Воспоминания японского дипломата

ГЛАВА 5. Переговоры в Вашингтоне

Поскольку время поджимало, я направил предложения "А” и ”Б" послу Номура 4 ноября еще до начала совещания у императора. Сразу после того, как они были утверждены этим совещанием, посол получил инструкцию продолжать переговоры на основе Предложения "А”.

Посылая послу Номура телеграмму с предложениями, я сопроводил их пространными инструкциями следующего содержания:

”1. Днём и ночью прилагаются энергичные усилия, направленные на урегулирование японо-американских отношений, которые находятся на грани разрыва. В целях определения фундаментальных принципов нашей государственной политики правительство ежедневно проводило заседания Совета по межведомственным связям с участием высшего командования. После длительных и исчерпывающих дискуссий правительство и высшее командование единодушно согласились на предложения, касающиеся японо-американских переговоров (отдельные телеграммы № 726 и № 727). Эти предложения. так же как и другие основополагающие политические установки, ожидают окончательного утверждения на совещании у императора, которое состоится пятого ноября.

2. В свете чрезвычайно напряженной внутренней и международной ситуации мы не можем допустить каких-либо проволочек. Руководствуясь искренним стремлением сохранить мирные отношения с Соединенными Штатами, императорское правительство продолжает переговоры после досконального изучения связанных с ними проблем. Нынешние переговоры знаменуют собой наше последнее усилие, и Вы должны понимать, что предложения "А” и "Б" являются действительно окончательными. Если даже на основе этих предложений мы не сможем обеспечить скорейшее завершение переговоров, то, как это ни прискорбно, их крах станет неизбежным. В этом случае отношения между двумя странами окажутся под угрозой разрыва. Будущее нашей страны самым тесным образом связано с исходом нынешних переговоров и от него зависит безопасность империи.

3. Японо-американские переговоры тянутся уже более полугола. Несмотря на трудности, наше правительство делало одну уступку за другой в целях скорейшего достижения соглашения, но Соединенные Штаты стоят на тех же позициях, с которых они начинали переговоры, и не дают какого-либо отклика на наши предложения. В нашей стране немало людей, испытывающих подозрения в отношении истинных намерений США. В подобных обстоятельствах только jiaine горячее желание сохранить, мир на Тихом океане побуждает нас предложить дальнейшие уступки и тем самым выразить искренность наших устремлений. Эти уступки, хотя они являются односторонними, продиктованы не недостатком силы или уверенности в способности справиться с трудностями, как то ошибочно истолковывается некоторыми американцами. Нашему терпению есть предел, и в случае необходимости мы должны будем защитить свою жизнь и свое достоинство любой ценой. Если Соединенные Штаты будут и далее не считаться с нашей позицией, нам останется лишь заявить, что переговоры продолжаться не могут: Сейчас, когда мы, действуя в истинно дружеском духе, идем на чрезвычайные уступки в целях мирного решения имеющихся проблем, мы серьезно надеемся, что Соединенные Штаты, приступая к заключительной стадии переговоров, пересмотрят свои позиции и подойдут к нынешнему кризису должным образом, с позиций сохранения японо-американских отношений

4. С учетом этих обстоятельств Вам доверяется миссия, имеющая огромное значение для судьбы нашей страны. Мы прекрасно понимаем, насколько трудна Ваша задача, и мы надеемся, что Вы, руководствуясь сказанным выше, сделаете все, что в Ваших силах. Когда совещание у императора закончит работу, мы немедленно сообщим Вам его результат, после чего Вы встретитесь с президентом Рузвельтом и госсекретарем Хэллом и сделаете все от Вас зависящее, чтобы заставить их в полной, мере осознать нашу решимость и чтобы привести переговоры к скорейшему завершению.

5. Учитывая серьезный характер переговоров, я, параллельно с Вашими переговорами в Вашингтоне, намереваюсь провести переговоры с американским послом в Токио. В этой связи желательно, чтобы мы были информированы о любых встречах с американским руководством, как только таковые будут назначены, чтобы нам оперативно докладывали о ходе будущих переговоров и чтобы Вы поддерживали с нами тесный контакт каждый раз, когда будете предпринимать новые шаги. Во избежание каких-либо неожиданных осложнений Вам надлежит строго придерживаться инструкций и ни в коем случае не действовать по своему усмотрению".

Одновременно с этой инструкцией послу Номура было сообщено, что в данных обстоятельствах соглашение необходимо заключить к 25 ноября. Кроме того, ему поручалось договориться с Соединенными Штатами о необходимых с их стороны мерах к тому, чтобы по заключении соглашения к нему присоединились Англия и Нидерланды, которые фактически являлись участниками текущих переговоров.

Мне было известно о том, что не только Мацуока, но и военно-морские круги были крайне недовольны тем, как посол Номура вел переговоры в Вашингтоне. О замене нашего посла на столь критическом этапе не могло быть и речи, но и игнорировать далее наличие реальной проблемы я тоже не мог. Поэтому я детально консультировал поела по таким не знакомым ему вопросам, как формы соглашения, а учитывая прошлые жалобы в его адрес, я в своих инструкциях употреблял выражения которые при других обстоятельствах могли бы показаться неоправданно сильными. В Скобках следует отметить, что государственный департамент, по-видимому, расценивал мои формулировки как свидетельство отсутствия у нас искреннего желания придти к урегулированию. Такие выражения в моих инструкциях, как "это наше окончательное предложение" или "абсолютно необходимо сделать то-то и то-то" обыгрывались обвинителями на МВТДВ как великие открытия: Япония, видите ли, выдвигала "ультиматум"! Разумеется, такая оценка абсурдна. Даже в обычной деловой корреспонденции "окончательное предложение" не обязательно значит, что оно действительно "самое последнее", а уж в дипломатии тем более. Работая за границей и участвуя в различных переговорах, я не раз получал из Токио инструкции с требованием учитывать, что данное предложение окончательное, но за ним следовало еще одно, потом другое, и каждое квалифицировалось как окончательное. Для тех, кто знаком с подобными процедурами, такие формулировки - вещь совершенно обычная.

Прежде чем перейти к рассказу о переговорах в Вашингтоне, будет, пожалуй, полезно пояснить, для чего и каким образом по моей собственной инициативе в Вашингтон был направлен посол Курусу. Приступив в октябре к работе в должности министра, я был так занят изучением истории переговоров, выработкой новой политики и почти ежедневными заседаниями Совета по межведомственным связям, что у меня не оставалось времени посетить Великие храмы Исэ’, что полагалось делать каждому, кто вступал в должность того или иного государственного министра. Как я в конце концов понял, в некоторых кругах меня осуждали за несоблюдение формальных ритуалов. 2 ноября Совет принял решение о новом курсе Японии, других срочных дел у меня в тот момент не было, и я той же ночью выехал из Токио в Исэ. 3 ноября, когда в ярком свете осеннего солнца отмечался национальный праздник, день рождения императора Мэйдзи, я помолился у внутреннего и внешнего храмов Исэ и вечерним поездом отправился назад в Токио.

¹ Самая главная святыня синтоистской религии, расположенная в Удзи-Ямада на полуострове Кии. Как того требовала национальная традиция, у этого храма следовало докладывать национальным богам о всех важных событиях, имевших значение для государства или династии.

Несмотря на усталость от напряженной работы в тяжелые предшествующие дни, я не мог и в поезде отвлечься от мыслей о японо-американских переговорах и о поисках путей и средств, которые помогли бы отвратить катастрофу. Именно тогда меня осенила мысль направить в США посла Курусу[99]. Мысль эта пришла мне на ум потому, что, с одной стороны, работа посольства в Вашингтоне вызывала озабоченность в Токио, а, с другой стороны, посол Номура давно просил прислать ему в помощь Курусу.

Однако было необходимо заручиться согласием Курусу, — ведь в столь критическое время, когда того и гляди могла разразиться война, поездка в Америку могла обернуться для него непредсказуемыми злоключениями. Поэтому, вернувшись в Токио, я в тот же вечер пригласил его в свою официальную резиденцию. Я в деталях разъяснил ему, что японо-американские отношения находятся на грани разрыва, что мои чрезвычайные усилия оказались не вполне успешными и что, хотя мне удалось добиться одобрения двух предложений, которые существенно смягчают нынешнюю позицию Японии по сравнению с прежней, возможность успеха переговоров следует считать весьма эфемерной. Затем я сказал, что, намереваясь до конца испробовать все возможные средства, я хочу, чтобы он поехал в Вашингтон и передал послу Номура ощущение кризиса и чтобы, работая во взаимодействии с ним, уговорил Соединенные Штаты пойти на изменение их позиции. Поначалу господин Курусу колебался, но, когда я подчеркнул, что долг требует от нас приложить в этот момент все усилия для успеха переговоров, каким бы ни был их исход, он, наконец, внял моей просьбе.

Далее я рассказал Курусу и о своих стараниях не допустить войны даже при провале дипломатических усилий и о выводе относительно неизбежности войны вследствие такого провала, поскольку в ином случае.Японию ждет "постепенное истощение”. Поэтому, растолковывал я ему, я упорно,трудился в поисках путей к плодотворному завершению переговоров, но вынужден был признать, что у нас остается единственная надежда — убедить Соединенные Штаты на основе предложений "А" и "Б", а затем, если они благоприятно отреагируют на эти предложения, Япония могла бы рассмотреть вопрос о дополнительных уступках со своей стороны. Однако я недвусмысленно дал понять Курусу, что любые усилия, направленные на решение проблемы, но отклоняющиеся от общих установок предложений "А" и "Б", не принесут никакой пользы, и внушил ему, что он должен заставить посла Номура осознать как этот факт, так и факт неизбежности войны в случае краха переговоров.

В заключение я сказал, что его главная задача состоит в том, чтобы отправиться в Вашингтон, правильно понимая ситуацию, и довести это понимание до посла Номура. На последний пункт я обратил особое внимание, ибо по долгому опыту дипломатической работы знал, что, когда в переговорах возникают, казалось бы, неразрешимые осложнения, посол, находящийся за рубежом, вместо того, чтобы выполнять свои обязанности и убеждать другую сторону в соответствии с инструкциями, которые вырабатывались в его стране на основе досконального изучения всех аспектов данного вопроса, начинает вносить рекомендации на основе поверхностных суждений или выдвигать неосуществимые предложения, которые лишь затягивают и усиливают трудности. Именно во избежание такого поворота дела я столь четко и недвусмысленно проинструктировал Курусу. Поскольку он прекрасно понял общую суть моих намерений, я поручил соответствующим сотрудникам министерства предоставить ему необходимую информацию, относящуюся к переговорам.

На следующее утро до начала заседания Кабинета я поговорил с премьером. Тодзё и попросил его получить санкцию императора на поездку посла Курусу. Кроме того, я попросил министра военно-морского флота Симада оказать содействие в организации полета Курусу на самолете ВМФ до Гонконга или Гуама, на что Симада дал свое согласие. Одновременно я направил своего секретаря к послу Грю с тем, чтобы договориться о содействии правительства США в техническом обеспечении поездки Курусу. Такая договоренность была достигнута, и в Гонконге Курусу ждала летающая лодка, готовая взять его на борт.

Утром 4 ноября, накануне отбытия Курусу, я принял его еще раз. Посол мрачно сообщил мне, что материалы переговоров и информация, полученная из других источников, склоняют его к мысли о неминуемости войны. Он также выразил надежду, что я позабочусь о его семье во время его отсутствия, ибо, если разразится война, совершенно неизвестно, когда он сможет вернуться домой (я, разумеется, с готовностью согласился на это). Курусу попросил меня разрешить именно ему представить предложение "Б" Соединенным Штатам, поскольку он хотел испытать себя, узнав, сумеет ли он заключить соглашение на основе этого предложения. Я согласился и в своей инструкции, направленной послу Номура после совещания у императора, приказал ему воздержаться от передачи предложения ”Б” вплоть до дальнейших указаний.

Миссия в Вашингтон обернулась для господина Курусу большими неприятностями в связи с МВТДВ, где прокуроры грозили ему “обвинением” У меня самого результаты поездки Курусу вызвали не меньшее раздражение, и сейчас, когда выяснилась тщета всех усилий, связанных с этой поездкой, я даже сожалею о том, что организовал ее. Так, ходили упорные слухи о том, что поездка Курусу была “камуфляжем". Я же своевременно телеграфировал Номура, что Курусу не везет никаких новых инструкций, что едет он просто для ознакомления его, посла Номура, с обстановкой в Токио и помощи ему на решающей стадии переговоров. То же самое я откровенно сообщил английскому и американскому послам в Токио, а информируя Номура, приказал ему учитывать это обстоятельство при общении с прессой. Цель поездки Курусу была далека от “камуфляжа” и состояла в том, чтобы довести истинное положение дел до сведения правительства США и всех, кого это могло заинтересовать. Считать ее "камуфляжем” — абсолютная чепуха, в какие бы подозрения или злостные намерения ни желай поверить.

Посол Номура, следуя инструкциям, возобновил переговоры в Вашингтоне, представив 7 ноября предложение "А" госсекретарю Хэллу. Ознакомившись с предложением, последний заметил, что предлагаемое положение о недискриминационном режиме торговли соответствует интересам не только США, но и Японии. В связи с проблемой размещения войск он поинтересовался, каково соотношение между подлежащими и не подлежащими выводу частями. Как докладывал посол, в ответе он указал, что львиная доля войск будет выведена, а останется лишь их небольшое количество. Посол также докладывал, что госсекретарь Хэлл спросил (и попросил выяснить мнение японского правительство по этому вопросу), какова будет реакция Японии, если высшее руководство Китая заверит ее в своей дружбе и доверии и выразит желание восстановить дружественные отношения. Получив эту телеграмму посла Номура, я тут же ответил, что мы приветствуем это предложение госсекретаря и рассматриваем его как конструктивную идею, способствующую делу мира между Японией и Китаем..

10 ноября посол Номура встретился также с президентом Рузвельтом, чтобы объяснить ему сущность нового предложения. Прежде чем посол смог представить свои разъяснения, президент, сославшись на какую-то ноту, заявил, что США хотели бы, чтобы Япония прояснила свое стремление следовать мирному, а не противоположному курсу, и что США стремятся предотвратить разрастание войны и содействовать установлению прочного мира. Далее, согласно докладу Номура, президент добавил, что он надеется на применение принципа недискриминационной торговли во всем мире, после чего перешел к пространным рассуждениям о значении термина ”modus vivendi'.

Доклад посла свидетельствовал о том, что реакция на предложение ”А” со стороны США не была полностью отрицательной. Поэтому я поручил ему конкретизировать предложение госсекретаря Хэлла, а также продолжить переговоры по другим вопросам. В то же время, стремясь ускорить переговоры, я прилагал энергичные усилия в Токио. Позволю себе небольшое отступление для рассказа о некоторых шагах, которые я предпринял.

С момента вступления на пост министра иностранных дел я два-три раза пользовался случаем, чтобы заявить послу Грю о жгучей необходимости уберечь японо-американские отношения от катастрофы. На сей раз я 10 ноября специально пригласил его к себе с целью заверить в искренности и серьезности попыток, предпринимаемых японским правительством для завершения переговоров на взаимоприемлемой основе. Я подробно рассказал послу о предложении "А" и настойчиво призвал его сделать все возможное для достижения нашей обшей цели. Я также подчеркнул, что правительству США следует предпринять необходимые меры, чтобы одновременно с заключением соглашения между Японией и Соединенными Штатами соглашение с Японией заключило бы и правительство Англии. В последовавшей затем беседе я указал, что экономическое давление порой может приводить к еще более удручающим результатам, чем давление военное, а в связи с проблемой Китая отметил, что японский народ не может принять никаких условий, которые бы лишали его плодов жертв, принесенных за четыре с половиной года. По нашему мнению, сказал я. правительство США, как видно, в достаточной мере понимает реалии, существующие на Дальнем Востоке.

Я также подчеркнул, что наши переговоры находятся на завершающей стадии. И до, и даже после этой беседы все американские предложения характеризовались ими как "предварительные и примерные” или ”не влекущие за собой взятия обязательств”. Даже заключительная нота США от 26 ноября имела пометку "строго конфиденциально, в предварительном порядке и без взятия обязательств". Похоже, США тем самым хотели показать, что даже их последняя нота не содержала окончательные предложения, а оставляла возможность для дальнейших переговоров. Именно ввиду столь обычного для США использования приведенных характеристик я напрямую заявил послу Грю, что переговоры, которые возобновились в начале ноября, находятся на решающей стадии. Во избежание недоразумений мы неоднократно и в Токио, и в Вашингтоне обращали внимание правительства США на это обстоятельство.

Я также обсуждал проблему переговоров с британским послом сэром Робертом Крейги. Начиная с 1940 года, Англия, Америка. Нидерланды и Китай неоднократно проводили совещания по военной тематике, связанной с Японией и со сжатием кольца вокруг нее. Более того, премьер-министр Великобритании и президент США на своей Атлантической встрече наверняка обсуждали подготовку к совместной войне против Японии. Таким образом, Англию и Америку можно было рассматривать как фактических союзников. Тем не менее, поскольку главной проблемой на японо-американских переговорах была проблема Китая, который представлял большой интерес для Англии, я считал вполне уместным ее непосредственное участие в наших переговорах с Америкой. Я настойчиво высказывал эту идею послу Крейги и 29 октября, и впоследствии, и, как я понял, он направил соответствующие рекомендации своему правительству (позднее он поведал мне, что, как ему сообщили из Лондона, прямое участие в переговорах не было признано необходимым, ибо Англия доверила ведение переговоров правительству США).

Когда сэр Крейги посетил меня 12 ноября, я сообщил ему, что послу Номура уже поручено передать госсекретарю Хэллу наше пожелание об одновременном заключении соглашений с Великобританией и Нидерландами, которые являются фактическими участниками переговоров. Я также подчеркнул, что переговоры близятся к развязке, и спросил, не стоит ли британскому правительству самому ознакомиться с содержанием переговоров и сотрудничать в усилиях по их завершению. Посол Крейги внимательно слушал мой рассказ о ходе переговоров. Видимо, впервые осознав в полной мере серьезность ситуации, он пообещал довести свои впечатления до сведения своего правительства и со своей стороны приложить усилия к решению проблемы.

В этой связи следует сказать несколько слов о наших тогдашних отношения с Германией. Как говорилось выше, министр иностранных дел Мацуока ранее сообщил правительствам Германии и Италии через их послов в Токио о начале японо-американских переговоров. Обе стороны ответили протестами. При третьем Кабинете Коноэ министр иностранных дел Тоёда занимал негативную позицию в отношении Германии и Италии, ибо в то время Япония придерживалась мнения о самостоятельном толковании и выполнении своих обязательств по оказанию помощи этим странам в противовес Соединенным Штатам. Подобный подход к Трехстороннему пакту сохранялся в неизменном виде и при Кабинете Тодзё. Таким образом, Япония не то чтобы неукоснительно соблюдала Трехсторонний пакт, но тем не менее ощущала необходимость сотрудничать с Германией и Италией и поддерживать с ними союзнические отношения на случай неудачи с урегулированием отношений с Соединенными Штатами. В такой обстановке мы не могли информировать правительства Германии и Италии об истинном положении дел, и поэтому мои ответы на неоднократные запросы посла Отта давались лишь в абстрактной форме. Немцы, по всей видимости, испытывали изрядное неудовольствие. В то же время я не обращал внимания на льстивые уговоры, с которыми они подступались ко мне через своего посла и по другим каналам, так что никакого влияния на наши переговоры с США Германия не оказывала.

В Вашингтоне, тем временем, переговоры набирали силу. 12 ноября госсекретарь Хэлл вручил послу Номура два Устных заявления. В одном из них содержалась цитата из документа правительства Японии от 28 августа с изложением нашей позиции в отношении следования по мирному пути и высказывалась просьба о дополнительных заявлениях, касающихся вывода войск из Индокитая и наших мирных намерений в отношении Советского Союза. Второе заявление развивало уже известное предложение господина Хэлла об обмене взаимными обещаниями в целях мира между Китаем и Японией. Номура был недоволен тем, что госсекретарь, не взяв никаких конкретных обязательств, просто заявил о готовности США содействовать установлению мира между двумя странами, коль скоро будут урегулированы такие вопросы, как ликвидация дискриминации в торговле. Посольство было разочаровано позицией Хэлла, которая весьма отличалась от позиции, занятой госсекретарем и президентом на предыдущей встрече. Разочарование было тем более глубоким, что предложение госсекретаря о достижении мира между Японией и Китаем в свое время воспринималось как намек на возможность каких-то конструктивных действий со стороны США. (Как выяснилось впоследствии, одна из причин такой индифферентности состояла в том, что в США наша корреспонденция читалась и толковалась с большими искажениями).

14 ноября посол Номура направил в Токио телеграмму с обзором ситуации и своими рекомендациями. В Америке, писал посол, наращивают военные приготовления и планируют военные операции на случай продвижения японских сил в северном или южном направлении. В настоящее время, когда в европейской войне у Англии появились более радужные перспективы, Соединенные Штаты готовы скорее принять бой с Японией, чем пойти на компромисс по основополагающим принципам. Поэтому посол считал вполне реальной вероятность вступления США в войну на Тихом океане (тем более, что это вызывало меньшее противодействие со стороны общественного мнения, чем вступление в европейскую войну) и рекомендовал, что Японии, если это позволяет внутренняя ситуация, следует, невзирая на какой бы то ни было критический характер отношений с Соединенными Штатами и какую бы то ни было возбужденность японского народа, набраться терпения и еще некоторое время наблюдать за ходом событий в мировой войне и не спешить принимать решение в течение одного-двух месяцев.

15 ноября госсекретарь Хэлл поднял вопрос о Трехстороннем пакте и, впервые приоткрыв свои истинные намерения, заявил послу Номура, что ему хотелось бы, чтобы по заключении мирного соглашения с США этот пакт был либо аннулирован, либо превращен в чисто номинальный документ. На той же встрече он в Устном заявлении отверг предложение Японии о недискриминационной торговле и предложил принять совместную декларацию об экономической политике, в которой повторялись прежние требования Соединенных Штатов. Кроме того, Хэлл вновь указал, что Япония должна выступить с декларацией, из которой бы стало ясно, собирается ли она "следовать курсом мира".

Ранее в Совете по межведомственным связям я отстаивал необходимость проявлять именно такое терпение, к которому призывал Номура, но, как сказано выше, меня пересилила оппозиция, чей главный аргумент гласил, что Японию ожидает "постепенное истощение". Поэтому в своих инструкциях послу Номура в ответ на его телеграмму от 14 ноября я указал, что после тщательного обсуждения представленных им соображений мы с сожалением пришли к выводу, что Япония не может терпеливо ждать и наблюдать за развитием событий на войне и что необходимо оперативно завершить переговоры к концу ноября. Кроме того, в ответ на доклад посла о беседе с государственным секретарем я поручил ему известить Хэлла о полной готовности Японии подтвердить свои мирные намерения. Однако позиция США в отношении недискриминационной торговли была сочтена неприемлемой, и в этой связи я проинструктировал посла обратиться к США с просьбой отозвать совместную декларацию об экономической политике, в которой мы усматривали абсолютное игнорирование интересов Японии. Инструкция также содержала разъяснения нашей позиции по каждому из этих вопросов.

Посол Курусу прибыл в Вашингтон 16 ноября, а 17 ноября он и посол Номура были приняты президентом Рузвельтом. Во время беседы Курусу сообщил президенту, что Япония искренне стремится к успешному завершению японо-американских переговоров, но в случае затягивания дипломатических усилий ее экономическое и военное положение ухудшится, а тотальная капитуляция, к которой могут привести дальнейшие проволочки, для нее непереносима. В связи с китайской проблемой президент указал, что США не намереваются ни "вмешиваться", ни "посредничать", а только "представить" стороны друг другу. Когда разговор перешел на Трехсторонний пакт, Курусу отметил, что, поскольку Япония ярко продемонстрировала намерение действовать в соответствии с собственной и самостоятельной точкой зрения, общее взаимопонимание между Японией и США, естественно, "затмит" пакт, и при таких обстоятельствах опасения США развеются. В этот момент присутствовавший на встрече госсекретарь Хэлл критически высказался в адрес Гитлера и заявил, что в то время как идет война между Англией и Германией, любые усилия США, преследующие цель застраховаться от опасности, исходящей от Германии, представляют собой просто меры самообороны.

18 ноября госсекретарь Хэлл выдвинул новые аргументы, заявив, что, пока Япония связана с Гитлером узами Трехстороннего пакта, урегулировать японо-американские отношения будет затруднительно. Когда посол Номура представил совершенно новое предложение о выводе войск из южной части Французского Индокитая и одновременном размораживании активов, госсекретарь ответил, что при наличии разногласий по фундаментальным вопросам такой паллиатив бесполезен. Касаясь недискриминационного режима торговли господин Хэлл сказал, что он боролся за этот принцип, имея в виду послевоенную ситуацию, и что Англия склоняется к принятию его мнения об имперских прерогативах, против которых он так долго возражал.

Таким образом, с течением времени позиция США становилась все более бескомпромиссной. В противовес прежним докладам посла Номура о достижении общего согласия по всем пунктам, кроме пункта о размещении войск, США требовали теперь от Японии полностью воспринять их позицию по всем трем главным вопросам и при этом в последние дни ужесточили свою позицию в отношении недискриминационной торговли. Достижение соглашения выглядело весьма отдаленной перспективой. На обозримом временном отрезке я не видел иной возможности, кроме попытки поддержать modus vivendi посредством достижения договоренности по существующему минимуму вопросов с целью отвести неминуемую угрозу войны. 20 ноября я приказал послам в Вашингтоне представить американцам предложение "Б”.

К тому времени я уже заметил, что наши послы уклоняются от обязанности неукоснительно соблюдать инструкции. В связи с этим я самым строгим образом предупредил их о том, что, если Соединенные Штаты не примут предложение "Б”, переговорам не избежать краха. Поскольку тогда же премьер Тодзё в разговоре со мной тоже указал на нежелательность выдвижения нашими дипломатическими представителями своих частных предложений, я недвусмысленно дал послам понять, что любое решение, выходящее за рамки предложения "Б”, будет для Японии неприемлемым и что точно такого же мнения придерживается и премьер. Отклонения послов от инструкций были весьма прискорбными в том отношении, что они порождали тенденцию к осложнению и затягиванию всего дела. В частности, с точки зрения техники ведения переговоров со стороны послов было абсурдным представлять американцам предложение "Б” по частям (его новое важное положение о немедленном выводе войск из южного Индокитая уже было раскрыто Хэллу 18 ноября) и таким образом подрывать шансы на его принятие. Подобными средствами завершить какие бы то ни было переговоры было невозможно. С другой стороны, даже при разрыве дипломатических отношений или начале войны в то время, когда посол исполняет свои обязанности или ведет переговоры, на него, если он неукоснительно соблюдал инструкции, не может быть возложено никакой вины или ответственности.

20 ноября стороны перешли к обсуждению предложения "Б". Когда предложение было представлено, госсекретарь Хэлл стал распространяться о трудностях прекращения помощи режиму Чан Кайши и вновь изложил свою прежнюю позицию в отношении Трехстороннего пакта. Когда же послы, возражая, указали на нерезонность продолжения американской помощи Чан Кайши, являющейся препятствием на пути к восстановлению мира между Японией и Китаем, в то время как президент США собирается "представить” стороны друг другу, госсекретарь уклонился от ответа, заявив, что предложение президента было сделано, исходя из предпосылки о в общем-то мирном характере будущей политики Японии. Тем не менее Хэлл обещал доброжелательно изучить наше предложение и затем продолжить его обсуждение с послами.

22 ноября госсекретарь информировал наших послов о своих консультациях по поводу предложения Японии с послом Великобритании и министрами-посланниками Австралии и Нидерландов и о том, что, по их мнению, правительства этих стран с готовностью будут сотрудничать с Японией в таких вопросах, как восстановление нормальных торговых отношений, если только намерения Японии носят действительно мирный характер. Однако, отметил госсекретарь, тональность публикаций японской прессы и выступлений руководства Японии свидетельствовала как раз об обратном. Он также сказал, что смягчение эмбарго, если таковое вообще возможно, должно осуществляться лишь очень постепенно, учитывая существенный рост японского импорта нефти до замораживания поставок ввиду накопления ее запасов военноморским флотом. Госсекретарь добавил, что по получении ответа от других правительств, с которыми были проведены консультации, он соответствующим образом информирует наших послов. Отвечая на их вопросы, он сказал, что. хотя "в действительности мы делаем очень немногое для помощи Китаю”, Соединенные Штаты не могут согласиться с просьбой Японии о прекращении такой помощи. Во всяком случае, сказал Хэлл, ситуация еще не созрела для того, чтобы Рузвельт "представил” друг другу Японию и Китай.

Получив доклад об этой беседе, я указал нашим представителям в Вашингтоне на то, что до полной проработки всех пунктов предложения ”Б” никакое решение состояться не может и что они должны сделать все от них зависящее, чтобы убедить США заключить соглашение к 29 ноября. Аналогичное представление я сделал и послу Грю в Токио. В то время некоторые из наиболее непримиримых элементов в высшем армейском командовании, по-видимому, пытались внести сумятицу в переговоры, ибо, несмотря на нежелание США отменить нефтяное эмбарго, они направили в МИД для передачи Соединенным Штатам при достижении урегулирования требование о чрезмерно крупном количестве нефти. Я приказал вернуть этот документ армейскому командованию и направил послам инструкцию, согласно которой следовало запросить столько нефти, сколько ее импортировалось в момент установления эмбарго, что соответствовало основной идее предложения ”Б”. Кроме того, я направил в Вашингтон несколько проектов текста соглашения, которые должны были помочь Номура и Курусу в их работе.

22 ноября госсекретарь заявил, что американская помощь в адрес Чан Кайши была менее значительной, чем о том сообщалось. Однако согласно послевоенным публикациям правительства США, оно еще до 1941 года предоставило Чан Кайши значительные кредиты, множество самолетов и летчиков, а также большое количество боеприпасов и военного снаряжения. В те дни правительство США также опровергало утверждение о создании вокруг Японии кольца окружения, но посол Номура докладывал, что с 1940 года Америка приступила к ускоренному планированию войны и что военные приготовления против Японии были практически завершены к лету 1941 года. Как сообщалось в прессе, с января 1941 года в Сингапуре проходили англо-американские или англо-американо-голландские совещания по военным вопросам, и их антияпонская направленность не составляла тайны. Как установила Комиссия Конгресса США по расследованию событий в Перл-Харборе, к моменту своей "карантинной" речи, произнесенной в Чикаго в 1937 году, президент Рузвельт уже пришел к выводу о том, что, по всей вероятности, Соединенным Штатам рано или поздно придется воевать с Японией.

Кроме того, было доказано, что на совместных англо-американских штабных совещаниях, которые проводились с января по март и в апреле 1941 года, был разработан генеральный стратегический план на случай войны против Японии, Германии и Италии. впоследствии официально утвержденный военным министром и министром военно-морского флота США и неофициально — президентом Рузвельтом*. В частности, в меморандумах от 5 и 27 ноября, направленных президенту начальником Штаба армии и командующим военно-морскими операциями, указывалось на практическое завершение мероприятий по созданию кольца окружения вокруг Японии и подробно излагались различные планы войны против нее. Открытой демонстрацией военных приготовлений явился разведывательный полет американского самолета над южной частью Формозы 20 ноября.

¹ См Charles A Beard, "President Roosevelt and the Coming of the War, 1941”, 1948, pp. 442-448.

Примерно в это же время правительство США стало высказывать недовольство по поводу того, что лидеры и пресса Японии, выражая "сильные" взгляды, возбуждают общественность и что это свидетельствует об отсутствии искреннего стремления к миру. Но именно тогда один из американских лидеров, министр ВМФ Нокс зашел настолько далеко, что заявил о готовности американского флота справиться с любым развитием событий, а публикации американской прессы носили не менее провокационный характер. Я не мог не сознавать, что, критикуя позицию официальных лиц и прессы Японии и зная, что аналогичная позиция имеет место в самих Соединенных Штатах, американское правительство просто искало удобные предлоги. Поэтому, когда американский посол обратил мое внимание на радикальное заявление о переговорах. опубликованное в "Джапан Таймс”, я немедленно сделал этой газете предупреждение (и получил заверение в том, что впредь ее публикации будут более осмотрительными), но одновременно высказал послу предложение правительству США проследить за тем, чтобы и американская пресса проявляла благоразумие. Как гласит древнее изречение: "Кто гусь, кто гусак — не скажешь никак". Достоин самого глубокого сожаления тот факт, что наши военные, испытывая жгучее стремление к "контролю над мыслями", оказывали через пресс-службы армии и ВМФ неуклюжее, но энергичное давление на все японские средства массовой информации.

Тем временем, начиная с 22 ноября, государственный секретарь США проводил в Вашингтоне интенсивные консультации с послами и министрами-посланниками Великобритании, Нидерландов, Австралии и Китая. Пресса публиковала самую различную информацию об этих совещаниях. Один раз телеграфные агентства сообщили о том, что имеются планы избежать войны посредством договоренности о modus vivendi. Поскольку сообщение вроде бы базировалось на идеях предложения "Б", оно нас обрадовало и пробудило слабую надежду на благоприятный исход переговоров, который, разумеется, зависел от ответного предложения США. Но по мере того, как становилось очевидным, что противники такого исхода в Вашингтоне набирают силу, я все менее верил в приемлемость для Японии modus vivendi. который могли бы предложить США.

Так обстояли дела, когда я получил от послов Номура и Курусу телеграмму от 26 ноября, в которой они выдвигали свой план предотвращения срыва переговоров, казавшегося им неизбежным, судя по ходу событий. Суть плана сводилась к тому, чтобы побудить президента Рузвельта обратиться к императору с заявлением о своем стремлении к сотрудничеству двух стран в интересах сохранения мира в Тихоокеанском регионе, в ответ на которое император направил бы личное послание президенту. Это позволило бы оздоровить атмосферу и выиграть время для достижения урегулирования. Между тем мы бы выступили с предложением о создании нейтрализованной зоны, включающей Французский Индокитай, Голландскую Индию и Таиланд. Послы просили довести их план до сведения "по крайней мере лорда-хранителя печати Кидо" и затем незамедлительно снабдить их соответствующими инструкциями. Ну вот, подумал я. начинаются поверхностные рекомендации, которых я так опасался. Посол, ведущий переговоры, должен использовать свое личное влияние и энергию для убеждения другой стороны, но делать это следует только на основе полученных им инструкций. Нашим послам в Вашингтоне следовало знать, что выдвижение любого неосуществимого плана, не учитывающего решимость другой стороны и игнорирующего нашу собственную экстремальную ситуацию, не могло ничем помочь делу. Особенно это справедливо в отношении Курусу, у которого были все возможности в полной мере усвоить эти соображения и который, как гласит пословица, пошел искать мумии и сам превратился в мумию.

Так получилось, что телеграмма послов пришла одновременно с другой их телеграммой, помеченной той же датой и извещавшей о получении ими ноты Хэлла и о ее содержании. Не теряя времени, я понес обе телеграммы заинтересованным лицам для консультации. Их мнение совпало с моим и Тодзё, и министр военно-морского флота Симада полагали совершенно невозможным обеспечить решение по предложенной послами схеме, а лорд-хранитель печати Кидо счел ее недостойной внимания и добавил, что "такой план приведет к восстанию". Излишне говорить о том, что в то время Япония не могла связывать себя по рукам и ногам, не получая при этом никаких гарантий от другой стороны.

Поэтому 28 ноября послам было сообщено, что их план доведен до сведения заинтересованных кругов, в том числе до упомянутых ими лиц, но все сочли его в данный момент неподходящим. Послы, находясь, очевидно, под впечатлением врученной им к тому времени ноты Хэлла, в дальнейшем на свои рекомендации не ссылались. По получении ноты Хэлла 26 ноября и до получения моего сообщения от 28 ноября они прислали еще одну телеграмму, где говорилось о том, что, поскольку нельзя считать законным обращение к "свободе действий" без официального прекращения переговоров, уведомление об этом прекращении, имеющее прямое отношение к секретности военных операций, было бы правильным сделать в Токио, но одновременно его следует сделать и в Вашингтоне.

Прежде чем закончить эту главу, необходимо сказать о том, какие вредные последствия имели перехват и перевод американскими властями телеграфных сообщений между МИД Японии и посольством в Вашингтоне. Как засвидетельствовал на МВТДВ господин Боллэнтайн, США без какого-либо серьезного рассмотрения отбросили предложения "А” и "Б" главным образом потому, что, исходя из своего понимания перехватывавшейся дипломатической корреспонденции, правительство США не верило в искренность Японии. Я уже говорил о том, что, когда одна сторона не доверяет торжественным обещаниям другой, переговоры бессмысленны. Когда же при этом для недоверия нет никаких оснований, ситуация становится трагичной.

К ноябрю 1941 года, когда японо-американские отношения оказались в кризисе, возможностей для тактики маневрирования не существовало, и я усматривал в переговорах средство достижения компромисса между двумя странами без такой тактики. Поскольку все исходившие от меня инструкции четко отражали наши намерения, перехват наших телеграмм не мог бы меня смутить, ибо противнику должны были становиться известными мои истинные намерения. Однако в силу каких-то причин, которые не укладываются в рамки моего понимания, при перехвате наших телеграмм американскими властями сообщения при переводах искажались самым фантастическим образом. На МВТДВ мой защитник обратил особое внимание на проблему неверных переводов, выявил содержавшиеся в них ошибки и опроверг основанные на них утверждения обвинителей и показания Боллэнтайна. Те, кого это заинтересует, могут обратиться к протоколам заседаний МВТДВ[100], где проблема получила детальное освещение. Я же приведу лишь один пример неверного перевода — перевода моей инструкции от 4 ноября с разъяснением предложения "А”, которая имела особое значение, ибо заключала в себе основную идею предстоящих переговоров. В параллельных колонках приводятся выдержки из двух версий — оригинальной и перехваченной:

С первого взгляда становится очевидно, что такой "перевод” перехваченных телеграмм — это не перевод, но, вполне возможно, злонамеренное искажение послания, цель которого состояла в том, чтобы создать впечатление вероломства.