Все под контролем

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Август 1993 г.

Могадишо, Сомали

Перелет длился целых семнадцать часов, и к тому моменту, когда мы приземлились в аэропорту Могадишо, я был измотан, но воодушевлен предстоящим событием. Выйдя из самолета, я почувствовал, как меня, словно теплая мокрая губка, обволакивают гнетущая жара и влажность, и я едва не задохнулся от вони гниющего мусора, доносящейся с близлежащего пляжа.

Аэропорт, который был закрыт для всех коммерческих рейсов из-за мер предосторожности, находился в южной части Могадишо. С восточной стороны он примыкал к побережью с прекрасным участком пляжа с белым песком и лазурным морем — по крайней мере, в той его части, которая не использовалась для свалки мусора. На западе находилась пустыня — негостеприимные нагромождения песка и скал.

Военнослужащие тактической группы «Рейнджер» разместились в старом ангаре размером с футбольное поле. Внутри на бетонном полу уже были рядами расставлены раскладушки, и каждая группа была направлена в отведенное ей место. «Рейнджеры сюда; Подразделение вон там; снайперы сзади».

В августе в Сомали был сезон дождей, и крыша ангара протекала как решето. Днем температура также достигала девяноста градусов[18], превращая ангар в огромную сауну.

Дождь — не единственное, что обрушилось на тактическую группу «Рейнджер». Вскоре после нашего прибытия местные жители начали постреливать по аэропорту из минометов, мины со звуком «вууумп» взрывались, падая на землю. Противник не отличался особой точностью, но 29-го августа пятеро военнослужащих были ранены, когда рядом с ними упала одна из мин.

Почти ежедневные звуки минометных мин, прилетающих по всему аэропорту, стали надоедать, особенно после того, как рейнджеры нашли способ превратить их в игру. Они взяли с собой морозильник для мороженого, который при захлопывании издавал звук, похожий на звук падения минометных мин. Это, конечно, означало, что они ждали, пока все устроятся, а потом какой-нибудь умник захлопывал дверцу, чтобы заставить нас всех подпрыгнуть. В конце концов кому-то эта игра надоела, морозильник был изъят, после чего его больше никто и никогда не видел.

Но мы приехали в Африку не для того, чтобы есть мороженое или сидеть на койках под протекающей крышей и с грохочущими минометами. Генерал-майор Г., который тайно покинул Форт-Брэгг на несколько дней раньше тактической группы «Рейнджер», чтобы подготовиться к ее прибытию и выполнению задач, разработал план захвата Айдида, состоящий из трех этапов. Первый этап должен был продлиться четыре дня, чтобы тактическая группа «Рейнджер» смогла организовать боевую службу и наладить взаимодействие с другими американскими силами, уже находящимися в Могадишо под командованием генерал-майора Томаса Монтгомери, включая морскую пехоту и подразделения 10-й горно-пехотной дивизии сухопутных войск.

На втором этапе мы должны были полностью сосредоточиться на попытках захвата Айдида, опираясь на «текущие оперативные данные», которые должны были поступать от агентурной разведки, которую вели информаторы ЦРУ, разбросанные по всему городу. Если один из информаторов обнаружит Айдида, он должен был сделать вызов, и тактическая группа «Рейнджер» прибудет на место в течение часа либо на вертолетах, либо на наземном транспорте. Прибыв на место, рейнджеры организовывали охранение, а Подразделение захватывало целевое здание; вертолеты зависали над головой, чтобы при необходимости обеспечить огневую мощь и вывезти спецназовцев с пленниками.

Если Айдид, которого не видели с середины июля, не вылезет из укрытия, то на третьем этапе список целей расширится и в него войдут шесть его помощников. Идея заключалась в том, что их захват или убийство заставит Айдида раскрыть себя, чтобы сохранить контроль над своим ополчением и территорией.

Чтобы начать реализацию второго этапа, генерал-майор Гаррисон позвонил в штаб-квартиру ООН в Могадишо и попросил указать наиболее известное и вероятное место, которое часто посещал Айдид до того, как скрылся. Вооружившись этой информацией, в три часа ночи 30-го августа тактическая группа «Рейнджер» поднялась в воздух.

Я стал первым оператором Подразделения, который быстро спустился по тросу на крышу целевого здания, но почти сразу же запутался в проводах от антенн — привычном элементе крыш в Могадишо, — сорванных винтами «Черного ястреба». Выходя к дверному проему, ведущему вниз, в двухэтажное строение, я словно продирался сквозь гигантскую паутину. Тем временем остальные сотрудники группы от меня отстали.

В эту ночь я решил взять с собой длинноствольный дробовик «Ремингтон 1100», заряженный патронами, которыми можно не только вынести закрытую дверь, но и убить. Я как раз выпутался из проводов, когда из двери в правой части коридора высунулся человек и посмотрел на меня.

— Замри, ублюдок, или умри!

Но мой приказ не подействовал, сомалиец заскочил обратно в свою комнату.

Я крикнул в рацию своей группе, что «не подчиняющийся» мужчина вернулся в комнату. Следовать за ним я не мог, потому что должен был охранять дверь в другом конце коридора на случай, если оттуда появится кто-то из атакующих, поэтому моя группа прошла мимо меня в помещение, где исчез первый человек.

Разочарованный тем, что мне не довелось поучаствовать в «зачистке» комнаты, и не желая снова остаться в стороне, я взял на себя обязанность зачистить следующие три комнаты в одиночку. Это полностью противоречило моей подготовке. Я уж было собирался «зачистить» следующую, когда меня схватил командир моей группы и приказал остановиться.

— Мне нравится твоя мотивация, — произнес он. — Но тактика у тебя хреновая.

В итоге в ходе рейда были задержаны восемь человек, которые спали в здании. Среди них не оказалось ни Айдида, ни кого-либо из тех, кого мы искали. Зато были обнаружены наличные, большой запас ката и украденное спутниковое оборудование — все это были свидетельство работы черного рынка.

Оказалось, что дом и его обитатели являются частью программы развития ООН, и эта история попала в заголовки газет в Соединенных Штатах. Несмотря на доказательства преступной деятельности, с точки зрения взаимоотношений с общественностью это оказалось кошиаром просто потому, что мы не смогли взять нашу цель.

Американцы в аэропорту знали, что за нами наблюдают из города и с холмов к северу, и что о каждом нашем движении сообщают по разветвленной сети портативных радиостанций. Если мы взлетали на вертолетах ночью, операторы видели, как шпионы мигали фарами своих машин, подавая сигнал своим товарищам в городе.

Чтобы усыпить бдительность врага и убаюкать его, мы совершали «демонстрационные полеты» над городом. Дважды в день мы облачались в боевое снаряжение и проходили через тот же порядок действий, что и при выполнении реальных заданий. Таким образом, наблюдатели не могли понять, где учебная тренировка, а где реальный вылет. Затем мы поднимались на борт и снова взлетали.

Иногда мы отправлялись на восток, пролетая над морем, а затем возвращались обратно, чтобы пронестись над городом. Или же направлялись прямо в южную часть города, где обстановку контролировали ополченцы Айдида, как будто мы точно знали, куда летим. Или кружили вокруг и заходили с другого направления. Но никогда мы не шли одним и тем же путем два раза подряд.

Глядя с воздуха на Могадишо, я мог бы сказать, что когда-то это был красивый, пусть и причудливый город с парками, аккуратными рядами домов, высотными отелями и стадионами. Даже грунтовые улицы цвета охры выглядели с высоты очень красиво. Подобно гигантской паутине, они тянулись то в одну, то в другую сторону, меняя направление или петляя, так что дорога, начинавшаяся с северного направления, могла повернуть на восток, потом на север, потом на запад, без особой причины или смысла. Во время этих демонстрационных полетов я еще не понимал, как эта паутина может превратиться в ловушку.

Но даже с воздуха последствия гражданской войны можно было разглядеть в зданиях и домах, превратившихся в руины, бóльшая часть которых была навалена на улицах. Многие крупные здания, такие как отели, стояли заброшенными и представляли собой лишь отголоски того, чем они были раньше.

Океан тоже был красив, но опасен. Плавать было рискованно. Я слышал истории о том, как на солдат нападали акулы на мелководье у берега. Судя по всему, морских животных привлекал не только мусор, но и тела и части тел жертв голода и войны, которые выбрасывали в воду.

Время от времени операторы Подразделения и их товарищи-рейнджеры практиковались в захвате дома, спускались с неба, чтобы высадиться, а затем их встречали «Хаммеры», чтобы эвакуировать обратно на базу. Или же мы высаживались на «Хаммерах» и эвакуировались по воздуху.

С улиц Могадишо выглядел еще хуже, и это было и тревожнее, и опаснее. В дополнение к выбоинам на большинстве зданий в стенах появились зияющие дыры — очевидно, последствия обстрела из РПГ и тяжелого оружия. На улицах стояли сгоревшие остовы автомобилей. Я отметил, что на перекрестках и у тротуаров валяется огромное количество шин, но причина этого была мне неизвестна.

Проезжая по извилистым улицам, операторы не знали, чего ожидать. Разные районы города были заняты кланами, некоторые из них дружелюбно относились к Соединенным Штатам, а некоторые — нет. Некоторые люди махали руками и улыбались, проезжая мимо, другие хмуро и даже враждебно смотрели на американцев, жуя кат и наблюдая за ними.

Повсюду нам встречались свидетельства массового голода. Люди были настолько худы, что казалось, на их костях совсем нет мяса; ходили дети со вздутыми животами и большими глазами на исхудавших лицах. Для молодого человека, выросшего в американской глубинке, где еды было в изобилии, это было шокирующее зрелище. Даже в своих путешествиях по Южной Америке я не видел такой нищеты и разрухи, такой жестокости по отношению к мирным жителям, особенно к детям. Для всех это стало хорошим напоминанием о том, почему мы там находимся.

Когда Подразделение впервые начало проводить демонстрационные полеты, наблюдатели подавали бешеные сигналы, и местные жители в городе разбегались и прятались. Операторы были уверены, что Айдид и его командиры, вероятно, вели себя так же, гадая, не наступил ли их черед. Но по мере того как сомалийцы привыкали к полетам, особенно когда казалось, что ничего особенного не происходит, они стали игнорировать вертолеты.

Изредка кто-нибудь стрелял по «птичкам». Чаще всего, если только в вертолет не попадали (а так было не всегда), ребята, по которым стреляли, не знали об этом из-за рева вертолетов. Ночью они иногда видели трассирующие пули, безвредно летящие в них. Но стрелять по вертолетам было опасно для стрелка. Они летали группами, и если вертолет-мишень мог даже не заметить того, кто стрелял, то один из других мог увидеть, и это вызывало быструю и жестокую ответную реакцию.

Когда мы не отправлялись на демонстрационные полеты, мы старались поддерживать себя в отличной физической форме: бегали по пляжу, играли в волейбол на песке и поднимали тяжести. Или выходили на пляж и тренировались стрелять по крабам. Мы даже нашли заброшенный квартал для тренировок по ближнему бою и действиям в городских условиях.

В остальное время мы проводили свободное время за чтением разведывательных сводок, просмотром новостей из дома по телевизору или игрой в карты и настольные игры. Наша группа сыграла тысячи партий в «Риск», завоевывая мир по одному броску костей за раз.

Седьмого сентября 1993 года, когда Айдид все еще скрывался, генерал-майор Г. приступил к реализации третьего этапа операции, расширив круг поисков до командиров сомалийского лидера. Информаторы ЦРУ оказались не слишком хорошими. Во-первых, они работали только днем. Ночью город был слишком опасен, и когда наступал период, во время которого Подразделение любило проводить операции, все информаторы были уже дома, в постели. Не помогло нам и то, что один из главных информаторов случайно покончил с собой, играя в русскую рулетку.

Следующая операция с участием Подразделения прошла не лучше первой из-за случая ошибочного опознавания. Американские солдаты с трудом отличали одного сомалийца от другого. «Скинни», как мы их называли, были высокими, стройными темнокожими людьми, известными своими высокими скулами и широким лбом. Как правило, они еще и одевались одинаково.

Зная о колониальной истории Италии в этом регионе и о большом количестве этнических итальянцев, все еще проживавших в городе, американское командование подозревало их в симпатиях к клану Айдида и даже в оказании ему тайной помощи. В результате генерал-майор Г. направил офицера разведки в итальянское посольство, чтобы сгладить ситуацию.

Пока мы ждали, пятеро рейнджеров, отправленных в качестве охраны офицера разведки, увидели коричневый «Лендровер», подъехавший к территории посольства. Из машины вышел сомалийский мужчина, но, увидев американцев, запрыгнул обратно и умчался.

Взволнованные рейнджеры решили, что этот человек похож на Айдида, и сообщили об этом на базу. За автомобилем был отправлен разведывательный вертолет, которого вывели к одному из домов на севере Могадишо. Это должно было стать первой подсказкой: Айдид контролировал южную часть города.

Тем не менее, мы поднялись в воздух и в час дня высадились на это здание — бывший полицейский участок. На этот раз в штурме я не участвовал, а оставался со своей группой, зависнув над головой в «Черном ястребе» на случай, если понадобится помощь.

Внизу наши операторы арестовали подозреваемого, сбежавшего из итальянского посольства, вместе с тридцатью восемью другими людьми. Подозреваемым оказался Ахмед Джилао, бывший начальник службы безопасности свергнутого диктатора Сиада Барре, которого ООН считала своим союзником.

И снова налёт Подразделения, проведенный не по вине операторов, обернулся конфузом. И это, конечно же, попало в Соединенных Штатах в ленты новостей.

Всегда готовый к шутке, я совершенно случайно добавил толику веселья во время следующего рейда — ночного нападения на старинный русский жилой комплекс. Мы уже находились в одном из зданий, ходили от двери к двери и взламывали замки, прежде чем вытащить из постелей удивленных жильцов, когда решили проверить здание на другой стороне улицы. Но, сойдя с тротуара, я упал, сорвав со шлема очки ночного видения и свалившись в кучу человеческих экскрементов вперемешку с мочой.

В голове промелькнуло воспоминание о том, как мой сержант-инструктор прозвал меня «Дерьмом», и я надеялся, что теперь это прозвище не повторится. Но после захода в другое здание, где я встал на колено вместе с товарищами по группе, кто-то спросил:

— Кто обосрался?

Я промолчал. Вопрос был задан снова, но я по-прежнему хранил молчание. Тогда сердитый голос потребовал:

— Кто, сука, обосрался???

— Возможно, это я упал в кучу дерьма, — признался я.

Наступила минута молчания. Потом кто-то захихикал, за ним еще кто-то, и вскоре все в комнате уже смеялись за мой счет.

До сих пор казалось, что задача по поимке Айдида или его командиров не продвинулась ни на шаг. Не было и перестрелок с сомалийскими ополченцами. Кроме случайных выстрелов по вертолетам во время демонстрационных полетов, никто даже не пытался по нам стрелять. Рейды были захватывающими — если только мне не приходилось падать в кучу дерьма, — но я уже начал сомневаться, удастся ли мне когда-нибудь познать, каково это — быть в бою. И тут нас отправили на задание по уничтожению «Радио Мог».

Радио Могадишо существовало еще со времен итальянского Сомалиленда, первоначально передавая новости на итальянском и сомалийском языках. Русские обновили станцию после обретения независимости от британцев в 1960 году, и она продолжала передавать новости вплоть до начала гражданской войны.

Радиостанция служила пропагандистской платформой для Айдида, который использовал ее для передачи сообщений своим ополченцам, а также для воодушевления населения и его настраивания против американцев. Передачи призывали сомалийцев к борьбе. Обеспокоенное тем, что Радио Могадишо использовалось для передачи военных планов и разжигания сопротивления, командование решило его уничтожить.

Проблема заключалась в том, что операторы радиостанции перемещали свой передатчик каждые два дня, чтобы избежать обнаружения. Потребовалось несколько недель, чтобы сначала отследить, а затем засечь сигнал на протяжении времени, достаточного для успешного нанесения удара.

На этот раз мы отправились ночью по земле, на «Хаммерах» и пятитонных грузовиках, с рейнджерами впереди, чтобы установить охранение, и Подразделением позади. Поскольку грузовики не были бронированы, штурмовые группы перед выездом обложили их мешками с песком и фанерой, чтобы обеспечить им дополнительную защиту.

Удар наносился в «безопасной» части города, контролируемой кланом, дружественным американским войскам. Однако в Могадишо ни одно место не считалось по-настоящему безопасным; здесь не было табличек, указывающих, какая сторона улицы принадлежит дружественному клану, а какая — враждебному. И иногда они переходили на другую сторону. Лучшей стратегией было считать, что врагами являются все.

Прибыв к объекту — обнесенному стеной жилому комплексу с несколькими небольшими хижинами с соломенными крышами внутри, — рейнджеры выдвинулись, чтобы установить периметр, в то время как наша группа приступила к штурму первой хижины. Я вскрыл замок своим дробовиком, а затем отошел в сторону, пока остальные члены группы заходили внутрь.

Выставив охранение, чтобы никто не смог застать группу врасплох сзади, я вошел в хижину и заглянул в одну из комнат, которые уже были зачищены. На столе стояла печатная машинка, но в остальном в комнате ничего не было.

Тут появился еще один спецназовец.

— Знаешь, ты только что подстрелил женщину, — произнес он. — Твоя пуля прошла через дверь, отрикошетила от пола и попала ей в ногу. Иди и позаботься о ней.

Я не знал, как воспринимать это замечание. Он делал мне замечание или просто давал понять? Его обвинительный тон разозлил меня. Я не хотел специально стрелять в женщину, это был рикошет. Это была война, и люди получали ранения, но теперь мне нужно было заняться этой пострадавшей в качестве «наказания».

Я вошел в комнату, где на спине лежала женщина средних лет и выла во всю мощь своих легких. В комнате было еще несколько операторов, кто-то подложил подушку под ее раненую ногу, и она была пропитана кровью.

Джейк перевернул ее, чтобы я мог перевязать рану. Я увидел, что она лежит на ноже. Она могла бы схлопотать пулю, если бы подобрала его, когда спецназовцы только входили в дверь. Но то, что она хранила его в своей постели, было вполне объяснимо: это был Могадишо, город без закона, где изнасилования были обычным явлением.

Мы решили перевезти женщину, чтобы она могла получить медицинскую помощь. Джейку и мне поручили нести носилки. Выйдя из здания, мы попали под обстрел, казалось, со всех сторон. Ночь освещали красные трассирующие пули, но откуда именно стреляют, было непонятно — урок того, как сложно вести бой в городе, где эхо выстрелов отражается от стен, а сама стрельба ведется со скрытых позиций.

Мы с Джейком побежали к «Хаммерам», крича о своей ноше на каждом шагу. Летящие со сверхзвуковой скоростью пули проносились над головой и звучали, словно треск ветвей деревьев в холодный зимний день. Мне уже доводилось слышать этот звук в Форт-Брэгге, но тогда я был в безопасности, сидя в снайперской ячейке, и я еще никогда не слышал так много пуль одновременно.

Стрелки были не очень меткими, и пули отскакивали от стен или проносились над головой и со свистом уносились в темноту. Но когда мы с Джейком дошли до того места, где нам нужно было перебежать через дорогу к ожидающим нас машинам, мы остановились и присели, чтобы определить, откуда стреляют.

Я посмотрел на Джейка, который произнес:

— Если по нам начнут стрелять…

— Да, — согласился я и закончил фразу: — Мы ее бросим.

Добравшись до «Хаммера», мы погрузили носилки на центральную скамью в задней части. Места было мало, поэтому мне пришлось сесть прямо на носилки с женщиной. Она все еще верещала, что только добавляло шума и хаоса.

В момент начала эвакуации, нас начали обстреливать из переулка. В ответ я начал стрелять туда картечью из дробовика. Находившийся на крыше машины прямо надо мной штурмовик с пулеметом.50-го калибра открыл огонь, расстреливая все вокруг. Видимо, для женщины это оказалось слишком, и она перестала кричать и молчала до конца поездки.

Вернувшись в аэропорт, мы передали пострадавшую медикам и собрались, чтобы провести разбор проведенной операции. В общем, мы прибыли слишком поздно и не застали никого, кто бы управлял «Радио Мог», и не нашли передатчик, только пишущую машинку, которая, вероятно, использовалась для написания радиосообщений.

Я не считал это полным провалом. Прискакала кавалерия, полетели пули — все, как в кино. Только теперь я знал, каково это — находиться под пулями. Мне как никогда хотелось выполнить свою работу, и вскоре мне представился такой шанс.

Одним из главных командиров Айдида был богатый бизнесмен по имени Осман Али Атто. Бывший руководитель нефтяной компании, он был «денежным мешком» Айдида, то есть находил способы собрать деньги с менее привлекательных персонажей, работающих на черном рынке, а затем переправлял их своему боссу.

Сомалийский лидер нуждался в постоянном притоке денег, чтобы платить своим ополченцам и покупать оружие и боеприпасы. Если мы сможем раскрутить Атто, он, возможно, сдаст нам своего босса. А если нет, то у Айдида закончатся деньги, и он будет вынужден сам выходить из подполья, чтобы добыть средства.

Командование Подразделения разработало план действий. Офицеры разведки тактической группы подозревали, что некоторые сомалийцы днем работают на подрядчиков ООН, а ночью — на плохих парней. Они начали делать электронные, а также голосовые «отпечатки» радиопередач, которые использовались для наведения минометного огня по аэродрому. Это привело к аресту двенадцати сомалийских подрядчиков, которые также работали на врага. Один из них и выдал место, в котором, по его словам, мог появляться Осман Али Атто.

На этот раз операторы Подразделения применили иной подход. Вместо того чтобы ждать, пока Атто зайдет в дом, мы решили выждать, пока он поедет куда-нибудь на машине, и перехватить ее, поймав на открытой местности. Мы тренировались в пустыне, вдали от посторонних глаз, пока не почувствовали себя готовыми, и только после этого отправились за ним.

Двадцать первого сентября мы получили информацию о том, что Атто собирается во второй половине дня посетить собрание. Это означало проведение налёта в дневное время, что было не очень удобно, но это была слишком хорошая возможность, чтобы упустить ее. Сработали пейджеры, и мы помчались к вертолетам, где нас проинструктировали о задаче. Через несколько минут все были в воздухе.

Операторы надеялись, что Атто поедет куда-нибудь подальше от города. Тем не менее, когда его водитель остался в городе, было принято решение действовать.

Все прошло как по маслу. Снайпер с одного из вертолетов вывел из строя двигатель машины и, сам того не подозревая, ранил водителя в ноги. Двое мужчин, один из которых был Атто, вместе с молодым человеком выскочили из машины. Они вытащили водителя и запрыгнули в обнесенный стеной двор возле двухэтажного дома с небольшим крыльцом.

Одна из групп операторов быстро спустилась на землю по тросам и двинулась «зачищать» дом, в котором исчез Атто. Тем временем наша группа зависла наверху, готовая в случае необходимости оказать помощь.

В отличие от района, в котором мы работали против «Радио Мог», эта часть города представляла собой вотчину Айдида и была населена его ополченцами. Уже через несколько минут штурмующие попали под обстрел с разных направлений. Как и большинство районов Могадишо, этот состоял из одно- и двухэтажных домов с шести-восьмифутовыми стенами, которые служили укрытием для противника.

Когда бой стал еще более ожесточенным, вызвали нашу группу. Мы с Джейком спустились по тросу на середину перекрестка рядом с машиной Атто и побежали по переулку, откуда велся основной огонь. Менее чем в пятидесяти ярдах от нас заработал пулемет. Пули били в дорогу и в стены вокруг нас, разлетались над головой, и в воздух летели куски грязи и бетона.

Укрывшись в подъездах домов на противоположных сторонах улицы, мы с Джейком открыли ответный огонь. Наша стрельба была гораздо точнее, чем у пулеметчика, чей пулемет замолчал, когда он получил пулю.

Появился еще один человек, который как ни в чем не бывало отправился к пулемету. Он явно намеревался использовать оружие против нас, но был безоружен, и нам пришлось прекратить огонь. Сомалийцы знали, что американцы ограничены своими же правилами ведения боя, которые запрещали нам стрелять в безоружного человека.

Как и ожидалось, человек упал рядом с пулеметом и начал в нас стрелять. Мы застрелили и его. Но его место занял другой подошедший безоружный человек.

Так продолжалось четыре или пять раз. Наконец, мне это надоело. Сомалийцы использовали наши правила ведения боя против нас самих, чтобы заставить работать свое оружие. Рано или поздно либо Джейк, либо я окажемся под ударом. Следующий человек, попытавшийся дотянуться до пулемета, умер, так и не добравшись до него. Остальные попытки прекратили.

Выведя пулемет из строя, мы продолжили пробиваться по улице. В какой-то момент нам удалось укрыться, и стало очевидно, что враг нас не видит. Вдруг на дороге появилась высокая женщина в черном платье и пошла к нам, пока не увидела, где мы расположились. Затем она указала на нас вражеским стрелкам.

Я был ошеломлен. Она была явно безоружна и к тому же это была женщина. Я не знал, приказали ли ей рисковать жизнью, указывая на нас, или она делала это по собственной инициативе, но она была явно опасна; пули начали щелкать вокруг наших позиций.

Зарядив дробовик мешочками с картечью[19],я выстрелил в женщину. Нелетальная пуля повалила ее на землю, но она поднялась и снова указала на то место, где укрывались мы с Джейком. Я сбивал ее с ног снова и снова, пока, наконец, ей это не надоело, и она не убежала.

В гарнитуре раздался вызов от командира группы Пита, который велел нам возвращаться к объекту операции и взять под охрану задержанных. Мы покинули улицу и вернулись к тому месту, где на крыльце стояли трое пленных: двое из них сидели, а другой лежал на боку, руки у всех были связаны за спиной пластиковыми стяжками.

Одним из заключенных был Атто. Другой — молодой человек, явно умственно отсталый; он улыбался нам, высунув язык изо рта. Третьим был водитель, который лежал на боку и стонал.

Раздосадованный от того, что мне приходится их охранять, пока вокруг нас бушует бой, я подошел к Атто, который вызывающе смотрел на меня, и стащил с его головы солнцезащитные очки[20]. Не знаю, зачем я это сделал, но мне хотелось, чтобы Атто понял, что он больше ничем и никем не командует.

Наконец все было готово к эвакуации вертолетом с крыши здания. Дали команду, чтобы все оттягивались с периметра в сторону здания.

Я подошел к водителю, чтобы заставить его встать. Я подумал, что тот симулирует свои травмы, и схватил его за лодыжки, чтобы заставить подняться. И тут выяснилось, что пуля снайпера превратила нижнюю часть его ног в желе. Придется тащить его вверх по лестнице.

Бóльшая часть штурмовой группы помчалась на крышу. Они взяли с собой Атто и водителя, но оставили умственно отсталого молодого человека. Мне было велено держаться позади и прикрывать огнем из окна этажом ниже.

Плохие парни появлялись все чаще, обстреливая здание из соседних домов. Шум боя напоминал дюжину аппаратов по приготовлению попкорна, с маниакальным грохотом работавших вокруг нас, только вместо кукурузы там были пули, бьющие в стены. В воздухе висела пороховая гарь, смешанная с запахом двигателя вертолета, зависшего на краю крыши, давая возможность штурмовикам с пленными попасть внутрь.

Выглянув наружу, я увидел сомалийца в окне этажом выше в здании напротив. Он держал в руках АК-47 и целился туда, где, как я знал, находился вертолет с операторами.

Я прицелился в голову человека и, вдохнув воздух, нажал на спусковой крючок — именно так, как тренировался тысячи раз до этого. По тому, как тот внезапно исчез из окна, а его винтовка с грохотом упала на улицу внизу, я понял, что попал в цель.

Взволнованный своим первым подтвержденным убийством, я окликнул Пита.

— Ты это видел? — крикнул я и объяснил, что произошло.

— Хорошо, — произнес Пит, и на этом все закончилось. Я сделал то, чему меня учили, и не было нужды рассказывать об этом дальше.

Я был последним оператором, покинувшим крышу. Вертолет завис в нескольких дюймах от края крыши, и мне пришлось взбираться по колесу, чтобы попасть внутрь. Как только я подумал, что могу упасть, кто-то схватил меня за штаны и втащил на борт.

На обратном пути я думал о перестрелке. Это был первый раз, когда я увидел людей, стреляющих в меня с расстояния. Стрельба по врагам меня не беспокоила, — даже по тому парню в окне, который находился достаточно близко, чтобы я мог видеть его лицо. Моя подготовка взяла верх; они были просто мишенями. Но этот бой был определенно более напряженным, чем рейд на «Радио Могадишо», и я задавался вопросом, насколько он вообще может быть тяжелее.

Когда мы вернулись на базу со своей добычей, операция была признана успешной. Нам удалось захватить одного из самых важных командиров Айдида, и, что удивительно, никто из операторов Подразделения и рейнджеров не пострадал, несмотря на ожесточенную перестрелку.

Фактор стресса определенно взлетел до тысячи, но все выжили, чтобы смеяться и шутить об этом, рассказывая о своих приключениях. Многие предложения начинались со слов: «А затем я…» Другие отражали отчуждение от этических вопросов, окружающих убийство. «Вы видели, как взорвалась голова у того парня?» Это было похоже на игру, как будто мы играли в солдатиков с друзьями в детстве, вставали и отряхивались, чтобы пойти домой на ужин.

Во время празднования появился Пит и отвел меня в сторонку, чтобы поговорить о том, как мы с Джейком совершали лобовую атаку на врага в переулке.

— И снова твоя тактика облажалась, — сказал он. — Но я абсолютно впечатлен твоими яйцами.

Я не мог быть более гордым. Теперь я стал частью племени кровавых воинов. Более того, я убил человека почти в упор; человека, который собирался выстрелить в моих беззащитных товарищей по группе, когда они поднимались на борт вертолета. Война была всем, что я себе и представлял. Плохие парни были побеждены, а я со своими друзьями выжили, чтобы сражаться на следующий день. Мы были непобедимы; мы были бессмертны; мы были Подразделением.