В тени Рюджина

Эпилог. Храм Масок

17 февраля 50 года от начала Эпохи Какурезато

Не могу сказать, как долго я уже нахожусь здесь. Нет ничего, по чему можно было бы отслеживать время. Да и сознание сейчас не способно на это. Состояние чем-то напоминает то безвременье, между смертью в том мире и осознанием себя в этом. Тьма, гнетущее, наполненное то ли замкнутым самим с собой сознанием, то ли окружающей пустотой звуками безмолвье, зыбкая связь с самим собой и с окружением, а вокруг лишь бесконечная бездна небытия. Единственное отличие — я в пустоте не один. Надо мной почти неподвижно в темноте высились уродливые фигуры демонов. Костлявые, распухшие словно утопленники, неестественно вытянутые — они были разными. У всех по-разному горели глаза, были разные оскалы хищных пастей, разные рога торчали из голов. И настроены они были ко мне, похоже, по-разному тоже.

Мне не нравилось, что эти фигуры все еще маячат надо мной. Я призвал их, чтобы они растерзали Исшики, но после этого уходить они не собирались. Ждут платы? Призыв демонов без использования специальной маски всегда заканчивается фатально для призывателя. Интересно, а были ли до меня такие уникумы, которые догадались призвать сразу несколько демонов? Что происходит в этом случае? У меня есть уникальная возможность это узнать, однако пока я стараюсь отсрочить момент истины. Чакра в умирающем теле практически остановилась, но мне пока удается поддерживать технику Призыва. Есть ли в этом смысл? Не знаю. Это тело неумолимо умирало, и помочь себе я был не в состоянии. Система циркуляции чакры получила слишком серьезный урон, исцелить ее самостоятельно у меня не выйдет. Однако сдаваться пока я не собирался.

Нависающие над головой монстры с горящими глазами заставляли невольно тянуть время.

Не всех из них я узнавал, но вот Хашихиме стоит прямо надо мной. По ее бледному лицу катятся капельки слез, подобные шарикам ртути. Рядом в темном сумраке этого измерения терялись очертания гигантского чьего-то змееподобного тела. И тут же из пустоты выглядывала огромная демоническая морда и нависала неподалеку от меня, сияя блюдцами багряных глаз. Судя по схожести этих самых глаз с Кецурьюганом — это Оэчиноками. А эта аморфная туча, значит, Умибодзу. А коренастого, широкоплечего демона возле Хашихиме я не не знал. Однако у меня возникало ощущение, что они стоят ближе ко мне, словно отталкивая в сторону часть других демонов.

Это странная мысль, но духовное давление, сакки демонов, если это можно так назвать, было настолько плотным, что можно было физически ощущать напряжение среди них. Сомнений в этом не было. Если здесь собрались разные группировки, и они уже начинают делить добычу, то это даже забавно. Забавно, что я здесь в роли добычи. Я отвык от подобных ситуаций и чувств, с ними связанных, но за последнее время мне пришлось их вспомнить сначала с Исшики, а теперь и здесь. Похоже, спасаясь от Ооцуцуки с помощью демонов, я нырнул из огня да в полымя.

Так или иначе, долго затишье продолжаться не может. Призыв демонов отличается от обычной техники призыва с жертвенной кровью и контрактом. Пока дзюцу связывает меня и призванных, я в относительной безопасности. Но стоит ему прерваться, и все преграды на пути демонов исчезнут. Похоже, все именно так и есть. А раз последние крохи чакры у меня на исходе, значит, на исходе и мое время. За время, пока я лежу тут, пронзаемый горящими и хищными взорами потусторонних существ, в повисшем и замкнувшемся терминальном состоянии биологических систем организма и сознания, мне в терзаемую собственным разумом голову пришли идеи, как из текущего положения попытаться выйти.

Один раз уже погибнув, я испытывал знакомые ощущения помутнения сознания и заторможенности, в котором соображать просто не получается. Состояние шока и близкой агонии — организм уже почти мертв и цепляется за свое существование на последних резервах, системы и органы выходят из строя. Честно говоря, сейчас я уже не должен иметь способность хоть как-то воспринимать реальность. Однако погибает лишь тело. Носитель моего сознания. И пусть я не могу перенести его в другой носитель, но что если я смогу вырваться из оков физического организма?

Техника Като Дана или Тобирамы? Они слишком тесно связаны с телом. Нет, нужно более простое и вместе с тем сложное решение.

Если нужно избавиться от оков организма, то нужно дать ему погибнуть хотя бы на время.

Проблема в том, что я не уверен, удастся ли при этом совершить задуманное. Теоретически я понимаю, что нужно сделать и как действовать. Но получится ли на практике? Попытка лишь одна. Так или иначе, время на исходе, а мне ничего иного в голову не пришло. Скоро волей-неволей придется воплощать идею в жизнь. Не лучше ли это делать, оставив себе хоть шанс и сохранив чакру?

— Хватит рыдать, Хашихиме, — посмотрев вверх и увидев, как тают в нескольких сантиметрах от моего лица ртутные капельки слез киджо, слабо прохрипел я, выдавив из себя усмешку. — Ты уже большая девочка.

Если что-то пойдет не так, и я вовсе покину сей мир, то хотя бы попытаюсь сделать это не совсем уж уныло. Конечно, смерть никогда не бывает красивой, но покрасоваться напоследок это мне не помешает.

Через миг сознание накрыла тьма. Душа не имеет глаз и прочих органов чувств, покидая тело, привычное видение окружающей действительности остается позади. Весь материальный мир уже не имеет власти над душой. Остается только неумолимая бездна рока, тянущая вперед. И даже полный духовных сущностей потусторонний мир шиноби на самом деле более материальный, чем может показаться. Все жители в нем имеют тела, пусть и духовные. И у меня такое тоже должно быть, нужно только вытянуть, вырвать его из тела обыкновенного.

Это оказалось задачей нетривиальной. Наверное, обычным людям этого мира было проще, но я не сразу смог ухватиться за ту проекцию тела, за рэй, как это называю я, или тамаши, если говорить терминами местных аборигенов. С моим устройством души и сознания все было сложнее. И когда перед глазами вновь начали проявляться картины загробного мира, а я все же смог ухватиться и удержать зыбкое пограничное состояние духовного существования, то мое тело на вырванных каменных осколках из измерения Исшики уже замерло и перестало биться в агонии. Но, кроме этого, произошли и иные изменения.

Призрачное пространство вокруг меня сотрясалось от ударов духовной энергии. Подобно оглушающему грохоту, отголоски схватки обрушились на меня. Это было уже не просто проявление сакки, это были полноценные техники, в которых я с ходу не мог ничего понять. В этом мире вообще сложно ориентироваться, здесь не привычное трехмерное пространство, здесь все иначе. Кто на кого напал, кто с кем сражался — ответить не могу. Но было понятно, что демоны сцепились с демонами. Их тела деформировались, атакуя и принимая урон. Из них изливалась энергия, формируя причудливые структуры, впивающиеся в противников или разрушающие чужую энергию. Диковинное сражение поражало и сбивало с толку, как и само бытие в новой форме. И поэтому я не сразу заметил, что возле моего застывшего физического тела крутится едва видимая сущность, постепенно вливающаяся в него.

Еще кто-то решил, что я могу послужить сосудом для чужой души? Как же вы меня за эти пару дней достали!

Порыв исторгнутой мной духовной энергии смел липнущую к моему физическому телу сущность, унеся ее в пустоту, где она быстро растаяла за выворачивающими восприятие изломами мерностей пространства.

Ну, кажется, теперь я не совсем беззащитен.

Затылком почувствовав угрозу сзади, рефлекторно отшагнул в сторону и подставил под возможный удар Кусанаги, не сразу сообразив, что меча у меня с собой нет. Осознав ошибку, уже собирался просто отступить, полностью уйдя от возможной атаки, но, к своему удивлению, услышал позади звон металла и скрежет соскальзывающего по пламенеющему мечу вражеского клинка. Волна сакки и быстрое движение ног — я оказываюсь за спиной парализованного намерением убийства противника. Но техника Сацуи но Яйба сработала не так эффективно — синекожая фигура в белом кимоно и с коротким танто в руках растаяла, ускользнув от широкого режущего удара.

Я попытался использовать все свои приемы, в которых задействовались чистые духовные атаки, но они против Шинигами оказались не особо эффективны. Печально. Что еще я могу сейчас применить?

Ответ на этот вопрос был дан почти в то же мгновение, когда пространство вокруг начало изменяться. Угроза ощущалась сразу со всех сторон. Боль, сначала слабая, но со временем все нарастающая, начала пронзать тело, вгрызаясь в сознание. Перед глазами выросли заросли колючих, сухих кустарников, на длинных колючках которых болтались гниющие ошметки кожи, жира и мяса. Они были словно содраны с людей хищными растениями, которые сжимали вокруг меня кольцо, подобно змеям.

Гендзюцу. Точнее, формирование некоего подобия реальности в этом нематериальном мире с помощью своей духовной энергии, но по сути это похоже на гендзюцу. Привычное движение свободной от меча руки для формирования ручной печати — гниющий сад начал тонуть в потоке размывающей его тьмы. Прикосновение ногтем к острейшей кромке лезвия рождает тонкий, на грани слышимости, металлический звук — новая иллюзия разрушила остатки колючих зарослей, разбив на осколки, словно отражение в зеркале.

Сражения демонов в их родной стихии — они имели свою специфику. Попытки расчленить духовное тело, поглотить энергию, из которого оно состоит, погрузить сознание в иллюзию, которая наносила реальный ущерб для нематериальных сущностей, разрушающие волны сакки. К этому нужно было привыкнуть, чего мне сделать не дали. Я был подобен слепому щенку в окружении стаи гиен. Сам мир был непривычен, я не мог ориентироваться в нем.

Да, проклятье, я даже сбежать не мог!

Неумело пытаясь отбивать атаки демонов, я пропустил несколько ударов. И без того неважное состояние ухудшилось. Потоки гендзюцу, болезненные уколы чужим сознанием, стремящиеся уничтожить саму мою суть. Очередной выпад Шинигами заставил раздраженно оскалиться.

— Да вы бесите!

Демоны из недоделанного загробного мира, чтоб вас! Бог смерти! Да вы даже не знаете, что такое настоящая смерть!!!

Волна неудержимого сакки рванула от меня в стороны, но быстро словно забуксовала, начав обрушиваться сама в себя, уничтожая, пожирая само пространство духовного мира. Из формирующегося вокруг меня водоворота дышало так хорошо знакомое небытие. Формирующиеся образы чужих иллюзий начали рассыпаться, сталкиваясь раскручивающимся темным водоворотом вокруг меня. Он заставил отступить демонов, становясь разрывом в пространстве загробного мира. Из воронки словно выглядывала пустота, ничто. Его сложно описать, сложно осознать, не ощутив всем своим естеством и не принеся с собой частичку этой неумолимой роковой силы.

Почувствуйте, что значит смерть!

Они этого делать не пожелали. Сумрак этого ненормального измерения начал поглощать одного за другим демонов, их горящие глаза растворялись в пространстве, белые одежды сливались с ним. Остались лишь зеркально блестящие блюдца глаз Хашихиме да сияющие багрянцем очи Оэчиноками и еще одного демона. Я не был уверен, что прочие отступили надолго, поэтому еще некоторое время поддерживал напор духовного давления, наполненного воспоминанием о своем небытии. Но никто более не торопился атаковать, а я оказался более серьезно вымотан, чем думал изначально.

Пришлось успокоиться и осторожно подавить выплеснутые эмоции, внимательно следя за маячившими неподалеку фигурами.

Хашихиме — ее отношение ко мне давно было странным. И сейчас хоть я и не могу судить об этом с уверенностью, но она и еще несколько демонов как будто защищали меня. Без их поддержки, сомневаюсь, что прочая загробная братия отступила бы так легко. И то, что они не торопятся уходить — тоже о чем-то говорит. О чем вот только?

Странно это.

Наверное, с минуту простояв, просто обмениваясь взглядами с Хашихиме и прочими оставшимися демонами, я так и не понял, чего они ждут или чего хотят. По исковерканным лицам сложно что-то понять. Их эмоции вообще невозможно считать. Что скрывается за этими зеркально блестящими блюдцами глаз — поди разбери.

Не дождавшись никаких намеков или реакций, я осторожно, не сводя взгляда с демонов, шагнул в сторону, ко все еще распластанному на камнях своему телу. Нужно было оценить степень полученного урона и возможности его исцеления.

Первый осмотр не принес никаких хороших новостей. Досталось мне, конечно, крепко. Рваные раны по телу, открытые переломы, грудная клетка — вообще без слез не взглянешь, все кости в стороны и сквозь кожу торчат. Височные кости вмяты. Когда только успел схлопотать по черепушке?

Печальное зрелище. Системы и органы не функционировали. Отдельные ткани все еще можно считать живыми, но без питания они недолго протянут. Не уверен, что в этом месте могут начаться процессы гниения даже при наличии внутренней микрофлоры, но если оставить все, как есть, то неминуемы автолитические процессы, гидролиз клеток и тканей под действием собственных ферментов. Нужно хотя бы создать условия искусственного поддержания их жизнедеятельности. Что-то вроде условий в печати, в которой хранится тело Хакуджа Сеннина.

В ней с помощью чакры и природной энергии в организме Змеи-Мудреца поддерживались прижизненные биохимические процессы, в которых микроэлементы, органика, кислород и прочие необходимые вещества заменялись чакрой, а сам организм Хакуджа сохранялся в неизменном состоянии. Этот процесс можно попытаться обратить вспять. Если раньше я питал Белого Змея в печати и получал от него бонусы в виде улучшения качества энергии, то теперь можно заставить уже мой собственный организм питаться запечатанной в нем змеей.

Пока я не знаю, во что вляпался и как мне из новой передряги выбраться, поэтому лучше сохранить все, что у меня при себе есть. Пригодится. Тем более не зря же к моему телу такая нездоровая тяга. Даже здесь к нему успела присосаться какая-то сущность, пока я приходил в себя. Кстати, надеюсь, ничего там внутри не сломалось.

Так. Интересно… Что-то странное. При прикосновении к поврежденным меридианам очага чакры моя призрачная рука словно проваливается куда-то. Именно здесь к моим бренным останкам присосался тот непонятный паразит. Что за ерунда?

Здесь таится слишком много опасных существ с самыми разными способностями. Я даже представить не могу, что могла сделать та сущность. Но… моей руки словно касается нечто знакомое. Ветерок? Живая природная энергия! Неужели…

Я всем своим призрачным телом устремился к этой аномалии в останках своего материального организма. В нем появилась словно узенькая щель, из которой сквозила знакомая энергия. Если та тварь смогла как-то пробиться через меня в мир живых, то это мой шанс! Нужно только…

Проклятье! Почему так узко?! Я ведь был уже почти там. Энергия просачивалась слишком неохотно, но я мог уцепиться за что-то. Горячие, осязаемые узелки, связывающие тот мир и этот. Проклятье! Я… уже… почти… здесь!!!

Я почти услышал треск, с которым оборвались эти тонкие нити с узелками, за которые отчаянно цеплялся. И захлопнувшаяся щель, созданная одним из местных жителей, отшвырнула меня назад. Поток природной энергии оборвался. А я остался все так же один на один с собственным трупом и несколькими демонами.

Гадство.

Подперев голову кулаком, в одном из помещений храма в Отогакуре юная девушка с огненно-рыжими волосами и в одежде мико перебирала свободной рукой россыпь деревянных маленьких табличек перед собой. На каждой из них с одной стороны был разного качества рисунок лисы, с другой — несколько строк либо старой записью, либо новой. Эма, таблички-подношения с прошениями и благодарностями ками, были давней традицией. Изначально на них ритуально изображались жертвы, приносимые богам, но с приходом Рюджина, рисунок зверей стал неким абстрактным символом, имеющим цель обозначить суть прошения и того, кому оно должно предназначаться.

И в последнее время лиса на эма означала просьбы помощи в любви.

— Просто признайся ей, идиот! — после прочтения мико очередного пожелания, раздалось в комнате раздраженное восклицание, а деревяшка с силой была брошена в корзину к прочим эма. — Скучно! Они все тупицы. Малолетние придурки. Если любишь — действуй и побеждай, или прими поражение. Зачем страдать самому и заставлять страдать меня?!

— Ты же знаешь, Курама, ты можешь просто отказаться от этой работы, — кинув взгляд на Кьюби поверх книги в руках, напомнила Мататаби.

— Для этого нужно будет признать свою неправоту с Кушиной, — сложив руки на груди, гордо ответил девятихвостый биджу. — А это, вообще-то, было простым следованием советам Орочимару. Самые потаенные желания Кушины исполнены. И попутно у Орочимару появилась влюбленная в него красотка.

— У людей это считается не очень-то правильным, — неуверенно заметила Мататаби. — Да и ты это понимаешь, раз сбегал от Орочимару, когда он обо всем узнал.

— Потому что они все тупицы, — ответ Курамы был бескомпромиссным. — И именно это я очень хорошо понимаю, поэтому не искал тогда встречи с Орочимару.

— Значит, он тоже тупица? — задала провокационный вопрос Мататаби.

— И он тоже! — получила Ниби вспыльчивый ответ. — И старик Рикудо тоже был таким же. Все люди идиоты, просто потому что они люди! Иначе они не устраивали бы драм на пустом месте. Не совершали бы столько глупостей! И не пропадали бы внезапно!

— Орочимару еще не пропал, — строго напомнила Мататаби.

— Еще не пропал, ага.

— Если считаешь иначе, то почему сидишь здесь, перебирая идиотские, как ты говоришь, пожелания людей?

— Это просьба Орочимару, и я ее выполню, — был дан упрямый ответ. — Я делаю это по своей доброй воле, а не по принуждению.

— Ох, ну, конечно, — не стала спорить Мататаби, вновь возвращаясь к чтению.

Взгляд Курамы ожог Ниби, но той это было совершенно безразлично. И Кьюби пришлось вновь возвращаться к чтению табличек. Это и в самом деле была просьба Орочимару. Или, правильнее сказать, наказание для Курамы за то, что произошло между Орочимару и Кушиной. Как сказал Рюсей, если уж Девятихвостому так нравится лезть в личные дела людей, и он не считает себя виноватым, то его нужно вознаградить — дать возможность сводить пары на постоянной основе.

Возможно, Курама с радостью бы избавился от этой повинности сейчас, но Орочимару и в самом деле не совсем пропал.

— Мататаби, как ты можешь просто сидеть и читать книгу? — поняв, что уже минуту вертит очередную табличку в руках, спросил Курама и выронил из пальцев деревяшку на стол.

— Это лучшее, что я могу сейчас сделать, — ответила Ниби, перелистнув страничку. — Ждать, пока не понадобится моя помощь, и не мешать.

— Проклятье! Мы биджу! Мы должны суметь что-то сделать! — гневно воскликнул Кьюби, ударив изящным кулачком по столу и вскочив со стула.

— Не все проблемы можно решить силой и чакрой, — вздохнув, сказала Ниби, — иначе тебе не приходилось бы сидеть с этими табличками сутки напролет.

— Зачем тогда вообще нужна эта чакра? — с досадой задал риторический вопрос биджу. — Может, если мы попытаемся очистить свою чакру, то сможем помочь Орочимару? Как это делают джинчурики в Кумогакуре. Ты ведь знаешь, как они это делают.

— Очищает чакру джинчурики, а не биджу, — захлопнув книгу, ответила Ниби задумчиво. — Чтобы научиться этому, нам придется победить самих себя. Победить то, что кроется за нашими масками. Я пока не готова к этому. И ты, раз не в силах понять сути своей ошибки с Кушиной, тоже. Мы прокляты еще до рождения.

Курама без сил рухнул обратно на сидение и опустил на стол руки. Уставившись на свои ладони, биджу скривил губы. Эти тонкие кисти с перламутровыми ногтями, лощеные, благодаря усилиям мико, которым нравилось ухаживать за Кьюби — в них не видно никакой силы. Данное Орочимару тело выглядело слабым, и это всегда возмущало Кураму. А сейчас он начинал понимать, что слаб и он сам. Что толку в океане чакры, если он не поможет победить собственную слабость?

— Глаза Рикудо-сама, наверное, могли бы помочь Орочимару, — внезапно добавила Мататаби.

— Глаза старика? — брови на милом личике Курамы невольно взмыли вверх. — А что у него было с глазами?

— Ты не помнишь? — удивилась Ниби, но потом и сама нахмурилась, поняв, что и ее память не полна. — Хотя да, это было так давно. Я помню, что с помощью глаз он нашел путь в Рьючидо. Может, и иные…

Не успев договорить, биджу резко встала, развернувшись в сторону выхода. Словно кошка, она замерла, сконцентрировав внимание на одной точке. Но на это Курама внимания не обратил, почувствовав чудовищный поток сакки. Источник негативных эмоций был настолько силен, что его мог почувствовать каждый. Это давление заставило Кьюби на миг замереть, подобно испуганному зверю, прижать уши к черепу и оскалиться.

Только спустя долгую секунду оба биджу, не сговариваясь, сорвались с места в сторону источника сакки. Курама просто выпрыгнул в окно, разбив деревянную раму. Третий этаж ерунда, собирающиеся расцветать кусты сливы — сбить потоком воздуха. Несколько прыжков — и Кьюби оказывается возле небольшого храма с символом клана Узумаки над входом.

И в тот же момент из того входа с воплем, пятясь назад, вывалился красноволосый парень. Попытался вывалиться, потому что неведомая сила начала оплетать его незримыми путами. Недолго думая, Курама бросил свое тело к Узумаки. Вырвать его из объятий пустоты оказалось непростой задачей. Схватив парня за воротник кимоно, Кьюби, к своему удивлению, услышал только треск ткани, а в его руке оказался лишь обрывок традиционных одеяний жреца.

Это вывело биджу из себя.

— Да ты знаешь, с кем имеешь дело?! — огласил сотрясающийся изнутри от неведомой силы храм свирепый вопль.

Вспыхнувшая аура вокруг Курамы была темно-алого цвета, злой огонь ударил по деревянному полу и стенам. Сухая древесина с треском брызнула белой щепой. Хрипящего уже к этому времени Узумаки охватило пламя чакры Кьюби, вырывая из объятий незримой силы и с силой отбрасывая в сторону.

Потеряв свою жертву, невидимые щупальца потянулись уже к самому биджу. В ярости топнув ногой по деревянным ступеням, ведущим к храму, Курама разнес их в щепки. Волна силы отшвырнула почти физически ощущаемую угрозу, полную ненависти и жажды убийства сущность обратно в здание.

— Курама! — окликнула подоспевшая Мататаби. — Барьер! Шисеки Йоджин!

Техники шиноби. Сложные и скучные! Но Ниби права. Отпрыгнув назад, Кьюби еще в полете сложил печать клонирования. На землю приземлились уже две рыжеволосые девушки, тут же разбежавшиеся в стороны. Еще несколько ручных печатей, заставляющих чакру в теле идти замысловатым путем и изливаться в мир уже рвущимся в небеса столбом алого света. Четыре световых столба взмыли в небеса почти одновременно, ало горящие стены меж ними замкнули барьер.

Замерев на месте, Курама с силой сжал ладони в печати. Прямо перед ним нечто невидимое продавило стену сантиметров на десять. Капелька пота скатилась по щеке Кьюби, когда барьер вернул свой первоначальный облик и его грани выровнялись.

Что бы ни пробудилось в сотрясаемом изнутри храме, но оно было очень сильно.

Поправив широкой кистью несколько неудачных мест, Кушина удовлетворенно полюбовалась делом своих рук. Кажется, получилось неплохо. Вдохнув полной грудью полный запахов красок на основе олифы и древесных смол воздух, Узумаки оглядела весь облагораживаемый объект.

Храм Масок в Конохе заметно обветшал. Со времен Мито за ним ухаживал только Орочимару. Похоже, что им были заменены некоторые прогнившие стропила и доски кровли. Но и это было уже давно, а с тех пор храм новее не становился. Кушина помнила, что еще в ее детстве это мрачное здание на лесистой окраине деревни было покрыто облупившейся краской, сквозь которую проглядывало посеревшее от времени дерево. Тогда она побаивалась сюда приходить, да и потом к этому не стремилась. Но недавно в Коноху явилась Узумаки Акичи.

Глава клана оставить храм в непотребном виде не могла, и к восстановлению были привлечены все доступные для этого ресурсы, которые можно было мобилизовать на реставрацию семейной реликвии. Все Узумаки, иными словами, и Кушина не стала исключением. Территорию вокруг облагородили: вымели все вымощенные участки, выкосили старую сухую траву и выкорчевали начавшие прорастать сквозь щели в камнях деревца. Старую краску с самого здания частично содрали, частично спалили. Заодно огнем же обновили посеревшее дерево. Денек ушел на очистку и штукатурку, потом сутки приводили в порядок внутреннее убранство, и вот сегодня пришел черед покраски наружных стен и крыши.

— Как новенький! — радостно воскликнула Кушина. — Даже лучше святилища Нака Учиха.

Столбы ворот, перила и каркас ярко сияли красным охристым цветом на фоне оштукатуренных и окрашенных известью белых стен. Инага и Ояма заканчивали покрывать крышу замешанной с соком лакового дерева олифой, тщательно пропитывая каждый желобок на досках, по которым должен был стекать дождь. На восстановление здания не жалели денег, поэтому на краску не скупились, покрыв лаком почти весь храм. Снова заниматься покраской через пару лет ни у кого желания не было.

— Если бы кое-кто хоть немного ухаживал за клановой собственностью все эти годы, то зал и так выглядел бы отлично, — с упреком сказала Акичи, которая стояла рядом с Кушиной, контролируя весь процесс ремонта. — Уверена, что если бы из Учиха в Конохе остался бы лишь один ребенок — и то их святилище Нака было бы в более хорошем состоянии, чем этот храм Масок. Вот в чем с них нужно брать пример, а не в распутности.

— Кто тут распутный?! — возмутилась Кушина.

— Думаешь, я не вижу твоего живота? — посмотрела на джинчурики с жалостью глава клана. — Кстати, даже до меня уже дошли слухи о твоей подруге, о Микото. Говорят, она в обмен на интимную связь с тенгу получила невиданное могущество и мастерство в искусстве шиноби, но за это понесла двух детей от демонов же.

— Ну, это вообще полный бред, знаешь ли, — надувшись, высказалась Кушина, которая тоже эти россказни слышала. — Эти идиоты! Сколько их не лупи, все равно никак не научатся, что о моих друзьях так говорить нельзя!

Хотя, если подумать, то этот слух еще не так уж плох, на фоне прочих. И, как выяснилось, он даже не далек от истины, если заменить в рассказах тенгу на Орочи…

— Люди всегда жаждут власти, а сила и знание — это и есть путь к ней, — неприязненно заметила Акичи. — Но лень часто больше этой жажды, поэтому они охотно верят в подобную ерунду. Переспи с тенгу — станешь мастером ниндзюцу и тайдзюцу. Или медитируй десять лет, и с просветлением придет грамотность, да ведь?

— Ну, ты и вспомнила, знаешь ли, — пристыженно отвела взгляд Кушина, которая когда-то, не в силах освоить иероглифику, мечтала получить грамотность от высших сил путем медитаций, как один сеннин из легенд.

— Я во всякую ерунду про тенгу не верю, — не обратила внимания на невнятный лепет Кушины Акичи, — но я знаю, что там, — старшая Узумаки указала на храм, — есть несколько масок, которые могут дать силу. А за гранью есть еще тысячи и тысячи существ с самыми разными способностями. Но со всеми ними заигрывать очень опасно. А тебе и вовсе ни к чему — у тебя и так есть демон.

— Ты к чему это вообще? — не поняла Кушина.

— Да к тому, что не плоди полудемонов всяких, балда! — отвесив подзатыльник девушке, яростно воскликнула Акичи.

— Ай! Ты чокнулась, что ль?! — схватившись за голову, завопила Кушина больше от возмущения и неожиданности, чем от боли. — Сама же говоришь, что эти слухи ерунда!

— Может, и так, — легко согласилась Акичи, — но о банальной нравственности забывать нельзя. Тем более ты Узумаки, а не Учиха. Ты совсем забыла о наших правилах, оставшись одна в Конохе.

— Я бы с радостью этого не делала, будь моя воля, знаешь ли, — обиженно ответила Кушина.

— Что не делала? Блуду бы не предавалась?

— И это тоже! — запальчиво сказала Кушина. — Я бы хотела, чтобы все было красиво, и свадьба там, и кимоно белое, и чтоб церемония, а потом большую алую накидку — и я все, я жена. Но не получилось.

— Угу, не получилось.

— Да! И если бы ты только знала, что случилось! — гордо улыбнувшись, Кушина посмотрела на Акичи с превосходством, но тут же получила новую затрещину.

— Нашла, чем гордиться, — расстроенно покачала головой глава клана и собиралась сказать что-то еще, но замерла, только раскрыв рот.

— Я… — хотела было сказать хоть что-то в свою защиту Кушина, но была остановлена резким жестом Акичи, требующей замолчать.

Глава Узумаки наклонила голову в сторону храма, словно прислушиваясь к чему-то.

— Ты… слышишь стук, Кушина? — осторожно спросила Акичи спустя несколько секунд, ненавязчиво отступив на несколько шагов назад и увлекая за собой младшего члена клана.

— Стук? — не поняла девушка. — Это не доски на место ставят, что ли?

— Всем отойти от храма на сто метров! Немедля! — громко приказала Акичи.

Практически только что вернувшимися с войны шиноби отданный таким непререкаемым тоном приказ был выполнен почти мгновенно и без лишних вопросов. Инага даже обронил емкость с краской, олифа потекла густым потоком по доскам кровли.

— Тихо всем! — снова резко приказала Акичи, вслушиваясь в звуки вокруг храма.

Тихо шелестел ветер между распахнутых окон и дверей, громко ударялись о пол энгавы капли густой олифы с крыши. И редкий, едва слышимый стук раздавался из темного чрева храма. Теперь этот звук был отчетливым и ясно различимым. Странная реакция на него Акичи и детские страхи наслоились друг на друга, вызвав табун мурашек вдоль спины. И вместе с этим начало медленно появляться чувство необъяснимой угрозы, исходящей от храма. Ощущение негативных эмоций.

— Барьер!

Кушина создала технику Конго Фуса еще до приказа Акичи, лишь осознав угрозу, о которой предрекали ощущения, даруемые Курамой. Ее Цепи Чакры взмыли в воздух на секунду раньше прочих и первыми замкнули барьер вокруг храма. Тут же с ее цепями начали переплетаться чужие, упрочняя барьер, чтобы вскоре встретить мощный удар чего-то незримого.

— Дерьмо! — от души прокомментировала Акичи зазвеневшие звенья Цепей Чакры и начавшие трястись стены храма.

— Что происходит? — напряженно спросила Кушина, раздумывая, открывать путь к чакре Кьюби или пока повременить.

Храм уже весь трясло, а внутри него клубилась уж совсем неестественная тьма, из которой доносился частый стук дерева по дереву. Почему-то он напоминал стук сухих костей.

— Сейчас разберемся, — решительно ответила Акичи. — Удерживайте барьер!

— Да держим, держим, — нервно ответила Кушина, когда барьер вновь пошел разрядами молний, а Цепи Чакры зазвенели от очередного удара.

Рядом с ней Акичи быстро складывала ручные печати. Хлопок по земле — и от ладони главы Узумаки вперед устремилась черная линия, извилистые письмена отпечатывались прямо на камне и траве, создавая сложный рисунок огромной печати, в центре которой поместился весь сотрясающийся храм целиком. Прямо под сваями здания, на которых оно и стояло, закрутилась спираль водоворота. Одна из мощнейших запечатывающих техник Узумаки, которая могла удержать даже биджу.

— Ха! — резко выдохнув, выкрикнула Акичи, не без труда завершая технику.

По ушам ударил частый треск и угрожающий рокот. Линии печати вспыхнули синеватым светом, над ними зазмеились молнии и вспыхнуло белесое пламя, которое тут же взметнулось вверх, начав облизывать стены храма, который затрясся еще сильнее. Начали отлетать заботливо уложенные доски кровли и крошиться белоснежная штукатурка. Кушина видела, как стекает пот по вискам Акичи, с трудом удерживающей технику, но не могла увидеть ее результат.

Наконец, выхватив из кармана разгрузки небольшой свиток, Акичи вцепилась зубами в его конец, разворачивая длинное пустое полотно из прочной бумаги. Отточенное движение рукой — продолжающая сверкать молниями и гореть пламенем печать начинает сворачиваться, заползая в свиток, отпечатываясь на бумаге. Всего несколько секунд и перед Акичи остались только черные линии на желтоватой бумаге, от которой вился тонкий сизый дымок.

Шумно выдохнув, Акичи осторожно подобрала свиток и аккуратно его свернула, не став его возвращать в карман. Вместо этого она достала еще один кусочек бумаги и, обернув его вокруг свитка, наложила еще одну печать. И повторила процесс еще два раза. И только после этого она немного расслабилась, на выдохе дрожащим голосом сказав:

— Чёрт. Вроде, поймала…

— Молодец! — уважительно воскликнула Кушина, искренне восхитившись мастерством Акичи.

Так, наверное, даже Мито не смогла бы!

— Еще не все, — держа свиток на вытянутой руке, Акичи свободной смахнула пот со лба. — Нужно проверить, что там. Отправьте сообщение Хокаге! Нужно оцепить храм и установить постоянный барьер. Ояма, Кушина — со мной. Инага с остальными — держите барьер.

— Ты хочешь туда зайти? — не веря, спросила Кушина, опасливо, как и Ояма, вытягивая свои Конго Фуса из переплетения барьера. — Это опасно, знаешь ли. А я, вообще-то, мать почти…

— Идем! — упрямо приказала Акичи, первой шагнув в выбитые двери храма. — Ты джинчурики и куноичи! А там все еще хранятся маски. Если хоть одна из них взбунтовалась, и сквозь нее пролез Рейки, то это конец. Нужно ее уничтожить и срочно!

Кушина, сглотнув, последовала за главой Узумаки и Оямой, чутко вслушиваясь в даруемые Курамой ощущения. Цепи Чакры за ее спиной хищно звенели и, повинуясь воле куноичи, ворвались в пределы храма первыми, готовые наброситься на любую угрозу и отсечь ее от людей.

Только что восстановленные стены более не сотрясались от ударов изнутри, но тьма внутри них была подозрительно густой и плотной. Свет дня проникал внутрь здания неохотно, нужно было привыкнуть к сумраку. Наплевав на возможную опасность от Кьюби, Кушина зачерпнула его чакру, готовясь встретить любую угрозу. Однако, шагнув внутрь храма, они не были атакованы. Внутри была тишина, стук прекратился. И даже тьма словно отступила. Сквозь прорехи в потолке внутрь начал попадать свет.

— И которая? — мрачно поинтересовался Ояма, когда они подошли ближе к стене, на которой висели маски.

— Не знаю, — напряженно ответила Акичи. — Они шумели все. Сейчас посмотрю.

— Да спали их все и дело с концом! — нервно предложила Кушина.

— Ты знаешь, как долго их потом делать? — не оборачиваясь, язвительно спросила Акичи, протянув руку к первой из масок.

И испуганно вскрикнула.

— Что?! — синхронно крикнули Кушина и Ояма, не заметив никакой опасности.

Их Цепи Чакры устремились вперед, но замерли в воздухе, встретив неосязаемое сопротивление.

— Он… здесь… — хрипло ответила замершая Акичи.

— Проклятье! Да кто «он»?! — зло спросил Ояма, пытаясь продавить Цепями взметнувшуюся перед ними незримую стену.

Вместо ответа Акичи затряслась всем телом. Все двадцать семь масок за перед ними вновь затряслись, издавая раздражающую частую дробь. Чувствуя, что волосы на голове встают дыбом, Кушина заметила, как из черных провалов глаз деревянных демонических ликов полились слезы. Жидким металлом, кровью и черным дегтем они падали на пол с неестественно громким звуком. Неведомая сила подхватила тело главы Узумаки, приподняв над полом. Ее швыряло в воздухе, словно марионетку. Кушина слышала о таком.

Камигакари. Танец одержимости! Это в конец плохо!!!

Конго Фуса с новой силой начали хлестать по незримой стене, вокруг Кушины вспыхнуло пламя ауры Демонического Лиса. Нужно было вырвать Акичи из лап ками! На ней даже нет маски! Никакой защиты. Одержимость против ее воли!!! Дерьмище!!!

Мечущееся в воздухе тело Акичи замерло и опустилось на пол. Ее руки безвольно упали, ее фигура напоминала пришпиленную к стене куклу, которая резко приподняла опущенную голову и устремила свой взгляд вперед, в пустоту. В глазах Узумаки вместо привычной зеленой радужки калейдоскопом кружились черные и белые дуги, а зрачок превратился в алеющую пламенем вертикальную щель.

— Я здесь!

Голос был совсем не похож на голос Акичи, хоть слова и вырвались из ее уст. Кушина почувствовала, как слабеют ее ноги. Нужно было бежать. Нет. Не нужно было вообще сюда лезть! Это конец…

И когда Кушина уже готовилась высвободить силу заключенного в ней биджу до полного доступного ей предела, все резко оборвалось. Сначала пропало незримое давление. Потом рухнула на пол обессиленная Акичи. Замерли маски. Последние капли слез упали на дерево пола, оставляя на белых ликах темные разводы. Искривленные в злых усмешках и распахнутые в яростном крике клыкастые рты теперь словно вопили от ужаса и дрожали от страха.

— Проклятье… — дрожащим голосом выдавила из себя Кушина, заставляя себя подойти к Акичи и проверить ее состояние. — Я-а так рожу раньше времени. Какого тут произошло, Ояма? Ояма?

Ответа Кушина не получила, потому что и второй Узумаки оказался лежащим на полу. Тоже без сознания. Без силы Курамы, похоже, перенести давление той стороны было сложно. Но и биджу не мог бы уберечь от всех угроз иного мира, поэтому, когда в зале раздался отчетливо различимый треск дерева, Кушина, без лишних раздумий, схватила Акичи и Ояму в цепи и вылетела из храма. А через секунду в наступившей звенящей тишине раздался тихий звук осыпающегося песка. Одна за другой почти все демонические маски в храме начали разрушаться, осыпаясь на пол горстками древесного праха.