В заливе ветров

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ

Луч солнца, пробравшийся в щелочку между занавесками, прочертил светлую полосу на шкафчике с посудой. Из кухни доносилось потрескивание горящих дров и шипение масла на сковородке. Мать опять пекла каккара[4]. Тихое постукивание, от которого Николай проснулся, повторилось. Он вспомнил, что на шесте в кухне висел невод, который мать собиралась чинить. Вероятно, кот играет поплавками. Потом из кухни начал доноситься тихий разговор. Мать уговаривала кота вести себя потише и не будить Николая.

Стукнула дверь. Кто-то вошел в кухню.

— А ты все жаришь и печешь, — донеслась фраза, сказанная Матреной Павловной вместо приветствия. — Закормишь ты сына на прощание.

Мать, вероятно, предупредила, чтобы гостья говорила потише, и Матрена Павловна продолжала вполголоса:

— А я пришла попросить: не дашь ли немного каккара для Миши? Больному так хотелось бы чего-нибудь вкусненького. Я бы принесла тебе муки взамен…

— Зачем мне твоя мука? — упрекнула Оути Ивановна. — Неужели я пожалею для Михаила Матвеевича? Сама каждый день ношу ему, и сегодня собиралась пойти.

— Я тоже… мы ведь с ним из одной деревни. У нас с Мишей общие воспоминания детства и юности. Эти времена я никогда не забуду.

— И почему его не положили в больницу? — спросила мать. — Айно Андреевне было бы легче присматривать за ним.

— Она и так присматривает, и даже слишком много. Она, верно, потому его в больницу не взяла, что дома навещать удобнее, — голос Матрены зазвучал злобно. — Люди всякое могут подумать…

— Об Айно? Об Айно никто ничего плохого не подумает.

Видно было, что Оути Ивановна обиделась.

«До чего же эта Матрена Павловна злая! — подумал Николай. — Ни о ком не скажет она доброго слова». Поднялся, когда услышал, что соседка ушла. Вымылся до пояса холодной водой и поспешил за стол. Сегодня у него предстояло большое дело… Впрочем, не только дело ободряло его. Вчера он узнал, что Анни должна вот-вот вернуться с трассы. Николай представил себе, какой она вернется, — загорелая, подвижная, как белка, и мысленно уже слышал ее громкий голос и звонкий смех. После каждой поездки на трассу Анни говорила громче и смеялась задорнее. В лесу и на реке люди привыкают не стесняться своего голоса.

За то время, пока Анни была на трассе, Николай успел получить от нее два небольших письмеца. Ничего особенного в них не было. Она, словно для памяти, рассказывала коротко обо всем, что делала на реке. Но раньше она вообще ему не писала ничего. Значит, хоть немного да скучает… Конечно, Анни не скажет ему, что скучала. А если спросить у нее, так высмеет, что лучше уж помалкивать. При встрече, Николай знал, Анни будет, как и в письмах, рассказывать только о делах, а потом начнет расспрашивать, чем занимался он, Николай. Что он скажет ей? Работал на сплоточной машине и ждал ее приезда? А что он еще может рассказать? Над докладом работал мало. Это она понимает, ведь они же договорились вместе готовиться. До приезда Анни надо закончить хотя бы давно задуманное дело — подогрев воды. Вот таким делом можно и похвалиться. А для этого нужны металлические трубы. Их можно получить только с разрешения Мякелева, потому что Воронов еще болеет. И Николай, хотя и был обижен на Мякелева, решил пойти к нему. Ведь Мякелев — тоже надо понять — человек старый, дел у него много… И, главное, отец Анни…

Быстро позавтракав, он пошел в контору.

Однако переговорить с Мякелевым не удалось. Делопроизводитель, молоденькая девушка, шепнула, что у Мякелева представитель из сплавной конторы. Николай в ожидании присел у двери, которая была приоткрыта.

— Мне нет никакого дела до того, где находится Александров, — повышенным голосом говорил незнакомый человек. — На заказе имеется подпись начальника рейда. Мы прислали вам почти все, что вы просили. А что вы сделали, например, с оборудованием и машинами для электростанции? Все это лежит под открытым небом. Это не государственный подход к делу…

— Я понимаю, что не государственный… — промямлил Мякелев. — Это же Александров выписал…

— Опять Александров.

— Поверьте, я говорил тогда начальнику, что надо подумать, прежде чем подписывать. Но он не послушался. Взял и подписал…

— Ну и порядки у вас! Сидите, как собака на сене: ни себе, ни другим.

Было слышно, как Мякелев шагал из угла в угол, повторяя вполголоса:

— Это не моя вина, поверьте. Я отказывался подписывать… Могу это доказать. Воронов был на рейде. Это вы увидите по приказам. Я задерживал заказ, сколько мог. Но приехал Воронов, подписал…

— Это после аварии плотины?

— Кажется, да.

— И заказали оборудование, хотя знали, что строительство электростанции приостановится?

— Во, во. А чья это вина, что плотина рухнула? Я там еще зимой акт составил. Могу вам и копии показать. Меня тогда не послушали — и результат налицо.

— Это мы знаем, — ответил незнакомец.

— А затор? Воронов снял багорщика…

— И про это знаем. Воронов за свою ошибку получил бревном по голове. Думаю, что достаточно, — засмеялся представитель. Потом он спросил: — Что же думает Кирьянен про оборудование? Ему бы надо теперь заботиться о таких делах.

— Ничего он не думает. — Мякелев презрительно фыркнул. — Кирьянен простой шофер. Хотя он и пытается прибрать к рукам все дела, но больше путает, чем помогает. Как и с этой плотиной на Пуорустаёки. Воронов дал распоряжение восстановить ее. Мы послали туда плотников. А Кирьянен начал мутить, что плотина сейчас не нужна, что ее надо будет построить в другом месте и все такое. Как будто это его касается. Сидел бы лучше у себя в мастерской, если его в механики выдвинули. И автомашина стоит там у них, не могут отремонтировать целый месяц.

Кто-то забарабанил пальцами по столу. Николай знал, что это не Мякелев. Так делает человек, сосредоточенно обдумывающий выход из положения, перед тем как высказать определенное решение. Вскоре Николай услышал и решение.

— Мы заберем у вас машины и оборудование. Подготовьтесь к сдаче.

— С удовольствием, — согласился Мякелев.

Николай вскочил и выбежал на улицу, решив про себя: «Ну нет, этого не будет».

Кирьянен лежал под разобранной автомашиной и проверял раму, когда Николай прибежал в мастерскую.

— У нас забирают механизмы! — закричал Николай с порога мастерской, как будто его грабили средь бела дня и он просил помощи.

Кирьянен как будто не слышал и продолжал пыхтеть под машиной.

«Такой же, как Койвунен. Ничем не проймешь. «Посидим, пока баня сгорит. А потом будем думать, где париться», — вспомнил Николай с раздражением любимую присказку Койвунена.

Но вот наконец Кирьянен вылез из-под машины. Но он еще долго отряхивал комбинезон, тщательно тер руки и только после этого обернулся к Николаю.

— Ну, расскажи толком. Кто забирает? Какие механизмы? Почему?

— Из сплавной конторы приехали! — уже с отчаянием в голосе и размахивая руками, прокричал Николай. — Забирают электростанцию, то есть оборудование. И Мякелев согласился.