В заливе ветров

ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ

Кирьянен и Воронов вернулись с трассы ночью. Утром, узнав о новых бортовых упорах, Кирьянен сразу пошел в контору к Воронову. Он так хотел обрадовать начальника, что не обратил внимания на его хмурый вид.

— Слышал, что люди сделали? — Кирьянен сиял. — Степаненко и Никулин. Я тебе скажу: молодцы они!

— Слышал. Об этих упорах мне Александров еще говорил, — сухо ответил Воронов.

— Ну, а ты, видно, решил, что обойдутся со старыми? Опять ведь просчитался. И опять тебя поправили. Что же ты не похвалишь людей? — Лицо Кирьянена снова просияло.

Воронов сердито прервал:

— Ну ладно, хвалю, хвалю. Но все это пустяки. Только что разговаривал с Потаповым, плохи у него дела. Нос вытащишь, хвост увязнет — вот что у нас делается.

— А что у него? — Кирьянен встревожился, и улыбка исчезла с его лица.

— Вода все убывает. Десятки тысяч кубометров под угрозой. На кой черт нужны будут эти новые упоры, если древесина застрянет в верховьях?

— А как плотина?

— Пока заготовляют для нее материал, но и то не там, где нужно. Придется поехать, посмотреть на месте.

— Может быть, поедем вместе? — предложил Кирьянен. — У меня там много дел. Потапов подал заявление о вступлении в партию. Надо анкету ему дать. Заодно поговорю с людьми, подниму дух…

— И когда ты только выучил эти стандартные слова: «поговорить с людьми», «поднять дух»… — с досадой сказал Воронов. — Нам надо оценить обстановку, принять решение и действовать.

— А вот эти слова ты выучил в армии, в Боевом уставе пехоты, — рассмеялся Кирьянен. — Но и в тех и в других словах — замечательная мысль. Дело не в словах…

— Ну ладно, некогда лингвистикой заниматься. — Воронов встал. — Вместе так вместе. Правда, тебе и тут дела много. На Мякелева я мало надеюсь. Вчера, вместо того, чтобы сразу ремонтировать упоры, он опять принялся акты сочинять.

Кирьянен удивленно слушал Воронова. В первый раз тот заговорил о своем заместителе так недоброжелательно.

Моросил мелкий дождь. Верхушки высоких сосен как будто сливались с тяжелыми, массивными, неподвижными облаками. Река казалась черной. Бревна плыли только по середине реки, и то лениво, а стоило им приблизиться к берегу, как они тут же останавливались. Багорщикам приходилось отталкивать их, и тогда они покорно плыли дальше и опять где-нибудь останавливались.

Ничто не напоминало той бурной реки, которая бушевала в начале весны и несла на своих волнах древесину непрерывным потоком.

Неподалеку от берега торчала из воды аккуратно выстроганная палка с маленькими зарубками. Потапов поднял широкие голенища сапог повыше, подошел к палке и показал Воронову и Кирьянену последнюю зарубку.

— Тут была вода вчера, а сегодня — видите?

Он достал из кривых кожаных ножен большой нож с массивной рукояткой из карельской березы и сделал новую зарубку, отметив убыль воды.

Кирьянен удивился, что Потапов спокоен. Если вода будет убывать с такой быстротой, то скоро останется маленький ручеек.

Воронов, словно угадав мысли Кирьянена, сердито спросил:

— Ну, и что дальше? Как ты справишься без воды?

— В иных местах убыль воды даже к лучшему. Прибрежные мели обсохнут, а в русле воды еще хватит. Но вообще-то дела неважные.

— И ты говоришь: не надо плотины. Зачем я послал к тебе плотников? Для строительства плотины. А что они делают?

— Вы же видели — заготовляют материал.

Потапов наклонился, чтобы спустить высокие голенища. Встретившись глазами с Кирьяненом, он хитро улыбнулся. Воронов заметил это и рассвирепел:

— Что тут, заговор? Где плотники заготовляют материал? Ну, где? И на кой черт так много? Город, что ли, ты решил тут строить?

— Не город, а настоящую плотину с водохранилищем, — устало, но твердо сказал Потапов.

— Для какой это пятилетки?

— Для будущего года.

— А в этом году оставишь лес на берегу?

— Как-нибудь справимся.

— «Как-нибудь, как-нибудь», — повысил голос Воронов. — Мне нужно не как-нибудь, а в срок и до последнего бревнышка. Понятно?

— Это я и сам знаю.

— Ну, так вот, — жестко сказал Воронов, — с утра приступай к строительству плотины на старом месте. Заготовленный материал перетащите сюда трактором. Понятно? — и, не ожидая ответа, пошел по берегу.

Сегодня ему все не нравилось в бригаде. На плесе он увидел Пекшуева. Тот стоял с багром в руке на тихом месте, где древесина могла идти и без дежурного багорщика. Воронов сердито подумал, что Потапов нарочно расставил людей по всему берегу, создал видимость работы, лишь бы не строить плотину. Какой здесь может быть затор? Каждая рабочая минута и так дорога, а тут — на чистом плесе — дежурство. Нет, Потапов стал невозможен. Придется снять его, если он и дальше будет так самовольничать.

— Идите отдыхать, — сказал Воронов Пекшуеву.

— Нельзя, — ответил Пекшуев. — Вдруг затор…

— Какой тут может быть затор? — рассердился Воронов. — Идите.

— Да меня бригадир поставил.

— Скажешь бригадиру, что я приказал. — И сердито подумал: «Вот как он распустил людей. Я для них уже не начальник. Ну, ничего, я наведу тут порядок».

Пекшуев медленно побрел за начальником, время от времени оглядываясь на свой оставленный пост.

Близилась полночь, и стало чуть-чуть темнеть. Но эта темень шла от туч. Белые ночи в карельском лесу отличаются от дня только тем, что исчезают тени от деревьев и деревья, кусты и камни словно отдаляются да слышнее становятся лесные шумы. То донесется приглушенный скрип наклонившихся один к другому стволов, то с глухим шумом из веток выпорхнет птица.

Сегодня сумерки были гуще, чем в другие белые ночи, и тем ярче светил костер на берегу. В вершинах сосен шумел ветер, а беспокойные искры кружились над костром почти на одном месте. Возле костра было мало людей. Но по берегу двигались темные силуэты багорщиков. Часть сплавщиков сооружали коссы.

— В три смены работаете? — спросил Воронов у Пекшуева, подходя вместе с ним к костру.

— Какие тут смены? Отдыхаем немножко по очереди — и все.

Один из сплавщиков, увидев Воронова, поднялся.

— При трехсменной работе время распределяют поровну: восемь часов — на работу, восемь часов — на сон и восемь — на культурный отдых. А у нас театров и кино нет, так что мы работаем по шестнадцать часов, да еще у сна время приворовываем…

— Перестань зубоскалить, — прервал его Пекшуев и объяснил Воронову: — Хороший парень, да язык подводит — болтается, словно без привязи. Мы тут решили бригадой, что когда кончится сплав, женим его. И найдем такую жену, чтобы установила для него норму: три слова в сутки — и больше не пикни.

Воронов растянулся у костра, подложив под голову рюкзак, и сразу почувствовал, как закачалась под ним земля. Он проснулся оттого, что Потапов отодвигал его ноги подальше от костра. Ногам действительно было очень жарко. Воронов быстро сел и удивленно посмотрел на бригадира: неужели тот совсем не спал?

У костра спали уже другие сплавщики. В лесу стало светлее. Здесь же сидел и Кирьянен с незаполненной анкетой в руках. Воронов понял: он собирается оформить заявление Потапова. Но бригадир не торопился. Он принес откуда-то большой лист фанеры, долго и тщательно очищал пень, выбирал место для чернильницы, словно она должна была стоять тут до конца сплава. Перо он попробовал на обрывке бумаги, потом посмотрел на него против света.

— Нет, мое перо лучше пишет, — заключил он и полез в полевую сумку, в которой носил свою канцелярию.

Начав писать, он вдруг задумался. Кирьянен подсказал ему:

— Здесь говорится о социальном происхождении родителей.

Словно не расслышав, Потапов обратился к Воронову:

— Я все-таки думаю, что напрасно вы сомневаетесь. Ни одного бревна мы не оставим на берегу. Я тут с ребятами советовался…

— Советы советами, а приказы надо выполнять, — прервал его Воронов.

— Я-то их выполняю, а вот вы зря сняли Пекшуева с дежурства, — упрямо продолжал Потапов.

— А зачем людей мучить? Никакого затора не будет.

— Вода спадает быстро, — объяснил Потапов. — Из-за каждого маленького камня может образоваться затор.

— В том-то и дело. — Воронов переменил тему. — Потому и нужна плотина.

Потапов пожал плечами и наклонился над анкетой.

Воронов встал, подбросил сучьев в огонь и стал тихо напевать свою любимую песню о тонкой рябине, которая никак не может перебраться к сильному дубу…

— Может быть, вздремнете немного? — прервал его Потапов, покашливая. — Не люблю я эту песню.

— Почему? — удивился Воронов. — Это же красивая песня.

— У нас был один молодой сержант, — объяснил Потапов, — он хорошо пел, откровенно говоря, лучше, чем вы. Когда мы отправились в разведку на Пуораярви, он пел про рябину. И она оказалась его последней песней…

— Многие ее пели, но не для всех она оказалась последней, — сказал Воронов, растянувшись у костра.

Задремав, он сквозь сон слушал разговор Потапова и Кирьянена. Они что-то говорили о Пуорустаярви. В памяти Воронова возникло озеро и то, как они с Айно Андреевной плыли на лодке от дамбы к электростанции. Айно вспомнилась именно такой, какой она сидела тогда на корме лодки. И белый халат тоже очень идет к Айно. Задремав, он видел перед собой два женских лица — лицо Айно, нежное, улыбающееся, с мечтательными глазами, и лицо Ольги — красивое, задумчивое и… холодное. Потом Ольга исчезла и осталась только Айно… И вдруг откуда-то выплыл его друг и помощник — Александров…

Он проснулся от громкого тревожного крика, приоткрыл глаза и сел. У костра никого не было, видно, случилось что-то неладное. Сплавщики группами и в одиночку бежали вниз по реке. Воронов тоже побежал туда.

— Где Потапов? — окликнул он, догоняя сплавщика, бежавшего с багром на плечах.

— На заторе.

— На заторе?

Только тут Воронов сообразил, что произошло. Там, где должен был дежурить Пекшуев, образовался затор.

Протекавшая через Пожарище черная река скрылась под бревнами, сгрудившимися сплошной массой. Под напором воды бревна поднимались дыбом, и все новые и новые нагромождения образовывались около них.

Все сплавщики были на ногах — одни беспомощно смотрели на бригадира, другие толпились у нижнего конца затора, обсуждая, как бы разобрать его. Вокруг Потапова собрались наиболее опытные сплавщики и ожидали, кому из них будет дан приказ идти разбирать затор. Пекшуев был уверен, что это трудное и опасное задание будет дано именно ему, тем более, что он считал себя виновником. Опираясь на багор, он внимательно вглядывался в нижний край затора и обдумывал, как бы туда пробраться.

— Вот видите, что получилось, — укоризненно обратился Потапов к Воронову.

Воронов частенько ходил разбирать заторы, когда это было опасно. Так он поступал и на фронте. Если во время боя создавалось трудное положение, он оставлял командный пункт на своего заместителя, а сам шел в то подразделение, где положение оказывалось наиболее сложным.

Он выхватил у Пекшуева багор. Потапов преградил ему дорогу:

— Вы куда? В бригаде командую я. Отдайте багор.

Воронов отстранил его и, опершись на багор, сделал длинный прыжок с берега на ближайшие бревна. Потапов пробурчал крепкое ругательство, уселся на камень и закурил. Пекшуев отобрал багор у соседа и прыгнул вслед за Вороновым.

Воронов спешил к нижнему краю затора, перепрыгивая с бревна на бревно, огибая те, что торчали дыбом. Но вот он увидел застрявшую в камнях сосну, которая и задерживала всю древесину. «Как же я не увидел этого камня, когда снимал Пекшуева с поста?» — подумал он и с досадой всадил свой багор в сосну.

— Нет, так мы не сдвинем. Надо ее приподнять, — услышал он голос Пекшуева.

Они вместе начали приподнимать бревно, которое крепко держалось за камни. Вода бурлила, и бревна угрожающе качались. Вдруг вся гора бревен вздрогнула, и затор начал с треском и грохотом разваливаться.

— К берегу! Быстрее! — вскрикнул Пекшуев. Он помчался вперед, перепрыгивая с бревна на бревно с такой быстротой, что казалось, едва касался их ногами. Освободившиеся бревна сталкивались друг с другом, вода бурлила между ними, вскипая белой пеной. Воронов побежал вслед за Пекшуевым, но бревна уже начали расходиться под его ногами. Он потерял равновесие и упал в воду. Неплохой пловец, он быстро вынырнул на поверхность, но в это время проносившееся мимо бревно сильно ударило его по голове…

Пекшуев, уже достигнув берега, оглянулся и увидел, что с Вороновым беда. Он вскочил обратно на плывущие бревна, добрался до Воронова и зацепил его своим багром за ворот пиджака. Стоя на двух бревнах, он втащил на них Воронова.

Сплавщики бежали вдоль берега, перепрыгивая через камни и валежник. Первым к заводи подбежал Потапов. Он спустился в воду и, по пояс в воде, побрел навстречу Пекшуеву.

Потапову очень хотелось сказать, что начальник получил по заслугам, но он промолчал. Открыл фляжку и, наливая водку в кружку, сказал примиряюще:

— Правду я говорил, что не нужно было тебе петь про тонкую рябину. — И сердито стал отсылать народ к костру: — Идите, идите отсюда. Дайте покой человеку. Вдруг у него сотрясение мозга?

Воронов произнес слабым голосом:

— Никакого сотрясения. Надо вызвать сюда Степаненко. Пусть взорвет к черту эти камни. А плотину мы обязательно восстановим… и немедленно.

— Хорошо, хорошо, отдыхай пока, — успокаивал его Потапов.

Через час Воронова отправили в Туулилахти.