Узнать пересмешника. Жизнь с Харпер Ли

Глава семнадцатая

Нелл подъехала к соседнему дому, помахала мне рукой, и они с Алисой исчезли внутри. Из этого скромного дома Алиса изучала мир. Так она поступала год за годом, и ее интерес к миру не уменьшался, пока она сидела на своем насесте в гостиной, в своих классических костюмах и брюках, скрестив тонкие лодыжки.

Мне всегда казалось, что ее серое кресло было командным пунктом, но еще и гнездом, где она сидела с торшером с одной стороны и растущими стопками книг, которые всегда угрожали вот-вот свалиться, с другой.

Жизнь Нелл в большом мире, ее удивительное положение знаменитой Харпер Ли, и все, что с этим было связано, расширяли мир и для Алисы. Очень многие ее истории начинались с того, что Алиса сидела в этой самой гостиной, в кресле, а Нелл напротив нее, в своем кресле для чтения, и рассказывала ей о знаменитых людях, которых она ветречала, о своих путешествиях в Англию, о том, что она делала в Нью-Йорке, и о прочитанных книгах.

Конечно, это было не то, как если бы она сама проходила по этим английским деревушкам, или по улицам тех мест, которые она посещала в книгах или с помощью своего воображения. Но я была поражена тем, с какой полнотой она познавала мир.

— Вот как я путешествовала, — сказала мне Алиса в первый вечер нашего знакомства, проведя рукой по книгам.

— Ты знаешь, — сказал мне однажды Том, — Нелл Харпер — это та самая знаменитая писательница, которая путешествовала повсюду и знакома со многими знаменитыми людьми. И я раньше думал, не слишком ли это тяжело для Алисы, которая знает об английской истории больше, чем большинство британцев, но никогда там не была. Но я никогда не чувствовал, чтобы она завидовала. Она приходит в такой восторг от рассказов Нелл, и я не думаю, что она при этом ощущает сожаление.

Однажды субботним вечером я записывала рассказы Алисы о семье Ли, и та рассказала мне о письме, которое Нелл прислала домой в то лето, когда она училась в Оксфорде.

— Понимаешь, еще не ушли те времена, когда все было по карточкам, у нас были газовые колонки, и все ездили на велосипедах. И тут вдруг Нелл Харпер увидела одно из этих чудовищ на колесах — роллс-ройс.

Оказалось, как рассказала мне Алиса, что один из студентов Оксфорда должен был поехать в Лондон, потому что у него было рекомендательное письмо к одному из членов Парламента. «Что-то случилось, его девушка не смогла поехать, и он спросил Нелл Харпер, не хочет ли та поехать. И она согласилась. Я думаю, может быть, они ехали туда на велосипеде, потому что это было не далеко. Они пили чай на террасе, а их хозяин извинился и встал из-за стола ненадолго, а потом вернулся с кем-то еще».

Алиса остановилась и посмотрела на меня с наслаждением повара, который собирается подать особое блюдо. «И этот кто-то был Уинстон Черчилль».

Она продолжила: «Нелл Харпер была так потрясена и так взволнована, что даже не помнила, что она сказала, потому что все случилось так быстро: кто-то просто хотел доставить удовольствие студентам… Нелл Харпер написала в письме домой: "Сегодня я видела историю. Я видела саму историю"».

Алиса, безусловно, знала о прошлом и настоящем семьи Ли больше, чем кто-либо еще. Никто, включая и Нелл, даже сравниться с ней не мог, Нелл сама это признавала. Много раз Нелл смеялась над этим. Она рассказывала мне об их тете Китти, когда мы ели с ней гамбургер в «Рэдлис». «Я спрошу Алису, — сказала она и засмеялась. — Все так говорят, правда? Мы спросим Алису».

И она спрашивала. Так же поступал их племянник, дантист Эд Ли, когда хотел узнать что-то о своих прабабушках и прадедушках. Так поступал и Том Баттс, когда кто-то интересовался тем, как в последнюю минуту в начале прошлого века были спасены витражи в горевшей методистской церкви.

Алиса знала намного больше о родителях своей матери, чем о родителях отца. Бабушка и дедушка Нелл и Алисы по материнской линии были моложе и жили ближе. Родственники А. К. были за сотни миль от них во Флориде.

Во время одной из наших воскресных прогулок Алиса показала, где находился хлопкозавод, которым руководил их дедушка Финч. Алиса рассказала, как в него стрелял человек по имени Сэм Хендерсон, который разносил почту Финчам и другим семьям в округе. Это была работа, связанная с общением, и Финчи считали его своим другом. Нельзя было и подумать, что он захочет нанести ему вред.

«Это было время очистки хлопка. Мой дед стоял рядом с машиной с двумя чернокожими, которые в тот день работали. Они сказали: "Мистер Финч, там пришел мистер Сэм Хендерсон, он ищет вас, чтобы убить". А мой дед ответил: "Невозможно, он же мой друг. Он никогда меня не убьет". Они сказали: "Мистер Финч, у него ружье, и с ним что-то не в порядке. Он собирается убить вас". Ну что же, мистер Хендерсон стоял у единственного выхода из цеха.

И тогда эти люди в конце концов убедили моего деда, что его жизнь в опасности. Они отодрали доски в одной стене и вытащили его. А сами оставались у входа и отвлекали мистера Хендерсона. Мой дед вылез в эту щель и пошел к дому, взял бабушку, и они прошли несколько миль по полю за домом.

Когда люди нашли кого-то, кто дошел до телефона и позвонил шерифу, и когда моим бабушке и дедушке уже можно было безопасно вернуться домой, они увидели, что стекло во входной двери было прострелено. В доме была комната, которая выходила прямо на боковую террасу, — Алиса показала жестом, как это выглядело, — и он выстрелил прямо туда, где было изголовье кровати моих дедушки и бабушки. Этот человек провел остаток своей жизни как душевнобольной в больнице Брайса».

Это был ужасный случай для всех, кто в нем участвовал, но как же увлекательно было слушать о нем тем, кто подрастал, таким как Алиса, Луиза, Эд и Нелл Харпер.

«Никто никогда и не подозревал, что он болен. Мой дедушка ничего об этом не знал. Он был потрясен. Что-то сломалось, и человек сразу обезумел. И всю свою жизнь моя бабушка на Рождество посылала человека в больницу Брайса и передавала сладости и рождественские подарки для мистера Сэма Хендерсона. Вот какая была моя бабушка».

Алиса сказала: «Вот какая была моя бабушка», — и взгляд ее светился такой любовью, что у меня сердце сжалось.

«Он был их другом и не понимал, что делал. Нельзя на него обижаться. Моя бабушка Финч каждое Рождество делала очень правильную вещь. Но я никогда не спрашивала больше ни о чем, кроме того, что я вам сейчас рассказала».

Надо сказать, что бабушка и дедушка, как и родители Алисы и Нелл, обладали очень прогрессивными взглядами на душевные заболевания для того времени. Они понимали, что дело не в ущербности характера, а в болезни.

У этих бабушки и дедушки было две дочери: Фрэнсис, которая родилась в 1888 году, и Алиса, родившаяся через два года. Тетя Алиса была единственной тетей младшей Алисы и Нелл с материнской стороны. Неважно! От нее было больше удовольствия, чем от пяти тетушек.

Фрэнсис и Алиса были очень близки, но не похожи друг на друга. Алиса была более оживленной. Обе сестры Финч отправились на корабле по реке в частную закрытую школу в Мобил, как это сделала суперприличная тетя Александра в «Убить пересмешника».

До Мобила нельзя было доехать по дороге, потому что не было моста через реку и ее устье. И не было государственной школы, в которую они могли бы ходить. Средняя школа в Монровилле появилась только в 1911 году, в тот год, когда у Фрэнсиис и А. К. Ли родился их первый ребенок. Они назвали ее Алисой в честь сестры Фрэнсис.

«Я первый человек в нашей семье, который учился в обычной школе», — с гордостью заметила Алиса. Она всегда испытывала привязанность к государственному образованию. Не скрывала она и своего разочарования, когда увидела, как в Монровилле в год введения десегрегации появилась частная школа.

До того, как их мать и тетя Алиса отправились учиться в Мобил, их учили дома вместе еще с несколькими белыми детьми. Никто не думал тогда, что белые и чернокожие дети смогут ходить в школу вместе. Это случится только через пятьдесят лет.

«Там было несколько молодых людей их возраста, они соединились и наняли учителя. Когда пришла пора идти в старшие классы, мама и тетя поехали в Мобил и обосновались там у друзей, которые когда-то жили в Финчбурге».

Сестры Финч отправились учиться в женский колледж, который со временем стал университетом Монтевалло, где было введено совместное обучение. После окончания колледжа они вышли замуж. В 1910 году Фрэнсис вышла за А. К. Ли в родительском доме в Финчбурге. Алиса вышла за доктора Чарльза МакКинли, и они поселились в Атморе. Во взрослом возрасте, как и в детстве, сестры Финч были очень близки, хотя и не похожи друг на друга. Алиса была более общительной.

— У тетушки было чудесное чувство юмора. У мамы тоже, но она не творила так много всего, как тетушка.

— Вы хотите сказать, не творила озорных проделок?

— У нее не было столько юмора, как у тетушки. Тетушка очень легко придумывала смешные слова и вещи. Мама вела себя более пристойно.

Алиса засмеялась.

Нелл и Алиса, которым было уже за восемьдесят и за девяносто, воспроизводили импровизированный словарь их тети. Каждая из них понимала, что хотела сказать другая, даже если остальным это было не понятно. Их любимым тетушкиным словом было «цифалун», что означало такую ужасную погоду, когда циклон может соединиться с тайфуном.

Однажды вечером Нелл, Алиса и я должны были пройти короткий путь от их входной двери до дороги. Мы вышли наружу и увидели низкие темные тучи. Легкий ветерок создавал ощущение приближавшейся бури. Нелл посмотрела на небо, но ничего не сказала. Перед своей дверью сестры Ли построили несколько широких некрашеных деревянных ступенек. Они заменили ими изначальные бетонные. Когда Алиса сосредотачивалась на том, чтобы осторожно спуститься по этим ступенькам, то ее сопровождающие ожидали, пока она доберется до машины, и только потом обращались к ней.

Нелл довела ее до пассажирского места и передала мне ходунки. Я сложила их и положила в багажник. Как только мы сели в машину, Нелл повернулась к Алисе и взволнованно сказала: «Приближается цифалун». Я со своего заднего сиденья услышала, как Алиса тихо засмеялась.

— Думаю, что да, — сказала она.

У Фрэнсис Ли было четверо детей. У Алисы МакКинли — пятеро, и все мальчики. У нее в доме всегда было очень шумно.

До последних четырех лет своей жизни Фрэнсис пользовалась любой возможностью, чтобы провести время на берегу залива. Иногда они ехали туда всей семьей. В другой раз А. К. или какая-нибудь подруга сопровождали ее, чтобы она не ехала одна. Это было единственное место, где она не испытывала ужасной аллергии. Там, где сейчас рядом с Дестином, штат Флорида, стоят ряды многоэтажных домов, в то время можно было безмятежно отдохнуть в коттеджах на берегу моря.

— Она всю жизнь чихала, а стоило ей оказаться по крайней мере в десяти милях от морской воды, как все проходило. Поэтому она ездила туда не только летом, но и в более холодную погоду, и они жили неподалеку от Пенсаколы. Только там она получала удовольствие, потому что не чихала. У нее была аллергия на все. На что бы ее ни тестировали, у нее оказывалась аллергия. И только от соленой воды она прекращалась.

Тетя Алиса пережила Фрэнсис на тридцать лет, и за эти десятилетия перенесла много печальных событий вместе со своими обожаемыми племянницами. Алиса МакКинли была уже старой и страдала от артрита, когда они с Нелл отправились в поездку по округе, чтобы повидать свои любимые места, вроде шотландской церкви.

Семейные связи были сильными, частично из-за ужасных событий лета 1951 года. В каждой семье бывают такие события, которые определяют всю жизнь, а в семье Ли в то лето произошло два таких события. Смерть Фрэнсис Ли в июне была неожиданным ударом. Ее младшей дочери Нелл было только двадцать пять, а старшей Алисе почти сорок, Луизе было тридцать пять, она была замужем, и у нее было два маленьких сына. Эду, ее единственному сыну, было тридцать, он тоже был женат, и у него была маленькая дочь и новорожденный сын. Через шесть недель после смерти Фрэнсис семья, которая все еще ее оплакивала, получила ужасающее сообщение из Монтгомери. Еще прошлым вечером все было хорошо, и Эд болтал по телефону с женой, которая оставалась в Монровилле.

То лето началось, как обычно, А. К. Ли был делегатом на региональной ежегодной конференции методистской церкви, на это раз на юго-западе Алабамы. Нелл тоже, как обычно, занималась своим делами в Нью-Йорке, куда она переехала в 1949 году, чтобы вести литературную деятельность и в то же время работать в авиакомпании, отвечая за бронирование билетов. Она жила в маленькой квартире в Верхнем Ист-Сайде и возобновила дружбу со своим прежним соседом, а теперь поднимающейся литературной звездой, Труменом Капоте.

Рэйфорд Смит, доктор семьи Ли в Монровилле, посоветовал Фрэнсис Ли отправиться в Сельму, чтобы пройти обследование. Теперь люди из Монровилля ездят в Мобил или в Пенсаколу к специалистам, которых не было в их городе. Но в то время таким местом была Сельма. В ту среду А. К. отвез свою жену в больницу в Сельме, которая тогда называлясь больницей имени Вогана, а затем вернулся на конференцию. Они надеялись, что обследование, которое должно было продлиться несколько дней, объяснит, почему Фрэнсис плохо себя чувствовала.

В пятницу конференция завершилась, А. К. поехал в Сельму, чтобы забрать Фрэнсис. Он не был готов к той печальной новости, которая ожидала его там.

— Ему сказали, что у нее злокачественная опухоль на последней стадии в легких и в печени, — рассказывала Алиса, — ей, очевидно, осталось жить три месяца.

А. К. вернулся в свой дом на Алабама-авеню и сообщил новость Алисе. Они сделали тяжелые звонки Луизе в Юфаулу, Эду в Монтгомери и Нелл Харпер в Нью-Йорк.

— Мы позвонили Нелл, просто, чтобы предупредить ее, и сказали, что пока приезжать не надо.

Они будут знать больше через день или два, и тогда она сможет все спланировать. Алиса и А. К. провели бессонную ночь дома. На следующее утро они поехали в Сельму. Луиза и Эд ждали их там.

Алиса на несколько секунд замолчала, вспоминая эту сцену. С того времени прошло почти пятьдесят лет, но ее печаль была все еще жива. «В какой-то момент вечером мы вышли, чтобы купить еды, а когда вернулись в больницу, мамы уже не было», — рассказала Алиса. У Фрэнсис произошел инфаркт, и она умерла, не приходя в сознание. «Когда мы вернулись, она была уже без сознания, — сказала Алиса, — и тем же вечером умерла».

«Потом мы позвонили Нелл Харпер, чтобы та успела получить деньги и приехать домой, — продолжала Алиса, — к счастью, она работала в то время в авиакомпании, и те помогли ей прилететь. А мы готовились к похоронам». Может быть, хуже, чем им в тот день в Сельме, было только Нелл, которая находилась далеко.

Нелл никогда не рассказывала о том времени, его вспоминала только Алиса.

Алиса и А. К. еще не оправились от утраты, но их немного утешило возвращение к рутине их юридической фирмы. Нелл немного побыла со своей семьей, а затем вернулась на Манхэттен к своей пишущей машинке, к друзьям и к работе в авиакомпании.

Через шесть недель после смерти Фрэнсис день Нелл начался, как обычно. Ее жизнь начинающего писателя в Нью-Йорке не была такой предсказуемой, как у отца и Алисы. Но рабочие дни были рутиной, она встала и собралась на работу. В любой момент любого рабочего дня она могла посмотреть на часы и понять, что отец и сестра делают дома.

Совсем недавно их в Монровилле было трое, Фрэнсис оставалась дома, а А. К. и Алиса занимались адвокатской практикой в своем офисе в двух кварталах отсюда. Теперь отец и дочь находили утешение в привычных делах. В «Барнетт, Багг & Ли», как всегда, надо было общаться с клиентами, писать деловые бумаги, собирать материал для дел. Для А. К. и Алисы много значила привычка. Теперь их обычная жизнь означала еще и утешение, возможность заняться чем-то полезным, привыкая к своей потере.

В то июльское утро, когда им позвонили из Монтгомери, отец и дочь сидели за своим столами в соседних кабинетах. Было 8:30 утра. «Мы оба были там, но почему-то трубку подняла я, — сказала мне Алиса, — голос на том конце трубки сказал, что это командующий военно-воздушной базой Максвелла. Может ли он поговорить с мистером Ли? Я позвала папу и сказала: "Это тебя"».

Внутренний голос подсказал Алисе не класть трубку. «Я не знаю, почему, — рассказывает она, — я никогда так не делала. Я услышала, как командир сказал: "Мне очень жаль, но ваш сын не проснулся сегодня утром. Его нашли мертвым на его койке". Вот и все».

Вскрытие показало, что Эд умер от аневризмы мозга, очевидно, за несколько часов до того, как его тело обнаружили утром 12 июля.

Если Алиса и А. К. забывались за повседневными делами в своей юридической фирме, то Нелл находила утешение в творчестве. В течение какого-то времени она меньше писала и больше рисовала. В гостиной у сестер над пианино висит морской пейзаж, который она написала, пытаясь примириться с потерями. Я видела его сотни раз прежде, чем мне пришло в голову спросить Алису, кто его написал. В голосе старшей сестры звучала неприкрытая гордость.

Творческие способности Нелл всегда были шире, чем только литературная деятельность или попытки рисовать. Она была музыкальной. Во время наших прогулок она иногда начинала петь строчки из гимнов, которые помнила с детства. Или же воспроизводить мелодии из бродвейских спектаклей, увиденных во взрослом возрасте. Однажды она начала тихонько напевать «Любовь вознесла меня». Где-то посредине гимна она забыла слова: «Да-дам, я погружался и больше не мог восстать». В другой раз она более игриво пела развеселую строчку из «Пиратов Пензанса»: «Я генерал-майорское сплошное воплощение». Весь оставшийся день я не могла избавиться от этой мелодии. Несмотря на вокальные способности Нелл, ее попытки в детстве обучиться игре на скрипке не помогли исполнить желание ее матери получить еще одного музыканта в семье. Нелл немного пилила на скрипке в детстве, но потом забросила музыку. Никто не пытался отговаривать ее.

Конечно же, вся семья любила литературу. А. К. и Фрэнсис много читали своим детям. Когда Луиза, а позже Эд, создали семьи и завели детей, А. К. читал своим внукам. Он вел себя довольно формально, даже дома, но всегда был готов посадить ребенка к себе на колени и почитать ему.

Невозможно было преодолеть печаль из-за неожиданной смерти Эда, который оставил таких маленьких детей. Его вдова, Сара Энн, снова вышла замуж за человека, который тоже овдовел и воспитывал маленькую дочь Стеллу. У Джона и Сары Энн родился еще один ребенок, Марта. Старший внук А. К. называл деда Опп, от переделанного «папа». Так и другие внуки, приезжая к ним в гости, называли его Опп.

Когда Сара Энн начинала свою новую жизнь, А. К. написал ей письмо, которое она показала мне через много лет. Оно написано на бумаге с логотипом «Барнетта, Багга & Ли», и в нем явно проявляется характерная для него смесь формальности и нежности.

В левом верхнем углу остались напечатанные мелкими буквами имена четырех адвокатов, два из которых все еще были живы в тот момент: Дж. Б. Барнетт (1874–1952), Л. Дж. Багг (1870–1938), А. К. Ли, Алиса Ф. Ли. В тексте письма я исправила две мелкие описки.

Дорогие Джон и Сара Энн,

По мере того, как я старею, то все больше убеждаюсь, что дарить цветы при жизни — мудрое и правильное занятие.

Я не привык незаслуженно льстить людям, но считаю необходимым признавать справедливо заслуженные достижения, когда мы с ними встречаемся. Именно поэтому я использую это метод для того, чтобы передать вам мои искренние поздравления и высокую оценку того выдающегося труда, который вы уже совершили и продолжаете совершать, стремясь слить две семьи в одну.

В связи с этим я не стал бы недооценивать ту роль, которую в данном случае играет Стелла. Вы легко поймете, почему я с таким интересом наблюдаю за этой ситуацией с самого начала, я всегда ценил ее похвальное поведение и желание способствовать развитию новых семейных отношений.

Я повторю, что хочу, чтобы вся ваша семья чувствовала: наш дом — это и ваш дом тоже, и прежде всего, я хочу быть Оппом для всех детей.

С любовью ко всей вашей семье,

С самыми искренними чувствами,

А. К. Ли.

— Передать вам не могу, что это для меня значило, — сказала Сара Энн, — что это значило для всех нас. Это был характерный для него поступок, даже после того, как он потерял Эда.

Я впервые интервьюировала Сару Энн в Монровилле в зубном кабинете ее сына Эда, который был совсем младенцем, когда умер его отец. Сара Энн и ее муж Джон приехали из Оберна на один день, чтобы полечить зубы и повидаться с родственниками.

Они с Нелл были одноклассницами, когда ее звали еще Сара-Энн МакКолл. Она вышла замуж за Эда летом 1947 года. В методистской церкви в тот июньский день было так жарко, что, по ее рассказам, свечки плавились и падали.

По мнению Сары Энн, характеры все четверых детей Ли развились в полной мере к тому моменту, когда они повзрослели. Алиса с детства была ответственной, спокойной, всегда готовой заботиться о других членах семьи. Луиза была самой красивой из всех девочек, живой и общительной. Эд был стопроцентным американцем, он любил футбол, изучал инженерное дело и служил в Европе во время Второй мировой войны. Нелл даже в детстве была дерзкой и независимой нонконформисткой.

Когда Нелл было десять, она почувствовала себя покинутой на фоне приближения Рождества. Обычно это было радостное время для семьи Ли, даже во время Депрессии, а детей переполняли ожидания. Но в тот, 1936 год вся энергия ее родственников была направлена на подготовку к приближавшейся свадьбе двадцатилетней Луизы. Или, по крайней мере, Нелл так казалось. Она ворчала, что в этом году Рождество не будет настоящим праздником.

На Рождество неизвестно откуда вдруг появился красный велосипед. Это был подарок от ее родителей. Нелл была в восторге. Они хорошо сохранили свой секрет, и ее уныние в одно мгновенье превратилось в восторг.

— Она укатила, — рассказывала Алиса со смешком, — и мы после этого не часто ее видели.

Позже Нелл вспоминала празднования Рождества в своем детстве в эссе, написанном для журнала МакКолл. «Мое Рождество» вышло в декабре 1961 года, быть может в самый насыщенный событиями период ее жизни. «Мне не хватает прежде всего воспоминаний, старинных воспоминаний о давно ушедших людях, о доме моих бабушки и дедушки, полном моих кузенов, украшенном аспарагусом и остролистом. Мне не хватало топота охотничьих сапог, неожиданно распахивавшихся дверей, откуда врывался порыв холодного воздуха, растворявшийся в аромате сосновых веток и устричного соуса. Мне не хватало маски хорошего поведения, появлявшейся на лице моего брата в канун Рождества, и низкого жужжания голоса моего отца, напевавшего "Радость мира"».

В то Рождество 1961 года «Убить пересмешника» все еще был в списке бестселлеров, хотя прошло семнадцать месяцев после его публикации. Книга оказалась настоящим феноменом, и за ней последовали лесть и деньги, просьбы, дрязги.

Пожалуй, самой острой критике роман подвергли в ее родном городе. Некоторые были недовольны тем, что она привлекла внимание к расовому неравенству в их краях. Другие считали, что вообще глупо поднимать такой шум из-за книги, написанной маленькой дочкой мистера Ли.

В тот год «Райтере Дайджест» спросил нескольких писателей: «Что бы вы посоветовали человеку, который собирается заняться литературным творчеством?»

Ли дала очень характерный ответ: «Я бы посоветовала любому человеку, который собирается заняться литературным творчеством, прежде чем развивать свой талант, сообразить, что надо создать для себя плотную оболочку».

Под ее подписью журнал мелкими буквами напечатал пояснение, назвав ее автором книги «Убить колибри».

В 2012 году издатели журнала вспомнили о том опросе 1961 года, и написали о ее долгом публичном молчании: «Мы надеемся, что это произошло не потому, что мы назвали ее автором "Убить колибри". Ох. Даже через пятьдесят лет «РД» все еще сожалеет об этой ошибке (и нижайше просит прощения). Прости нас, Харпер!»

Между тем в Голливуде уже начинали снимать фильм «Убить пересмешника», и тогда же зародилась тесная дружба между Нелл и главной звездой фильма Грегори Пеком и его женой Вероникой. Нелл рассказывала журналистам о своей борьбе и решимости создать второй роман.

На следующий год, в 1962‑м, она потеряла отца, который был прототипом ее любимого героя Аттикуса. А. К. уже давно болел и умер 15 апреля. Через восемь месяцев, в декабре, вышел фильм.

В том году, кроме того, было положено начало традиции, породившей потом множество приключений, неприятностей, и, как всегда, рассказов. В течение десятилетия после смерти их отца три сестры Ли ежегодно вместе отправлялись путешествовать на машине, на поезде или даже на пароходе.

В тот период их жизни разница в возрасте значила для них не так уж много. А слава Нелл вообще ничего не значила. В этой группе она просто-напросто была маленькой сестренкой.

Так что Алиса, Луиза и Нелл планировали, переписывались, обсуждали, ожидали, а затем встречались в назначенном городе. Они посещали все привлекавшие их музеи или рестораны, а затем отправлялись в путь по дороге или садились на поезд. Когда отпуск заканчивался, они начинали обдумывать, куда им отправиться в следующий раз. К этому времени старшая сестра Алиса жила в Монровилле. Средняя, Луиза, в Юфауле, Алабама, в двухстах милях оттуда. Младшая Нелл жила в Нью-Йорке. Эти путешествия прекратились, когда ухудшилось здоровье мужа Луизы, и она больше не захотела надолго уезжать от него.

Как бы ни отличались друг от друга сестры, им всем от тети Алисы досталась любовь к приключениям. Они могли все время препираться, но было ясно, как они любят общество друг друга, как им нравится вместе развлекаться. Во время одного из таких путешествий, в 1965 году, это наблюдение сделала одна из пассажирок парохода, на котором они путешествовали. Для разнообразия они тогда отправились в путь по Миссисипи на корабле «Дельта Квин».

— Я никогда не забуду то утро, когда мы собирались сойти на берег с «Дельта Квин»!

«Я никогда не забуду». Я не знаю никого, кроме Алисы, кто бы использовал это выражение. За ним всегда следовала какая-то история.

Через пять лет после выхода «Убить пересмешника» сестры встретились в Огайо и сели на кораблик, шедший вниз по Миссисипи к Новому Орлеану. Луиза и Алиса выехали из Алабамы и поехали на поезде на север к Цинциннати. Нелл приехала на поезде из Нью-Йорка и ждала их там. В субботу они поднялись на борт «Дельта Квин» и отправились в восьмидневное путешествие в Новый Орлеан.

В последний день поездки, когда они ждали свой багаж, все три женщины занимались тем же, чем всегда. Они раскинулись в креслах на палубе и нежились на солнышке, смеясь, болтая, досказывая истории одна за другой.

К сестрам подошла незнакомая им пассажирка.

«Она сказала: "Простите, можно мне поговорить с вами?" — Мы ответили: "Конечно можно"».

Она сказала: «Я наблюдала за вами всю неделю. Все это время вы ни с кем не общались. Вы, в отличие от большинства пассажиров, не участвовали ни в каких развлечениях. И при этом кажется, что вы лучше всех провели это время».

А мы просто ответили: «Мы три сестры и живем в разных частях страны, поэтому, когда мы собираемся вместе, так всегда и происходит».

В другой раз Луиза и Алиса приезжали к Нелл в Нью-Йорк. Они взяли напрокат машину и поехали среди ярких осенних цветов Новой Англии. В Коннектикуте они видели фермера, выехавшего в поле на своей лошади, — не самую типичную картинку. Когда они подъехали ближе, лошадь вдруг вырвалась на дорогу и врезалась в их машину. Женщины не пострадали, с лошадью тоже все было в порядке. Алиса стала рассуждать вслух, поверит ли им сотрудник проката машин, когда они будут возвращать автомобиль и попытаются объяснить, откуда взялись вмятины. Нелл была очень убедительна.

— Вы можете не верить, но в нас врезалась лошадь. Не мы врезались в лошадь. Она врезалась в нас.

В другой раз они сели на поезд «Эмпайр Билдер» и поехали из Чикаго через Миннесоту на запад через Северную Дакоту и Монтану до Сиэттла.

Во время одного из их последних совместных путешествий, агент Нелл, Морис Крейн, присоединился к сестрам, путешествовавшим по югу. Сестрам рассказали, что, вернувшись, Крейн говорил: «Они все время смеются. Они ни в чем не согласны друг с другом, даже по вопросу о температуре. Но они проводят время лучше, чем кто-либо, кого я знаю».

Независимо от этого, их путешествие носило горькосладкий привкус. Морис уже плохо себя чувствовал и лишился своей обычной энергии. Он умер через несколько лет, в 1970 году. Ему было шестьдесят восемь лет. Нелл долго будет оплакивать его.

Самой оживленной я видела Нелл на темной неприятной парковке торгового центра «Уолмарт» на Алабама-авеню. Том и Хильда Баттс, Нелл и я засиделись за обедом в «Чайна стар», выходившем на улицу китайском ресторане неподалеку. Там было занято всего несколько столиков, так что мы чувствовали себя уединенно.

Нелл рассказывала нам о том, что Крейн пережил во время Второй мировой войны, и продолжала говорить, пока мы шли к машинам. Он был уроженцем Техаса и провел некоторое время в плену в немецком лагере.

«Можете вы себе представить молодого человека из Техаса, — говорила она, — который попал в такие условия и не знает, выживет ли он, а если выживет, то что с ним будет?» Она сказала, что слушала его рассказы часами, но об этом периоде своей жизни он говорил немного. «Знаешь, так было со многими вернувшимися с войны».

Я кивнула.

— И подумать только, что с евреями, пришедшими с войны, все равно обращались как с людьми низшего класса, когда они хотели переехать в определенный дом или вступить в загородный клуб. Какая чушь.

Нелл замолчала.

— Что же я все говорю и говорю, — сказала она, — нам надо ехать. Я не хочу задерживать тебя.

Дул теплый ветерок, Нелл была в прекрасном настроении и очень разговорчива, будь моя воля, я так бы стояла и стояла на этой парковке торгового центра под звездным небом.