В тени Рюджина

Глава 50. Столица

7 июня 49 года от начала Эпохи Какурезато

Дребезжащие звуки шелковых струн разносились по воздуху и терялись в гомоне прохожих и криках торговцев, среди стука гэта по деревянной мостовой и грохота повозок рикш, однако это не смущало слепого музыканта, не прекращающего отчаянно ударять плектром по сямисэну и выкрикивать слова песни:

— Позволь мне услышать песнь жизни, реквием о жалком мне-бедолаге, носящем маску и играющем фарс, отшельнике, не знающем завтра. Если мир переполнен любовью, я молю… Спаси меня! — певец взял драматическую паузу, приглушив струны и артистично подняв взгляд к небу, после чего уже совершенно иным тоном мрачно припечатал: — Жизнь на продажу.

Этого уличного музыканта, наверное, можно считать ярким представителем новой зарождающейся эстетики, рожденного войной искусства. Точнее, принесенными сражениями лишениями.

— Душевно поет, — наморщив свою лысую черепушку и сложив руки на груди, прокомментировал представление Чирику.

— Да ладно? — удивился я. — Видно же, что тебе не нравится.

— Не нравится, — согласился юный монах. — Но поет он от души.

— Сложно ли умеючи-то?

— Не в умении дело, Охеми, а в чувствах.

На самом деле, я бы даже согласился с Чирику, поет музыкант от души, хотя я давно заметил, что на самой музыке он концентрируется слабо.

Сам музыкант был смугл и худощав, одежда явно не первой свежести, мешковатая. Под такой можно многое скрыть, от собственного телосложения, до пары связок с кунаями. Уверен, что железки при себе этот мужчина имеет, хотя главное оружие, сямисэн, все же носит на виду.

Судя по заметным пересекающим глазницы белым линиям шрамов и сбитым костяшкам пальцев, когда-то музыкант не чурался сражений. Да и в движениях проскальзывает что-то от шиноби. И ток энергии в меридианах хоть и замедлен, но сендзюцу позволяет ощутить их натренированность, что ли. Хотя загрубевшие подушечки пальцев явно говорят о долгой практике игры на струнном музыкальном инструменте.

Я бы предположил, что это шиноби либо из Страны Горячих Источников, либо из Пустыни. И там, и там существуют независимые искусства использования музыкальных инструментов в бою. Правда, в Югакуре оно развиться не успело, да и там больше копировали техники клана Шиин. А вот в Стране Ветра своя собственная школа, пусть находящаяся в упадке на фоне классических искусств шиноби и марионеточного мастерства. Но, вообще, она уникальна и самобытна, позволяла обходиться без классических ручных печатей и давала еще ряд разных преимуществ. Правда, имела и недостатки, иначе не была бы такой непопулярной.

— Мне кажется, он поет о себе, — внезапно озвучил свои мысли обычно несклонный к подобному Чирику. — Может, он был из тех северных дворян, которые потеряли все и начали продавать свою жизнь, не в силах просто расстаться с ней. Может, он успел попасть в лапы похотливой дочки феодала, любящего человеческую кровь нукенина, оказаться в лабораториях Анбу…

— Слушай, тебе бы с такой фантазией романы писать, — скептически хмыкнув, сказал я. — Своим мечтам нужно давать возможность воплотиться хотя бы на бумаге. А то смотри, иначе с катушек съедешь и начнешь храмы в городе подпаливать.

— Это не мои фантазии, — грозно свел брови парень. — Эти истории я слышал на днях у базара. Может, они и лживы, но все равно причины их появления быть должны.

— Ну, логика в твоих словах имеется, — не стал я спорить с Чирику.

Тем более что он и в самом деле мог быть прав. Этот шиноби явно пел о своей жизни, которую он, как и иные ниндзя, фактически выставлял на продажу. Таких разочаровавшихся в своей прошлой жизни шиноби сейчас хватает. Не сумевшие найти себя в обычной жизни жители демилитаризованных какурезато, вроде Югакуре, беглецы из разрушенных малых селений. Все те, кто не становится нукенинами, но может жить среди обычных людей. Такие, если задерживаются в этом мире, часто спиваются, что, наверное, и происходило постепенно с Цунаде в каноне, либо находят утешение еще в чем-то. И хорошо, если это музыка или писательство.

И в моем прошлом мире у ветеранов боевых действий были большие проблемы с возвращением к мирной жизни, а тут шиноби ее и не знали никогда, по сути-то. Мир был только лет десять-пятнадцать, с приходом эпохи какурезато, и то этот промежуток можно считать лишь небольшим перерывом между войнами кланов и началом мировых войн.

— Ладно, идем, что ли? — предложил я, глядя в облачное небо. — Вечереет, скоро будет наша стража.

— Да, идем, — согласился Чирику, начав копаться в кармане за пазухой. — Сейчас…

Достав нанизанные на шнур медные монеты, монах ловко снял пару кругляшей и направился к певцу.

— О, даже так, — удивился я, следуя за парнем.

— Жизнь странствующих слепых музыкантов тяжела, — пояснил Чирику. — Мне же деньги особо не нужны.

Сказав это, он кинул монеты в футляр из-под сямисэна и посмотрел в сторону дворца, прикидывая, как половчее туда пробраться и не завязнуть случайно в городской толчее. Я, окинув взглядом благодарно раскланивающегося бывшего шиноби, покачал головой и, порывшись в карманах, тоже выудил ему пару медяков. В конце концов, пел он и в самом деле душевно.

— Не так уж и плоха жизнь у них, — поправил я Чирику, догоняя монаха. — Он наверняка либо в Тодо-дза, либо в Мосо-дза. В столице без прикрытия гильдии простые бродяги бы не решились исполнять песни.

— Может… Но не из Мосо-дза точно, — подумав, ответил мне Чирику. — Мосо-дза это при Храме Огня и храме Шести Путей гильдия. Они подобных песен бы не пели, у них героические эпосы, сутры и все, что причисляют к высокому искусству. Это Тодо-дза да Гозе-дза не чураются новшеств, — замолчав еще на пару секунд, монах негромко добавил: — Говорят, эти гильдии поддерживает храм Камигё из Отомуры и храм Восьми Великих Царей-Драконов.

— Восемь драконов — это те монахи из Храма огня, которые на север ушли и к Инари примкнули? — изобразил я интерес.

— Они самые, — хмуро подтвердил монах, уверенно шагая вперед.

— Тогда понятно, почему он так душевно поет, — подтрунивая над Чирику, заметил я.

Чирику мне не ответил, только еще более грозно свел брови. Мне до этого уже традиционно не было дела. Я больше думал над тем, что, похоже, часть финансирования этих самых Тодо-дза и Гозе-дза расходуется не совсем так, как я планировал. Эти две гильдии слепых музыкантов, в первую входили только мужчины, босама, а во вторую только женщины, годзэ, были мной выбраны когда-то в качестве рупоров пропаганды Воли Дракона и идей Страны Звука на материке. В целом это был идеальный способ. Организовать гильдии из странствующих слепых и слабовидящих музыкантов, когда одной из знаковых фигур Рюджинкё является Отохиме, было логично, просто и это не встречало непонимания и сопротивления у людей. Тем более что аналогичная гильдия, Мосо-дза, уже была.

Предполагалось, что мои гильдии будут мягко привлекать к Воле Дракона население, и это у них вполне неплохо получалось. Но если этот бывший шиноби с сямисэном тоже из Тодо-дза, то песни его совсем не похожи на те, которые я предполагал бы услышать из уст певцов Тодо-дза.

Хотя с другой стороны, если рассматривать их как антипропаганду нынешней жизни шиноби, то тогда они вполне вписываются в концепцию. Гм. Ладно, допустим. Тогда пока ответственные за гильдии люди могут спать спокойно.

— Душевно, душевно, — сердито повторил Чирику. — Ты опять меня донимать начнешь?

— Так тебе же нравится, — хмыкнув, поравнялся я с монахом.

— Нисколько.

— Врать нехорошо. Я ж помню, с чего наше знакомство началось, — наставительно произнес я. — Все меня расспрашивал про Рюджинкё, словно я много о нем знаю. А вот почему ты сам в храм Хачидайрюо не направился вместе с другими монахами? Там бы все и разузнал. Да они вообще еще в Храме Огня должны были все разболтать, раз такой большой группой ушли.

— В храм Хачидайрюо я не отправлюсь, — уверенно ответил Чирику.

— Э? Чего так?

— Это будет нарушением моих обетов, — коротко пояснил монах.

— В смысле?

— Я не изменю Сензоку и их заветам.

— Так я же и не заставляю, — удивленно посмотрел я на спутника. — Или ты боишься, что там тебя на темную сторону переманят, что ль?

— Да. Я еще слишком слаб, — к моему удивлению, не стал отнекиваться Чирику и признал мою правоту. — Бансай умеет произвести впечатление. Когда он покидал храм, то сумел во многих душах посеять семена сомнений. Я еще слишком слаб, чтобы посещать храм Восьми Драконов.

— А чего слаб-то? Каждый день же тренируешься, дух свой укрепляешь.

— Путь, указанный нам Сензоку, тернист и не имеет конца, — монотонно пробубнил Чирику. — Он требует отдачи и суровых тренировок, постоянного хождения по краю, но он дает четкую цель, к которой мне должно идти. А учение Рюджина развращает. Оно делает путь проще. Отступники сбились с пути и уже не смогут достигнуть вершины силы. Они верят в неведомое, оставив надежду на могущество позади.

Удивленно скривив губы, я задумчиво почесал затылок. Даже не думал, что можно прийти к таким выводам. Эти монахи из Храма Огня — странноватые парни все же. Но, впрочем, мне до этого дела нет. Чудес не бывает, и Рюджинкё — это не сто рё золотом, чтобы всем нравиться.

— Сила да сила, — простонал я от нечаянно начатого диспута. — Далось оно тебе, могущество это. Всей чакры не соберешь. Делай то, что по силам, да радуйся тому.

— Угу, сказал тот, кто следует за Рюджином, одним из сильнейших шиноби, который еще и биджу отнял у Водопада, — насмешливо ответил Чирику. — Скажи, разве Орочимару твой не стремится к силе, чтобы защитить свое царство? То же самое и я, и прочие монахи делают.

— Ага, скажешь тоже, — вернул я монаху насмешку. — Вы ж к просветлению стремитесь и освобождению мира от уз страданий. И, как по мне, у вас все, что в этой жизни есть, все ведет к страданиям. Нет любимой женщины — плохо. Есть таковая — тоже плохо, потому что однажды ее не станет. А Рюджин не такой, он всем добра желает.

— А что, скажи еще, что твой пример этот с женщинами не верен? — запальчиво спросил Чирику. — Все же верно сказал, пусть и в меру своей извращенной натуры. Мир полон ненависти и зла, которые порождают лишь новые ненависть и зло. И это зло, по мнению твоей Отохиме и Орочимару, сотворено вместе со всем миром. И сделал это кто-то явно не особо добрый и всеблагой.

— Тяжко, наверное, жить, смотря на мир сквозь призму бесконечного отчаяния, — покачал я головой. — В конце концов, мира этого создатель благ. Если он и создал тьму, то явно он желал, чтоб было так. Все мы лишь гости во владениях Рюджина. Гости, а не послушные чужой воле питомцы. Человек волен поступать так, как ему того хочется, а хочется ему разного. И чтобы понимать, как жить правильно, и различать где добро, нужно знать, что такое зло. Вот так-то. Страдания — это метод формирования сознания, покаяния и искупления. Путь к любви и гармонии господина этого мира и его гостей. Вот Сензоку твои — именно видя чужие страдания, они не стали достигать просветления, хотя имели все шансы самостоятельно избавиться от кармы, но начали помогать людям, разве не так?

— Ох, северный ты варвар, — уныло покачал головой Чирику. — Учишь тебя, учишь, а толк все никак не выходит. Вечно извратишь все самые светлые истины до неузнаваемости.

— Эх, южанина-зазнайку даже простым истинам научить невозможно, — не впечатлился я сетованиями монаха. — Неизлечимое мракобесие.

Забавный парень этот, Чирику. Несмотря на долгую уже жизнь в этом мире, я из монахов Храма Огня фактически знаком был только с Бансаем. Тот тоже любопытным индивидом был, но не таким упертым, как этот мальчишка. Своеобразный у них взгляд на мир. Хотя правильнее сказать, он более ярко выраженный. Шиноби и простые люди тоже в большинстве своем придерживаются тех же идей, но у них это сглажено бытовыми заботами, династийными и традиционными культами. Они все как провода под напряжением, но одни в изоляции, а другие оголены. Ясно, что по обоим идет ток, но одних можно коснуться без опаски, а вторые шокируют.

Но в любом случае, Чирику вносил хоть какое-то разнообразие в рутину работы шиноби при дворе дайме, которая мне изрядно досаждала. И не тем, что отнимала время или была неинтересна, а тем, что она была устроена странным для меня образом. Если честно, меня и само устройство всей этой придворной жизни иногда повергало в удивление, но я сам в виде Охеми состоял в гвардии, поэтому ее порядки меня касались напрямую. Точнее, порядки — это сильно сказано. На мой взгляд, порядка в этой структуре как раз и не было.

Ни нормального устава, регламентирующего нашу деятельность, ни какого-то толкового распорядка дня. Может, я многого жду от гвардии, а, может, я просто попал на такой период неудачный. Нынешний дайме, Мадока Каго, активно подчищал ранее сидевших на снабжении и управлении нанятых двором чиновников, старательно переводя эту сферу в подчинение новых, более лояльных себе людей.

Как оказалось, Каго сейчас вдохновлялся идеями своих советников, которые воспитывались в западной философской школе, пришедшей в Страну Огня из Роурана и Страны Ветра лет пятьдесят назад. Если вкратце, в основу своей философии они ставили равенство всех перед законом дайме и необходимость правителей и политических деятелей максимально вникать в экономику и всю обстановку в стране. На мой взгляд, вполне здравые идеи, но они встречали сопротивление у прошлого поколения чиновников и дворян, которые придерживались пришедшей из Страны Земли философии неделания, которая предполагала врожденное неравенство людей, активно сепарируя их на сословия. И по ее понятиям, правильный правитель должен вести праведный образ жизни и минимально участвовать в управлении страной. Эта забота должна ложиться на морально-нравственно одухотворенных поданных, которые благодаря своим врожденным качествам сами все могут устроить, если не будут мешать каждому сословию жить так, как предки жили.

На фоне вызванной дайме перетряски чиновничьего аппарата, для которой почему-то не нашлось более удачного времени, чем нынешнее, гвардия находилась в странном состоянии, когда было не совсем понятно, по каким правилам им жить. И почему-то это волновало не так много людей. И один из них я, которому вообще дела не должно быть до таких далеких от меня вещей.

— Опять дайме засиживается, — заметил я, глянув в светлые окна одной из комнат дворца.

Сегодняшнее дежурство нам с Чирику и еще с парой шиноби из малой деревни Страны Огня выпало на восточный участок стены, опоясывающей дворцовый комплекс. Здесь был разбит большой пруд и сад. Мне приходилось часто нести дежурство именно в этом месте, да и по дворцу я достаточно пошатался, чтобы сейчас понимать, в каких именно помещениях горит свет.

Тройной кабинет, так это помещение называлось. Располагалось оно в центральном комплексе зданий дворца, который включал в себя еще Цветочный зал и залы жены дайме, которые сейчас, в виду ссылки последней, занимала наложница. Вообще, весь дворец был разделен на три части: дворец дайме на юге, севернее него залы жены, наложниц и чиновников-евнухов, и еще севернее — залы сыновей и дочерей феодала. И по этикету дайме полагалось бы находиться в собственном дворце, но ночи он предпочитал проводить ближе к молодой наложнице.

— Работает, — пожал плечами Чирику, сидя в позе лотоса на берегу пруда в стороне от нашей неприметной сторожки. — Тебе-то какое дело?

— А просто поболтать уже нельзя? Тебе не скучно, что ли?

— Донимай кого-нибудь другого.

Посмотрев на парочку тех самых других, с которыми можно было бы поболтать, я напоказ тяжко вздохнул и забрался на стену, демонстративно отвернувшись от Чирику. Наши напарники были учителем и учеником, и они время коротали по-своему, занимаясь обучением. Мешать им резона мне не было, еще вплетут меня в свои уроки, а мне этого не хотелось. Гоняя своего ученика, старший шиноби попутно заставляет его делать за нас всю работу. Не нарочно он это делал, конечно, но для меня крайне удачно.

Ничто не будет меня отвлекать от собственных дел.

Несколько едва заметных печатей, сложенных пальцами левой руки, привели в движение чакру и заставили ее преобразиться, обдавая меридианы легкой прохладой ветра. Смешиваясь с природной энергией, чакра тонким ручейком излилась наружу, вплетаясь в вечернюю прохладу, уплотняя воздух и создавая незримую конструкцию. По ушам тут же ударил бой мелких волн пруда о берег и грохочущее шуршание листьев глициний. Пришлось мгновенно отрезать лишние шумы, чтобы услышать нечеткие голоса, доносящиеся из-за затянутых плотной бумагой раздвижных дверей.

— … кусок этот мой сын, вот кто он! — донесся до моих ушей сердитый хрипловатый голос дайме. — Мать и эти треклятые евнухи воспитали полного изнеженного балбеса. Они буквально прятали его от меня у этого хитрого лиса, у тестя в Хоно. Сыну уже четвертый десяток, но он не способен даже обуздать шиноби своей охраны. Как ему оставлять трон?! Слюнтяй, не способный отпустить юбку матери, не достоин быть дайме!

— Мадока-сама, народ не одобрит, если наследовать будет сын наложницы, — боязливо отвечал ему владелец более тонкого голоса.

— Народ? — грозно вопросил дайме. — Стадо безмозглых евнухов, что ли? К демонам их. Тем более что сынок от девки одного из них и есть тот самый сын наложницы. Первый советник будет рад, если именно его внук станет моим наследником. Ох, горе мне! Сколько лет я был оглушен их речами! И на кого теперь оставлять страну? Вместо сыновей никчемные неженки. Ками, за что вы даете разум лишь на смертном одре?!

— О чем вы говорите, Мадока-сама?! — сразу в несколько голосов завозмущались советники. — Лекари и ирьенины говорят, что вы бодры и телом, и духом.

— Благословение Белого Змея дает молодость, но не дает бессмертия, — с горечью произнес дайме. — Мне нужно успеть сделать слишком много, времени может не хватить.

Звуки голосов были нарушены яростным стуком кулака по столу. Я невольно поморщился, мотнув головой. Расстояние от меня до Тройного кабинета было около двухсот метров, для простой дистанционной прослушки далековато, настроиться на звуки голосов было сложно и все прочие шумы сильно мешали уловить саму речь. Устроить нормальную прослушку можно было, используя клонов или просто маскируясь в поверхностях, но я пока не смог освоить технику Кагеро на должном уровне, а все прочие способы инфильтрации могли быть с высокой долей вероятности замечены другими шиноби.

Последних во дворце достаточно много и среди них есть весьма способные, не хотелось бы попасться кому-то из них, так как это сразу станет известно и дайме. Мадока Каго, как и многие иные жители, действовал с шиноби по отточенной многовековыми традициями и опытом общения с ниндзя схеме. Разделял и властвовал. Каждый отдельный шиноби в его гвардии был многократно сильнее самого дайме, и его набранная из иных групп воинских общин личная охрана дела кардинально не меняла. Чтобы держать в узде всех подданных, он заставлял их самих контролировать друг друга.

Наверное, такой схемы желали добиться и добивались многие правители, даже если бы в мире вообще не было шиноби. Лично у меня вызывало уважение умение контролировать многократно превосходящую по мощи силу значительно меньшими приложенными усилиями. И Каго, и Сальма действовали схоже и напоминали богов ветра, сидящих на вершине горы, возвышающейся посередь бурного моря. Легким дуновением они могли заставить это море взбеситься, и могучие волны просто гасили друг друга, так и не сумев даже брызгами достать вершины горы.

Красиво. Почти так же красиво, как дифференциальная экспрессия генов при развитии организма. Мне бы уметь создавать такие же саморегулирующиеся системы, как биологический организм, только на социальном уровне. Думаю, для этого придется создать новую генетически модифицированную популяцию, которая бы по социальному устройству напоминала муравьев. Да, это был бы грандиозный эксперимент, но не в этом мире, пожалуй.

— Новых вестей от Мифуне не было? — снова услышал я голос дайме.

— Нет, Мадока-сама.

— Значит, объявление унии по-прежнему состоится ближе к осени, — задумчиво произнес дайме. — К этому времени нужно успеть многое сделать.

— Мадока-сама, я не думаю, что сейчас страна готова…

— Шиноби не оставили нам выбора, — раздраженно оборвал своего советника дайме. — Весь север моих владений разрушен, Коноха сжигает мосты, спасаясь от каменного молота Ивы. Юг и восток охватывает мор. На западе в пустыне начинаются шевеления Суны. Песок все время этой войны сидел тихо, лишь обороняясь. Если соседи просто ждали, пока мы потратим силы на свои разборки, то сейчас самый удачный момент для захвата Страны Рек. Я не могу этого допустить! Но страна в таком состоянии, что я не смогу ничего с этим сделать! Мне нужны ресурсы, и, примкнув к унии Стран Гор, Железа и Звука, я смогу их получить!

— Многие не одобрят этого шага, Мадока-сама, — с беспокойством сообщил еще один советник. — Уния предполагает формальное подчинение Орочимару, а он нукенин Конохи.

— И Рюджинкё, Мадока-сама, — вторил первому второй советник. — Южные провинции воспротивятся, если страна, даже номинально, будет под покровительством Рюджина.

— Именно эту проблему и нужно решить! — уверено заявил дайме. — Этот дурень из клана Сарутоби очень не вовремя планирует покинуть пост Хокаге. Он словно сам себе поставил такую цель, и это даже полезно. Но если бы еще год… Перед уходом Хирузена нужно, чтобы именно он признал унию и унес это решение вместе с собой, поставив преемника перед фактом наличия союза.

— Это слишком опасно, Мадока-сама! Шиноби могут воспринять это как поражение.

— Какое еще к демонам поражение?! Они заключили союз с Ото во время этой войны! — яростно рыкнул Каго. — И даже если это станет поражением, то поражением не Страны Огня, а Страны Звука. Орочимару умен, но он не правитель. Он думает как шиноби и живет так же, пусть считает себя хоть восемь раз богом и пророком! Он рассчитывает объединить земли своей страны и соседних государств, думая, что во главе них будет Страна Звука. Наивный парень. Страна Огня — одна из Великих Держав. Какой-то мелочи не сравниться с ней, даже если у этой мелочи есть единственные источники железа, стали, алюминия, удобрений и горючего газа. Уния просто присоединит к Стране Огня несколько стран без лишней крови, их экономики просто будут поглощены экономикой Страны Огня.

Слова Мадоки Каго невольно вызвали у меня усмешку. В чем-то он был без сомнения прав, но в чем-то и ошибался. И его заблуждения были мне полезны. Естественно, интеграция таких незначительных государств, как Страна Звука и Страна Гор, с великой державой уровня Страны Огня просто не может быть равной. Но всегда есть тонкости. Конечно, пока все шито белыми нитками, но в идеале моя теократическая уния должна быть с Папой Римским на престоле в самом Риме, а не под контролем французского короля в Авиньоне. Если задуманное удастся, то мы еще посмотрим, кто кого поглотит.

— Хирузен удивил меня своим предупреждением об уходе, — немного успокоившись, продолжил говорить Каго. — Что за вожжа под хвост ему угодила?

— Думаю, он планирует принять перемирие с Ивой при первой же возможности, — негромко произнес доселе молчавший советник, я его узнал, это был один из немногих старых самураев на службе дайме Страны Огня. — Я слышал, что в последнее время много детей начали получать ранг джонина. И, похоже, они участвуют в боях все чаще. У Сарутоби-доно нет иного выхода, кроме как принять перемирие. Я знал его… Еще в Первую мировую. Он из тех, кто уже сейчас был бы готов уступить противнику, чтобы сохранить жизни соратников. Это для него важнее мести за павших.

Гм, не думал, что этот старик знаком с сенсеем. Но он прав. И сейчас у Хирузена моими усилиями не осталось Шимуры, который бы ратовал за продолжение войны.

— Никогда не сомневался в этом дурне, — сухо рассмеялся дайме в ответ на слова советника. — Что за шиноби, который так печется о жизни, что забывает о самом ее смысле? Наверное, и к лучшему, что он уходит. Еще несколько лет с Хирузеном, и Коноха бы вообще разучилась выполнять задания. Лишь бы преемник не был таким же. Кстати, а кого он может нам предложить? Джирайю?

— Я не думаю, что Жабий мудрец согласится на это, — размеренно ответил все тот же самурай. — И не думаю, что деревня будет рада такому преемнику. Джирайя не напрасно известен, как Безумие Деревни.

А этот старикан хорошо осведомлен о делах в Конохе. Я уж начинаю сомневаться, что он и в самом деле самурай. Шиноби, лично преданный дайме?

— Тогда кто? — нетерпеливо спросил Каго. — Орочимару был бы отличным вариантом, но не в этой жизни теперь. Цунаде? Даже не смешно!

— Принцесса слизней могла бы стать Хокаге, хотя все еще воспитывает первенца, — не согласился с дайме советник. — Она внучка Первого, внучатая племянница Второго и ученица Третьего. Чтобы стать Четвертым Хокаге, у нее больше всего шансов. Однако она смогла рассориться со всем Советом Конохи, а их голос может быть учтен при выборе преемника.

— Значит, не у меня одного проблемы с наследниками, — невесело рассмеялся дайме. — Кто тогда есть в Конохе еще? Гм… Я помню имена Фугаку Учиха, Сакумо Хатаке и Хиаши Хьюга, наверное, они сильны.

— Злоглазый Фугаку — способный шиноби. Странно, но он известнее за пределами Страны Огня, чем в самой Конохе. В Иве вздрагивают при одном упоминании его имени, но для Листа он просто Учиха и капитан военной полиции. Вряд ли Сарутоби-доно сочтет его приемлемым преемником.

— Учиха же один из кланов-основателей, — недоуменно и с любопытством произнес дайме. — Неужели им все еще припоминают Мадару?

— И его, и внутреннюю войну после Первой мировой. Как говорят, над ними довлеет Проклятие Ненависти. Но даже если забыть об этом, то Фугаку — капитан полиции. Если он станет Хокаге, то это может вызвать конфликт между полицией и Анбу.

— А что с остальными?

— Белый Клык — гениальный шиноби. Пожалуй, он один может сравниться с Орочимару по количеству созданных базовых техник, которые сейчас применяются при обучении в Академии Конохи. Многие считают его столь же одаренным во всех искусствах ниндзя, как и самого Третьего Хокаге. Гм… Он мог бы стать Четвертым. Если бы был учеником кого-то из Хокаге, то я бы с уверенностью сказал, что именно он им и станет.

— Преемственность, да, — понимающе произнес Дайме. — Понимаю. Нужно будет узнать о нем больше. Хотя мне сообщали, что он едва не провалил важную миссию, нарушив правила шиноби. Потом разберусь с этим. А что касается Хиаши Хьюга, то он тоже не ученик никого из Хокаге, не так ли?

— Да, именно так. Из претендентов следует вспомнить именно учеников и тех, кто с ними связан. Утатане Кохару и Митокадо Хомура, возможно, но… не в первую очередь. Они входят в Совет, и принятые Хирузеном решения, которые заставляют его покинуть пост, влияют и на них. Данзо и его ученики убиты Орочимару. Про Джирайю, Цунаде и самого Орочимару уже сказано. У Митокадо в живых остался лишь Хаяте Абураме, он так же долгое время обучался у Орочимару. И, насколько я знаю, он отошел от ремесла, занявшись клановыми техниками.

— Оно и к счастью, — заметил дайме. — Абураме жутковаты.

— Среди учеников Утатане один погиб, вторая стала домохозяйкой. Остался лишь Като Дан. Он прославился благодаря своим техникам во время Второй войны, но о нем мало слышно во время Третьей. Думаю, он теперь часть Анбу. Поэтому я не могу ничего сказать о нем.

Даже про Като вспомнили. Я сам не уверен, что ему суждено стать Хокаге, после того как Хирузен определил Дана в Корень. Не знаю уж подробностей, но, похоже, тот несостоявшийся воздыхатель Цунаде, которого я когда-то знал, сильно изменился после того, как побывал одной ногой в могиле. Вряд ли сенсей одобрит такого Хокаге.

— Из иных кандидатов остаются ученики Легендарной Троицы. Харуно Кизаши, Учиха Микото — оставшиеся в живых ученики Орочимару. Намикадзе Минато, Акимичи Шиджеру и Казамацури Тору — ученики Джирайи. Цучигумо Кагура, Узумаки Кушина и Хан Фумайо — Цунаде. Из всех них что-то из себя представляют лишь Кизаши, Микото, Минато и Кушина, остальные пока не успели прославиться. Да и те, кого я озвучил, слишком молоды.

— Узумаки — это же джинчурики? — вмешался в разговор удивленный голос одного из советников. — Я не помню, чтобы хоть одного из таких делали Каге. Кажется, они опасны?

— Да, она джинчурики. И также она Узумаки, весь ее клан сейчас в Отогакуре под крылом Орочимару. Так что, хотя девочка смогла во многом преуспеть в этой Великой войне, вряд ли это поможет ей стать Хокаге. Она едва не захватила одного из джинчурики Ивагакуре, убила джинчурики Санби Киригакуре. Многие сильные шиноби пали от ее руки, но в Конохе помнят ее поражение Орочимару, высвободившегося при этом биджу, попадание в плен к Ото и наличие там родственников, из-за чего испытывают к ней настороженность. И она еще слишком юна.

— Орочимару, Орочимару и снова Орочимару, — со вздохом произнес дайме. — Все, кто с ним связаны, не могут стать Хокаге, значит, и его ученики тоже. Остается Минато?

— Намикадзе силен, один из самых проворных шиноби, он превзошел в битве Четвертого Райкаге. Но все же он излишне молод. Возможно, будь на его счету подвиги, сравнимые с таковыми у Кушины, то он мог бы претендовать на пост Хокаге. Это лето покажет. Если ему предоставят шанс для подвига, значит, Хирузен решил продвигать именно его. Но по ученикам Орочимару тоже нет ясности. Общеизвестно, что они не питают любви к своему учителю и обладают большими талантами. Учиха Микото — ее вы должны помнить — экзамен на чунина и два дракона.

— Да, помню, — оживившись, подтвердил Каго. — Два смерча на арене вызвали большой переполох. Кажется, это тайдзюцу высших рангов. Она и ее противник смогли использовать технику в столь юном возрасте, это меня поразило.

— Да, ее противник в том бою тоже считался гением, но погиб в этом месяце. Сама Микото в войне не участвует, растит сына и берет лишь внутренние задания. Но она несомненно не утратила былых сил. Есть слухи, что она достигла второй активации Шичи Тенкохо, а это уже делает ее гением тайдзюцу, ее клановое додзюцу достигло третьей эволюции. По всем параметрам, думаю, ее можно считать гением, сравнимым по потенциалу с Хатаке Сакумо и Сарутоби Хирузеном.

— Но она Учиха и все же ученица Орочимару, — заметил дайме.

— Ненавидящая своего учителя и отстранившаяся от клана Учиха, — поправил феодала советник. — Это может повлиять на решение. Большим препятствием является ее малая активность в войне. Сейчас, когда ее сын уже подрос, а Коноха несет потери, это перестает находить понимание у остальных шиноби.

— А что насчет последнего? Этого Харуно. Я его не помню совсем.

— Это выдающийся ирьенин, который точно достиг второй активации Шичи Тенкохо, в этой войне он всегда оставался на вторых ролях, но многие отмечают его стратегическое мышление. Он командует полевыми ирьенинами и делает это успешно. Не будь его, Коноха могла бы понести гораздо большие потери. На его счету многие спасенные жизни, начиная от того же Като Дана и закачивая Хатаке Сакумо. Однако он предпочитает оставаться в тени Цунаде, не знаю, насколько велики его шансы стать Хокаге.

Слушая разговор дайме со своими советниками, я невольно улыбался. Приятно, однако, когда твои ученики становятся великими, их имена вспоминают и произносят с трепетом. Тешит самолюбие, прямо скажем. Еще бы Айрон остался жив. И Наваки с Рокуро. Если подумать, то из слов этого самурая выходит так, что многие из тех, кто мне в сыновья годится, не дожили до этих дней. Слишком многие.

Многие были моложе Сары и ушли незаметно, словно так и должно быть. В устах дайме и его советников, их жизни словно не стоят ничего. Были такие шиноби, и их не стало. Печально, что утрачен ресурс, но это шиноби, для того они и живут, чтобы умирать за других.

Это даже правильно в чем-то, такова судьба воинов, и теперь их ждет новая жизнь и новый рок. Но все же они положили свои жизни, свои мечты, счастье и боль на алтарь чужой победы, отдали всех себя, чтобы дайме достигли своих целей, чтобы их страна процветала. Местные жители считают это нормальным, и феодалы, и многие шиноби. Но некоторые из ниндзя уже начинают понимать, что в нынешнем мире старые отношения не всегда правильно воспринимаются. А я их вообще никогда не понимал.

Вдохнув свежий ночной воздух, наполненный сладким ароматом цветущих глициний, я запрокинул голову и посмотрел в темные небеса, усеянные мириадами звезд. Те, кто принес себя в жертву своим и чужим идеалам, достойны хотя бы памяти тех, за кого они умирали.

Эта ночь обещала быть тихой, как и многие другие. Уже погас свет в Тройном кабинете, и больше не были слышны голоса советников в залах дворца. Были слышны только редкие переговоры гвардии, когда ночь внезапно озарили первые языки пламени, а тишина была разрушена пронзительным, полным боли и страдания криком, переходящим в визг.

Я заметил лижущие деревянные балки языки огня одним из первых. Тяга воздуха быстро раздувала огонь, чада дыма почти не было. Когда моя техника заставила воды пруда взметнуться вверх и обрушиться на объятые пламенем постройки обильной моросью, крики уже не были слышны. Огонь сопротивлялся очень долго. Даже с учетом того, что шиноби старались тушить его максимально осторожно, чтобы разлетающиеся угли не упали на соседние здания, это было странно. Я попытался было в общей суматохе незаметно использовать технику Катона и просто сдернуть пламя с дерева, но, к моему удивлению, и это не удалось. И перекрыв доступ кислорода, тоже не смог добиться успеха в тушении.

Несмотря на все усилия шиноби, огонь потух только спустя долгие десять минут яростного сопротивления воде и песку. Продираясь сквозь обвалившиеся балки, мы смогли пройти к покоям, где почивал дайме с наложницей, но это было уже бесполезно.

Здесь лежали лишь обгоревшие тела шиноби, пытавшиеся было вытащить правителя из огня. Личная охрана дайме тоже не преуспела в его защите. На углях кровати можно было обнаружить останки наложницы, чьи крики долго разрезали ночь перед смертью. Обугленные руки были скрючены, некогда прекрасная женщина пыталась сама выбраться из пламени, но лишь бессильно ломала ногти о заклинившую дверь. В ее руках неестественно чистой казалась спица для волос, кандзаси с оплавленным, вскипевшим шариком янтаря на конце. Ею она словно пыталась открыть неподдающуюся створку.

Тело дайме тоже было здесь. Его нашли на полу в скрюченной позе и рядом оброненную масляную лампу.

На следующее утро было объявлено, что владыку Страны Огня настигла старость. Сердечный удар застал его посередь дня. В попытке позвать помощь он обронил лампу, из-за чего и начался пожар. Но подробности произошедшего выясняли еще долго.