Воспоминания японского дипломата

ГЛАВА 1. Служба в Мукдене (начало первой мировой войны и японо-китайские переговоры)

Мукден, называемый ныне Шэньяном, в преддверии первой мировой войны был самым важном центром зарубежной экспансии Японии. В 1912 году, в последний год Мэйдзи, или в первый год Тайсё, сдав экзамены на допуск к дипломатической работе, я в течение нескольких месяцев работал в Первом секторе политического бюро и в Первом секторе экономического бюро министерства иностранных дел, где знакомился с общим состоянием наших дипломатических и торговых отношений в Восточной Азии, а затем, в сентябре 1913 года, получил первое в моей дипломатической карьере зарубежное назначение — в нашем консульстве в Мукдене. Увидев маньчжурский пейзаж с его ярко-синим небом и нескончаемыми полями гаоляна, которые простирались до самого горизонта, я сразу почувствовал, что нахожусь на континенте. Усыпальницы цинских императоров в Северных гробницах напоминали о периодах взлетов и падений в истории Китая, а визиты в Гирин и Чанчунь позволили воочию наблюдать соперничество Японии и России. За годы своей дипломатической службы мне два или три раза приходилось ездить в Китай, но работал я там всего один раз в Мукдене. Тем не менее, для меня имело значение то обстоятельство, что первым моим зарубежным назначением была двухлетняя служба в этом городе, который был тогда центром не только дальневосточной дипломатии, но и континентальной экспансии Японии.

К началу русско-японской войны 1904-1905 годов Японии удалось остановить продвижение России на юг и поставить заслон на пути ее агрессивной экспансии, но Англия и Америка жадно взирали на этот континент, учитывая его стратегическую важность и большие ресурсы. (Предложение Америки о нейтрализации всех железных дорог Маньчжурии и установлении над ними международного контроля — лишь один из примеров ее позитивной политики в отношении этого региона; кроме того, Америка приобрела право на строительство железнодорожного пути между Цзиньчжоу и Айгунем, хотя впоследствии от этого плана отказались, так как Япония заявила Китаю протест, поскольку эта дорога должна была пройти параллельно японской Южно-Маньчжурской железной дороге). Упорные старания Англии и Америки осуществить планы строительства пути, параллельного Маньчжурской железной дороге, стимулировали достижение компромисса между Японией и Россией, и эти страны достигли договоренности об установлении их сфер влияния соответственно в Южной и Северной Маньчжурии. В результате конкуренция держав в этой части света временно затихла, но было очевидно, что если баланс сил будет по какой-либо причине нарушен, то конфликта в этом регионе не избежать.

Вскоре весь мир пережил великое потрясение, начало которому положили события в Центральной Европе. Когда сараевский инцидент 1914 года стал известен во всех странах мира, наш генеральный консул в Мукдене Отиаи сразу сказал, что это событие непременно перерастет в общеевропейскую войну. Господин Отиаи, один из последователей Комура Дзютаро, благодаря своей длительной службе в России, прекрасно разбирался в европейской ситуации. Он говорил, что эпизод в Сараево наверняка выльется в военное столкновение между Германией и Австрией, с одной стороны, и Россией, Францией и Англией, с другой, что война эта скажется на Дальнем Востоке и особенно на Маньчжурии, и что Японии, не теряя времени, следует готовиться к любым случайностям. Нам неоднократно приходилось слышать от него разного рода предупреждения. Европейская война разразилась в августе 1914 года. Впоследствии в нее вступила Япония, а в 1917 году, когда к воюющим присоединились и США, она обрела всемирный размах. Мне до сих пор помнится напряженное воз-буждение того дня, когда я, новоиспеченный дипломат в Мукдене, впервые услышал об инциденте в Сараево, который послужил началом великого мирового конфликта.

Вскоре после того, как вспыхнула война в Европе, Япония предъявила Германии ультиматум с требованием передать ей контроль над заливом Цзяочжоу. Когда ультиматум был отвергнут, Япония объявила Германии войну. В подробном рассказе о быстром и легком захвате Циндао нет необходимости. Сразу после его падения я отправился в провинцию Шаньдун, где мне предстояло изучить все то, что осталось от немецкой деятельности, а также ресурсы провинции. В этой работе мне помогали советник посольства Фунагоси (в Циндао), консул Хаяси и полковой командир Хирано (в Цзинани). В Тайшане я размышлял о добродетелях Конфуция, а, переправляясь через Желтую реку, погрузился в раздумья об историческом и экономическом значении этого великого водного пути. Генеральным консулом в Тяньцзине был Мацудайра Цунэо, с которым у меня в дальнейшем сложились близкие отношения. Принимая меня однажды вечером, господин Мацудайра рассказал о том, как он спасал концессии от наводнения, вызванного разливом Белой реки и грозившего им огромным ущербом. В Пекине меня, разумеется, восхитили памятники самобытной культуры Китая — не только Храм Неба, но и дворцы цинской династии, Маньцзюйшань и другие места поразили меня своим величием и сказочной панорамой превратностей прошлого, которые они олицетворяли. Пекин, окруженный далекими горами и совершенно естественно образующий огромный замок-столицу, самим местом своего расположения прекрасно подходил для роли главного города великой империи. Оставляя в стороне экономические и военные аспекты современности, могу сказать, что, наряду с Веной и Римом, где мне пришлось побывать впоследствии, я считаю Пекин одним из трех наиболее величественных городов-замков мира.

Во время этой поездки у меня появился большой интерес к истории ханьской расы, которая процветала в бассейне Желтой реки, а также к последующей истории и современному положению китайцев. Я также пришел к выводу, что в то время как Китай может существовать без Японии, Япония без Китая существовать не может. (С одной стороны, такой вывод будит идею жизненного пространства для Японии, с другой, — идею сосуществования и сопроцветания). Вскоре после моего возвращения в Мукден состоялись японо-китайские переговоры 1915 года. Министр-посланник Хиоки, который во время моей поездки в Пекин находился в Токио, получил там инструкции от министра иностранных дел Като и, спешно вернувшись к месту службы, начал переговоры с маршалом Юанем. Поскольку главная цель этих переговоров состояла в обеспечении позиций Японии в трех восточных провинциях, генеральное консульство в Мукдене оказалось перегруженным различной аналитической работой, а также приемом и отправкой телеграмм. В мае 1915 года Китаю был предъявлен ультиматум, и на какое-то время в Мукдене сложилась напряженная ситуация, ибо там сосредоточилась часть Пятой дивизии и уже велась подготовка к эвакуации населения. Однако в связи с тем, что Юань Шикай согласился с основной частью японских требований, кризиса удалось избежать. Эти переговоры, известные в связи с "Двадцать одним требованием", вызвали критику Японии не только со стороны Китая, но и со стороны других стран, которые обвиняли ее в выдвижении излишне суровых требований. Поскольку о содержании и ходе этих переговоров много писали, а ситуация с тех пор претерпела значительные изменения, едва ли необходимо пускаться здесь в пространные описания или пытаться найти какие-то оправдания, но некоторые комментарии все-таки будут нелишними.

Во-первых, хотя эти требования часто называли чрезмерными, ибо они состояли из двадцати одного пункта, большинство их было, по существу, нацелено на обеспечение позиций Японии в Маньчжурии посредством продления аренды Южно-Маньчжурской железной дороги, железной дороги Аньдун-Мукден и Ляодунского полуострова, а также на получение части прав и интересов Германии в провинции Шаньдун. Учитывая положение Японии в то время, наши требования отнюдь не являлись непомерными и рассматривались просто как компенсация за оставление китайцам Маньчжурии и провинции Шаньдун, невзирая на две войны (с Россией и Германией), которые Япония вела за эти территории. Даже в наши дни крупная держава часто размещает в других странах свои войска, создает там военные базы или во имя гарантий безопасности требует, чтобы эти страны снабжали их сырьевыми ресурсами. Однако в тех случаях, когда две страны не слишком разнятся друг от друга в части военного могущества, культуры или чего-либо еще, осуществлять подобную политику становится не так-то легко. Ниже я еще вернусь к этой проблеме. Некоторым из пунктов японского ультиматума, например, пункту о принятии советников, не придавалось большого значения, ибо в те времена иностранные советники, нанимавшиеся генерал-губернаторами провинций, по сути, играли чисто декоративную роль и не отправляли почти никаких практических функций, так что Япония не связывала больших надежд с их работой. Требование об эксплуатации шахт в Маньчжурии также не имело большого значения. У Японии не было причин для заинтересованности в каждой отдельной шахте, ибо она не располагала надежными данными о них. Критиковали Японию и за то, что своим ультиматумом она оказывает на Китай непрерывное давление. Как позднее прямо сказал мне министр-посланник Хиоки, Юань Шикай, притворяясь, что он подвергается силовому давлению и стремясь облегчить китайцам понимание событий, сам пытался провоцировать Хиоки. Китайцы умело использовали несовершенство нашей техники ведения переговоров.

Как бы там ни было, после завершения переговоров японо-китайские отношения в Маньчжурии значительно улучшились. Отношения генерального консула Отиаи с военачальником провинции Фэнтянь Чжан Сюэляном и командующим 7-й армией Чжан Цзолинем, а, следовательно, и отношения между генеральным консульством и военными правителями, были весьма дружелюбными. При таких обстоятельствах в последний год моей службы в Мукдене каких-либо серьезных проблем практически не возникало. Вспоминается один инцидент, когда в японскую аптеку была брошена бомба. Поскольку при этом генеральный консул Отиаи был ранен, я сам вел переговоры с Управлением внешних сношений провинции Фэнтянь, и после нескольких бесед вопрос был решен. Другая проблема была связана с земельной арендой, практика которой распространилась в результате японо-китайских переговоров. Самым трудным оказался случай с фермой Сакакибара неподалеку от Северных Гробниц. Хозяин фермы предъявлял чрезвычайные требования, утверждая при этом, что его поддерживают старшие офицеры Квантунской армии. Я же настаивал, чтобы он пересмотрел свою позицию, и предупреждал, что, если китайцы доведут дело до суда, то я, как судья консульского суда, решу дело не в его пользу. Вскоре после моего отъезда из Мукдена этот инцидент урегулировали. Однако споры по поводу земельной аренды продолжали возникать в различных районах южной Маньчжурии вплоть до "Маньчжурского инцидента” 1931 года, что создавало значительные трения в отношениях между двумя странами.

Еще один случай, правда, имевший место не в Мукдене, также заслуживает упоминания. Имеется в виду так называемое "дело Ба Бу Ча Бу”. В марте 1916 года консул Морита из Политического бюро министерства иностранных дел посетил генеральные консульства в Мукдене и Харбине в качестве тайного посланника министерства и информировал их о том, что Юань Шикай намеревается провозгласить себя императором и установить свое правление вопреки пожеланиям японского правительства, которое в связи с этим запланировало использовать оппозицию Юаню в лице действовавшей в Маньчжурии партии Сун Шэ и поддержать мятежников во главе с Ба Бу Ча Бу — членом монгольской королевской семьи, который в то время находился в глубинном районе Хайлар. Нам сообщили, что реализация этого плана может даже привести к независимости Маньчжурии, что вопрос этот совместно проработан армией, ВМФ и министерством иностранных дел и что вскоре в Маньчжурию будет направлен полковник японской армии. Действительно, вскоре прибыл армейский офицер со своей группой, но, видя, как эта группа день и ночь бьет баклуши и имея возможность больше узнать о личности Ба Бу Ча Бу, я все больше утверждался во мнении, что из этой затеи ничего не выйдет. Затем я выехал из Мукдена в Токио, ибо мне предстоял перевод в нашу миссию в Швейцарии. Как я слышал, с внезапной смертью Юаня движение Ба Бу Ча Бу лишилось всякого смысла и сошло на нет.

Я покинул Мукден, чувствуя, что первая попытка обеспечить независимость Маньчжурии сорвется. Было очевидно, что этот край, расположенный между Японией, Китаем и Россией, приобрел исключительно важное значение, особенно после русско-японской войны. В случае отделения Маньчжурии от Китая и превращения ее в независимую страну она, по-прежнему, оставалась бы источником различных бедствий. Ее следовало бы превратить в буферное государство, связанное с Китаем таможенным союзом. Без поддержания мира такими средствами ни Япония, ни Китай не могли рассчитывать на спокойное существование.