Воспоминания японского дипломата

ГЛАВА 3. Исторический фон переговоров

Когда третий Кабинет Коноэ, оставив после себя зловещее наследие, о котором говорилось выше, вышел в отставку, отношения между Японией и США находились на грани такой развязки, которая исключала дальнейшие дипломатические переговоры. В предыдущей главе подробно рассматривались и ход японо-американских переговоров в 1941 году, и кризис, в котором оказались отношения между двумя странами ко времени моего вступления на пост министра в октябре 1941 года. Но зародился ли этот кризис только после начала переговоров?

Ведя переговоры с Америкой, Япония преследовала цель добиться посредничества США в урегулировании "Китайского инцидента” и прекращения их помощи режиму Чан Кайши, с тем чтобы ускорить японо-китайское урегулирование. Однако Соединенные Штаты не просто стремились помочь Китаю и Японии выпутаться из бушевавшей в то время войны — они твердо встали на сторону Китая. Иначе говоря, проблема состояла не только в нарушении Японией Договора девяти держав или несоблюдения ею принципа "открытых дверей” в Китае. Как свидетельствует история, заключение самого Договора девяти держав было изначально направлено на сдерживание Японии после первой мировой войны. Таким образом, ухудшение японо-американских отношений произошло не одномоментно в течение нескольких месяцев 1941 года. Оно уходит своими корнями в гораздо более давний конфликт Японии с внешним миром, вызванный ее экспансией на азиатский континент. Нельзя вскрыть истоки войны за "Великую Восточную Азию” без исчерпывающего и правильного понимания событий на международной арене со времени русско-японской войны 1904-1905 годов и учета отношений Японии не только с Китаем, но и Англией, Россией и другими странами.

Сейчас, когда война на Тихом океане окончена, критический анализ японо-американских отношений в прошлом может показаться бесполезным или даже вредным для дела дружбы между Японией и Соединенными Штатами. Я никогда не стал бы заниматься подобным анализом, если бы он не решал никаких конструктивных задач. Однако, для реализации наших надежд на неповторение таких трагедий, как Тихоокеанская война, необходимо воздать должное истинным фактам истории. Коль скоро государственный департамент США поручил своему эксперту по Японии господину Боллэн-тайну засвидетельствовать на МВТДВ¹, что Япония с момента своего превращения в современное государство неуклонно проводила политику обмана и милитаризации, я считаю своим долгом изложить истинные факты в назидание потомкам.

Контакты между Японией и США начались во время дальневосточной экспедиции командора Перри в 1853-1854 годах. Как явствует из американских источников[88] ^[89], его цель состояла в создании американских баз на архипелагах Рюкю (Окинава) и Огасавара (Бонин). В свете важного стратегического значения этих островов в последней войне предвидение Перри представляется окрашенным поистине в пророческие тона. За "открытием” Японии командором последовал период, в рамках которого добрые отношения между обеими странами культивировались усилиями таких достойных людей, как первый генеральный консул Америки Таунсенд Харрис[90], который неустанно трудился на благо японо-американской дружбы, и его преемники. Однако, став открытой для общения с внешним миром, Япония была вынуждена пойти на договоры с мировыми державами, которые предоставляли их гражданам право экстерриториальности и так или иначе ограничивали японский суверенитет. Таким образом, первые годы периода Мэйдзи, примерно от "Реставрации” 1867 года до конца столетия, были посвящены обеспечению пересмотра "неравных договоров" и достижению национальной независимости и свободы. В итоге даже после японо-китайской войны 18941895 годов промышленная структура Японии еще не обрела капиталистических очертаний, а ее внешняя политика еще не олицетворяла собой реализацию империалистических целей.

В 1899 году государственный секретарь США Джон Хэй выступил со своей доктриной "открытых” дверей в Китае[91] ^[92]. Эта акция была направлена не столько на сдерживание Японии, сколько на предотвращение любого политического и экономического раздела Китая, который замышлялся Англией, Францией, Россией и Германией в связи с "боксерским восстанием". В то время США в результате войны с Испанией уже получили во владение Филиппинские острова в Тихом океане и активизировали империалистическую экспансию на Дальнем Востоке. Поскольку европейские державы прежде других завладели доступными базами в Китае, политика "открытых дверей", которую отстаивали США в целях получения необходимых рынков в Китае, весьма сильно отличалась от их политики на Филиппинах. Поэтому тогда у США не было необходимости в непосредственном сдерживании Японии. И тем не менее, китайская проблема оказалась самой крупной проблемой японо-американских переговоров. Дело в том, что Россия в те годы продвинулась на юг Маньчжурии, и русско-японская война началась, когда Япония решила избавиться от давления, вызванного этим продвижением, а Англия стала помогать Японии, чтобы защитить собственные права и интересы в собственно Китае.

Обусловленный победой в русско-японской войне неожиданный подъем Японии как новой тихоокеанской державы представлял угрозу, скорее, для США, чем для царской России. В результате между внешней политикой США и России стало отмечаться все большее совпадение. Это — не выдуманная мной теория, а вывод, к которому пришли такие американские авторитеты, как Биэрд¹ и Даллес[93] ^[94]. Во время русско-японской войны президент Рузвельт поначалу открыто радовался успехам Японии, но по мере того, как они без перерыва следовали один за другим, его начали обуревать сомнения: не повредит ли слишком уж полная победа Японии интересам США? Именно под воздействием этих сомнений он и маневрировал на Портсмутской мирной конференции с целью заключения такого мира, который должен был сбалансировать влияние России и Японии в Китае.

Таким образом, следует отметить, что русско-японская война ознаменовала собой поворотный пункт в японо-американских отношениях, начало эпохи, в которую политика США развивалась в направлении сдерживания японской экспансии на континенте. Новый твердый курс нашел отражение в “железнодорожной политике” США в Маньчжурии: сначала железнодорожный магнат Гарриман с молчаливого одобрения госдепартамента разработал план взятия под свой контроль Южно-Маньчжурской железной дороги (ЮМЖД), которой Япония овладела в результате войны с Россией; затем американские и английские компании приобрели концессию на строительство железной дороги между Цзиньчжоу и Айгунем (план впоследствии был отменен ввиду протестов Японии по поводу того, что эта дорога должна была проходить параллельно ЮМЖД); и наконец, госсекретарь Нокс в 1909 году выдвинул предложение об интернационализации и нейтрализации всех железных дорог в Маньчжурии, включая ЮМЖД. Американская политика привела к установлению дружеских отношений между Россией и Японией, и когда они договорились о признании северной и южной Маньчжурии соответственно как российской и японской сфер влияния, конкуренция держав в этой части мира временно затихла. В 1913-1916 годах, работая на своем первом дипломатическом посту в консульстве в Мукдене, я с изумлением наблюдал за все более активным российско-японским сближением.

Во время первой мировой войны японо-американские отношения осложнялись двумя спорными вопросами. Первый был связан с так называемым "Двадцать одним требованием к Китаю", а второй — с действиями японских сил, направленных в Сибирь в составе "Союзного экспедиционного корпуса". Со временем эти инциденты были исчерпаны, но на послевоенной Вашингтонской конференции Соединенные Штаты, стремясь увековечить политику "открытых дверей" в Китае, сумели добиться отмены англо-японского союза, замены его Договором девяти держав и ограничения японской мощи на Тихом океане посредством Договора об ограничении военно-морских вооружений.

С тех пор японо-американские отношения вступили в полосу непрерывного ухудшения. Можно с уверенностью утверждать, что в период между двумя мировыми войнами главная цель Японии состояла в том, чтобы освободиться от обязательств по договорам, подписанным на Вашингтонской конференции. Договор девяти держав оказал особенно большое влияние на последующую эволюцию японо-американских отношений. У Договора об ограничении военно-морских вооружений был фиксированный срок действия. По истечении этого срока Япония воспрепятствовала его продлению (вопреки моим настойчивым протестам, которые я высказывал, будучи директором соответствующего бюро МИДа), и в результате отношения между США и Японией стали еще хуже. Однако Договор девяти держав имел еще более далеко идущие последствия, ибо срок его действия определен не был, и он оставался в силе на протяжении длительного периода, включавшего и японо-американские переговоры, в ходе которых он оказался источником острых противоречий. Япония и особенно японский МИД никогда не понимали, насколько сильной была приверженность США обязательствам по Договору девяти держав и заложенному в его основу принципу "открытых дверей”, насколько упорным было американское намерение отстаивать их до конца, даже идя на риск войны. Несомненно. такое положение сложилось еще до "Маньчжурского инцидента” и сохранялось как при Мацуока, так и впоследствии.

По мере того, как Япония стремилась и действовать, и рассматриваться как стабилизирующая сила на Дальнем Востоке, трения усиливались, и она все чаще вступала в конфликты с Соединенными Штатами и другими странами. После русско-японской войны Япония, невзирая на свое запоздалое появление на мировой арене, стала в спешном порядке создавать капиталистическую промышленную структуру. Однако при ее небольшой и бедной ресурсами территории внешняя экспансия была единственным средством получить сырье и рынки, а объективные географические соображения требовали направить эту экспансию на азиатский континент. Такой путь развития — исторически неизбежный спутник капиталистического и империалистического “созревания”. Ошибка (или беда) Японии состояла в том, что ее прогресс был слишком быстрым и привел ее к конфликту с крупным бизнесом других держав. Любая страна во все времена должна непрерывно меняться и развиваться, ибо застой всегда ведет только к упадку. Но и слишком быстрая трансформация или слишком стремительный подъем страны не менее губительны. История знает массу примеров (особенно связанных с многими революциями прошлого) того, как внушительная структура государства начинала стремительно крошиться, ибо не имела под собой прочного фундамента. В данном случае именно вынужденное стремление Японии к экспансии и попытки США и Англии помешать такой экспансии явились основной причиной враждебности, которая переросла в войну.

В частности, дополнительным импульсом к ориентации Японии на континент послужила тарифная политика Британской империи, сформулированная на конференции в Оттаве в 1932 году и ограничивавшая импорт японских товаров. В то же время с подъемом Гоминьдана в Китае возобладали националистические тенденции, и китайцы начали требовать восстановления своего суверенитета. Антияпонское движение, набирая силу в Китае и распространяясь на Маньчжурию, угрожало лишить Японию сферы влияния, обретенной в русско-японской войне, что и привело к "Маньчжурскому инциденту” в 1931 году.

Как уже говорилось выше, в то время госсекретарь Стимсон проявил живейший интерес к "Маньчжурскому инциденту", призвал Лигу Наций применить к Японии экономические санкции и официально заявил о готовности США принять участие в таких санкциях с тем, чтобы воспрепятствовать дальнейшей континентальной экспансии Японии. Президент Гувер, опасаясь, что такие меры вымостят "дорогу к войне", наложил на них вето, и этот план не был реализован. Однако США продолжали занимать позицию непризнания "плодов агрессии", и с течением времени антагонизм между ними и Японией становился все более серьезным.

Вступив на пост президента США в 1933 году, Рузвельт безоговорочно поддержал доктрину Стимсона и попытался сдерживать рост политического влияния Японии на континенте, которое расценивалось им как опасное нарушение столь любимой американцами политики "открытых дверей". Некоторые даже полагали, что главная цель, которой руководствовались США, признавая в ноябре 1933 года советское правительство после многих лет отказа от признания, состояла в подрыве дружбы между Россией и Японией[95]. Во всяком случае, признание СССР явилось первым шагом на долгом пути к Ялте.

Все эти обстоятельства, естественно, находили резонанс в Японии. Поскольку, выходя в нормальном процессе своего капиталистического развития на континент, она на каждом шагу сталкивалась с противодействием со стороны Англии и Америки, милитаристы и прочие элементы, несшиеся на гребне вздымавшейся волны экспансионизма, принялись воспринимать идею необходимости подготовки страны к войне как к неизбежному исходу конфронтации с западными державами. Часто даже те, кто хотели избежать конфликта с Западом, с энтузиазмом поддерживали твердую политику в отношении Китая. Тенденция к жесткой политике в отношении Америки и Англии проявлялась в разговорах о стабилизирующей роли Японии в Восточной Азии или о "Доктрине Монро для Восточной Азии”. Но она была не менее очевидной, когда речь заходила о проблеме Договора об ограничении военно-морских вооружений, подписанного на Вашингтонской конференции в 1922 году, который устанавливал соотношение американских, английских и японских линкоров и авианосцев на уровне 5:5:3.

Договор действовал до 1936 года и мог оставаться в силе и в последующем, если ни одна из стран-участниц не денонсировала бы его до истечения срока. Япония — таки денонсировала этот договор, в результате чего и он, и Лондонский договор 1930 года (подтверждавший и расширявший Договор девяти держав), который был ратифицирован ею, несмотря на массовые демонстрации воинствующих националистов, в конце 1936 года утратили силу. Отмечу, что представители ВМФ Японии, имея в виду подготовку к возможному столкновению с Соединенными Штатами, намечавшемуся из-за “китайской проблемы”, настаивали на Лондонской конференции 1935-1936 годов на замене соотношения 5:5:3 новой формулой "общего максимального лимита”, а когда США и Великобритания отказались принять эту формулу, Япония хлопнула дверью.

Соединенные Штаты, наблюдая с середины тридцатых годов за крепнущими связями между Японией и державами "Оси", стали воспринимать ее как страну, которую необходимо подвергнуть "карантину". Они не предпринимали особых попыток понять предлагавшиеся Японией объяснения своих устремлений и нужд, которые ей самой представлялись вполне естественными и разумными. В частности, когда разразился "Китайский инцидент", США, желая усилить сопротивление, оказывавшееся Японии режимом Чан Кайши, стали предоставлять ему не только экономическую и финансовую, но и военную помощь. И, наконец, заключение Трехстороннего пакта нанесло смертельный удар японо-американским отношениям. Этот договор осложнил американскую политику помощи Англии и, по всей видимости, заставил Америку опасаться того, что Германия, если ей каким-то образом удастся покорить Англию, сможет в сотрудничестве с Японией оказывать давление на сами Соединенные Штаты. Поэтому после заключения Трехстороннего пакта США развернули пропагандистское наступление, суть которого сводилась к тому, что Германия и Япония вступили в заговор с целью установления мирового господства. США также объявили Германию и Японию двумя мировыми агрессорами и осудили все действия Японии, предпринятые ею со времени "Маньчжурского инцидента". Военные и другие буйные элементы в Японии восприняли такое отношение со стороны США как вызов. С течением времени усиление борьбы, при том, что стороны со все более острым антагонизмом реагировали на действия друг друга, представлялось неизбежным, и следует помнить: именно такое положение дел привело к краху японо-американских переговоров и, следовательно, к Тихоокеанской войне.

Война и причины войны всегда дают обильную пищу для споров и размышлений. Следует ли рассматривать войны только как следствие социальных условий? А если какую-то роль при этом играют и личностные элементы, то какая связь между ними и волей индивида? (Разумеется, вопрос о том, что концепция свободной воли, так же как и концепция справедливости, еще не разработана или, если говорить точнее, не разрабатывается человечеством, есть спорный вопрос философии). Кроме того, заслуживают изучения отношения между главной заповедью международного права — принципом невмешательства во внутренние дела — и идеологической войной. Особенно тщательного изучения требуют войны между тоталитаризмом и демократией, а также между коммунизмом и капитализмом. Однако столь интересное исследование выходит за пределы моей темы, и мне лишь хочется указать на несколько моментов.

Причины войн изменяются от эпохи к эпохе, но войны эти редко являются результатом желаний отдельных личностей и почти всегда сопутствуют установлению национальных суверенитетов и развитию капиталистической экономики. Многие войны возникали вследствие приобретения колоний в целях получения сырья и обеспечения рынков. Современные войны обусловливаются главным образом экономическими причинами и являются непременными спутниками текущего капиталистического развития и экономической конкуренции между державами.

Такого рода войны разражались вновь и вновь, и, по мере того, как с развитием науки и техники они становились все более масштабными, стали предприниматься усилия, направленные на их предотвращение. Предлагалось такое превентивное средство, как арбитражное рассмотрение причин конфликта. Однако усилия, приложенные на этом направлении, не дали сколько-нибудь существенных результатов, ибо очень немногие страны были готовы принять безоговорочные обязательства по арбитражу. Не более успешным был и отказ от войны посредством многостороннего договора (такого, как Пакт Келлога-Бриана), ибо настояния стран на исключении из сферы его действия военных акций в целях самообороны создавали хитрую лазейку для его обхода. Такие инструменты предотвращения войны, как Лига Наций и другие механизмы коллективной безопасности, посредством которых можно применять санкции к нападающей стороне, или союзы, обязывающие одну сторону оказывать помощь другой стороне, если последняя подвергнется нападению, также доказали свою неэффективность или даже способствовали развязыванию войны. Столь же безуспешными в деле предотвращения войны оказались и системы равновесия сил.

С другой стороны, имеется множество факторов, срывающих попытки предотвратить войну, ибо державы все более и более склонны к взаимным подозрениям и к опоре на одну только военную мощь в целях самообороны. По мере установления государственных границ во всем мире страны с надежно защищенными владениями стали заботиться главным образом о сохранении своих законных интересов и уделяли не слишком большое внимание потребностям тех, кто волей обстоятельств оказался в менее удачном положении. Договоры дискриминационного характера или ставшие неадекватными либо неразумными не подвергались никаким поправкам, которые могли бы привести их в соответствие с меняющимися условиями, и становились причинами войн. Процесс создания современных государств сопровождался повышенным вниманием к вопросам национального суверенитета. В этой связи в международное право был введен принцип, согласно которому каждая страна сама должна принимать решение о своих правах на самооборону. Однако, когда в последнее время такие сильные державы, как Соединенные Штаты, утверждают, что право на самооборону может применяться в такое время и в таких местах, когда и где это необходимо для наиболее эффективной обороны, почти любая акция любого государства может быть оправдана как осуществленная в рамках такого права. Тем самым сводятся на нет все усилия, направленные на предотвращение войны. Поскольку современные войны стали войнами тотальными, беспредельно расширена концепция стратегических материалов, и данное обстоятельство вкупе с гитлеровской практикой блицкрига превращает соблюдение международного права в чрезвычайно затруднительное дело.

Поэтому, хотя первая мировая война была "войной за изничтожение войн", за ней довольно скоро последовала мировая война номер два. Пока страны после второй мировой войны стремились сделать мир более совершенным, человечество было ввергнуто в пучину "холодной войны”, и еще до заключения мира по завершении второй мировой войны появились предсказания о третьей. Следует признать, что сохранение мира невозможно, если причины войны не будут серьезно и добросовестно изучены и если страны не смогут подавить свой эгоизм и в гармонии пойти по пути независимости. Не исключено, что для достижения гармонии между людьми и сотрудничества между странами неизбежно потребуется еще много времени, ибо прошло всего-навсего около двух тысяч лет (очень мало по сравнению со всей историей человечества!) с тех пор, как такие мудрецы, как Будда, Христос и Конфуций осознали идею мира. И тем не менее, людям следует не только заниматься формальными аспектами предотвращения войны и глушить ее симптомы, но и безотлагательно измыслить условия, способствующие искоренению ее исходных причин. Это следует сделать в самом срочном порядке, поскольку мы живем в мире, мораль которого просто в целях ускоренного завершения войны допускает применение столь антигуманного оружия, как атомная бомба, и не исключает применения еще более ужасного оружия —водородной бомбы.

И наконец, тот, кто действительно желает мира, должен целиком и полностью посвятить себя борьбе за него. Быть сторонним наблюдателем событий, а потом, когда все кончено, говорить о том, что ты хотел мира, значит выставлять себя на посмешище, и уж совершенно ни к чему, заняв безопасную позицию, выражать свои мирные намерения только в речах и посланиях. Тот, кто действительно стремится к миру, должен использовать любую возможность для пробуждения общественного мнения и, если надо, то и с риском для жизни, посвятить себя борьбе с противниками мира. Действия сторонников мира должны исключать любое обвинение в том, что в критический момент истории они проявили нерешительность или отступничество, но именно в нерешительности и отступничестве часто бывали и бывают повинны слишком многие из так называемых государственных деятелей во всем мире.

Те же рассуждения приложимы и к международным контактам. Если на переговорах страна заявляет о своих мирных намерениях, но с начала и до конца этих переговоров только и делает, что надоедливо повторяет свои аргументы и, не идя ни на какие уступки по конкретным вопросам, независимо от их существа, требует от другой стороны полной капитуляции, то трудно усмотреть в ее позиции истинное стремление к миру. Переговоры подразумевают необходимость взаимных компромиссов.