Узнать пересмешника. Жизнь с Харпер Ли

Глава двадцать шестая

Год начался нелегко. Прошла только пара недель после наступления 2005 года, как Нелл получила плохие известия из Нью-Йорка. Умерла ее подруга. Она сообщила мне об этом, когда мы стояли перед ее домом. Я устала. Она тоже. Даже январское небо выглядело усталым, оно было блекло-голубого цвета с полосками серого.

Нелл выехала на дорожку перед домом одновременно со мной. У меня обострилась волчанка, и я несколько дней оставалась в постели. Теперь мне надо было обязательно поехать в город по делам.

Нелл вышла из своей машины и помахала мне рукой. Я открыла окно машины и помахала ей в ответ. Она сделала несколько осторожных шажков в мою сторону. Я выключила зажигание и вышла. Ведь если дверь оставить открытой, то лампочка в салоне зажигается, и если она горит слишком долго, то аккумулятор садится. Я оставила дверь открытой и не обращала внимания на настойчивые «бип-бип-бип», так как не хотела заставить Нелл чувствовать себя зажатой в угол нашей непривычной для нее близостью. Открытая дверь показывала, что я вышла просто для минутного приветствия.

Нелл видела, как я торопливо шла через газон перед моим домом, и, как я и рассчитывала, ждала меня рядом со своим бьюиком. Маленький боковой дворик между ее дорожкой и моим двором был очень неровным. Здесь росли две высокие сосны, и их скрюченные корни, которым некуда было дальше развиваться, вылезали из земли.

— Как дела? — спросила она.

«Сносно, но не более того», — подумала я.

— Хорошо, — сказала я, — а как ваши дела?

Обычно она отвечала: «Сносно». Но тут Нелл минутку помолчала. Что-то было не в порядке.

О нет, подумала я. Алиса.

Она была активна. Но ей же было девяносто четыре года. Мы все понимали, что для фатального исхода достаточно падения или пневмонии. Однажды вечером у меня раздался поздний телефонный звонок. Даже сквозь сон я подумала: «О нет, Алиса. Пожалуйста, еще нет». Но в тот раз просто кто-то ошибся номером. Другой раз один общий друг сказал мне: «У нас плохие новости». — «О нет, Алиса». Плохой новостью была чья-то болезнь. И в тот день тоже Алиса, как обычно, была в порядке. Нелл сказала мне, что умерла ее подруга Нелл Рэнкин.

— О, Нелл, мне очень жаль.

— Бо́льшая часть моих друзей уже под землей.

Это явно была ситуация не для минутного приветствия. Я слышала, как «синий старик» издавал «бип-бип-бип» на моей дорожке, но так его и оставила. Пока мы разговаривали, я прижала ладонь ко все еще теплой поверхности машины Нелл. Указательный палец моей левой руки раздулся и болел. Ощущать тепло было приятно. Нелл тоже была невероятно усталой, но по другой причине. Она была измождена из-за потери.

Оперная певица Нелл Рэнкин была ее нью-йоркской подругой. Она тоже была уроженкой Алабамы, еще одной Нелл из Алабамы. Певице шел восемьдесят первый год, она была всего на два года старше Нелл Харпер.

Темноволосая Рэнкин, драматическое меццо-сопрано, родилась в 1924 году в Монтгомери, в музыкальной семье. Даже в детстве она прекрасно пела и занималась пением. Потом, в пятидесятые — шестидесятые годы она стала звездой «Метрополитен-опера» и прославилась своими ролями в «Аиде» и «Кармен». Она умерла из-за полицитемии, болезни костного мозга, в четверг, 13 января.

Нелл рассказала мне, что она не переставая говорила по телефону. Или, по крайней мере, ей так казалось. Она беспокоилась из-за мужа Нелл, врача Хью Дэвидсона, с которым та прожила пятьдесят лет. Он был безутешен.

Иногда большое расстояние между Манхэттеном и Монровиллем приносило комфорт, становилось определенной формой частной жизни. Но в такой ситуации, как сейчас, когда ей надо было все решать издалека, это вызывало раздражение.

Нелл просияла, когда начала рассказывать мне о своей подруге.

— Она пела по всему миру.

Ее подруга была выдающейся женщиной, завораживавшей публику своим теплым, мощным голосом. Когда-то у нее был ягуар. Не тот ягуар, который с колесами. Настоящий ягуар. С зубами.

О ее смерти не сразу сообщили прессе. Некрологи начали появляться примерно через неделю. Я искала их в Интернете.

В некрологе в «Нью-Йорк Таймс» было отмечено: «Помимо своих выступлений в Метрополитен, миссис Рэнкин выступала в крупнейших оперных театрах по всему миру, включая «Ла Скала», где она исполняла партию Кассандры в «Троянцах» Берлиоза в 1960‑м, в театре «Сан-Карло» в Неаполе, где она пела Адальгизу в «Норме» Беллини в 1963 году. Кроме того, она выступала в Чикаго, Форт-Уэрте, Буэнос-Айресе, Гаване, Мехико и Афинах».

Известно, что Рэнкин привела своего полудрессированного домашнего ягуара, Короля Тута, на переговоры о заключении контракта в «Метрополитен-опера» в качестве «средства для переговоров».

Я распечатала несколько некрологов, приложив свою записку, положила их в пластиковый пакет магазина «Мира еды» и повесила пакет на дверной ручке дома сестер Ли. Когда мы в следующий раз увиделись, я не услышала обычных поддразниваний насчет того, что она с легким пренебрежением называла моим «волшебным ящиком». Она просто сердечно поблагодарила меня. Не могу ли я поискать еще и другие некрологи? Я так и сделала и передала их ей.

Пожилой возраст неизбежно приводил к потерям друзей и родственников Ли. Одной из самых тяжелых смертей был уход Грегори Пека в 2003 году.

Уже во время моего первого разговора с Нелл под шум кондиционера в моей комнате в мотеле «Бест Вестерн» мы говорили о Пеке. Я сказала ей, что в рамках программы «Одна книга, один Чикаго» в Чикаго будут на различных мероприятиях показывать фильм. Большинство поклонников «Пересмешника» видели Аттикуса в облике Грегори Пека. И Нелл это нравилось.

— Какой же он чудесный, — сказала она тогда. Он был ее близким другом, вечно окруженным для нее волшебным ореолом кинозвезды.

С самого начала дружба Нелл с Грегори Пеком распространилась и на его семью: на жену Веронику, скончавшуюся в 2012 году, и на их двоих детей, режиссера-документалиста Сесилию Пек и актера и продюсера Энтони Пека. Меня позабавило, что Нелл предложила свести меня с Энтони Пеком. Потом она произвела быстрый подсчет и решила, что у нас слишком большая разница в возрасте. Впрочем, семь лет не казались мне большим препятствием. Я была не прочь познакомиться с хорошим парнем. Правда, когда я стала гуглить Энтони Пека и увидела, что его первой женой была Шэрил Тигс, то эта идея уже не казалась мне такой привлекательной.

Прежде, чем фильм был снят, Ли показала Пеку Монровилль, чтобы он мог лучше подготовиться к роли. Он познакомился с ее отцом, которого насмешило всеобщее волнение из-за прихода Пека.

Между Пеком и Нелл существовала какая-то глубинная связь еще до того, как они познакомились. Он влюбился в ее повествование и в возможность сыграть Аттикуса Финча. Когда он сыграл этого адвоката из маленького городка, ему было за сорок. До конца своей жизни он говорил, что это его любимая роль, и он был рожден, чтобы сыграть ее.

«Когда Алан Пакула и Боб Маллигэн прислали мне книгу и сказали: "Наверное, тебе это понравится", я читал ее всю ночь напролет. Я еле дождался восьми утра, чтобы позвонить им и сказать: "Если вы меня берете, я ваш". И конечно же, я никогда ни минуты не сожалел об этом. Напротив, это было великое счастье и подарок от Харпер Ли».

Пек рассказал это публике, пришедшей на «Разговор с Грегори Пеком». В 1999 году актер, которому недавно исполнилось восемьдесят, путешествовал по всей стране, выступая в местных театрах. Он отвечал на вопросы и рассказывал своим звучным голосом о том, как снимался в «Убить пересмешника» и в «Римских каникулах» с начинающей тогда Одри Хепберн и как позже сыграл генерала Второй мировой войны в фильме «Макартур». Его дочь вместе с другим режиссером Барбарой Коппле снимали эти встречи.

В том документальном фильме Сесилия и писатель Дэниэль Волл ждут своего первого ребенка. Дело происходит весной 1998 года. Пек со своей женой, уроженкой Франции Вероникой Пассани, приехали в Вашингтон, где президент Билл Клинтон должен был вручить ему Национальную медаль США в области искусств. Сесилия и Дэниэль навещают их в гостинице.

Пек рассказывает дочери о телефонном разговоре с Харпер Ли.

— Вчера я долго говорил с Харпер по телефону.

— Где она сейчас? В Монровилле?

— Она в Монровилле со своей сестрой. У нас был хороший долгий разговор, мы многое обсудили, и я рассказал ей о тебе, — тут Пек делает паузу, — я еще сказал ей, что если это будет девочка, то мы, может быть, назовем ее Харпер. Она была очень тронута.

— А что если я назову мальчика ее именем?

Мать Сесилии, Вероника, отвечает:

— Я думаю, она все равно была бы очень довольна. Это прекрасное имя для мальчика.

И действительно, их сына зовут Харпер Дэниэль Пек Волл.

Пек и Нелл долго переписывались, и Нелл иногда приезжала в гости к Пекам в их дом в Холмби-Хиллс. Когда Сесилия Пек жила в Нью-Йорке, Харпер Ли приходила к ней и читала маленькому Харперу.

Когда Пек умер в июне 2003 года в возрасте восьмидесяти семи лет, его семья попыталась дозвониться до Нелл в Нью-Йорке, но ее в тот день не было дома. Она рассказала мне, что узнала о его смерти из вечерних новостей.

Брок Петерс произнес во время похорон надгробную речь. В соборе в Лос-Анджелесе собралось более тысячи людей. И Петерс спел песню Дюка Эллингтона «Они говорят». И в заключение сказал: «Я говорю моему другу Грегори Пеку, я говорю моему другу Аттикусу Финчу, vaya con Dios»[7].

Нелл не присутствовала на похоронах, но позже навестила Веронику Пек в Лос-Анджелесе.

Их внуку Харперу было около шести лет (как Глазастику в романе), когда Нелл обратилась ко мне с просьбой. Она хотела купить воздушного змея и отправить ему в Калифорнию. И понять, можно ли купить это в Интернете. Ей был нужен старомодный вариант, «простой, чтобы на нем ничего не было написано, никаких выдумок. Просто классический воздушный змей». Она была раздражена тем, что его оказалось купить труднее, чем модели с радугами, украшениями или раскрашенные в неоновые цвета.

Когда я показала ей, каких воздушных змеев нашла в тот день, — ничего подходящего, — она посмотрела на безнадежно запутанный клубок проводов, собранных в корзинке, стоявшей у меня на полу. Это были провода от моего ноутбука, от зарядки для мобильного телефона, от принтера и ксерокса, все они были перепутаны и засунуты в корзинку, чтобы я не зацепилась за них. Нелл медленно покачала головой: «Господи помилуй», — только и сказала она.

Тогда, в январе 2005 года, Нелл надо было показаться на публике. В конце месяца она должна была присутствовать на ежегодном обеде в честь «Убить пересмешника» в Тускалузе. После подобных появлений она ощущала облегчение, а иногда даже удовольствие. Но дни, предшествовавшие такому мероприятию, всегда были полны беспокойства.

Завеса тайны порождает определенные ожидания, например, когда ты чей-то любимый писатель, и уж тем более положение любимого писателя многих людей. Это не было для Нелл чем-то новым. Не становится ли ей легче со временем? Похоже, что нет. По мере приближения назначенного дня ее охватывал водоворот опасений, сожалений и раздражения.

Нелл призналась мне, что продолжает посещать эти мероприятия частично из-за своей дружбы с его организаторами. Кроме того, ей нравилось, что главное внимание там уделялось чтению школьников и тому, что они писали о ее романе.

Ученики одной школы в Тускалузе, где в основном учились чернокожие, и другой, где в основном учились белые, писали сочинения о романе и о том, что он для них значил. Тех, чьи эссе признавались лучшими, чествовали в роскошном доме президента университета Алабамы.

Нелл рассказывала об этом со скромностью, но она понимала, что ее присутствие приводило школьников в восторг. Там она не ощущала себя предметом потребления. Она подозревала, что многие награды присуждались ей прежде всего в попытке заставить Харпер Ли показаться на людях и сделать мероприятие более привлекательным. В данном случае все было по-другому.

Когда в начале сороковых годов Нелл училась в Тускалузе, ей приходилось долго добираться до своего колледжа, находившегося в 138 милях от дома, на берегах Блэк-Уорриор-Ривер. Теперь туда можно было доехать за два часа сорок пять минут. Но когда Тускалузу обсуждали жители Монровилля, то казалось, что город находится намного дальше. Население Тускалузы составляет девяносто тысяч человек, и там живут профессора и студенты, мечтатели и нахалы, которых привлекает университетский город. В Монровилле такого нет.

До мероприятия оставалось меньше недели, и мы болтали о нем, когда пили кофе в «Макдоналдсе», в нашей обычной секции у окна: о том, как туда добираться, как надо будет нарядиться, и о том, чего люди ждут каждый раз от ее появления на публике.

Нелл знала, что те, кто сидят с ней за одним столом, будут пересказывать ее слова, как анекдот о Харпер Ли, что все будут хотеть сфотографироваться с ней, а отчет об этом вечере может оказаться в газетах.

Бывает очень удобно иметь среди своих друзей парикмахера. Для Нелл готовиться к появлению на публике было все равно, что готовиться к походу к дантисту для удаления зуба. Это было единственное ежегодное мероприятие, в котором она соглашалась участвовать. Когда назначенный день приблизился, Айла предложила постричь ее. А за компанию она готова была постричь еще Джуди и меня.

— Спасибо, дорогая, — сказала Нелл с облегчением, — благослови тебя Господь. Она чувствовала себя очень неуютно, когда в подобных случаях надо было прихорашиваться.

Айла Джетер вышла на пенсию, но ее профессиональные парикмахерские инструменты были всегда при ней. В течение многих лет она была хозяйкой и единственным парикмахером в женском салоне красоты. Она мыла головы шампунями и кондиционерами, стригла и завивала, причесывала и укладывала. Смеялась со своими клиентками и сочувствовала их проблемам. Она была там в своей стихии.

Нелл чувствовала себя увереннее, если Джуди отправлялась с ней покупать платье, а Айла стригла волосы в привычной обстановке уюта и замкнутости собственного дома.

Поэтому за несколько дней до появления Нелл на людях мы с ней и Джуди приехали в красивый одноэтажный дом Айлы в тупике в Мексии. Айла отвела нас всех в просторную ванную. Она была раз в пять больше ванной в доме сестер Ли.

Затем Айла предложила Нелл сесть на стул, специально принесенный туда. Я примостилась на ступеньках джакузи, а Джуди села на банкетку. Айла намочила волосы Нелл. Она принялась за работу, издавая очень убедительные звуки: «хлюп-хлюп-хлюп».

— Ты сделаешь так, чтобы на меня можно было смотреть? — спросила Нелл и иронично добавила, — насколько это возможно.

— Сделаю и даже лучше, — ответила Айла.

— Ты же меня знаешь, — продолжила Нелл, — постриги меня, волосы пусть остаются седыми, и хватит.

— Вот это ванная! — заметила Джуди.

Ванная была красивой и просторной. Айла сказала нам, что по мере того, как у ее мужа Джеймса прогрессировал рак, он стал предлагать перенести сюда его кровать с медицинскими приспособлениями и превратить ванную в комнату.

— Он сказал, что здесь все будет под рукой.

— О, благослови Господь его доброту, — сказала Нелл.

Таким вот замечательным человеком был Джеймс Джетер. Он был практичным человеком, и хотел как можно больше облегчить Айле жизнь. Она тем временем легко смахнула несколько прядей влажных седых волос с блузки Нелл. Отступив назад, она полюбовалась своей работой и принялась подстригать ей челку.

— Долго вы работали парикмахером? — спросила я.

— Тридцать лет.

— Вы, наверное, знали обо всем, что происходило здесь с людьми, — предположила я.

— Ох, ты не знаешь, о чем спрашиваешь. Мне рассказывали куда больше, чем я хотела бы знать.

У нее много лет была клиентка, у которой был роман с мужем другой постоянной клиентки. Айла всегда старалась сделать так, чтобы они не приходили одна за другой. Но однажды это все-таки произошло, так как запись изменили в последнюю минуту.

Айла тогда очень спешила. Она старалась выставить только что причесанную жену за дверь, но при этом не показаться грубой. Та не уходила. Женщине хотелось поболтать, и она никуда не спешила. В конце концов та ушла как раз перед приходом другой.

Айла изобразила свое облегчение. Нелл забулькала от смеха: «Господи помилуй».

Нелл поинтересовалась, читала ли Айла рассказ Юдоры Уэлти «Окаменелый человек», действие которого происходит в салоне красоты?

— По-моему нет, — ответила Айла.

— Тебе обязательно надо его прочесть.

— Я могу сделать для вас экземпляр, — предложила я.

— Сможешь? — обрадовалась Нелл.

— Отлично, — ответила Айла.

Она отказалась взять с нас деньги. Когда мы вышли из ее дома, я сказала Айле, что завезу ей экземпляр «Окаменелого человека».

— Я уверена, что тебе понравится, — сказала ей Нелл.

Уэлти опубликовала этот рассказ в 1939 году. Его тут же стали изучать во всех школах на уроках литературы. Тогда-то я его и прочитала, сидя в сильно нагретой старой библиотеке школы «Уэст» в Мэдисоне. Через много лет я помнила только, что там в банке был кто-то заспиртован, и больше ничего.

Вскоре я обнаружила «Окаменелого человека» в своей книге «Избранных рассказов Юдоры Уэлти». Я подняла крышку принтера, стоявшего рядом с кроватью, чтобы сделать ксерокс. Но прежде, чем положить раскрытую книгу на стеклянную поверхность, я снова взглянула на первые строки рассказа.

«Выньте из моей сумки сигарету, миссис Флетчер, золотко, только смотрите, чтобы в нее не насыпалась пудра, — сказала Леота клиентке, назначенной на десять часов. — Не выношу, когда от сигарет пудрой пахнет»[8].

Я продолжала читать. Миссис Флетчер удивляется, увидев орехи в сумке Леоты. Леота рассказывает ей, что получила их от миссис Пайк. «Кто это?» — интересуется миссис Флетчер.

Я снова закрыла крышку принтера. Не могла же я остановиться на этом, не узнав, кто такая миссис Пайк, и что будет дальше с миссис Флетчер и Леотой. Во мне возрождалось то чувство, которое я испытывала двадцать пять лет назад, когда читала этот рассказ. Оно было похоже на то, что ощущаешь, когда издалека до тебя доносится знакомая песня, но не на то, когда ты вспоминаешь что-то конкретное. Я все еще не могла вспомнить, что же точно произошло в том салоне красоты в Миссисипи.

Я решила прочитать еще одну-две страницы. Залезла на кровать, села, скрестив ноги, и стала читать. Миссис Флетчер была беременна, она была замужем за человеком, которого надеялась перевоспитать. У нее было множество причин, чтобы быть недовольной миссис Пайк, о которой она знает только по рассказал Леоты. Там был еще «окаменелый человек», который мог стоять абсолютно застывшим так долго, что можно было подумать, он сделан из камня. Он оказывается беглым преступником, насильником, которого разыскивают власти. А среди лавандовых стен салона красоты женщины продолжают сплетничать. Эти женщины рассказывают о себе и о своем будущем больше, чем могут знать.

У меня было много дел, кроме ксерокса для Айлы. Но в книге Уэлти была еще дюжина рассказов.

Еще один, а потом за работу.

Или, может быть, два.