Воспоминания японского дипломата

ГЛАВА 7. Начало войны

По мнению как Совета по межведомственным связям, так и Кабинета, война в сложившейся ситуации стала неизбежной. Однако прежде чем дать санкцию на объявление войны, император пожелал узнать мнение государственных старейшин. и на заседании Совета 28 ноября премьер Тодзё поставил на обсуждение вопрос о подготовке для них соответствующих разъяснений. Как считали некоторые участники заседания, в подготовке детальной информации для государственных старейшин не было необходимости, ибо их полномочия в части советов императору были весьма ограниченными по сравнению с полномочиями Гэнро прошлых лет. Однако я был не согласен с такой точкой зрения и заявил, что в данный момент, когда страна стоит на грани величайшего кризиса, было бы целесообразно ознакомить с фактами по возможности большее число людей, и уж тем более, коль скоро император желает заслушать мнение государственных деятелей-ветеранов. правительству следует предоставить им все находящиеся в его распоряжении детали, чтобы помочь выработать четкое понимание ситуации. На основе моего предложения было принято соответствующее решение, и на следующее утро членам Кабинета предстояло выступить с разъяснениями перед государственными старейшинами, которые затем должны были получить аудиенцию у императора.

Итак, 29 ноября перед государственными старейшинами сперва выступил премьер, который рассказал о причинах, вынуждающих нас начать войну, после чего я подробно обрисовал весь ход японо-американских переговоров. Барон Вакацуки[108] и господин Хирота задали несколько вопросов и выслушали мои исчерпывающие ответы. Никто из старейшин не предложил принять предложение Соединенных Штатов. Последовали различные вопросы о проблемах поставок (в частности, о судоходстве, самолетах, нефти), государственных финансах, продовольствии, настроениях и моральном духе народа и т.д. Ответы на эти вопросы были даны другими министрами. Обсуждение так затянулось, что завтрак, который император давал для участников, пришлось перенести на более позднее время.

Во второй половине дня государственные старейшины были приняты императором, и он попросил каждого высказать свое мнение. Принц Коноэ выразил высокую оценку усилий, приложенных правительством на японо-американских переговорах, и при этом добавил, что, хотя ввиду последнего американского предложения переговоры, как представляется, оказались бесплодными, ему хотелось бы знать, возможно ли, тем не менее, в данный момент набраться терпения, подождать и посмотреть, как будут разворачиваться события. Премьер ответил: "Мы это столько перемалывали, что у меня голова начинала болеть, но каждый раз приходили к выводу, что войны не избежать”. Далее этот вопрос не обсуждался. Двое или трое государственных старейшин четко высказали свое мнение о том, что альтернативы войне нет. Несколько человек выразили опасения в связи с перспективами войны. Тодзё отвечал каждому. Некоторые ответы, как мне помнится, были краткими и резкими, но в целом обсуждение проходило спокойно.

На следующий день, 30 ноября, на заседании Совета по межведомственным связям было принято решение о войне и о проведении 1 декабря совещания у императора. Была определена повестка дня этого совещания. Примерно в это же время Совету был представлен и рассмотрен самым тщательным образом проект императорского рескрипта, который подлежал обнародованию сразу после начала военных действий. Наш ответ на ноту Хэлла однако еще не был доложен Совету. Он находился в стадии подготовки, которая была поручена соответствующему бюро МИДа. Я неоднократно просил передать проект документа как можно быстрее, но мне каждый раз отвечали, что подготовка затягивается ввиду необходимости многочисленных согласований с армией и ВМФ. Поэтому на совещании у императора 1 декабря ответ на ноту Хэлла не обсуждался.

На повестку дня совещания были вынесены два вопроса:

Об окончательном провале переговоров с Соединенными Штатами;

О начале военных действий против Великобритании, Соединенных Штатов и Нидерландов.

На Совещании присутствовали все члены Кабинета, начальники и заместители начальников Генеральных Штабов армии и ВМФ, шеф-секретарь Кабинета, директора Бюро по военным и военно-морским делам, а также, по особому желанию императора, Председатель Тайного Совета Хара. Премьер открыл Совещание следующим заявлением:

"С разрешения Его Величества сегодняшнее заседание буду вести я. Действуя на основе решения совещания у императора от 5 ноября, наши армия и ВМФ направляли все усилия на завершение приготовлений к своим операциям, в то время как правительство прилагало все возможные усилия для урегулирования дипломатических отношений с Соединенными Штатами. Однако Соединенные Штаты не только ни на шаг не отступают от своих прежних позиций, но и начали сейчас требовать односторонних уступок с нашей стороны, добавляя такие новые требования, как полная и безоговорочная эвакуация вооруженных сил из Китая, отзыв признания нанкинского правительства и отмена Трехстороннего пакта Японии, Германии и Италии. Наше подчинение этим требованиям не только лишило бы чести империю, не только ликвидировало бы любые перспективы успешного исхода "Китайского инцидента", но и поставило бы под угрозу само наше существование Следовательно, ясно, что мы не можем добиться наших целей дипломатическими средствами. С другой стороны. Соединенные Штаты, Великобритания, Нидерланды и Китай в последнее время еще более усилили свое экономическое и военное давление на нашу страну. Этот факт, если учитывать состояние нашего могучего национального потенциала и нашу стратегию, создал ситуацию, при которой мы не можем пассивно наблюдать за развитием событий. На этой стадии нам не остается ничего иного, кроме начала войны с Соединенными Штатами, Великобританией и Нидерландами, чтобы преодолеть нынешний кризис и обеспечить наше существование.

Крайне прискорбно, что сейчас, когда "Китайский инцидент" тянется уже более четырех лет, приходится беспокоить этой войной Его Величество. Однако, когда мы думаем о том, что наш национальный потенциал стал в несколько раз сильнее, чем он был до "Китайского инцидента", что наш народ стал сплоченнее, а дух сражающихся солдат армии и ВМФ высок и силен как никогда, представляется несомненным, что мы справимся с этим кризисом, ибо вся нация, как один человек, посвятит свою жизнь своей стране.

Поэтому сейчас я хотел бы попросить участников обсудить представленную Вам повестку дня Что касается дипломатических переговоров, оперативных и других вопросов, то необходимые разъяснения будут сделаны соответствующими министрами и представителями штабов"

Выступив вслед за премьером, я вкратце рассказал о ходе переговоров и о том, как последнее предложение Соединенных Штатов сделало их продолжение невозможным. Заключительная часть моего выступления приведена выше. Затем выступили министр сельского хозяйства и лесоводства, министр финансов, и вновь, на этот раз в качестве министра внутренних дел, Тодзё, а также начальники Генеральных штабов армии и ВМФ. Задав несколько вопросов, председатель Хара сказал: ”В подобных условиях, думаю, единственное, что нам остается, так это прибегнуть к оружию”. Совещание вынесло единодушное решение по вынесенным на повестку дня вопросам. Впоследствии Тодзё сообщил мне о полученной санкции императора.

Итак, решение о войне было принято, а различные проблемы, которым предстояло возникнуть ввиду начала войны, должны были быть отнесены к компетенции Совета по межведомственным связям. Само собой разумеется, один вопрос, а именно, оперативные аспекты будущих военных действий, в Совете не обсуждался. Как установил МВТДВ, группа кораблей ВМФ под командованием адмирала Нагумо 26 ноября вышла из залива Хитокаппу (о. Кунашир), имея приказ атаковать Перл-Харбор, причем трибунал в своих суждениях пришел к абсурдному выводу о том, что запланированное нападение было предметом открытой дискуссии на заседании Совета 30 ноября. Конечно же, мы об этом плане ничего не знали. В соответствии со своей неизменной практикой, высшее командование не разглашало гражданским официальным лицам, вроде нас, абсолютно никакой информации, связанной с подобными, совершенно секретными операциями, и любой, знакомый с этой системой, прекрасно поймет, что мы пребывали в полном неведении. (Это обстоятельство достаточно хорошо иллюстрируется фактом, о котором я упоминал: как говорил мне Тодзё, только на МВТДВ он впервые узнал об оперативных деталях нападения на Перл-Харбор. На суде приводилась масса дополнительных свидетельств того, что гражданские члены Кабинета не были заранее извещены даже о самом существовании плана нападения на Гавайи).

Проект Императорского рескрипта об объявлении войны был представлен заседанию Совета по межведомственным связям сразу по завершении совещания у императора. На этом заседании я почувствовал, что высшее командование пребывает в каком-то непривычно расслабленном состоянии, которое контрастировало с их прежней напористостью, когда речь шла о скорейшем начале войны. Такое состояние казалось мне странным, и, тем более, что нам еще предстояло определиться с уведомлением об объявлении войны, я поинтересовался у них, когда должны начаться военные действия. Начальник Штаба армии Сугияма туманно ответил, что это произойдет "где-то в следующее воскресенье”. Поскольку этот ответ усилил и без того имевшиеся у меня подозрения в отношении высшего командования, я указал, что мы, естественно, должны сообщить другой стороне о начале военных действий посредством обычной процедуры. На это, однако, начальник Штаба ВМФ адмирал Нагано ответил: "Мы собираемся напасть внезапно”. Вступивший затем в разговор заместитель начальника Штаба адмирал Ито сказал, что ВМФ желает, чтобы переговоры не прекращались до начала военных действий ради максимально возможного эффекта первой атаки.

Тут-то я и понял, что означала расслабленность высшего командования. Я был в равной степени и удивлен тем, что предложение о внезапном нападении исходит от ВМФ, который ранее был столь уверен в свои "перехватных” операциях, и озабочен по поводу дальнейшего хода войны, поскольку это предложение было равнозначно признанию, что даже на начальной стадии ВМФ не надеялся на успех и считал его возможным только при обеспечении внезапности. Во всяком случае я подчеркнул, что уведомление об объявлении войны совершенно необходимо с точки зрения международной порядочности. Акция, предлагаемая флотским командованием, указал я, противоречит общепринятым процедурам и потому совершенно недопустима, и безответственные действия в начале войны, которые нанесут урон чести и престижу нации, не сулят Японии ничего хорошего. В подтверждение естественного и нормального характера своей позиции я напомнил, что посол Номура и ранее настаивал на необходимости прекратить переговоры перед переходом к "свободе действий" и уведомить Вашингтон. Я был настолько возмущен поведением военного командования, которое уже после принятия решения о войне стало настаивать на внезапном нападении и пытаться склонить меня к согласию с подобной тактикой, что позволил себе прервать заседание и под предлогом ранее назначенной встречи вознамерился покинуть зал.

Когда я двинулся к выходу, заместитель начальника Штаба Ито подошел ко мне, попросил отнестись снисходительно к желанию ВМФ и спросил, нельзя ли, по крайней мере, передать уведомление о прекращении переговоров, если оно так уж необходимо, через американского посла в Токио, а не в Вашингтоне. Почувствовав какое-то недоверие к этому предложению, я отказался, на чем мы и расстались. Однако, как мне показалось, флотское командование осознало, что ему придется согласиться с передачей уведомления в той или иной форме, будь то в Токио или в Вашингтоне.

В начале следующего заседания Совета по межведомственным связям адмирал Ито неожиданно заявил, что ВМФ не имеют возражений против того, чтобы уведомление о прекращении переговоров было передано в Вашингтоне. Это следует сделать, сказал он, 7 декабря в 12.30 дня по вашингтонскому времени. Все другие участники встречи одобрили это предложение. Я потребовал, чтобы Ито сообщил, будет ли соблюден необходимый интервал между уведомлением и нападением? Он ответил утвердительно. Поэтому я удовлетворил его просьбу, и соответствующее решение было принято. Я считал, что мне удалось преодолеть разногласия по этому вопросу и ввести требования ВМФ в необходимые рамки законности, установленные международным правом.

Первый раз проект уведомления, адресованного Соединенным Штатам, был представлен Совету 4 декабря. Как засвидетельствовал его автор директор бюро Ямамото, проект был составлен на основе обсуждения, которое состоялось на заседании Совета, и откорректирован в соответствии с мнением соответствующих представителей командования армии и ВМФ. При вынесении проекта на заседание Совета каждый участник получил экземпляр текста, и он был одобрен.

Документ начинался с изложения взглядов правительства Японии на поддержание мира, а затем подводил итоги переговоров за последние несколько месяцев. Перечислялись американские утверждения и указывалось, что последняя нота США представляет угрозу существованию Японии и подрывает ее престиж как великой державы, а поэтому является неприемлемой. Отмечалось, что Великобритания, Австралия и Нидерланды действуют заодно с Соединенными Штатами и так же, как США, игнорируют позицию Японии. Таким образом, говорилось в уведомлении, надежда на "сохранение и укрепление мира на Тихом океане путем сотрудничества" Японии и США, окончательно утрачена, и поэтому сейчас остается лишь прекратить переговоры. Ниже приводится полный текст документа.

”1. Правительство Японии, руководствуясь искренним желанием установить дружественное взаимопонимание с правительством Соединенных Штатов с тем, чтобы две страны совместными усилиями могли бы обеспечить мир в Тихоокеанском регионе и таким образом способствовать установлению мира во всем мире, с апреля сего года со всей серьезностью продолжало переговоры с правительством Соединенных Штатов об урегулировании и развитии японо-американских отношений и стабилизации положения в Тихоокеанском регионе.

Правительство Японии имеет честь откровенно изложить свои взгляды на претензии, которых настойчиво придерживается американское правительство, а также на меры, которые были предприняты США и Великобританией в отношении Японии в течение этих восьми месяцев.

2. Неизменная политика японского правительства состоит в обеспечении стабильности в Восточной Азии, в укреплении мира во всем мире и, таким образом, в создании возможности для всех стран найти свое достойное место в мире.

С тех пор, как из-за неспособности Китая понять истинные намерения Японии разразился "Китайский инцидент", японское правительство стремится к восстановлению мира и постоянно прилагает максимально возможные усилия к тому, чтобы предотвратить распространение [sic| волнений военного характера. Именно с этой целью Япония в сентябре прошлого года заключила Трехсторонний пакт с Германией и Италией

Однако и Соединенные Штаты, и Великобритания прибегают к любым возможным мерам по оказанию помощи чунцинскому режиму с тем, чтобы помешать установлению общего мира между Японией и Китаем, что затрудняет конструктивные усилия Японии, направленные на стабилизацию положения в Восточной Азии. Оказывая давление на Голландскую Индию или угрожая Французскому Индокитаю, они пытаются подорвать стремление Японии к достижению в сотрудничестве с этими регионами идеала общего процветания. Более того, когда Япония в соответствии с японо-французским протоколом предприняла меры для совместной обороны Французского Индокитая, и американское, и британское правительства намеренно неверно толкуют эти меры как угрозу их собственным владениям, и, побудив правительство Нидерландов последовать их примеру, объявили о замораживании активов и тем самым прервали экономические отношения с Японией. Демонстрируя таким образом явно враждебную позицию, эти страны усилили свои военные приготовления, сжимая кольцо окружения Японии, и создали ситуацию, которая угрожает самому существованию империи.

Тем не менее, стремясь способствовать скорейшему урегулированию, премьер Японии в августе сего года предложил встретиться с президентом Соединенных Штатов и обсудить важные проблемы, существующие между двумя странами в связи со всем Тихоокеанским регионом. Однако американское правительство, в принципе принимая японское предложение, настаивало на том. что такая встреча должна состояться после достижения согласия по фундаментальным и существенным вопросам.

3. Вследствие этого. 25 сентября, японское правительство представило предложение на основе формулы, предложенной правительством США, в котором полностью учтены прежние американские претензии, а также изложены взгляды Японии Продолжительные дискуссии оказались бессильными достичь согласования точек зрения Поэтому нынешний кабинет представил пересмотренное предложение, которое еще более умеряет претензии Японии по принципиальным вопросам, затрудняющим переговоры, и активно стремился к достижению урегулирования. Однако американское правительство, стойко придерживаясь своих исходных утверждений, ни в малейшей степени нс продемонстрировало духа примирения. Переговоры топтались на месте.

Поэтому японское правительство, имея в виду сделать все возможное, чтобы избежать кризиса в японо-американских отношениях, 20 ноября представило еще одно предложение, направленное на справедливое решение наиболее существенных и неотложных вопросов, которое, упрощая предыдущее предложение, предусматривало следующие условия:

(1) Правительства Японии и Соединенных Штатов обязуются нс направлять вооруженные силы в любой из регионов Юго-Восточной Азии и южной части Тихого океана, за исключением Французского Индокитая.

(2) Оба правительства будут сотрудничать в целях получения в Голландской Индии тех товаров, которые необходимы двум странам.

(3) Оба правительства взаимно обязуются восстановить торговые отношения до уровня, существовавшего до замораживания активов. Правительство Соединенных Штатов будет поставлять в Японию необходимое количество нефти

(4) Правительство Соединенных Штатов обязуется нс прибегать к мерам и действиям, наносящим ущерб стремлению к восстановлению общего мира между Японией и Китаем.

(5) Японское правительство обязуется вывести войска, ныне находящиеся во Французском Индокитае, либо по восстановлении мира между Японией и Китаем, либо по установлении справедливого мира в Тихоокеанском регионе, и по заключении настоящего соглашения готово передвинуть японские войска из южной части Французского Индокитая в его северную часть. Что касается Китая, то японское правительство, выражая готовность принять предложение президента Соединенных Штатов "представить" Японию и Китай друг другу в интересах мира, которое он выдвигал ранее, высказало просьбу об обязательстве со стороны Соединенных Штатов не делать ничего, могущего нанести ущерб восстановлению мира между Китаем и Японией, после того как эти две стороны начнут прямые переговоры.

Американское правительство не только отвергло вышеупомянутое новое предложение, но и объявило о своем намерении продолжать оказание помощи Чан Кайши, и, невзирая на указанное выше, отозвало предложение президента "представить" Японию и Китай друг другу в интересах мира, заявив, что время для этого еще не настало. И наконец, 26 ноября, стремясь навязать японскому правительству свои упорно отстаиваемые принципы, американское правительство выступило с предложением, которое полностью игнорирует законные требования Японии, что служит источником глубокого сожаления японского правительства.

4. С начала нынешних переговоров японское правительство неизменно придерживалось справедливой и умеренной позиции и делало все от него зависящее для достижения урегулирования, в связи с чем оно, часто невзирая на большие трудности, шло на всевозможные уступки. Что касается проблемы Китая, которая представляла собой важный объект переговоров, то японское правительство демонстрировало в высшей степени примирительную позицию Что касается принципа отказа от дискриминации в международной торговле, за который выступает американское правительство, то японское правительство выразило свое желание, чтобы этот принцип применялся во всем мире, а также заявило, что при действительном его применении в мире оно начнет применять его в Тихоокеанском регионе, включая и Китай, и ясно дало понять, что Япония не имеет намерения исключить Китай из сферы экономической деятельности третьих держав, если она основана на принципе равенства Далее, что касается проблемы вывода войск из Французского Индокитая, то японское правительство, как упоминалось выше, в целях смягчения ситуации даже вызвалось осуществить немедленную их эвакуацию с юга Французского Индокитая.

Предполагалось, что дух примирения, в максимальной степени продемонстрированный японским правительством в связи со всеми этими проблемами, будет в полной мере оценен американским правительством.

С другой стороны, американское правительство, неизменно придерживаясь не учитывающих реалии теорий и отказываясь хоть на йоту отступить от своих неосуществимых принципов, вызывало необоснованное затягивание переговоров. Трудно понять подобную позицию американского правительства, и японское правительство желает привлечь внимание американского правительства, в частности, к следующим моментам:

1. Американское правительство отстаивает во имя мира во всем мире выгодные для него принципы и призывает японское правительство принять их. Мир во всем мире может быть достигнут только путем выработки взаимно приемлемой формулы на основе признания реальности сложившейся ситуации и взаимного учета позиций друг друга. Позиция игнорирования реалий и навязывания собственной эгоистической точки зрения другим едва ли поможет ускорить завершение переговоров.

Японское правительство вообще-то готово принять некоторые из различных принципов, выдвигаемых американским правительством в качестве основы для японо-американского соглашения, но в свете реальных условий, существующих в мире, попытки навязать их немедленное принятие представляются утопическим идеализмом со стороны американского правительства.

Кроме того, предложение о заключении многостороннего пакта о ненападении между Японией, Соединенными Штатами, Великобританией, Китаем, Советским Союзом, Нидерландами и Таиландом, которое построено по образцу старой концепции коллективной безопасности, не имеет ничего общего с реалиями Восточной Азии.

2. В американском предложении содержится положение, которое гласит "Оба правительства согласятся, что ни одно соглашение, которое каждое из них односторонне заключило с третьими державами, не будет толковаться таким образом, чтобы противоречить основной цели настоящего соглашения — установлению и сохранению мира во всем районе Тихого океана". Предполагается, что такое положение имеет в виду удержать Японию от выполнения ее обязательств по Трехстороннему пакту, когда Соединенные Штаты примут участие в войне в Европе, и как таковое не может быть принято японским правительством.

Можно сказать, что американское правительство, одержимое собственными воззрениями и мнениями, стремится к расширению масштабов войны. С одной стороны, оно пытается обеспечить свои тылы посредством стабилизации Тихоокеанского региона, а, с другой стороны, оказывает помощь Великобритании и под предлогом самообороны готовится напасть на Германию и Италию, т.е. на две державы, которые борются за установление нового порядка в Европе. Такая политика совершенно не соответствует многим принципам, которые американское правительство предлагает заложить в основу установления стабильности в Тихоокеанском регионе мирными средствами

3. В то время как американское правительство в соответствии с жестко поддерживаемыми им принципами возражает против урегулирования международных вопросов посредством военного давления, оно, действуя совместно с Великобританией и другими странами, оказывает экономическое давление. Обращение к такому давлению как к средству урегулирования международных отношений заслуживает осуждения, ибо оно порой носит более негуманный характер, чем давление военное.

4. Нельзя не придти к заключению, что американское правительство, действуя в коалиции с Великобританией и другими державами, стремится сохранить и упрочить свои доминирующие позиции, которые оно до сих пор занимало не только в Китае, но и в других районах Восточной Азии. Это исторический факт, что страны Восточной Азии в течение последних ста или более лет были вынуждены соблюдать status quo в условиях англо-американской политики империалистической эксплуатации и приносить себя в жертву ради процветания этих двух стран. Японское правительство не может смириться с увековечиванием такой ситуации, ибо она прямо противоречит фундаментальной политике Японии, направленной на предоставление всем странам возможности занимать достойное место в мире Условия, предложенные американским правительством в отношении Французского Индокитая, служат хорошим примером вышеупомянутой политики США. Они подразумевают, что шесть стран, Япония, Соединенные Штаты, Великобритания, Нидерланды, Китай и Таиланд (Франция исключается), должны взять на себя обязательство уважать территориальную целостность и суверенитет Французского Индокитая, а равенство торговых и экономических возможностей означало бы охват этой территории совместными гарантиями правительств указанных шести стран. Помимо того факта, что такое предложение полностью игнорирует позицию Франции, оно неприемлемо для японского правительства и потому, что такая договоренность не может не считаться распространением на Французский Индокитай системы, аналогичной системе Договора девяти держав, которая является главным фактором, обусловившим нынешние осложнения в Восточной Азии.

5. Все требования, американского правительства к Японии, касающиеся Китая, как, например, полный вывод войск или безоговорочное применение принципа отказа от дискриминации в международной торговле, игнорируют реальные условия Китая и рассчитаны на то, чтобы подорвать занимаемую Японией позицию стабилизирующего фактора в Восточной Азии. Позиция американского правительства, которое требует от Японии не оказывать военной, политической или экономической поддержки никакому иному режиму, кроме чунцинского, и таким образом полностью игнорирует существование нанкинского правительства, подрывает сами основы нынешних переговоров. Это требование американского правительства, вполне соответствуя его вышеупомянутому отказу прекратить помощь чунцинскому режиму, ясно показывает намерение американского правительства помешать восстановлению нормальных отношений между Японией и Китаем и воцарению мира в Восточной Азии.

5. Коротко говоря, американское предложение содержит определенные приемлемые пункты, связанные, в частности, с торговлей и заключением торгового соглашения, взаимным упразднением замораживающих ограничений, стабилизацией обменного курса иены и доллара или отменой прав экстерриториальности в Китае. Однако, с другой стороны, данное предложение игнорирует жертвы, понесенные Японией за четыре года "китайского инцидента”, угрожает самому существованию империи и подрывает ее честь и престиж. Поэтому, рассматривая это предложение в целом, японское правительство, к сожалению, не может принять его в качестве основы для переговоров.

6. Японское правительство, стремясь к скорому завершению переговоров, предлагало одновременно с завершением японо-американских переговоров подписать соглашения с Великобританией и другими заинтересованными странами. Это предложение было принято американским правительством. Однако, поскольку американское правительство выдвинуло предложение от 26 ноября после частых консультаций с Великобританией, Австралией. Нидерландами и Чунцином и, по-видимому, потакая чунцинскому режиму в вопросах, касающихся Китая, следует заключить, что все эти страны едины с Соединенными Штатами в игнорировании позиции Японии.

7. Очевидно, намерение американского правительства состоит в том, чтобы в заговоре с Великобританией и другими странами помешать усилиям Японии, направленным на установление мира посредством создания нового порядка в Восточной Азии, и, в частности, сохранить англо-американские права и интересы, поддерживая состояние войны между Японией и Китаем. Это намерение четко выявилось в ходе нынешних переговоров. Таким образом искренняя надежда японского правительства на урегулирование японо-американских отношений и на сотрудничество с американским правительством в целях сохранения и укрепления мира, в конце концов, утрачена.

Японское правительство с сожалением вынуждено настоящим уведомить американское правительство, что ввиду такой позиции американского правительства оно не может не считать, что достижение соглашения посредством дальнейших переговоров невозможно".

Очевидно, что это уведомление по форме отличалось от объявления войны. Оно приняло форму извещения только о прекращении переговоров, что не совпадало с моим исходным предложением об объявлении войны, но соответствовало решению Совета по межведомственным связям. Однако тот факт, что оно в любом случае было равносильно объявлению войны, достаточно веско подтверждается восклицанием президента США при первом прочтении, когда у него еще не было последней части: "Это — война!”¹, а также немедленным изданием генералом Маршаллом, истолковавшим документ как объявление Японией начала военных действий, военных предупреждений американским базам на Тихом океане[109] ^[110].

Проблема уведомления об объявлении войны, которая столь активно дебатируется в последние годы, впервые была поставлена в связи с Третьей Гаагской конвенцией 1907 года, которая содержала соответствующее положение[111]. Однако на Гаагской конференции, где была принята конвенция, американский представитель генерал Портер заявил, что, в соответствии с толкованием его правительства, данное положение конвенции не подлежит применению в тех случаях, когда война преследует цели самообороны, причем никто из делегатов других стран-участниц конференции не оспорил такую точку зрения. Поэтому, если Япония рассматривала эту войну как войну в целях самообороны, она, в соответствии с утверждением американского делегата, не должна была направлять никакого уведомления.

Существует и множество других свидетельств несоблюдения на практике различными странами указанного положения Гаагской конвенции[112]. В качестве самого недавнего примера можно привести тот факт, что "военная” нота, направленная Францией в адрес Германии в 1939 году, гласила лишь, что Франция выполнит свои обязательства по отношению к Польше, и по форме не являлась уведомлением о начале военных действий. Японский меморандум не только был составлен в соответствии с прецедентами уведомления об объявлении войны, но и не оставлял руководству страны-противника ни малейших сомнений в том, что он означает войну. Поскольку данные из американских источников, ссылки на которые приведены в предыдущей главе, ясно показывают, что Соединенные Штаты замышляли заставить Японию нанести первый удар, их поведение по отношению к ней нельзя расценить иначе, как провокацию. В моральном плане лицемерно и трусливо занимать позицию, сводящуюся к тому, что одна сторона свободна с безнаказанностью провоцировать своего противника сколько угодно, коль скоро сторона эта воздерживается от нанесения удара первой. Такая позиция не имеет оправданий не только с точки зрения восточной морали, но и с точки зрения западной этики с ее акцентом на побуждающие мотивы.

Теперь следует рассказать о дальнейшей судьбе ноты, которая представляла собой декларацию об объявлении войны. Как сказано выше, на заседании Совета по межведомственным связям было принято решение вручить ее правительству Соединенных Штатов 7 декабря в 12.30 дня по вашингтонскому времени. Однако 5 декабря заместители начальников Штабов армии и ВМФ Танабэ и Ито приехали к мне в министерство, и Ито заявил, что высшее командование считает необходимым отложить вручение документа на тридцать минут по сравнению с ранее согласованным временем, и они просят меня дать на то свое согласие. Я поинтересовался, в силу каких причин они просят перенести время, и Ито ответил, что он ошибся в расчетах, а Танабэ добавил, что армия также заинтересована в таком изменении, ибо она приступит к своим операциям после того, как начнутся действия ВМФ. Тогда я спросил, сколько времени пройдет с момента уведомления до нападения, но Ито уклонился от ответа, сославшись на необходимость сохранения секретности операции. Я продолжал упорствовать, требуя заверений в том, что даже при переносе времени вручения ноты с 12.30 на 13.00 останется достаточно времени до начала атаки. Ито заверил меня, что так оно и будет, и я, не имея возможности узнать что-либо еще, согласился удовлетворить его просьбу. Уходя, Ито сказал: "Мы хотим, чтобы Вы не передавали уведомление в посольство в Вашингтоне слишком рано”. Я ответил, что должен послать телеграмму с таким расчетом, чтобы уведомление было непременно передано Соединенным Штатам точно в назначенное время.

Заместитель начальника Штаба Ито доложил о переносе времени вручения ноты на заседании Совета по межведомственным связям 6 декабря. Никто не возражал, и перенос был одобрен. На этом заседании начальник Штаба ВМФ Нагано предложил направить нашим послам инструкцию с тем, чтобы они, учитывая исключительную важность ноты, вручили ее лично государственному секретарю. Указав, что вручение ноты назначено на воскресный день, когда у госсекретаря может быть запланирован какой-нибудь обед, и что в этом случае послы не смогут вручить ноту лично ему, я, тем не менее, пообещал направить послам соответствующую инструкцию с просьбой выполнить ее, если это окажется возможным. Такая инструкция послам была направлена.

Третья Гаагская Конвенция не предписывает соблюдения какого-либо минимума времени, которое должно пройти с момента предварительного уведомления до момента нападения. Зная, что некоторые авторитеты в сфере международного права считают достаточным уведомление даже за одну минуту до нападения, я полагал, что в современную эпоху высокоразвитых средств связи одного часа будет достаточно для полного соблюдения требований конвенции. Мне было приятно убедиться в правильности своих оценок, когда я впоследствии узнал, что, по расчетам американских властей, на оповещение тихоокеанских баз им требовалось от тридцати до сорока минут. Стоит отметить, что даже МВТДВ, несмотря на то, что обвинение уделило особое внимание проблемам, связанным с Третьей Гаагской Конвенцией, в своем решении предпочел не вдаваться в них слишком глубоко и, как кажется, признал несовершенство самой конвенции.

На МВТДВ обвинение квалифицировало содержание и время вручения нашего уведомления Соединенным Штатам как важные факторы установление виновности в "военных преступлениях”. Я же в своем рассказе намереваюсь, насколько это возможно, воздержаться от обсуждения хода процедур МВТДВ и ограничиться изложением хроники событий тех дней в канун войны. Поэтому, не вдаваясь в детали, просто упоминаю тот факт, что из-за такой позиции обвинения далеко не один обвиняемый из числа тех, кто действительно участвовал в обсуждении этого вопроса на заседании Совета по межведомственным связям, в стремлении облегчить свое положение принялся утверждать, что он не присутствовал на тех заседаниях, не видел тех документов или не имел отношения к этим вопросам. Вследствие таких заявлений в ходе судебного процесса имели место некоторые неприятные эпизоды, но я не буду останавливаться на них, ибо точный фактический анализ ситуации и убедительное опровержение доводов моих противников содержится в заключительном выступлении моего защитника.

Однако обойти вниманием другой неприятный инцидент, а именно, — задержку с вручением нашей последней ноты, нельзя. Поскольку время вручения было определено на заседании Совета по межведомственным связям, я поручил директору соответствующего бюро и начальнику Телеграфного сектора МИДа принять все меры к тому, чтобы наши послы в Вашингтоне могли бы обязательно получить уведомление для вручения его в назначенное время. Тот факт, что эти меры были действительно предприняты в соответствии с моими указаниями, становится очевидным, если мы проследим все фазы этого процесса. Последовательность событий была такова. Во второй половине дня 6 декабря министерство иностранных дел передало в посольство в Вашингтоне инструкцию, согласно которой посольство сразу же по получении длинной ноты, которая идет следом, должно провести всю необходимую подготовку технического и иного характера для того, чтобы иметь возможность вручить ее правительству США в любое время после поступления дальнейших инструкций.

Текст ноты был разделен для передачи на четырнадцать частей, и все они, за исключением четырнадцатой, которая содержала несколько последних строк ноты, были отправлены с токийского Центрального телеграфа между 6.30 и 10.20 утра 6 декабря (здесь и далее для удобства указывается вашингтонское время). Четырнадцатая часть была передана между 3.00 и 4.00 утра 7 декабря, причем, чтобы гарантировать прием, ее послали по двум маршрутам. И наконец, инструкция о вручении ноты в 13.00 пополудни 7 декабря была передана в 3.30 утра того же дня и также по двум маршрутам. Все эти телеграммы благополучно достигли Вашингтона и были приняты японским посольством. Тот факт, что у посольства было достаточно времени на дешифровку и перепечатку, был подтвержден расследованием , проведенным впоследствии министерством иностранных дел, а также многочисленными свидетельствами, представленными на МВТДВ[113]. Однако перепечатка была закончена уже после назначенного времени вручения ноты из-за халатности персонала посольства, халатности. которая проявилась в задержке дешифровки телеграмм, полученных ранним утром 7 декабря, и, несколько ранее, в неспособности организовать немедленную перепечатку частей текста, приходивших в течение вечера 6 декабря.

Послы, как им и было поручено, договорились о встрече с государственным секретарем в 13.00 пополудни. Однако, когда нота была полностью отпечатана и они прибыли в государственный департамент, было уже больше двух часов дня, и встреча с госсекретарем Хэллом состоялась лишь в 14.20, то есть час спустя после нападения на Перл-Харбор. Вина персонала посольства за такой исход сомнению не подлежит. Многолетняя подготовка кадров в МИД Японии предусматривала соблюдение постоянно действующей процедуры, согласно которой в периоды особой напряженности несколько сотрудников оставались на дежурстве всю ночь, и все телеграммы подлежали немедленной дешифровке и вручению главе миссии даже глубокой ночью. Между тем, пока наше посольство столь легкомысленно относилось к своим обязанностям, каждая часть текста нашей последней ноты перехватывалась, дешифровывалась и доставлялась американским военным властям, государственному секретарю и даже президенту США. Президент уже успел прочесть тринадцать частей ноты и заявить: "Это — война!”. Так что, японские послы не прочли 6 декабря большую часть ноты, которая, как известно, была дешифрована в посольстве поздним вечером того же дня? Или могли ли они уже после прочтения не уловить ее серьезность, не понять ее значения?

Соединенные Штаты, не теряя времени, умело обыграли задержку с вручением ноты в своей пропаганде. Выступая в Конгрессе 8 декабря, президент объявил, что армия и ВМФ Японии напали на США, что это нападение было внезапным и тщательно спланированным и что оно совершено в то время, когда еще продолжались переговоры с Японией, начатые по ее просьбе и направленные на сохранение мира на Тихом океане. Только час спустя после нападения, заявил президент, японские послы вручили государственному секретарю ответ Японии на последнее послание Соединенных Штатов, и в этом ответе, сказал он, не содержится никакой угрозы или намека на военную акцию. В своей речи президент, естественно, осудил и содержание ноты Японии в адрес США, но для этого осуждения было столько же оснований, сколько для того, чтобы называть начало военных действий со стороны Японии неожиданным. Ведь вынуждая Японию нанести первый удар и зная содержание наших перехваченных телеграмм, он предвидел все, что должно было случиться. Тем не менее, это, конечно, правда, что переговоры не были формально прекращены, когда начались военные действия, и не приходится удивляться умелому использованию президентом такого поворота событий, который, должно быть, оказался более выгодным, чем он ожидал. Крайне прискорбно, что непредвиденное осложнение с несвоевременным вручением нашей ноты нанесло такой ущерб делу Японии.

Сразу после начала войны я из американских радиопередач узнал, что США активно эксплуатируют факт нападения на них в то время, как еще шли переговоры, и поделился своими наблюдениями с Тодзё. Тот, чрезвычайно удивленный, спросил: "А может быть США намеренно задержали прохождение нашей телеграммы?" Я ответил, что не имею ни малейшего представления о причинах происшедшего и для проведения расследования придется дождаться возвращения посла Номура и его сотрудников. Я также доложил о содержании американской пропаганды императору, сообщил ему о необходимости назначить расследование, а затем поручил такое расследование заместителю министра и начальнику телеграфного сектора МИДа. В августе 1942 года, незадолго до возвращения посла Номура, в Японию прибыл советник Игути, который привез текст доклада посла для императора. Когда я спросил его о причинах задержки с вручением ноты, Игути уклонился от ответа, сказав, что он этим делом не занимался, и факты ему не известны. Я намеревался опросить и самого посла, но вскоре после его возвращения я оставил министерский пост. Мне так и не удалось поговорить с послом, если не считать светской беседы на приеме под открытым небом, который я дал в честь вернувшихся домой дипломатов. Однако впоследствии мне представилась возможность узнать об обстоятельствах дела от Курусу.

Как отмечалось выше, я не сообщал послу Германии никаких существенных сведений о японо-американских переговорах, ибо чувствовал, что это помешает их успешному завершению. Однако с получением ноты Хэлла не осталось никаких надежд на успех переговоров. Поэтому 30 ноября, получив согласие Совета по межведомственным связям, я впервые поручил японским послам в Берлине и Риме представить общую картину переговоров правительствам стран их аккредитации. Они должны были сообщить этим правительствам, что Соединенные Штаты и Великобритания заняли вызывающую позицию и укрепляют свои силы на Дальнем Востоке и что в случае войны Япония надеется на немедленное вступление в нее Германии и Италии и считает целесообразным, чтобы три страны подписали соглашение, обязывающее их не заключать сепаратный мир с противником. Так появился на свет Договор о недопустимости сепаратного мира, подписанный 11 декабря.

Следует сказать несколько слов о Таиланде. Когда война стала неизбежной, я поручил послу Цубогами обратиться к тайскому правительству с просьбой оказать содействие в продвижении японских войск и принять меры во избежание любых стычек между японскими и тайскими силами. Посол передал эту просьбу премьеру Фибуну рано утром 8 декабря, и в 10.30 утра того же дня было подписано соглашение о транзите японских сил через территорию Таиланда. 11 декабря был заключен союз между Японией и Таиландом.

Хотя решение совещания у императора предусматривало объявление войны и Нидерландам, позднее, на заседании Совета по межведомственным связям участники согласились этого не делать из-за отсутствия необходимости (к тому же считалось желательным обрести территорию Голландской Индии не тронутой военными действиями). Однако Нидерланды сами поспешили объявить войну Японии 8 декабря.

В связи с объявлением войны необходимо пояснить еще один момент — отношение к Англии. Думается, здесь уже более чем ясно было показано, что Великобритания и Соединенные Штаты были связаны союзническими узами. Они были не просто союзниками — премьер-министр Черчилль заявил, что Англия объявит войну Японии "в течение часа”, если США будут вовлечены в военные действия с ней. Имея в виду процедуру, предваряющую начало военных действий, я сражался с высшим командованием на заседаниях Совета по межведомственным связям пока оно не пошло на уступки, согласившись с необходимостью уведомления о прекращении переговоров. Однако Англия формально не являлась участником дипломатических переговоров, и поэтому прямо уведомлять ее об их прекращении было бы нецелесообразно. С другой стороны, поскольку мы неоднократно указывали Соединенным Штатам, что рассматриваем Англию в качестве участника переговоров de facto, США имели полное право немедленно уведомить ее об их крахе. При таких обстоятельствах, учитывая международные прецеденты, у Японии не было юридической необходимости объявлять войну Великобритании.

Утром 8 декабря у меня состоялись беседы с американским и британским послами. Цель этих встреч не состояла в объявлении им о состоянии войны. Официально уведомление об этом было сделано в Вашингтоне, а послам были просто переданы копии нашего заявления "для их сведения”, как сообщил им я. Состояние войны между Японией и этими двумя странами должно было наступить 8 декабря с 3.00 утра по токийскому времени, т.е. в момент вручения уведомления в Вашингтоне. Я намеревался встретиться с Грю и Крейги для того, чтобы лично выразить свою признательность за предпринятые ими усилия и вручить копии нашей последней ноты, проясняющей позицию Японии. Моему секретарю было поручено организовать беседы с ними рано утром 8 декабря. (Я также должен был встретиться с американским послом в связи с телеграммой президента императору, рассказ о которой последует ниже). Однако послы приехали довольно поздно, ибо к тому времени, когда мой секретарь пытался им дозвониться, городское полицейское управление уже отключило их телефоны.

Тем временем, еще до прибытия послов, мои подчиненные сообщили мне о том, что по радио объявлено о начале войны против США и Англии и о нападении Японии на Гавайи. Когда послы приехали, я, естественно, полагал, что они уже слышали это сообщение. Поэтому, думая, что затрагивать болезненные вопросы нет необходимости, я приветствовал их, исходя из того, что начало войны — уже известный факт. Между прочим, на МВТДВ прокуроры использовали эти беседы для обоснования обвинений против меня. Так мои дружеские чувства к послам оказались причиной серьезного недоразумения, и сейчас я думаю, что лучше бы я тогда с ними вообще не встречался.

Поскольку мои беседы с послами были отложены, я не мог присутствовать на заседании Кабинета, которое состоялось ранним утром 8 декабря, и с опозданием приехал только на заседание Аналитической комиссии Тайного Совета[114], которое началось в 7.30 утра. Я понял, что участники заседания обсуждали несколько вопросов. Разумеется, ранее я часто докладывал Тайному Совету о ходе японо-американских переговоров. Комиссия высказалась в пользу предложения об объявлении войны Соединенным Штатам и Англии, и ее рекомендации были впоследствии единодушно одобрены на официальном заседании Тайного Совета. Императорский рескрипт об объявлении войны был обнародован 8 декабря в 11.40 утра.

Остается еще рассказать о телеграмме президента Рузвельта императору. Это послание привлекло к себе особое внимание, когда на МВТДВ обвинение использовало его для шумных пропагандистских утверждений об искреннем стремлении президента Рузвельта к миру и обыграло его как документ исключительного значения. Даже сейчас еще кое-кто заявляет, что войны можно было бы избежать, приди эта телеграмма немного раньше, и при этом обычно воздают хвалу ее автору. Ввиду подобных обстоятельств вниманию читателя предлагается подробный рассказ, который поможет устранить любые недоразумения.

Впервые я увидел эту телеграмму в 12.30 дня 8 декабря, когда копию ее привез мне посол Грю. Прежде чем перейти к дальнейшему описанию, нелишне рассмотреть кое-какие обстоятельства, связанные с ее передачей. Послание было длинным. В нем вспоминалась давняя дружба между Японией и Америкой, говорилось об искренности Америки на протяжении нескольких минувших месяцев японо-американских переговоров, указывалось на крупное пополнение японских военных и военно-морских сил на юге Французского Индокитая и предлагалось, что в случае, если Япония выведет свои войска оттуда. Соединенные Штаты не только не вторгнутся в этот регион, но и смогут получить аналогичные заверения от правительств Голландской Индии, Малайи, Таиланда и Китая. Предложение о выводе войск из Индокитая (единственный конкретный пункт в послании президента) было не новым: в июле, во время продвижения Японии в Индокитай, Рузвельт выдвинул предложение о нейтрализации этой территории, на что правительство Японии ответило детальным контрпредложением от 5 августа. Поэтому в содержании телеграммы президента ничего нового не было.

Что же касается самой идеи личного послания президента императору, то, как уже отмечалось, ее выдвинули 26 ноября послы Номура и Курусу. После соответствующих консультаций в Токио их план был отвергнут, и сами они в дальнейшем о нем не упоминали. По возвращении в Японию посол Курусу в своем докладе отмечал, что в Америке было две группы (в центре одной стоял сенатор Томас, а в центре другой, религиозной — отец Джонс), которые стремились заинтересовать президента планами такого рода, но, разумеется, посольству не могли быть известны реальные факты, связанные с решением направить эту телеграмму.

Впоследствии, в ходе расследования событий в Перл-Харборе в Конгрессе, эти факты получили определенную огласку. Как выяснилось, на очередном заседании Военного кабинета министр Стимсон поначалу предложил, что Соединенным Штатам следует немедленно, без дальнейших оповещений, напасть на Японию, ибо она проигнорировала предупреждение от 17 августа. Разумеется, предложение Стимсона не получило поддержки, ибо участники встречи считали более выгодным заставить Японию первой вступить в бой. Затем президент предложил свой план направить императору письменное предостережение, но Стимсон возразил, отметив, что президенту лучше выступить с обращением к Конгрессу и народу, сообщить им об опасности и о том, что будет сделано для ее достойной встречи, если она станет реальностью.

В конце концов президент поручил Хэллу, Стимсону и Ноксу подготовить соответствующие тексты[115]. Однако послание Конгрессу так и не было направлено. Что же касается личного послания императору, то госсекретарь Хэлл 29 ноября сказал президенту, что такая телеграмма едва ли может послужить какой-либо цели, если не считать регистрации факта для будущего и может даже вызвать осложнения, о чем они говорили со Стимсоном накануне. Мнение этих высокопоставленных лиц о бесполезности послания в адрес императора подтвердил в своих показаниях для МВТДВ представитель государственного департамента господин Боллэнтайн, который заявил, что госдепартамент не связывал с таким посланием ни малейших ожиданий[116]. Вот в такой ситуации, невзирая на возражения государственного секретаря и военного министра, президент приказал государственному департаменту направить его личное послание императору, что и было сделано 6 декабря в 6 часов вечера по вашингтонскому времени.

Об этом факте мне стало известно 7 декабря, когда я получил информацию от посла Номура о появлении в американской прессе сообщения госдепартамента об отправке президентского послания. Поскольку такая телеграмма, будучи личным посланием, требовала особенно внимательного подхода, я, несмотря на воскресный день, приказал своему секретарю поддерживать тесный контакт с министерством двора, куда она предположительно могла быть адресована. Когда к вечеру ни в министерстве иностранных дел, ни в министерстве двора никаких сообщений получено не было, мы рассудили, что в Вашингтоне, по-видимому, от этого плана отказались.

Однако в 10.15 вечера моему секретарю позвонили из американского посольства и сказали, что посол получил срочную телеграмму, которая сейчас дешифруется, и хотел бы встретиться со мной, как только текст будет готов. Я ответил, что буду ждать. Наконец, в 00.30 8 декабря посол Грю приехал в мою официальную резиденцию, сообщил о получении личной телеграммы президента в адрес императора и попросил организовать аудиенцию у Его Величества. Я ответил, что в столь поздний час на подготовку аудиенции потребуется время, и поинтересовался содержанием послания. Посол передал мне копию телеграммы, повторил просьбу об аудиенции и откланялся.

Прочитав телеграмму, я счел целесообразным при докладе императору присовокупить к ней мнение правительства. Во-первых, потому, что аналогичное предложение было в июле отвергнуто третьим Кабинетом Коноэ, и, во-вторых, потому, что, хотя в данный момент времени уже почти не оставалось, президент не касался никаких иных вопросов японо-американских переговоров за исключением нейтрализации Индокитая и не предлагал никаких гарантий или уступок, которые помогли бы избежать кризиса. Прежде всего я связался с министром двора Мацудайра и спросил, сможет ли меня принять император. Он отослал меня к лорду-хранителю печати Кидо, Я позвонил Кидо, рассказал о получении президентского послания и попросил организовать для меня аудиенцию. Кидо ответил, что при наличии срочных дел государственные министры могут получать аудиенцию в любое время, даже глубокой ночью, и пообещал быть во дворце ко времени моего прибытия.

Как только был готов перевод телеграммы, я направился к премьеру, доложил ему о визите посла Грю и подробно изложил содержание послания. Тодзё лишь спросил: "А каких-нибудь уступок от них вдобавок к этому не имеется?” и добавил, что такое предложение ни к чему не приведет.

Он предложил мне сделать доклад императору, а затем мы перешли к обсуждению ответа императора президенту. При расставании я шутливо заметил: "Жаль, что приходится будить людей среди ночи”, на что он ответил: "Хорошо, что телеграмма пришла поздно. Приди она парой дней раньше, у нас было бы больше работы”. Попрощавшись с премьером, я поспешил во дворец. Кидо был уже там, и за несколько минут до аудиенции я рассказал ему о содержании президентского послания. Лорд был лаконичен: "Но это ведь без толку, так? Что думает Тодзё?” "То же самое, что и Вы”, — ответил я. Тут настало время аудиенции, и я был принят императором. Я зачитал ему полный текст телеграммы, а также разъяснил суть событий, связанных с аналогичным предложением, которое было выдвинуто президентом в июле. Затем я представил проект императорского ответа президенту, подготовленного мной по согласованию с Тодзё. Император его одобрил, и в 3.15 ночи аудиенция закончилась. Я вернулся в свою официальную резиденцию, а в 4.30 утра получил из министерства военно-морского флота телефонограмму об успешном нападении нашего ВМФ на американский флот в Перл-Харборе.

Следующим утром во время беседы с Грю я информировал его о том, что доложил императору о получении послом личного послания президента и о его содержании, и добавил, что император выражает свою признательность за это послание и поручил мне передать его ответ. Этот ответ, который я изложил устно, а затем направил в письменном виде, гласил:

"В связи с недавним вопросом президента о наращивании японских сил во Французском Индокитае, я поручил японскому правительству дать ответ. Вывод японских сил из Французского Индокитая был одним из объектов японо-американских переговоров. По этой проблеме я также поручил своему правительству изложить его мнение правительству Соединенных Штатов. Поэтому я надеюсь, что президент любезно обратится к этому ответу. Установление мира во всем Тихоокеанском регионе, а. следовательно, и во всем мире суть мое горячее желание, и до нынешнего момента я требовал от своего правительства прилагать все усилия к его реализации. Я уверен, что президент полностью в курсе этого факта".

В ходе заседаний МВТДВ я, поражаясь подробностям, до которых доходил Генеральный штаб армии, впервые узнал о том, что доставка телеграммы президента в американское посольство была задержана токийским Центральным телеграфом более, чем на десять часов по требованию офицера Генерального штаба и что таким образом задерживались все телеграммы из-за рубежа. По-видимому, в то время даже военные, вроде Тодзё, не знали о том, что Генеральный штаб предпринимает подобные меры. Что же касается процитированного выше замечания Тодзё ("Хорошо, что телеграмма пришла поздно. Приди она парой дней раньше, у нас было бы больше работы”), то на второй день суда над нами он пояснил мне, что именно он имел в виду: если бы телеграмма прибыла раньше, некоторые, несмотря на очевидность полного провала, наверняка стали бы утверждать, что следует попытаться продолжить переговоры, и тем самым создали бы ненужные осложнения. Он, по его словам, и представить себе не мог возможность достижения решения при помощи такого послания. Слишком многое должно было быть очевидным всем и каждому.

Как мы видели, президент предложил только нейтрализацию Индокитая и ни слова не сказал ни о других проблемах протекавших тогда переговоров, ни об основе дальнейших обсуждений, ни об уступках со стороны Соединенных Штатов. Нейтрализация Индокитая была бы, конечно, выгодна для США, ибо она отводила угрозу присутствия японских войск в этом регионе, но она никак не изменила бы ситуацию для Японии, которая считала, что у нее не было иной альтернативы, кроме выступления в интересах самообороны и своего существования. Поэтому высокопоставленные лица в Вашингтоне (не говоря уж о таковых в Токио) совершенно верно рассудили, что такое послание президента будет абсолютно бесполезным, и совершенно верно квалифицировали отправку телеграммы как акцию, предпринятую только ради регистрации мирного намерения.

Заседание Генерального штаба Японии

Прежде чем завершить эту главу, следует рассказать о чувствах, которые я испытал в ночь начала войны. Возвращаясь с аудиенции, глубоко тронутый самообладанием императора, проявленным им чувством братства со всем народом и вместе с тем — его непоколебимой позицией, которая ощущалась даже в том, что он принял меня буквально на грани войны, я в сопровождении придворного миновал длинные, тихие и спокойные коридоры полночного Дворца. Выйдя к стоянке экипажа у ворот Сакасита, я воздел свой взор к ярким звездам и испытал чувство священного благоговения. Проезжая в полной тишине по Дворцовой площади, беззвучно спящей столице и слыша лишь хруст гравия под колесами машины, я думал о том, что всего через несколько часов наступит рассвет одного из самых знаменательных дней в мировой истории.

Разные мысли обуревали меня. В минувшие полтора месяца я всем сердцем, всей душой трудился ради человечества и своей страны и в тот момент был убежден, что курс, который мы взяли только тогда, когда со всей определенностью стало ясным отсутствие альтернативы, будет одобрен высшим судом Неба.

В моей общественной жизни было много памятных моментов. Мне пришлось выдержать много словесных баталий: вспоминаются острые споры, которые приходилось вести с Литвиновым с зимы 1939 года до следующей весны о продлении рыболовных концессий в российских водах; горячие дебаты с милитаристами в преддверии войны, особенно с ночи 1 ноября 1941 года до предрассветных часов 2 ноября; и уже после начала войны — трехчасовые препирательства с Тодзё на заседании Кабинета 1 сентября 1942 года. Среди наиболее интересных эпизодов вспоминаются моя беседа с Гитлером на горной вилле в Бертехсгадене и тост за Новый 1940 год, поднятый в Кремле после совещания, которое длилось всю ночь. Но только дважды в жизни — один раз, когда я возвращался домой из императорского дворца при начале войны, и второй раз, когда завершалось совещание у императора 14 августа при ее окончании, — я был преисполнен уверенности в том, что, участвуя в столь знаменательном событии, исчерпал все свои силы и возможности, зная, что Небу известно сердце, преданное своей стране и всему человечеству. И даже сейчас, думая о тех временах, я не могу удержаться от слез.