ВЕРАКРУС — ВОРОТА МЕКСИКИ В МИР

Над портовым городом Веракрус, куда я прибыл после долгого перерыва, нависла гнетущая влажная духота. Никакие ухищрения человека, никакая техника не смогли ее изменить. С незапамятных времен царит она над этим тропическим побережьем, сообщая его земле замечательное плодородие. В «хороших» домах от нее спасаются при помощи старомодного вентилятора под потолком, а в «лучших» домах — каких немного — при помощи кондиционных установок.

За время моего отсутствия здесь выросли огромные ультрасовременные отели, вроде похожего на раздвоенный пень «Эмпорио» на малом Малеконе близ порта. Некоторые из этих отелей еще только достраивались, как, например, целый комплекс зданий «Лотериа Насьональ» на центральной площади. Здесь, как и в Гаване, к услугам интернационального «высшего общества» имеются всякая роскошь и неограниченные возможности траты денег. Однако даже в новейших зданиях едва ли найдешь хоть один дверной замок, осветительное приспособление или умывальник, не говоря уже о прочих санитарных устройствах, которые бы всегда безотказно действовали. Нередко штукатурка валится со стен комнат, прежде чем их успеют заселить.

Если идти по набережной, следуя живописному изгибу залива, в сторону венцом расположенных дюн, можно познакомиться еще с одним новым городским элементом, возникшим на базе туристского промысла. Это дачи, предназначенные главным образом для индивидуальных съемщиков, и всевозможные места отдыха, тянущиеся непрерывной чередой. Хотя этот крупнейший портовый город Мексики по-прежнему пользуется славой «разбойничьего гнезда», издавна утвердившейся за ним ввиду грабительских цен на любые услуги приезжим, тем не менее он привлекает все больше гостей как из-за границы, так и из своей страны, ибо является воротами Мексики в мир и крупнейшим морским курортом на побережье Мексиканского залива. Далеко вдоль берега вплоть до «Вилья де Мар» и «Мокамбо» — шикарных загородных отелей — тянется цепочка пансионов и гостиниц, где можно провести уикэнд, которые предназначены не столько для иностранных туристов, сколько для жителей мексиканской столицы, стремящихся сюда при первой возможности, Ибо с тех пор, как новая карретера (автострада) сократила расстояние между Мехико и его портом до пяти-семи часов езды автомобилем (по железной дороге все еще приходится тратить примерно вдвое больше времени), Веракрус стал пользоваться у столичного населения большей популярностью, чем великолепный, но слишком дорогой курорт Акапулько на противоположном, тихоокеанском, побережье.

Меня сильно заинтересовало быстрое превращение Веракруса, который до второй мировой войны представлял собой средней руки порт, в большой город. Могло ли это произойти лишь за счет возросшего оборота судов и притока туристов? Нет, тут должны быть еще и другие причины. Загадка скоро разрешилась, ее раскрыл мне мой многоопытный хозяин гостиницы.

— Не забывайте, — сказал он, — что оба последних президента Соединенных Штатов Мексики происходят из нашего штата. Можно ли упрекнуть их в том, что за время своего правления они немножко побаловали родной штат вниманием и финансовой поддержкой?

Действительно, упрекать было не за что, ибо помощь оказалась не напрасной. Штат Веракрус обладает благоприятным климатом, широкими прибрежными низменностями, которые так и просятся под плуг, удобным географическим положением и богат полезными ископаемыми! здесь добывается главная доля мексиканской нефти. Штат и его столица принадлежат к числу наиболее перспективных районов Мексики — огромной страны с чрезвычайно неравномерным размещением природных ресурсов. Что здесь нетрудно найти работу, заметно было при первом же знакомстве с городом, где по сравнению с прошлым число чистильщиков убавилось вдвое. Многие из них, так же как и посыльные — их становится все меньше, и их услуги ценятся все дороже, — нашли лучшее применение своим способностям, а у сохранивших верность своей профессии не было недостатка в клиентах, тем более что население города продолжает неуклонно расти. Наряду с типичными мексиканцами на каждом шагу встречались пришлые люди, а именно индейцы, стекающиеся сюда из южных штатов Мексики.

Наш груз для Мексики был невелик. Для защиты молодой растущей национальной промышленности здесь давно уже ввели ограничения на ввоз некоторых товаров. Кроме того, западногерманские экспортеры, по-видимому, несколько неповоротливы и упускают многие возможности. Они хотят продавать те товары, которые зарекомендовали себя внутри страны и на других рынках и которые соответствуют их понятиям и вкусам. В Мексике следовало бы, по моему мнению, действовать более гибко, с учетом местных условий и с более широким размахом. Например, западногерманские фирмы уже в течение нескольких лет пытаются экспортировать в Мексику солидные высококачественные велосипеды. Однако их в стране почти не увидишь. Зато в самой отдаленной деревне встретишь велосипеды иного происхождения, которые по качеству явно уступают западногерманским, но у них затейливо разукрашенный руль, пестрые ленты со всех сторон и нарядная бахрома на седле. Не надо забывать, что при всей своей непопулярности североамериканцы в Мексике все еще ухитряются снимать сливки. Позже мне пришлось быть свидетелем, как все радовались падению престижа гринго в связи с сенсационным запуском советского спутника Земли и как огромные заголовки «Спутник вызывает падение курсов на нью-йоркских биржах» повсеместно смаковались с нескрываемым злорадством.

Мексиканцы с большим интересом относятся к каждому новому товару, но не любят, когда им что-нибудь навязывают. Когда предприимчивые фабриканты после соответствующей рекламной кампании попытались продавать местное пиво «пульке» в бутылках, что обещало им хорошие прибыли, они потерпели неожиданное фиаско, ибо, по убеждению мексиканцев, «пульке» с бутылкой несовместимо, ему место в кувшине, в кружке, в тыквенном сосуде. Однако когда по-поставщики кока-колы, приняв в расчет мексиканскую большую семью и большое потребление напитка, «переключились» и наряду с обычной маленькой бутылкой пустили в продажу бутылки емкостью в целый литр, тут они попали в самую точку, тем более что за «семейную бутылку» была назначена значительно более выгодная для покупателя цена.

Разумеется, эта крупнейшая в капиталистическом мире фирма прохладительных напитков давно имеет в странах-потребителях свои разливочные заводы в десятках городов, равно как и обширнейшую транспортную систему и торговую сеть. То, что разрешают себе компании «Кока-кола» и почти столь же популярная «Пепси-кола» в области рекламы, переходит всякие границы. Практически нельзя сделать ни одного уличного снимка, чтобы эти слова не попали в кадр. Во многих латиноамериканских государствах даже полицейские — регулировщики уличного движения — укрываются от тропического солнца и тропического дождя под огромными зонтами фирмы «Кока-кола», какие в более нарядном оформлении предоставляются также купальщикам на пляжах. Расходы на световую рекламу поглощают миллионы. А незадолго до моего приезда в Центральную Америку «Пепси-кола» придумала нечто из ряда вон выходящее. В каждом более или менее крупном населенном пункте под аркадами центральной площади всегда теснятся ларьки бродячих торговцев. Вдруг все они оказались размалеваны в сине-красные фирменные цвета «Пепси-колы» и украшены соответствующими надписями. Таким же образом были раскрашены угловые дома на крупных перекрестках, резко выделявшиеся на фоне соседних обшарпанных зданий. Призывы пить кока- или пепси-кола должны неотвязно преследовать прохожего, а если он на миг потерял их из виду, радиоточки общественного и частного пользования и рупоры непрерывно курсирующих по улицам рекламных автомашин позаботятся о том, чтобы вдолбить ему в голову «основы современной культуры». Ясное дело, производство и потребление превосходных натуральных фруктовых соков, таких, как agua de pifla (ананасный), de limon (лимонный), de Jamaica (малиновый), fresa (земляничный), guanabana (сок гванабаны), tamarinde (тамариндовый), guayaba (сок гуаявы), papaya (сок папайи) и прочие, все больше отходят на задний план. Во многих селениях они вообще уже исчезли из обихода. Да и где уж мелким предпринимателям, занимающимся их изготовлением и продажей, конкурировать с гигантскими концернами!

Однако вскоре после приезда я стал с удовлетворением замечать и другие броские надписи. Например, на старомодных открытых трамваях в Веракрусе были укреплены рекламные щиты о таким горделивым отзывом: «Благороден, как твой индейский предок, и такой же загорелый на солнце кофе такой-то фирмы». Хотя и это было не больше чем выдумкой бойкого рекламного специалиста, все же радовало обращение к национальному сознанию. В дальнейшем мне здесь неоднократно приходилось сталкиваться с проявлениями национального духа, ибо Мексика среди латиноамериканских стран принадлежит к числу ведущих по уровню национального самосознания. И это не удивительно: ведь Мексика среди них единственный непосредственный сосед США, и ей непрерывно приходится испытывать на себе их империализм в любой области — экономической, политической, общественной и культурной.

Нам следует правильно понять определение «национальный» и то, что теперь часто называют «национализмом». В европейской истории национализм долгое время имел привкус шовинизма — гипертрофированного патриотизма, переходящего в ненависть к другим народам и в военный ажиотаж. Для народов с темным цветом кожи это понятие имеет совсем другой смысл. Вмешательство, прямое или косвенное, посторонних сил выбило их из привычной жизненной колеи и во многих случаях продолжает делать это и теперь. Им пришлось подчиниться чуждому укладу и чужим требованиям всевозможного рода. Для них «национализм» означает восстановление своей самостоятельности, собственного достоинства. По меткому выражению доктора Зайрин Заина, видного идеолога молодой индонезийской нации, поднявшей знамя независимости в Юго-Восточной Азии, это значит «вернуть себе свою самобытность, отбросить пассивность, столетиями навязывавшуюся колониализмом, принять активное и полноправное участие в политической, экономической и культурной жизни всего мира».

Возрождению самобытности в Центральной Америке, пожалуй, даже правильнее сказать во всей Латинской Америке, положил начало народный поэт маленькой Страны Никарагуа Рубен Дарио, который в 1890 году на удивление Европе впервые выступил о произведениями, имевшими чисто «национальные» истоки. За ним последовали многие другие деятели Латинской Америки — поэты и писатели, живописцы и графики, композиторы и создатели фильмов. Все их поиски утраченной самобытности неизбежно обращаются к культурному наследию индейцев. Как бы ни презирали индейца, как бы ни отгораживались от него в повседневной жизни представители латиноамериканской буржуазии, в первую очередь крупной буржуазии, тем не менее даже они говорят о нем как о «старшем сыне» Южной или Центральной Америки. Вначале дело шло вовсе не о том, чтобы вернуть к жизни высокие культурные ценности индейской древности, и не о том, чтобы помочь забитому современному индейцу добиться социальной справедливости. Нет, вначале это был всего лишь сознательный и демонстративный разрыв с Европой и англосаксонским миром. Лишь постепенно эта тенденция национального возрождения, поначалу подчиненная одной узкой цели, наполнилась содержанием, которое соответствовало ее форме, и установила историческую преемственность от индейских предков.

С точки зрения утилитарной, как средство духовного подъема и активизации масс, достаточно действенным был и первоначальный этап. Народные массы, связанные с индейцами по крови куда сильнее, чем господствующие классы, осознали свою ведущую роль в деле будущего развития страны.

Национальным духом проникнуты монументальные скульптуры и памятники во всех городах Мексики. Все скульптуры, фрески или мозаика, которыми, украшают новые здания, являются индейскими по тематике, стилю и краскам. Можно любоваться ими и в Веракрусе, где они, красуются на школах, общественных зданиях и даже магазинах. Однако мне показалась не особенно уместной в смысле почтения к прошлому такая, например, вольность, когда великий ацтекский предок Монтесума используется как персонаж для плаката, рекламирующего одну из популярных марок пива.

Не следует упускать из виду, что наряду со стремлением к подлинно национальному образу мысли и творчества могут разрастаться также и опасные формы подражания европейским образцам. Именно в Мексике, некогда называвшейся Новой Испанией, всегда был относительно высок удельный вес чисто испанского и креольского населения[6], и поэтому, несмотря на последующее отстранение Испании как политической и экономической силы, Мексика сохраняет тесный контакт с былой «метрополией». Так, захват власти генералом Франко не остался без последствий и для Мексики, хотя правительство, как и народ, официально поддерживало испанских республиканцев против Франко и многим из них предоставило убежище. Фашизм нашел здесь своих подражателей; Игнасио Гонсалес Голас собрал его приверженцев в «Национальный союз синаркистов». С его членами мне приходилось в дальнейшем время от времени встречаться. Особенно заметна была их неблаговидная возня среди студентов столицы, они не стеснялись даже рисовать масляной краской огромные знаки свастики на спинах своих кожаных курток.

Позднее, во время первой советской экономической и культурной выставки в Мехико и приуроченного к ней визита Микояна, они пытались фашистскими сборищами и антисоветскими выступлениями смутить своих земляков, которые были рады новым, вернее, возобновленным после длительного перерыва контактам с Советским Союзом. Однако это им не удалось: движение синаркистов не стало пока сколько-нибудь значительным политическим фактором, несмотря на усиленное снабжение идеологическим оружием из франкистской Испании и на все заботы о его кассе со стороны северного соседа, столь заинтересованного в любом виде антикоммунизма. И все же порой мне, к сожалению, не удавалось отделаться от впечатления, что как в Мексике, так и в центральноамериканских государствах есть люди, которые, обладай они политической и военной мощью Франко или Гитлера, во всем пошли бы по их следам.

Впрочем, эти впечатления я собрал лишь в ходе моих более поздних странствий. Теперь же я только что прибыл в Веракрус и занимаюсь обзором истории этого города. Мне удалось установить, что впервые географическое положение Веракруса правильно определил наш знаменитый соотечественник Александр фон Гумбольдт. До него все карты указывали пункт с координатами, которые соответствовали точкам, расположенным не на берегу, а либо где-то в заливе, либо где-то на плоскогорье. В начале марта 1804 года Гумбольдт закончил здесь свое многолетнее путешествие по Южной Америке и Мексике. Обладая высокой научной добросовестностью и неукротимой энергией, он даже в последние дни своего пребывания на континенте вел измерения и записи. В своем замечательном сочинении «О политическом положении в королевстве Новая Испания» он впервые дал образцовый экономико-географический анализ значения порта Веракрус для того времени, то есть в последний период колониального господства Испании.

С первых дней колониальной эпохи, когда испанцы сошли здесь на берег и заложили свои первые укрепления, Веракрус стал первым портом Новой Испании и даже всей Центральной Америки. Ибо, кроме него, лишь в Дарьенском заливе, у Панамского перешейка, имелись другие значительные гавани и перевалочные базы для завоеванных областей северо-запада Южной Америки, в частности для вывоза богатств Перу, — Картахена и Пуэрто-Бельо. Туда из Испании ежегодно отплывали флотилии галионов, так же как и на Веракрус направлялись не менее важные «флоты» — тяжело нагруженные караваны военных кораблей и торговых судов. При помощи этих экспедиций Испания на столетия утвердила свою торговую монополию. Насколько ревниво она ее оберегала, лучше всего видно из одного старинного описания, начало которого я хочу здесь полностью процитировать[7]:

«В испанском государственном совете всегда было высшим принципом любыми средствами удерживать в своих руках вест-индскую торговлю — не только для испанской нации, но и для испанской короны. В соответствии с этим принципом, со всей строгостью ведется наблюдение за тем, чтобы в американские владения Испании не проникали чужеземцы. Правда, имеется несколько случаев, когда некоторые чужестранцы приезжали в испанские владения и даже поселялись там; однако такие примеры очень редки. Действительно, в последние годы испанцы оказались вынужденными в какой-то мере отступить от своего принципа, особенно во время длительной борьбы за престол, когда им не оставалось ничего другого, как прибегнуть к помощи французского флота. Однако, как только морские державы признали Филиппа V королем Испании, испанцы сразу же вернулись к своим старым правилам и послали в Вест-Индию приказы, чтобы французы, которые там поселились, возвратились в Европу и в дальнейшем прекратили всякую торговлю с Вест-Индией, что в конечном счете и исполняется неукоснительно в южных морях…»

После этого недвусмысленного разъяснения об источниках накопления испанских богатств, то есть богатств испанского двора и крупного купечества, хронист переходит к интересным подробностям. Он точно описывает состав флота, грузоподъемность судов, виды товаров и порядок оформления грузов, статьи расходов и размер прибылей. Кроме того, он приводит интересные сведения о том, как наряду с законной торговлей уже тогда извлекались нелегальные прибыли. Взяточничество, обман и изощренные уловки всякого рода мастерски применялись во всех звеньях испанской администрации от высокопоставленных государственных чиновников до ничтожнейших заведующих складами. Этот привесок не поддающихся контролю побочных доходов едва ли уступал официальным прибылям.

Через Веракрус, важнейший порт Новой Испании, а ныне Мексики, шла в тот период значительная часть монополизированной высокоприбыльной торговли. Здесь же совершалось и множество мошеннических махинаций. Как видно, такие вещи не проходят бесследно. Ибо, хотя с конца колониального периода и испанской торговой монополии прошло уже почти полтора столетия, коррупция и вымогательство здесь вовсе не прекратились. В последнее время правительство борется с этим по всей стране и в первую очередь стремится навести порядок в бытовом обслуживании населения. Однако в Веракрусе такие меры осуществить еще труднее, чем во внутренних частях страны, ибо именно здесь повседневный приток иностранцев дает слишком много соблазнов легкого обогащения.

Короче говоря, прежде чем я смог покинуть этот пестрый и оживленный город, пришлось и мне, стиснув зубы, раздавать направо и налево беззастенчиво требуемые «mordidas» — дословно «куски», как здесь называют взятки, чтобы обойти всевозможные надуманные препятствия. Соблюсти напутствие дона Рональдо, который советовал мне во время пребывания в Центральной Америке не скупиться на приветливые улыбки, было вовсе нелегко.

Загрузка...