В тени Рюджина

Глава 18. Вербовка

24 сентября 45 года от начала Эпохи Какурезато

Я не эксперт в мимике животных, но, кажется, на морде Кьюби мелькнуло удивление, когда я обратился к нему по имени. Вряд ли многие интересовались истинным именем этого монстра, а если когда-то и знали его, то постарались забыть. Для человеческих обществ характерно табуировать имена опасных зверей. Одного только медведя в разных языках переименовывали несколько раз так, что одно табуированное имя сменялось другим, а первоначальное название и вовсе потерялось в веках. С Хвостатыми, похоже, произошло нечто подобное. Даже сам термин «биджу» часто заменяют на «демон» или «монстр из чакры».

Хотя теперь биджу рассматриваются уже не как сверхъестественная страшилка, а как вполне себе осязаемый бесконечный источник чакры, пусть и опасный. Но имена батарейкам в этом мире тоже не принято давать.

— Я смотрю, ты не привык, когда к тебе обращается по имени кто-то, помимо других биджу, — заметил я, глядя в глаза Кьюби. — Хотя имя-то у тебя неплохое, если не знать, как оно пишется. Девять лам, серьезно? В чем смысл? Признайся, Рикудо назвал тебя в честь какого-то своего знакомого, но решил соригинальничать при написании? Когда нужно придумать девять имен сразу, фантазия может породить самые неожиданные варианты.

Курама, не сводя с меня взгляда, шумно вдохнул, чтобы спросить:

— Как ты узнал?

Короткая фраза прозвучала громко и раскатисто. Я пока не представляю, как Кьюби воспроизводит звуки, но должен сказать, что голос у него все же под стать размерам тела.

— Этот вопрос я слышу так часто, что отвечать на него каждому уже начинает надоедать, — честно признался я, начав неспешно расхаживать перед носом Кьюби. — Поэтому отвечу максимально просто: я Рюджин. Я не обычный человек, поэтому мне известно кое-что из прошлого. И будущего. Я знаю, как один маленький, размером всего лишь с одноэтажную крестьянскую лачугу, лисенок пускал слезу, расставаясь со своим создателем. И я знаю, что с этим лисенком может произойти в будущем. И уж тем более мне ведомо его имя.

Я остановился, снова взглянув в глаза Кьюби.

— Наслушавшись жабы, Хагоромо предрек вам, что вы, Хвостатые, всегда будете вместе, даже будучи разъединены. И что однажды опять станете едины, но уже с собственными именами и в собственных телах, порожденных из единого целого, — изучающе разглядывая биджу, произнес я. — Он наверняка догадывался, как это произойдет, но вам, естественно, не сказал. Хотя речь сейчас не о том. Готов ли ты поговорить со мной, Курама?

Изучая взглядом небогатую на мимику морду лиса, я надеялся, что смог заинтересовать его. Насколько я понимаю, у Кьюби даже в сравнении с прочими биджу очень сложный, если не скверный, характер. Я мог бы распинаться перед ним, расписывая горы золотые, но без таланта нарутотерапии все было бы без толку. Мне нужно, чтобы Девятихвостый меня не просто слушал, я хочу быть услышан им.

— Как будто ты оставил мне выбор, — в громоподобном голосе Курамы проскользнула ярость, мышцы под коротким рыжим мехом разбухли, а сдерживающие биджу путы затрещали от натуги.

— Выбор есть всегда, — не согласился я, переждав вспышку ярости Кьюби, — особенно у почти бессмертного существа. Ты можешь проигнорировать меня и продолжить существование в чьей-нибудь печати, служа в качестве источника чакры и выжидая удобного момента, чтобы вырваться. Либо ты можешь выслушать меня и найти себе место среди людей.

Подойдя вплотную к Кураме, я положил ладонь на его нос, для чего мне пришлось поднять руку выше своей головы.

— Не скрою, мне нужна твоя сила, — с этими словами я активировал свое додзюцу.

Кецурьюган на мгновение породил ощущение легкого зуда в глазах и голове из-за активного движения чакры. Зрение обрело уже привычную ясность и объемность, но это быстро прошло. Под давлением моей чакры мир вокруг за мгновения преобразился, Узумаки и созданные ими фуиндзюцу пропали. Все Отогакуре растворилось в нахлынувшем кровавом тумане.

Когда пелена спала с глаз, мы с Кьюби остались одни, стоя на глянцевой поверхности бескрайнего алого океана. Низкие небеса над головой озаряли безмолвные багряные вспышки. Все вокруг, кроме меня и Курамы, словно состояло из крови. Гендзюцу кецурьюгана в основе своей имеет именно такой вид.

— Чтобы получить твою силу, мне в любом случае придется договариваться с тобой, — продолжил я говорить уже без лишних свидетелей. — Даже если прибегнуть к методу Узумаки и использовать Печать Силы Сотни, как поступила Мито, мы, не придя к какому-то компромиссу, нужного результата все равно не добьемся. Но если мне в любом случае нужно договариваться с тобой, то зачем нам посредник в виде джинчурики? И я не говорю о том, что мое тело должно стать для тебя очередной тюрьмой. Нет. Я хочу, чтобы ты, Курама, стал частью Отогакуре, частью Страны Звука. Именно ты сам стал жителем моей страны и обрел здесь дом. Я открою тебе мир людей и позволю стать полноценной его частью. Не в качестве зверя, — повинуясь моей воле образ распластанного передо мной гигантского лиса стал таять, стекая в бескрайний океан крови, — а в качестве человека.

В гендзюцу было легко изменить образ Курамы, поместив его сознание в человеческое тело. Для простоты его восприятия я выбрал привычный ему облик, поэтому сейчас моя рука лежала на макушке красноволосой женщины. В Мито Кьюби провел долгие десятки лет и наверняка был хоть как-то привычен к ее телу, что усилило бы правдоподобность ощущений от иллюзии.

Убрав ладонь с головы стоящего передо мной образа молодой Мито Узумаки, я отступил на шаг, ожидая реакции Кьюби. Даже в созданном мною гендзюцу, которое во многом походило на сон с его законами и условностями, мгновенно оказаться в совершенно непривычном организме — это для сознания большое испытание. Я сам подобное испытываю, используя технику Ямата. Совершенно иные габариты тела, его масса и морфология сбивают с толку.

Хотя реакция Курамы все же разочаровала. Осторожно подняв руки и поднеся их к глазам, он внимательно осмотрел ладони. После чего несколько секунд ощупывал лицо и алые волосы. И даже не попытался сойти с места, что особенно обидно. Наверное, понимал, что это ему, скорее всего, не удастся. Стоять-то уже проблема в человеческом теле, закутанном в требующее сноровки при ношении женское кимоно.

Вместо того, чтобы попытаться ходить, Кьюби поднял взгляд на меня. Очень недобрый взгляд. Крайне необычно было видеть искаженное в злобной гримасе лицо Мито и горящие ненавистью алые глаза с вертикальными зрачками на нем.

— Стать человеком? Что в этом хорошего?!

Голос Курамы в женском теле потерял внушающую трепет громогласность и силу. В вопросе Кьюби проскользнули, как мне показалось, нотки возмущения, а не чистой и бесцельной злости. Может, я обманываюсь измененным образом и просто неправильно понимаю смысл интонаций, но так общаться с биджу все-таки комфортнее.

— Хотя бы то, что тебя не пытаются поработить и запечатать, — на мой взгляд резонно ответил я.

Однако Кураме этот довод не показался столь уж веским.

— Я знаю людей. К нам вы относитесь всегда одинаково. Даже если мы были в джинчурики. Ваша ненависть обращалась на них. Ничто не изменится.

— Какой пессимистичный взгляд на жизнь, — удивленно прокомментировал я. — Однако мы с тобой все же сейчас говорим. Полагаю, ты не считаешь меня тем, кого смог бы сам склонить к нужным тебе действиям, как твоего возможного будущего джинчурики, например. И если бы ты был категорично настроен против каких-либо договоренностей, то предпочел бы молчать, как с Кушиной.

— Ты… — сказал Курама медленно, подбирая слова. — Не обычен. Я не чувствую в тебе злобы.

— Знаешь, это не показатель, — скептически заметил я. — Уверен, за свою долгую жизнь ты успел повстречаться с психами, которые не испытывали ненависти. Вообще не испытывали эмоций. Наверняка они были пострашнее многих других.

— Были такие, — не стал отрицать Курама. — Ты не похож на них. И ты знаешь то, что не мог бы узнать, не поговорив с другими биджу. Если другие рассказали тебе о прошлом, то я готов… послушать, что ты хочешь мне сказать.

— Не знаю, хорошо это или плохо, но ты второй биджу, с которым я встретился, и ты лишь первый, с которым я разговариваю, — признался я. — Да ты сам можешь прекрасно это узнать. Вы же, биджу, кажется, способны всегда собраться в своем мире, в глубинах души, раз уж изначально были одним целым. Или ты, Курама, так всех достал заносчивым хвостомерством, что уже никто с тобой не разговаривает?

Мои слова Кьюби никак не прокомментировал, молча и подозрительно рассматривая меня. Да и я не стал отвлекаться на посторонние темы. Мы с Курамой не друзья-товарищи, и у него наверняка имеются вполне понятные проблемы с социализацией ввиду крайне узкого круга общения. Короче, раз уж хоть какой-то контакт налажен, то можно переходить к делу.

— Садись, в ногах правды нет, — посоветовал я, сам опускаясь на глянцевую поверхность бескрайнего океана крови. — В заднице ее тоже нет, но на ней хотя бы сидеть удобно.

Кьюби последовал моему совету и все же сел, хотя для этого ему пришлось повозиться с непривычной одеждой. Впрочем, как повозиться? Не долго думая, он просто порвал ткань, чтобы та не сковывала движений.

— И все же, как ты смотришь на то, чтобы стать псевдо-джинчурики самого себя? — поинтересовался я у Курамы. — У меня есть идеи, как создать подходящее тело и передать его в твое пользование. Конечно, придется модифицировать стандартные печати, но это не сложная задача.

— Ты сказал, что нуждаешься в моей силе, — не сводя с меня взора немигающих глаз с алой радужкой и вертикальным зрачком, произнес биджу, — значит, ты не предлагаешь мне свободу. Ты предлагаешь мне сменить клетку на поводок.

— Никто не свободен под солнцем, — справедливо заметил я. — Да, свобода воли — это единственное, что у всякого разумного существа на самом деле имеется. Разные техники или технологии дают иллюзию, что можно повелевать силами природы. Но это обман. Даже собственное тело существует по своим правилам. Люди не выбирают, кого любить, кого встретить на своем пути, чего ждать завтра. В конце концов, никто не определяет, сколько ему жить, но каждый волен выбирать, как свою жизнь прожить. Единственное, что всякому разумному подвластно — это его свобода. И это самое большее, чем по-настоящему можно поступиться ради своих целей. Это единственное, что можно принести в жертву для достижения своих желаний. Поэтому кого ни возьми — каждый от кого-то или чего-то зависит. И это нормально. Посмотри на меня.

Для наглядности я раскинул руки в стороны, демонстрируя себя.

— Я создал свою страну, меня почитают в ней как бога, мне подчиняются и знать, и шиноби. Я силен достаточно, чтобы захватить тебя. Но я не свободен. Я связан обязанностями перед людьми, которыми управляю. Ожиданиями людей, которые верят в меня. Долгом, который пришел ко мне вместе с властью и силой. Скажу честно, я до последнего старался избежать такой ситуации. Остаться в Конохе никому не известным главой Корня было бы гораздо предпочтительнее. Однако в этой жизни у меня есть цели, и ради их достижения мне нужна сила подчиненных мне сейчас людей. А им нужна моя сила. Поэтому я стал тем, кто я есть. Поводок, о котором ты говоришь, имеет два конца: все мы связаны и зависим друг от друга.

— Ты можешь говорить, что угодно, но всегда есть тот, у кого поводок в руках, и есть тот, у кого он на шее, — уверенно заявил Курама в ответ, скорчив пренебрежительную гримасу.

Я неодобрительно посмотрел на, похоже, начавшего адаптироваться к непривычному облику Кьюби. Этот тип ожидаемо упрям и, судя по его поведению, имеет серьезные опасения к людям. Заключение сказалось на нем не лучшим образом, и вряд ли он легко пойдет хоть на какие-то попытки ущемления своей свободы.

— Метафора с поводком не слишком удачная, — поспешил я отойти от нежелательной темы. — Человеческие взаимоотношения в обществе слишком сложны, чтоб их описать парой слов. А я предлагаю тебе стать частью общества, но оно всегда ограничивает свободу. Вспомни Коноху хотя бы. Каге имеет в своем распоряжении всю военную мощь Страны Огня и может легко смести дайме и его двор. Но дайме управляет экономикой, а деньги имеют большую власть над шиноби. Если кто-то один переступит рамки дозволенного, то для него это может обернуться большими проблемами. Наиболее известный прецедент из последних — это клан Чиноике. Они попытались управлять дайме Страны Молний, но в итоге были уничтожены нанятыми Учиха из Страны Огня. Люди существуют не в вакууме. Под давлением внешних сил им нужно объединяться, поступаться малой частью своей свободы, чтоб сохранить большую.

Кьюби пока молчал. Не знаю, насколько он усваивал мои слова, но по крайней мере взгляда не сводил. Может, поймет.

— Ты, Курама, волен сам выбирать, как поступить. Но в современном мире выбор у тебя не велик. Для биджу, какими они были ранее, в эпоху Какурезато места больше нет. Шиноби сплотились в достаточно могущественные группировки, чтобы Хвостатые уже не были неодолимой силой. Вам нужно вписываться в новый мир. Помнится, когда Хагоромо расселил вас по храмам, ты оказался в Стране Огня и решил искоренять зло силой. Чувствуя, где концентрируется людская ненависть, ты приходил и уничтожал очаг. Радикальное решение, но не очень разумное. Похоже, у тебя только тело и выросло, а разум где-то на уровне подростка остался. И не кривись! Сам видишь, к чему все твои действия привели.

Поддержание гендзюцу уже начало немного утомлять, что не добавило мне хорошего настроения. Хотелось поскорее его развеять, но с Курамой все же лучше сначала договорить.

— В общем, если хочешь что-то изменить в людях, то совсем не обязательно их при этом убивать. Научись их понимать. А для этого неплохо было бы самому стать человеком. Поэтому мое предложение выгодно для тебя не в меньшей степени, чем для меня. Я предлагаю тебе стать человеком. Жителем моей Отогакуре. На равных условиях с остальными шиноби. Мы заключим такой же договор, как я заключал с остальными кланами Ото. У нас будут взаимные обязанности. Если простыми словами, то ты служишь мне, а я предоставляю тебе все условия для жизни, ты защищаешь Ото — Ото защищает тебя. Сам понимаешь, что с силой биджу твое мнение всегда будет учитываться, если тебе, например, не понравится какое-то задание. Однако при нарушении договора ты так же, как и другие шиноби, станешь нукенином. И тогда я лично найду тебя и скормлю Шинигами обе твои половины.

— А если его нарушишь ты? — вмешался в мой монолог Курама.

— Можешь действовать на свое усмотрение, — с усмешкой ответил я. — Мне, например, в подобной ситуации, когда руководство Конохи нарушило наши договоренности, пришлось бежать из деревни в Ото.

С этими словами я, наконец, развеял гендзюцу. Взметнувшийся вверх от глянцевой глади бескрайнего кровавого океана алый туман на мгновение заволок взгляд, чтобы открыть уже реальный мир. В котором ничего особо и не изменилось. Все тот же полигон, огромный биджу в плену печатей и древесных техник, Узумаки вокруг и Отохиме неподалеку.

— Я не прошу ответа у тебя прямо сейчас, — сказал я, отступив от лежащей передо мной головы Кьюби. — Если откажешься, то я придумаю, как отпустить тебя на все четыре стороны с максимальной выгодой для себя. А пока советую тебе не выходить из барьера. Если соседние страны узнают, что в Кушине осталась только половина Девятихвостого, то у многих появится желание заполучить десятого джинчурики. Страна Молний всегда не прочь нарастить свой военный потенциал, а Райкаге монстр не хуже меня: Восьмихвостого он запечатывал в одиночку.

После этих слов я секунду ждал ответа от Курамы, но тот решил промолчать. Поэтому пожав плечами, я на всякий случай мобилизовал чакру и приказал Узумаки:

— Отпустите Кьюби. Нам же нужно начинать доверять друг другу.

Запечатывающий отряд повиновался не сразу. Правда, они только и успели недоуменно переглянуться, как Отохиме уже отменила технику Мокутона. Древесные путы быстро скрылись под землей, отпуская зверя. Так что Инаге и его подчиненным не оставалось ничего иного, как последовать примеру. С глухим звоном Цепи Чакры так же начали постепенно отступать от Кьюби, втягиваясь в тела шиноби.

Пару секунд Курама продолжал лежать, не шевелясь и словно не веря в свободу. Его хвосты нервно подрагивали, а сам он не сводил с меня настороженного взгляда. И все так же наблюдая за мной, он осторожно приподнялся на лапах. Узумаки и Ибури невольно заволновались, у кое-кого даже руки непроизвольно дернулись, чтобы сложить печати, но окрик Инаги излишне ретивых личностей остановил. Неуверенно потоптавшись на месте и медленно осмотревшись по сторонам, Курама снова посмотрел на меня. Замерев на мгновение, он просто опустился на землю, вытянувшись на полигоне Узумаки. Поджав под себя хвосты и сложив голову на передние лапы, Кьюби еще раз посмотрел на меня и отвел глаза. Так, прищурившись от яркого света, он и остался лежать, наблюдая за медленно поднимающимся к зениту солнцем.

Надо понимать, что он решил пока подумать. Ладно, не будем ему мешать. А если надумает сбежать, то здесь у него ничего не выйдет.

— Инага, — позвал я завороженно наблюдающего за биджу Узумаки, — на время, дней на пять-семь, вам придется найти себе другой полигон. Пока организуйте заграждение, чтобы здесь никто без разрешения не шлялся. А ты, Курама, если что-нибудь захочешь или появятся у тебя вопросы, обращайся к Отохиме, она останется здесь. И, хоть полнолуние было только вчера, постарайся не буянить. Не хочу в тебе разочаровываться.

Ушел я не прощаясь и, если честно, ожидая удара в спину от Курамы. Но тот как лежал, так и продолжил лежать. Что же, уже неплохо. Надеюсь, что к своим годам лис все-таки не остался подростком и хоть чему-то научился в жизни. В его положении мое предложение очень выгодно, хотя и не без нюансов. Есть моменты, которые еще нужно будет обсудить. От чисто практических, вроде места Кьюби в иерархии шиноби, до таких фундаментальных, как уровень взаимного доверия. Ему сложно довериться мне, а я, на самом-то деле, не сильно верю, что смогу добиться верности Курамы.

Эту проблему нужно будет решить как можно быстрее, несмотря ни на какие трудности. Иначе весь смысл затеи, предложенной Юко, теряется. Она даже становится опасной. Если в один не самый прекрасный момент Кьюби решит меня предать, то воплотить свои угрозы о скармливании его Шинигами я могу уже и не суметь. В этот раз мне удалось его победить больше за счет того, что я примерно представлял способности Курамы, а он мои нет. Умение пользоваться всеми пятью природными преобразованиями и накопленные мною техники позволяют мне использовать самые разные тактики, которые для противника становятся фатальными. Есть, конечно, шиноби, которые могут прекрасно прожить всю жизнь и добиться успехов, оттачивая какое-нибудь одно ниндзюцу, но это не мой путь. И он позволил мне победить Девятихвостого, который был объективно сильнее. Однако если он узнает все мои приемы, то результат нашей схватки уже может быть не в мою пользу. Биджу может банально победить меня за счет бесконечной чакры, дождавшись, пока я не истрачу все свои силы.

Ладно, будем надеяться на лучшее. Посмотрим уже в процессе, как получится сработаться с Курамой, если он все-таки согласится. В конце концов, если уж Учиха и Сенджу смогли договориться, то уж нам с Девятихвостым, вроде, тоже ничто не должно помешать.

— Рюджин-сама! — позвал меня появившийся неподалеку в облаке пыли и сорванных травинок шиноби. — Вы приказали сообщить вам, когда очнется джинчурики Кьюби.

— Девчонка уже очнулась? — удивленно произнес я.

— Да, Рюджин-сама!

Быстро она, однако. Даже для Узумаки быстро. Или ей повезло с генами, или ирьенины слишком серьезно подошли к работе. Я просил их, конечно, постараться подлатать Кушину побыстрее, но не нужно было ради этого рвать жилы.

Хорошо. У меня еще есть время, можно и с ней поговорить. Сейчас чакра Кушины заблокирована, но кто ее знает, что она сможет учудить? Я, например, даже не догадывался, что можно создать то фуиндзюцу, которое похитило Ключ от печати Кьюби. Лучше довести до нее информацию о положении дел и ее собственном актуальном статусе, чтобы она не терзалась в неизвестности. И лучше, чтобы это сделал я, как знакомый ей человек. Пусть у нас и есть кое-какие недопонимания, но я все-таки вызову больше доверия, чем незнакомые люди.

— А потом мне еще идти на переговоры с Конохой, — вслух посетовал я, уже переместившись к госпиталю и поднимаясь по ступеням ко входу в него. — Ну и денек.

Больница встретила приятным запахом дезинфицирующих веществ, ионизированного воздуха и спокойствием. И это хорошо, хотя для этого мира можно сказать, что необычно. После двух войн я привык, что в госпиталях после масштабных миссий почти всегда стоит плотный дух свежей и не очень крови, подвергшихся некрозу тканей и гноя. И бесконечный кипишь, когда ирьенины работают даже без перерывов.

Вспомнив про ирьенинов, сначала я все-таки зашел не к Кушине, а проведал Малис. Но женщина, успевшая во время моего отсутствия проснуться и перекусить, снова уснула. И, похоже, мне теперь ясно, благодаря кому Кушина так быстро пришла в себя. Ладно еще, что у нас не оказалось большого количества раненых после этой ночи, а то я бы высказал этой Ринха пару ласковых, если бы она растратила всю силу на джинчурики Листа и потому не смогла бы спасти кого-то из Ото.

После Ринха мне встретился Акай Куроба, который умудрился получить ранение во время стычки со взводом Сакумо. По понятной, вообще-то, причине. Можно сказать, я в его ранении и виноват. Куроба — клан мечников Страны Звука, их техники чем-то напоминают тайдзюцу Майто или Третьего Райкаге и кендзюцу самураев. Концентрация чакры в теле, выпускают они ее лишь, чтобы создать легкий защитный покров или в меч. Нинкендзюцу, имеющее большое количество стилей. Это были, наверное, лучшие мечники в моей деревне, у которых я сам многому научился. Не удивительно, что пять комплектов мечей из Тумана оказались переданы им. Я б им и Кабутовари, и Самехаду отдал, но после разделения первого оружия — починить его не удалось, а второе — слишком капризно и в руки дается не всем.

В общем, я к тому, что Акай Куроба уже несколько лет пользовался Кубикирибочо, и сегодня ему пришлось сменить ставшее привычным оружие на ничем не примечательный меч. Я посчитал, что пока рано кому-то, и в первую очередь Киригакуре, знать, что артефакты Семерки Мечников у меня. Из-за чего Акай и получил ранение. Травма не серьезная, но все равно нехорошо получилось. В качестве извинений подлатал его, и только потом очередь дошла до цели моего посещения больницы.

Кушину поместили в отделение интенсивной терапии, и сделали это даже не из-за ее состояния здоровья, а из-за имеющихся здесь усиленных стен и защитных барьеров. Иногда реанимация тяжелых больных требовала значительных усилий и трат чакры, которые могли привести к незапланированным разрушениям, так что помещения под их лечение строились основательно. И использовать одно из них в качестве места заключения потенциально недоброжелательно настроенного шиноби было просто удобнее. Здесь и Райкаге когда-то лежал.

Кивком поприветствовав пару шиноби, караулящих опасную пациентку, я аккуратно откатил крепкую бронзовую дверь в ее палату в сторону. За створкой мне открылся типовой больничный покой: ровное электрическое освещение, покрытые зеленой плиткой стены и пол, несколько готовых печатей, кое-какое не особо ценное медицинское оборудование и кровать.

Несмотря на то, что тяжелая металлическая створка благодаря подшипникам открылась почти бесшумно, лежащая на этой кровати девушка мгновенно повернула в ее сторону голову. Может, она и раньше глаз с дверей не сводила. В палате просто больше нечем любоваться. Мы сейчас находились под землей, никаких окон здесь не было в принципе, и посмотреть особо не на что. Из любопытного здесь только женщина-ирьенин, сидящая в углу помещения. И то на первый взгляд могло показаться, что она дремала. Вряд ли Кушина смогла с ней хотя бы поговорить. Правда, при моем появлении медик быстренько очнулась, подскочив со стула и склонившись в поклоне.

Жестом я попросил ее оставить меня с джинчурики наедине.

— Доброе утро, Гурен, — когда с тихим щелчком за вышедшим ирьенином закрылась дверь, я постарался поприветствовать девушку с дружелюбной улыбкой, но, кажется, вышло не очень. — Как самочувствие?

— Утро сейчас или нет, я не знаю, но что бы то ни было, оно явно не доброе, знаешь ли, — недовольно ответила Кушина, без сил откинувшись на подушку.

Узумаки давно переодели в медицинскую робу, лишив всего снаряжения. Из пленницы не стали насильно выкачивать чакру, как из Третьего Райкаге, но все равно обезопасили ее максимально возможным способом. При ней остались только Шишо Фуин и дзюцушики Минато. И то, и другое запечатано, плюс сама чакра Кушины была заблокирована для использования с помощью джуиндзюцу. Конечно, все было сделано ради собственной безопасности больной, но вряд ли она оценила усилия медиков.

— Цунаде не научила тебя вежливости — это ладно, это на нее похоже. Но думать рационально она должна была тебя научить, — подхватив освободившийся стул, высказался я, подходя к кровати болезной и присаживаясь возле нее. — Вопреки всем твоим стараниям ты жива и почти здорова, а это большой повод для радости. И благодарности.

— У Цунаде сейчас нет времени на меня, — фыркнув, заявила девушка и, подумав, негромко добавила: — Спасибо.

— Сейчас ты уже вышла из того возраста, когда воспитание имело бы смысл, — не удержался я от подколки. — Столь великовозрастных детей нужно не воспитывать, а дрессировать.

— Этим ты и займешься? — полуобреченно спросила Кушина, разглядывая белый потолок.

Я удивленно посмотрел на нее, не сразу поняв вопрос. Других людей вообще иногда сложно понять, а уж женщин мужчине и подавно. Техника, позволяющая считывать и интерпретировать мозговую активность, в данном случае вообще не панацея. Иногда получается понять четкие и оформленные мысли, прочесть намерения и определить желания, но вот разобраться в разуме Кушины в данный момент было сложновато. Сейчас она была сильно истощена морально и физически, это накладывалось на взрывной характер, что выливалось в раздраженность. Разобраться в том, что творится в голове Гурен, помогли бы техники Яманака, но Кьюби от них хорошо защищает.

— Дрессировкой тебя? — на всякий случай уточнил я. — Мне это ни к чему. Я, конечно, обещал Мито позаботиться о тебе, но брать ответственность за твое воспитание? Нет уж. Вы, Узумаки, слишком проблемные, а польза от тебя не превысит вложенных усилий.

От моих слов Кушина оказалась не в восторге.

— Да ты!.. Да я!.. — постаралась она выразить свое возмущение, но никак не могла обличить его в подходящую словесную форму, пока наконец не разродилась короткой фразой: — Да!.. Не тебе вообще судить об Узумаки, знаешь ли!!!

— О, поверь, если уж кому судить, так это мне, — со вздохом признался я.

И после своих слов задумчиво посмотрел на Кушину. А не покривил ли я душой, сказав, что польза от нее не превысит вложенных усилий? Она все-таки джинчурики и в любом случае будет как-то связана со следующим Хокаге, кто бы им ни стал. Помимо Ивагакуре все остальные какурезато стараются держать своих носителей биджу под прямым и постоянным контролем — на поводке, если вспомнить метафору Курамы. И поводок все так же имеет два конца. Даже если Кушине достанется ошейник, она может дернуть руку, ее держащую, в нужную мне сторону. А для меня это лишним не будет.

Обещать Сальме возвести ее на императорский трон — это одно, но создать империю на деле — это другое. Даже если у меня получится военным путем захватить чужие территории и соединить земли Роурана и Страны Звука, то шансы на их долговременное удержание практически нулевые. Необходимо создать местные администрации, насытить их лояльными людьми: наместниками, чиновниками и прочими государственными служащими. При мобилизации всех возможных ресурсов за пару десятков лет мне не удастся произвести на свет столько квалифицированных кандидатов на эти должности. Да и с местными жителями у них будут проблемы, недопонимания и неизбежные конфликты. Так или иначе придется действовать с имеющейся уже на сопредельных территориях живой силой.

С гражданской властью несколько проще. Людей, желающих присосаться к экономическим потокам, всегда в достатке. Среди знати можно найти фракцию, готовую продать свою лояльность за возможность приложить руки к государственному бюджету. Естественно, в долгосрочной перспективе от них проку никакого. Сначала новая власть будет перераспределять блага, что снизит эффективность управления, но сделает более предсказуемыми и контролируемыми. Но когда она сможет договориться сама с собой и укрепится, то перестанет нуждаться в поддержке Страны Звука и всеми силами будет стараться избавиться от протектората империи, приобрести максимум самостоятельности, потому что делиться никто не хочет. Когда-нибудь гражданскую власть все равно придется полностью заменить на лояльную и новую, но этот процесс можно растянуть на десятилетия.

А вот с шиноби сложнее. Часть из них потерять не жалко. Например, самых обычных вояк всегда в достатке, и особой квалификации они не имеют. А вот специализированные отряды, вроде Команды пыток и допросов Конохи, Отдела шифрования разведданных Кири, Группы разведки Суны и прочих, нужно постараться сохранить и переманить. В них входят ниндзя со специфичными знаниями и умениями, которых никогда не бывает много. И их знания как раз очень помогут молодой империи просуществовать дольше десяти лет. Люди в таких отрядах, часто, преданные своим идеям, и при правильном подходе их можно относительно просто перевербовать, подменив старые идеи новыми, похожими и более привлекательными. Проблема только в том, что такие подразделения, как правило, еще и преданы своему лидеру. То есть, нужно съедать их с головы, с Каге. И Кушина мне в этом может помочь.

— Об Узумаки я знаю очень многое, — медленно сказал я, мысленно подбирая комбинацию печатей.

Список техник, заставляющих людей хранить чужие тайны, очень велик. Самые распространенные ограничивают возможность человека как-либо передавать запрещенную информацию, парализуя тело. Примером тому Зекка Конзетсу но Ин, джуиндзюцу Корня, чья манифестация выглядит в виде татуировки на языке. Хотя на самом деле проклятая печать в обычных условиях охватывает все тело и в первую очередь мозг. Печать Проклятого Языка — штука тонкая и всегда индивидуальная. Чтобы ее правильно наложить, нужно уметь четко разграничить тайные знания от тех, которые можно и озвучить. Чем-то это напоминало некоторые техники Яманака.

Сама Зекка Конзетсу но Ин панацеей не является, я сам придумал несколько способов ее обхода. Но если ее дополнить моим джуиндзюцу, замаскированным под чужой печатью, то можно эффект усилить. Нужно только наложить сразу две печати на Кушину так, чтобы она этого не поняла. То есть лучше это сделать сейчас, когда ее чакра заблокирована. Неизвестно только, как Кьюби отнесется к присутствию в теле своего джинчурики частички моей чакры.

Сложив нужные ручные печати, я молниеносным движением коснулся указательным пальцем губ Кушины, накладывая на нее Печать Проклятого Языка, а второй рукой незаметно надавив на заключенную в фуиндзюцу дзюцушики Минато. Метка Хирайшина была достаточно велика, чтобы под ней замаскировать три тонких линии Проклятой печати Земли.

Кажется, Кушина и понять-то ничего не успела, когда обе печати уже были на ней: с заблокированной чакрой рефлексы многих шиноби скатываются до уровня самых обычных людей. Еще долгую секунду девушка удивленно хлопала глазами, недоуменно разглядывая мою самодовольно ухмыляющуюся физиономию, прежде, чем среагировать. Резко прикрыв рот рукой, Узумаки неверяще ощупала губы. Она, все еще ощущая воздействие чужой чакры на своем языке, наверное, была бы рада и его ощупать, но не решилась, побоявшись выглядеть уж слишком глупо.

— Пошли, Гурен, прогуляемся, — пригласил я девушку, вставая со стула.

— Куда? — не воспылала энтузиазмом Кушина, подозрительно поглядывая на меня.

— Прогуляемся по деревне. Тебе ведь, наверно, надоело тут сидеть?

Времени у меня на девушку было немного, через пару часов уже нужно будет бежать на встречу с Конохой, поэтому пришлось Кушину поторопить и помочь ей встать с койки. Скептически осмотрев больничную робу, я секунду поразмышлял, стоит ли ее в таком виде водить по деревне. Пожалуй, ей нужна хотя бы обувь нормальная. А где обувь, там и все остальное. Ладно.

Снова воспользовавшись ручными печатями, я создал новую одежду. Техника по сути была похожа на ту, с помощью которой Хаширама строил дома. Первый Хокаге управлял Стихией Дерева, собирая жилье, я же заставлял собственные клетки производить белковые нити, сплетая их в ткань. Техника специфичная и требует большой концентрации, но я наловчился в ее использовании. За время жизни в этом мире мое тело столько раз рвали на куски, столько раз мне приходилось пользоваться техникой его замены, когда новый организм вырастал буквально из ничего, что навык создания одежды наработался сам по себе. Иначе мне приходилось бы всякий раз бегать с голым задом.

— Держи, — бросил я Кушине выросшую на моих руках одежду. — Твоих размеров не знаю, подтяни там что-нибудь, если будет велико.

Девушка растерянно подхватила одежду, правда, под моим требовательным взглядом быстро опомнилась, развернула пойманный сверток ткани, осматривая подарок. Ничего сверхъестественного там не было: простенький белый сарафан и такие же белые сандалии. Я не стал мудрить с раскраской вещей, синтезировав самый простой шелк для платья и кератин для обуви. Не красоты ради все это делается, в конце концов.

— И долго ты еще рассматривать его будешь? — недовольно спросил я не торопящуюся переодеваться Кушину.

— А долго ты будешь меня рассматривать? — мгновенно среагировала девушка, аж покраснев от возмущения и смущения. — Отвернуться стоило бы тебе, знаешь ли!

— Да брось, неужели, живя в одной деревне с Хьюга, ты еще можешь смущаться таких вещей? — не став признавать своей ошибки, проворчал я, отворачиваясь. — К твоему сведению, кецурьюган и даже шаринган позволяют рассмотреть тело под одеждой тоже.

— А можно помолчать? — раздраженно буркнула у меня за спиной Кушина.

— Лучше я вообще выйду.

Все равно нужно предупредить караульных, что около часа их подопечная будет под моим наблюдением. Это много времени не заняло, Кушина переодевалась дольше. Толстая дверь звуки сильно приглушала, но судя по вибрациям пола, Узумаки почти не двигалась с места, сначала возясь с завязками больничной одежды, а потом разбираясь в новой одежде.

— Все, — наконец крикнула она неуверенно.

— А я уж думал, это никогда не кончится, — входя обратно в палату, произнес я и едва не рассмеялся, когда увидел переодетую Кушину.

Нет, платье ей пришлось почти впору. И выглядело даже вполне прилично. Просто шелковая ткань сама по себе получается тонкой, а нижнее белье я девушке создавать не стал. Конечно, я постарался сделать ткань потолще в нужных местах, но грудь у Кушины оказалась больше, чем я ожидал. Девушка еще и подвязала сарафан так, что на груди он натянут получился…

— Ладно, — сдержав улыбку, решил я, подходя ближе к Кушине. — Меня соблазнять я тебе разрешаю, но на улицу в таком виде все-таки не пущу.

Приобняв девушку за талию, поправил ее платье так, чтобы ничего сквозь него уже не просвечивало. При этом лицо Кушины оказалось всего в десятке сантиметров от меня. Судя по ярко пылающим румянцем щекам, у Узумаки явно было что мне сказать, но она просто не могла подобрать слова, чтобы выразить весь спектр переполняющих ее эмоций.

— Теперь пойдем, — сказал я, не дав Кушине высказаться.

Естественно, вести пленницу по коридорам госпиталя и улицам деревни без хотя бы мешка на голове я не стал. Джуиндзюцу не позволит ей рассказать лишнего, но оно не запретит ей использовать информацию против меня. Поэтому я решил переместиться к нужному мне месту напрямик. Технику перемещения Райкаге Кушина не пережила бы, так что пришлось пользоваться более традиционным способом.

Чтобы Узумаки в пути не потерялась, я прижал ее к себе, а в следующую секунду пол под нами расступился. Мы ухнули в него, как в воду, Кушина только и успела испугано вскрикнуть. К счастью, палата Кушины находилась на самом нижнем этаже. Ниже только подземные коммуникации, обойти которые было несложно. Используя ту же технику Дотона, что и в бою с Курамой, мне удалось быстро преодолеть несколько сотен метров. Прошло чуть больше минуты, когда земля чуть ли не выплюнула нас из себя.

Яркий солнечный свет ударил по глазам, плиты мощеной дороги ударили по стопам, когда я приземлился на них. Поддержав пошатнувшуюся было Кушину, я отступил от нее, дожидаясь, пока она придет в себя от непривычного способа перемещения.

— Мог бы предупредить, знаешь ли, — недовольно сказала она, делая вид, будто отряхивается.

На самом деле, после использования техники на ней не осталось и пылинки, но я не стал ей мешать.

— Где это мы? — спросила Кушина, оглядываясь по сторонам.

Мы оказались на тротуаре возле перекрестка, за нашими спинами влево и вправо уходила узкая, мощенная камнем улица, по обе стороны которой теснились жилые здания и лавочки, теряющиеся в едва начинающей желтеть листве мощных деревьев. А прямо перед нами стояли одиночные, окрашенные в алый цвет тории, украшенные знаками клана Узумаки. Над этими воротами как раз сияло солнце, слепя нас и освещая короткую аллею, примыкающую к главной улице и ведущую на территорию квартала красноволосых.

Людей здесь было немного: стайка молодых мамочек в сквере возле чайной, принимающие товар продавцы продуктового магазина, несколько случайных прохожих, возвращающиеся с дежурств шиноби, освобожденная от занятий по случаю Цукими детвора. Отогакуре, вообще, закрытое поселение, населенное исключительно шиноби, их родственниками и немногочисленными сторонними гражданскими. Население в деревне на единицу площади небольшое, поэтому, в отличие от той же Конохи, пустынные улицы в жилых районах никого не удивляют. Особенно сегодня, когда после ночных бдений, связанных либо с праздником, либо с операцией Конохи, многие просто отсыпаются.

— Это место, которое могло быть твоим домом, — ответил я на вопрос Кушины, шагнув под тории. — Сейчас нас здесь не ждут, но не думаю, что мы кому-то помешаем, поэтому не стой на месте. А то можешь об этом пожалеть.

— Орочимару, не опускайся до таких примитивных угроз, — следуя за мной, недовольно сказала Кушина.

— Это не угроза, а предостережение. О тебе ведь забочусь, — сказал я, с усмешкой покосившись на настороженно оглядывающуюся по сторонам девушку.

В этот момент выскочившие из-за деревьев дети лет восьми-девяти едва не врезались в меня. Не знаю, во что они там играли, может, в салки, но сквозь кусты ломились стаей молодых кабанчиков, сходство с которыми добавляли издаваемые детворой счастливые повизгивания. Один мальчишка, зацепившись штаниной за ветку, намеревался, похоже, врезаться в меня. Всего на полметра промахнулся, судя по траектории, но пришлось ему помочь, ловить его в полете. Иначе еще б расшибся о брусчатку.

— Парень, поаккуратней будь, — встряхнув в воздухе для лучшего усвоения материала ошалело глядящего на меня мальчишку, сказал я. — А то в следующий раз ловить не стану, чтобы поумнел, понятно?

— Да! Рюджин-сама! — сдавленным голосом пропищал он.

— Вот и хорошо, — опустив ребенка на землю, говорю ему. — Беги дальше.

— А… Ага… — все еще глядя на меня со смесью восторга и страха, ответил он, даже не подумав тронуться с места.

— Ладно, — с досадой покачав головой, решил я, — пойдем Кушина… Кушина?

Девушка сейчас, если честно, не сильно отличалась по виду от пойманного мной мальчишки. Такой же ошалелый взгляд и от удивления раскрытый рот. Эти Узумаки — что в девять лет, что в девятнадцать — одинаковые.

— Пойдем, — настойчиво произнес я, подхватив девушку под руку и потянув за собой.

— Он же… Они же… — все еще не сводя взгляда с провожающих меня глазами детей, с трудом пыталась выразить свои мысли словами Кушина. — У них же у всех красные волосы.

— Да, — подтвердил я очевидную вещь.

— Но… — попыталась что-то сказать девушка, оборачиваясь ко мне, но в этот момент мы вышли с аллеи на очередную улицу, уже находящуюся на территории клана Узумаки, и здесь взгляд Кушины зацепился за дремлющего в кресле на крыльце своего дома старика.

— Это же старик Курадо! — удивленно возопила Кушина, некультурно тыча пальцем в спящего человека.

— Наверное, — не стал спорить я, продолжая вести за собой Кушину.

— Подожди, Орочимару! — попыталась вырваться из моих рук девушка. — Дай мне поговорить с ним! Он же пережил падение Узушио! Я хочу знать… Я хочу знать…

Что она хотела знать, Кушина так и не смогла сказать, потому что уже ее саму заметили.

— Кушина! — отвлекло девушку удивленное восклицание.

Обернувшись на голос, Гурен увидела девушку примерно ее возраста. Звали ее Каяно, и принадлежала она к тому же септу Мизучи, из которого выходила и сама Кушина. Насколько я знал, раньше две девушки бы дружны. Каяно сейчас работала в Академии шиноби Отогакуре, натаскивая юных генинов в мастерстве фуиндзюцу, так как к полевой службе не тяготела и месяцев через пять собиралась стать матерью. И встретилась она нам не совсем случайно, к ее дому свою спутницу я и вел.

— Каяно! — радостно выкрикнула Кушина, признав свою подругу детства и без долгих раздумий срываясь с места ей на встркчу.

Следующий час моей жизни был наполнен слезами, восторгами и болтовней. К счастью, я сам был не участником происходящего, а невольным наблюдателем. В разговор я старался не вмешиваться, по возможности занимаясь медитацией и восстановлением сил.

Расстались подружки неохотно, хотя больше всего возмущалась, конечно, Кушина. Каяно-то против моего слова все-таки идти не позволила бы себе. Я же заверил Гурен, что ей нужно продолжать лечение, и что к ней начнут пускать некоторых посетителей.

Вернулись в палату мы с Кушиной тем же путем, каким и покинули ее. И уже сидя на своей койке, закрыв все еще красные от слез глаза руками, Кушина негромко сказала:

— Спасибо, Орочимару… Спасибо!

— Я сделал то немногое, что мог, для Узумаки. Не благодари.

— Ты сделал гораздо больше, чем кто-либо в этом мире! — с жаром заявила Кушина, открыв глаза и твердо посмотрев на меня. — Больше, чем я! Больше, чем вся Коноха!

— Не у всех была возможность помочь, Гурен, — ответил я ей. — У тебя не было силы, чтобы изменить положение родины. У Конохи же были свои проблемы. В выборе между союзником и собственной деревней, Хокаге сделал тот выбор, который должен был. Не хороший и не плохой, а единственный, который ему оставили, который он сам себе оставил.

— Я не понимаю, — устало покачала головой Кушина, забираясь на койку с ногами и прижав колени к груди. — Я хочу стать Хокаге, но не хочу понимать того, что ты мне говоришь.

— Это тоже неплохо, — заметил я. — С шапкой Каге приходит большая ответственность, но она дает небольшою возможность изменить этот мир к лучшему. Ты можешь стать неплохим Хокаге. Как Хаширама, например.

Кушина в ответ молча кивнула, закрыв глаза.

— И, кстати, — решив не нагружать больше сегодня девушку, сменил я тему, — с Сорой тебе, похоже, встретиться не удастся. Эта девчонка сейчас далеко на западе и не сможет вернуться сюда. Тем более она, кажется, втюрилась там в какого-то идиота и совсем потеряла голову.

— Сора жива?! — вскинула голову и недоверчиво посмотрела на меня Кушина.

— Хочешь верь, хочешь нет, но да, — пожав плечами ответил я. — И однажды ты с ней точно встретишься. Если сама не помрешь случайно. Чтобы спасти тебя в этот раз, пришлось очень сильно постараться, знаешь ли.

— Прости, — смущенно опустила голову Кушина. — И спасибо тебе. Спасибо за все.