулия. Она выбросила салфетку и снова повернулась к плите.

Вскоре она закончила приготовление жареных зеленых помидоров и прикрыла тарелку салфеткой. Я кивнула ей:

— Было очень приятно познакомиться.

Она тепло улыбнулась, я ее по-прежнему забавляла.

— И мне очень приятно.

Я последовала за Алисой по довольно темному коридору с деревянными полами, начинавшемуся с другой стороны за кухней. Он привел к трем спальням. Сразу за кухней слева была маленькая ванная, выложенная розовой плиткой. Там висела пара женских чулок. Над раковиной рядом с зеркалом было прикреплено напоминание о назначенном визите к зубному врачу.

С другой стороны коридора находилась небольшая комната со свободной кроватью. Это была единственная спальня, чье окно выходило на Уэст-авеню, жалюзи в ней были опущены. В комнате были еще книжные шкафы, а на маленькой столике стоял факс. Теперь, когда резко испортившийся слух не давал Алисе возможности говорить по телефону, он позволял ей общаться с друзьями и родственниками. Это было самое быстрое средство связи с сестрой в Нью-Йорке и даже с друзьями, жившими на той же улице.

Она сказала, что Нелл каждую неделю присылала ей по факсу кроссворд из воскресного номера «Нью-Йорк Таймс». Они обе любили решать кроссворды, унаследовав эту привычку от матери.

Алиса начала рассказывать мне об их семье. Фрэнсис Ли умерла в 1951 году. Нелл было тогда всего двадцать пять лет, и она только-только начала привыкать к жизни в Нью-Йорке. Она работала в офисе, резервировавшем авиабилеты, и одновременно писала. «Убить пересмешника» будет опубликован только через девять лет. Тем же летом, всего через шесть недель после того, как у Фрэнсис Ли неожиданно диагностировали запущенный рак и она умерла, Алиса, Нелл и их средняя сестра Луиза лишились своего единственного брата Эда. Его нашли однажды утром мертвым на койке на военно-воздушной базе Максвелла в Монтгомери. Ему было всего тридцать лет, он страдал от мозговой аневризмы, у него остались жена и двое маленьких детей.

Когда Алиса спустя полвека рассказывала мне об этих событиях, на ее лице все еще отражалась печаль. Говоря о шоке, который они пережили из-за этих двух смертей, она опустила глаза, и ее и без того скрипучий голос стал еще более хриплым.

— Папа был настоящий боец, — сказала она, — он за такое короткое время потерял жену и сына, но все равно держался.

Держалась и Алиса. Они оба работали в своей фирме и выстояли благодаря воле и ежедневной работе, связанной с их общей юридической практикой.

На следующий год Алиса и А. К. переехали в этот дом из старинного дома их семьи на Алабама-авеню, где Фрэнсис Ли родила Нелл в спальне на верхнем этаже, где Нелл и Эд залезали на куст сирени во дворе, где А. К. каждый день просматривал «Мобайл Реджистер» и «Монтгомери Адвертайзер» и удовлетворял свой интерес к преступлениям, читая их подробные описания в таких журналах, как «Настоящий детектив».

Но на Алабама-авеню появлялось все больше магазинов, и спокойствие Уэст-авеню больше нравилось и отцу, и дочери. А. К. предложил переехать на Уэст-Авеню еще до страшных событий того лета, но Фрэнсис воспротивилась. Ей не хотелось переезжать с улицы, где жили ее друзья, в заросший лесом район, который только начали заселять. Она побывала там в гостях у подруги, только что родившей ребенка. Алиса вспоминает эту историю и нежно посмеивается: «Она сказала, что не хочет переезжать туда, где сплошные совы и летучие мыши».

Приезжая из Нью-Йорка и подолгу оставаясь в родном городе, Нелл теперь должна была считать новое место своим домом. Девочкой она любила смотреть, как ее отец выступал в суде. Став взрослой женщиной, она по-прежнему иногда приходила с ним в его юридическую фирму и работала там над рукописью, в которой действовал напоминавший его персонаж, Аттикус Финч.

Дом Алисы хранил множество историй семьи Ли. Мы задержались перед книжным шкафом в свободной комнате с факсом. Я спросила у Алисы про любимых писателей Харпер. Она сказала, что сестра очень любит Уильяма Фолкнера, Юдору Уэлти, Джейн Остин и Томаса Маколея. Первые три имени знакомы большинству из тех, кто изучал английскую литературу в старших классах, независимо от того, помнят ли они, какие книги читали. Но сегодня актер Маколей Калкин, снявшийся в фильме «Один дома», известен куда больше, чем Томас Бабингтон Маколей, британский писатель, историк и приверженец партии вигов. Томас Маколей умер в 1859 году. Спустя более века родители Калкина назвали его в честь того Маколея. Странная штука слава.

Сама Алиса предпочитает нон-фикшен, особенно книги по истории Великобритании и Америки, и Нелл тоже с восторгом их глотает. Я увидела целую полку, уставленную историческими книгами. Судя по обложкам, некоторые вышли недавно, а другие были опубликованы много десятилетий назад.

— Вы бывали в Англии? — спросила я.

Она провела своей покрытой глубокими морщинами рукой по корешкам книг. Это было нежное прикосновение. Даже любящее.

— Вот мои путешествия, — ответила она.

Комната Алисы находилась в конце коридора и чуть-чуть налево, в ней стояла кровать, покрытая ярко-розовым покрывалом, старый туалетный столики, конечно же, набитый книгами шкаф. Еще книги лежали стопками на стуле и на полу. Другими книгами и пачками бумаг была завалена половина кровати.

Позже я узнала, что Алиса, как и ее отец, имела странную привычку, касавшуюся чтения в кровати. Она ложилась на спину, поднимала открытую книгу над своим лицом и так читала. Это кажется очень неудобной позицией, но она нравилась А. К. Ли, нравится и его дочери. Если Алиса не могла заснуть, то овечек она тоже считала по-своему. Она повторяла про себя названия округов штата Алабама. Или американских вице-президентов. В хронологическом порядке. Но задом наперед.

В конце коридора она показала мне спальню Нелл. Когда-то это была комната их отца. Она была такой же скромной, как и весь остальной дом. Когда Нелл уезжала в Нью-Йорк, в этой комнате спала Джулия. Стены в комнате были голубого цвета. Вдоль стен слева от двери стояли встроенные книжные шкафы. На одной полке на уровне глаз находилась маленькая фигурка кошки. Рядом с окном был виден сундук. Маленькая дверь вела в отдельную ванную комнату.

Как ни была я заворожена этой неожиданной экскурсией по дому, мне не хотелось злоупотреблять гостеприимством хозяйки. Но Алиса отмахнулась от моих извинений и продолжила беседу.

Тут я снова вспомнила о Терренсе. Я сказала Алисе, что он сидит на улице в машине, можно ли ему зайти и сделать фотографии?

— Да, конечно. Пожалуйста, позовите его.

Я побежала по темной улице к нашей машине. Вечерний воздух был теплым, но, конечно, не таким теплым и спертым, как в доме.

Терренс опустил стекло. Он улыбался.

— Прости, прости, прости, — я говорила так быстро, как будто это было одно слово, — я и представить не могла, что пробуду там так долго. Это мисс Алиса. Терренс, она прекрасна. Заходи. Она сказала, что тебе можно прийти с фотоаппаратом.

— Потрясающе, — Терренс поднялся вслед за мной по деревянным ступенькам к главной двери.

Я уже представляла, как буду рассказывать ему о нашем разговоре по дороге обратно в «Бест Вестерн».

— Я надеюсь, вам понравилось в Монровилле, — сказала Алиса Терренсу.

— Да, очень.

Мы еще немного поболтали в гостиной, а затем Терренс осторожно принялся за дело.

— Можно я сниму вас здесь? — спросил он. Алиса снова села в кресло.

— Да, — Алиса улыбалась Терренсу, но в ее взгляде было немного грусти, — мне никогда не нравятся мои фотографии. Все дело в том, что они очень на меня похожи.

Терренс мягко поговорил с ней и по мере сил успокоил.

— Я просто надеюсь, что из-за меня ваш аппарат не испортится, — сказала ему Алиса. Она произнесла это с той ироничной интонацией, которая потом будет мне прекрасно знакома. Нелл называла ее настоящим «Аттикусом в юбке», и она действительно была похожа на спокойного адвоката из романа. Алиса, как и Аттикус, могла быть, говоря словами соседа из романа, «просто сухой».

Алиса попросила меня только об одном. Не могла ли я еще задержаться и взять итервью у методистского священника, который дружил с сестрами Ли. Я сказала, что с радостью это сделаю, мне надо только спросить в газете, разрешат ли мне еще задержаться.

Я поинтересовалась, можно ли будет задать еще несколько вопросов или здесь же, или в ее юридической фирме. Я думала, она откажется, и это было бы понятно. Она и так уделила мне очень много времени. К моему восторгу, она пригласила меня прийти к ней в офис.

Мы с Терренсом пожелали ей спокойной ночи, сели в машину и поехали в мотель, пребывая в восторге от неожиданного поворота событий.

На следующее утро я позвонила в газету. Мы решили, что имело смысл здесь задержаться. Мало кому удавалось записать рассказы Алисы, особенно об их родителях и о том, как ее сестра реагировала на свою славу.

В тот день мы еще долго разговаривали с ней в офисном помещении над банком округа Монро. «Барнетт, Багг & Ли» была фирмой, где работали два юриста — Алиса и молодой адвокат, которого она взяла под крылышко. Второй адвокат отсутствовал, за стойкой у входной двери сидела секретарь, передававшая Алисе содержание звонков. Та уже слишком плохо слышала, чтобы пользоваться телефоном. Как и у Аттикуса Финча, и у многих других адвокатов в маленьких городках, основу практики Алисы составляли операции с недвижимостью, возврат налогов и оформление завещаний.

В какой-то момент нашего разговора я спросила ее о длящемся так долго отказе сестры выступать на публике.

— Я думаю, что ни один начинающий автор не может быть готов к тому, что случилось с ней. На нее все это просто обрушилось, — сказала Алиса, — и, чтобы справиться с этим, она решила не подпускать никого слишком близко к себе.

Ну а как быть с тем вопросом, который все задают, думая о ее сестре: «Почему она не написала еще одну книгу?»

Сидевшая в кресле за столом Алиса наклонилась ко мне:

— Я бы сказала так… Если ты уже достигла вершины, то зачем тебе писать что-то еще? Разве ты не будешь думать, что соревнуешься сама с собой?