Все под контролем

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

3–4 октября 1993 г.

Могадишо, Сомали

Простая правда жизни заключалась в том, что те, кто командовал тактической группой «Рейнджер», и особенно те, кто планировал задачу 3-го октября, сильно недооценили наших сомалийских противников. Они располагали неточной информацией о численности врага и не учли его тактику, его оружие, его упорство, а также способность сомалийцев координировать свои атаки с попытками помешать прибытию к нам подкреплений и сил спасения.

По оценкам ООН, численность сил Сомалийского национального альянса Айдида составляла около тысячи бойцов «регулярных войск»; в СНА заявляли о двенадцати тысячах. Но даже если их реальное число было где-то между этими цифрами или даже ближе к американской оценке, это все равно была значительная сила, особенно когда рейд произошел прямо посреди их территории. На нас напали не только ополченцы Айдида, к ним присоединились многие сотни вооруженных «иррегуляров», которые вняли призыву ополченцев «защищать свои дома» или просто схватили оружие и двинулись на шум битвы.

Поначалу простые сомалийцы приветствовали миротворцев ООН, включая крупные американские силы, надеясь, что они принесут стабильность и защитят гуманитарную помощь. Однако, когда коррупция продолжилась, а в отношении Айдида до прибытия тактической группы «Рейнджер» стала применяться жесткая тактика, то в сочетании с пропагандистскими усилиями СНА все это привело к тому, что они стали возмущаться иностранными войсками.

В глазах многих сомалийцев американцы превратились из спасителей в оккупантов, поэтому они откликнулись на призывы защитить свои дома и разгромить захватчиков.

Однако американское руководство также недооценило военную стратегию и лидерство своих коллег из Сомалийского национального альянса. Южная часть Могадишо была разделена на восемнадцать секторов, в каждом из которых постоянно находился дежурный полевой командир. Они были связаны между собой сетью радиостанций с приказом сообщать о любой активности американцев.

Один из тактических командиров Айдида, полковник Шариф Хасан Гьюмале, руководивший боем в тот день, три года проучился в советской военной академии, служил в сомалийской армии и был ветераном жестокой гражданской войны. Он знал, как вести городской бой.

Как и американские командиры, изучившие повадки лидеров СНА, Гьюмале знал, что американские рейды зависят от скорости. Они наносили удары по целям относительно небольшими силами, будь то наземная колонна или вертолеты, — часть нападавших направлялась на штурм объекта, а рейнджеры организовывали квадратный периметр, чтобы предотвратить вмешательство и контратаки извне. Когда цель достигалась, они не пытались удержать позиции, а быстро уходили, чтобы вернуться на свою базу.

Гьюмале считал, что лучший способ противостоять скорости спецназовцев — реагировать еще быстрее, а затем заманить американцев в ловушку и ошеломить их, прежде чем они успеют уйти или получить подкрепление. Он выработал два ключевых способа достижения этой цели.

Первый заключался в задержке и нападении на наземные колонны путем создания блокпостов с использованием горящих шин, остовов автомобилей, обломков и всего остального, что можно было быстро собрать. Блокпосты также должны были располагаться в стратегических точках, чтобы заставить транспортные средства отклоняться от выбранного ими пути и попадать в подготовленные зоны поражения, где их можно было бы поймать в ловушку и атаковать. Как показали собственные учения американцев по ведению уличных боев, превосходство в огневой мощи танков и бронемашин в городских условиях можно свести на нет, используя здания для организации засад на колонны с близкого расстояния, а также для укрытия обороняющихся.

Вертолеты были второй, более важной и более сложной проблемой. Они были быстрыми, их не могли затормозить блокпосты, они обладали огромной огневой мощью и могли использоваться для быстрой высадки и эвакуации войск.

Однако СНА получила помощь из внешнего источника. Об этом стало известно лишь спустя годы, но им помогала малоизвестная ветвь исламских экстремистов под названием «Аль-Каида», что в переводе с арабского означает «основа», или, в более свободном переводе, «база джихада». Основанная в 1988 году Усамой бен Ладеном, отпрыском богатой семьи из Саудовской Аравии, «Аль-Каида» предложила советникам СНА научить их бороться с «неверными».

С благословения Айдида «Аль-Каида» прислала из Афганистана закаленных в боях ветеранов, воевавших с Советской Армией. Позднее историки будут спорить о степени участия джихадистов «Аль-Каиды» в битве за Могадишо, но их тактика, вероятно, оказалась важнее.

Главным их вкладом было обучение сомалийских ополченцев тому, как использовать РПГ против вертолетов. С самого начала им посоветовали не подвергать себя опасности, атакуя бронированные вертолеты спереди, а оставаться в укрытии, пока они не пройдут над головой, после чего нужно было выскочить и выстрелить в самую уязвимую часть летательного аппарата — хвостовую балку с рулевым винтом.

Американское командование и информаторы ЦРУ не знали, что бóльшую часть денег, собранных Атто, Айдид использовал для покупки и накопления сотен РПГ. И этот арсенал изменил ход сражения.

Гьюмале надеялся на еще один фактор, способный ограничить технологические преимущества американцев. Его враги предпочитали наносить удары ночью, когда труднее видеть, и труднее собрать войска, когда они спят дома. Но американцы предпочитали темноту, поскольку очки ночного видения давали им огромное тактическое преимущество.

Когда около 15:40 до Гюмале дошла весть о том, что американцы штурмуют здание рядом с отелем «Олимпик» и захватили двух командиров Айдида, он немедленно передал по разветвленной сети радиостанций призыв браться за оружие. В считанные минуты в этот район на машинах и пешком устремились ополченцы.

Тактика, использованная СНА, сработала как нельзя лучше. Американская колонна, отправленная за пленными и штурмовыми группами, была изрядно потрепана, пытаясь пробраться к месту событий, и прибыла с опозданием. К хаосу добавилось невезение, когда из вертолета выпал рядовой Блэкберн, и три «Хаммера» были выделены из состава колонны, чтобы доставить его на базу.

Затем в хвостовой винт вертолета «Черный ястреб» с позывным «Супер 6–1» попала граната из РПГ, и он упал за пределами периметра, убив двух летчиков, чьи тела оказались внутри обломков, и ранив экипаж. Это потребовало отправки туда операторов нашего Подразделения и рейнджеров, ни один из которых не был предназначен или вооружен для ведения боя в городской местности или длительного удержания оборонительной позиции, например, тяжелыми пулеметами. Кроме того, в пути появилось много раненых, которым требовалась немедленная медицинская помощь.

Крушение первого «Черного ястреба» усугубилось тем, что над местом крушения был подбит «Черный ястреб» службы боевого поиска и спасения. Хромая, он вернулся на базу, но это вывело из боя еще один вертолет, и еще больше людей оказались в затруднительном положении.

В то же время наземная колонна, которая должна был вывезти пленных и штурмовые группы, но была перенаправлена к месту крушения, заблудилась в лабиринте улиц по дороге и в итоге вернулась к отелю «Олимпик». Машины и их пассажиры подверглись обстрелу сомалийцев.

Боясь потерять пленных и колонну, генерал-майор Г. приказал отказаться от попытки спасения и возвращаться на базу. На обратном пути колонне пришлось обходить блокпосты и отражать нападения, и к моменту прибытия четверо американцев и трое сомалийских пленников были мертвы.

Плохая ситуация превратилась в полноценную катастрофу, когда из РПГ был поражен третий «Черный ястреб», с позывным «Супер 6–4», когда он тоже кружил над местом первого крушения. Летчик, старший уорент-офицер Майкл Дюрант, попытался вернуться на базу, но лопасти хвостового винта разрушились. Вертолет упал в полумиле от места первого крушения.

С каждой новой катастрофой руководство тактической группы «Рейнджер» и других американских сил вынуждено было менять планы, которые, казалось, разваливались, как домино. Гаррисон планировал и отрабатывал действия на случай, если упадет один вертолет и его экипаж будет нуждаться в спасении, — но не два. В тактической группе «Рейнджер» едва хватало войск для защиты первого объекта, и уж точно не хватало для двух.

Казалось, американцам ничего не светит. Когда упал первый «Черный ястреб», силы быстрого реагирования (СБР) из состава 10-й горно-пехотной дивизии были подняты по тревоге, и переместились из своего лагеря в Сомалийском национальном университете на территорию аэропорта. Через час после крушения рота из состава СБР численностью около сотни человек покинула авиабазу и направилась к месту первого крушения, но их машины не были бронированы, и солдаты, натолкнувшись на блокпосты и засады, были вынуждены вернуться назад.

Тем временем командование пыталось найти способ добраться до второго вертолета, но никто, похоже, не знал, как это лучше сделать.

И происходило это не от недостатка храбрости или добровольцев. Командир авиационных сил тактической группы подполковник Томас Мэтьюс отклонил две просьбы экипажей четырех «Маленьких птичек» разрешить высадить своих вторых пилотов для защиты места падения. Командир Подразделения также дважды отклонил просьбы наших снайперов, Рэндалла Д. Шугарта и Гэри И. Гордона, о высадке. Только узнав, что рота из 10-й горно-пехотной дивизии развернулась назад, он дал свое согласие.

К месту происшествия вылетел «Черный ястреб» с позывным «Супер 6–2», пилотируемый старшим уорент-офицером Майклом Гоффеной, с находящимися на борту Шугартом и Гордоном, а также третьим снайпером, Брэдом Х., который был со мной в Боготе. Прекрасно понимая, с чем им предстоит столкнуться, Шугарт и Гордон были высажены на открытой площадке в ста ярдах от сбитого вертолета. Брэд остался в «Черном ястребе», чтобы вести огонь сверху в дополнение к бортстрелкам, которые управляли бортовыми пулеметами, установленными в боковых дверях.

Затем Гоффена завис над местом крушения, чтобы помочь нашим снайперам найти дорогу, однако через десять минут борьбы за спасение экипажа «Супера 6–4», «Черный ястреб» Гоффены с позывным «Супер 6–2» был поражен очередным выстрелом из РПГ; взрывная волна вывела из строя второго летчика и оторвала Брэду ногу. Гоффена смог удержать смертельно раненную «птичку» в воздухе достаточно долго, чтобы совершить аварийную посадку в аэропорту.

На земле не было никаких следов пропавшего летчика «Супера 6–4», однако снайперы Подразделения извлекли из-под обломков второго члена экипажа, старшего уорент-офицера Дюранта, и уложили его рядом с вертолетом, оставив ему винтовку с полным магазином. Не получая больше помощи сверху, Гордон и Шугарт героически сражались, защищая Дюранта от наседавших сомалийцев, иногда перестреливаясь с толпой с расстояния в десять ярдов. Но в конце концов они оба погибли, а Дюрант был схвачен после того, как разрядил свой магазин в разъяренную толпу[23].

По мнению Гьюмале, битва прошла даже лучше, чем он ожидал. Выстрелами из РПГ было выведено из строя четыре вертолета «Черный ястреб». Два из них упали на территории, контролируемой силами СНА, где один из них был захвачен, а защитники убиты или взяты в плен; второй держался, но был окружен сотнями ополченцев и повстанцев.

Но Гьюмале не понимал, что американцы остались у обломков «Супера 6–1», потому что не хотели оставлять тела летчиков. Такое самопожертвование ради мертвых людей было для него непостижимо. Вместо этого он считал, что они просто угодили в ловушку, поставленную его силами.

Кроме того, его «победы» стоили ему сотен убитых и раненых, а местный госпиталь был переполнен ранеными. Но это была цена, которую он и Айдид, которого держали в курсе событий, готовы были заплатить. Их союзники из «Аль-Каиды» также советовали им, что, убив достаточно американцев, независимо от того, какой ценой это обойдется силам СНА, мы сдадимся и вернемся домой. Американцы, по их словам, не жаждут смерти и потеряют политическую волю к борьбе у себя дома[24].

Спрятавшись в доме рядом с местом первого крушения, наша группа не была посвящена в стратегию и тактику лидеров обеих сторон. Мы просто пытались пережить эту ночь.

В какой-то момент вечером я узнал, что сбит еще один «Черный ястреб», но то ли для того, чтобы поддержать наш боевой дух, то ли потому, что командирам на месте происшествия тоже ничего не сообщили, подробностей о том, что происходило в других местах, было мало.

Мы также не знали ничего о колоннах спасения, пытавшихся добраться до нас. Вдалеке слышались звуки ожесточенных боев, виднелись вспышки взрывов и красные трассеры, уходящие в ночное небо, и мы знали, что наши товарищи тоже сражаются за свою жизнь.

Если не считать двух раненых рейнджеров, физически мы находились в неплохой форме. Джейк достаточно оправился от взрыва, чтобы вернуться в строй. Однако было известно, что пока мы добирались до места крушения, остальным, особенно рейнджерам, пришлось несладко.

Я беспокоился за нескольких своих друзей. После прибытия я узнал, что Дэн Буш и Джим С. были ранены при обороне места крушения, но я не знал их состояния. Мой друг Мэтт Риерсон находился в колонне с пленными, но они подверглись такому удару, что были вынуждены отступить в аэропорт. Я также не знал, добрался ли Эрл, и мне было интересно, с ним ли его постоянный спутник Джон.

В остальном мы, сидевшие в своем израненном боями доме, не имели четкого представления о расположении других операторов и рейнджеров. Наша группа C-2-G и группа C-2-F, находившаяся через дорогу, на юго-восточном углу перекрестка и ближе всего к упавшему «Черному ястребу», находились дальше всех к северу и непосредственно на передовой. Ни на севере, ни на востоке, ни на западе от нашей позиции не было никаких дружественных войск. Южнее, позади нас, в зданиях, расположенных вдоль нескольких кварталов, заняли позиции рейнджеры и операторы отряда C-1.

Хотя ранним вечером ожесточенная стрельба немного стихла, это оказалось лишь передышкой. Сомалийцы продолжали атаковать нас, наступая на наши позиции и открывая бешеный огонь из своих АК-47, а затем все снова ненадолго затихало.

В перерывах между отражением атак наша группа делала все возможное, чтобы улучшить оборонительную позицию, подкладывая матрасы к стенам дома. Как показало разрушение одного из углов дома, конструкция здания не выдержала бы попадания из РПГ, но мы надеялись, что матрасы хотя бы поглотят часть осколков от стен и гранат, которые в противном случае разнесли бы в клочья все, что находилось в комнате.

Я возненавидел звук выстрелов из РПГ. Хлопок, звук, а затем детонация, когда граната во что-то попадает. Иногда сомалийцы подходили так близко, что гранаты не успевали взвестись и не взрывались при попадании. Иногда ночью, когда стреляли из РПГ, я просто вжимал голову в подоконник, закрывал глаза и ждал удара. А что еще оставалось делать? Остановить происходящее было невозможно, переживания не помогали, поэтому я просто пасовал перед всем этим.

Я снова и снова корил себя за то, что не взял с собой очки ночного видения. Без них нам приходилось ждать, щурясь в темноте, чтобы определить цель, прежде чем стрелять. Правила ведения боя не позволяли вести беспорядочную стрельбу по группам людей, часть из которых могла и не являться вооруженными бойцами. Кроме того, мы должны были стараться, чтобы каждый выстрел попадал в цель, поскольку боеприпасы были на исходе, и было неизвестно, будет ли пополнение. Это означало, что врагу надо было позволять подходить ближе, чем если бы у нас были очки ночного видения.

С другой стороны, сомалийцы стреляли вслепую в темноте по нашим позициям и надеялись на удачу. Им было все равно, в кого попадать — в друга или врага, — и у них было больше боеприпасов.

Но вне зависимости от правил ведения боя, были моменты, когда вражеская стрельба усиливалась до такой степени, что нам приходилось открывать беглый огонь в темноту, чтобы подавить атакующих, иначе нас могли задавить. Затем снова все затихало.

Во время одного затишья между перестрелками мы с Джейком лежали во дворе, охраняя подступы с запада, когда услышали разговор двух человек, стоявших на улице между нами и группой C-2-F, располагавшейся на противоположной стороне улицы. Мы быстро поняли, что люди говорят по-сомалийски, но не знали, как они оказались у нас за спиной и, видимо, прошли мимо рейнджеров и других операторов, которые должны были прикрывать наши спины.

Стрелять по ним мы не могли из опасения задеть наших товарищей в доме напротив, и пришлось ждать, пока они не выйдут на открытое пространство. Тогда Джейк осветил их фонарем. Удивленные люди застыли на месте. Это были явно бойцы с висящими на плечах автоматами АК-47. В этот момент, стоя в ярком белом свете, они напоминали оленей, выхваченных в темноте фарами автомобилей.

«Ты облажался», — подумал я, прежде чем выстрелить в них. Один из людей упал на улице, другой скрылся за углом, но я был уверен, что в него тоже попали.

Стрельба, похоже, разбудила остальных ополченцев, которые возобновили бешеную стрельбу из автоматов и РПГ. К счастью, их прицеливание навскидку было торопливым и не очень хорошим, так что гранаты, прежде чем взорваться, улетали в небо или мимо нас в город.

С каждым часом обстановка становилась все более отчаянной. У нас заканчивались боеприпасы, а теперь еще недоставало и воды с едой. Нехватка патронов — это уже плохо, но обезвоживание в бою приводит к головокружению, судорогам и вялости, а это совсем не хорошо, когда мы сражаемся за свою жизнь. Нам нужно было пополнить запасы. Если нам нечем будет стрелять, мы рисковали быть настигнутыми и уничтоженными.

Находившееся в ангаре командование Подразделения работало над тем, чтобы доставить нам припасы. Наконец был отправлен вертолет «Черный ястреб» с боеприпасами, водой и медикаментами.

Зависнув в темноте как можно ниже над улицей между расположением групп «G» и «F», экипаж вертолета вытолкнул припасы из дверей на улицу. Ящики с боеприпасами выдержали, но некоторые пятигаллоновые канистры с водой разбились при падении.

Внезапно кто-то на втором этаже дома, расположенного рядом с тем, в котором сидел я, и прямо под вертолетом, начал стрелять. Снайпер подразделения по имени Джеймс, находившийся в вертолете, был ранен пулей в лицо.

Сначала все были ошеломлены. Враг был совсем рядом, и никто об этом не знает? Но мы быстро среагировали и градом огня заставили вражеского стрелка замолчать, а летчик находился на позиции, пока не выгрузил весь груз.

Теперь кто-то должен был выйти в темноту, найти припасы и принести их обратно. И снова Пит решил, что этим человеком буду я. Это было логично: я был молод, не ранен, да и к тому же являлся одним из самых быстрых бегунов в группе. Но все равно восторга от этого я не испытывал.

Итак, я снова оказался на пыльной, темной улице, разыскивая на руках и коленях ящики с боеприпасами и воду. Зависший вертолет, конечно же, привлек огонь противника. Хотя они не могли видеть, чтобы хорошо прицелится, это не мешало им вслепую стрелять по улице в надежде на удачу, если там окажется какой-нибудь американец.

Пошарив в темноте, я нашел припасы. Их было слишком много, чтобы забрать все сразу, и мне потребовалось три захода, чтобы все это унести. Я уж было начал расслабляться, когда Пит сказал, что это еще не все.

— Группе через дорогу нужна вода, — заявил он.

Я понял, что это значит, и снова встал, в сердцах подумав: «К черту!». Ни за что на свете мне не хотелось снова выходить на темную улицу, где свистели пули, а вокруг ползало неизвестно сколько сомалийцев, которые только и ждали возможности перерезать мне горло. Но, схватив две пятигаллонные канистры, я отправился в путь.

Дойдя до дома на противоположной стороне улицы, я столкнулся с другой проблемой — я не мог просто забежать в темное здание, не рискуя попасть под пули своих же ребят.

— Орел, орел! — закричал я, входя в дверь, и молился, чтобы какой-нибудь рейнджер с нервными пальцами не снес меня, не распознав пароль.

Но беспокоиться не пришлось. В первой комнате никого не оказалось, а в задней части дома я обнаружил двух операторов Подразделения, которые несли охранение, глядя через окно на восток и время от времени стреляя по тому, что они там замечали.

Я сбросил воду и спросил, как у них дела, но они промолчали. Я пожал плечами — мы все были разными, и пытались справиться с ситуацией по-своему, — и ушел, ничего больше не сказав.

Постояв на пороге, чтобы набраться храбрости, я перебежал улицу и, к счастью, вернулся в дом без особых происшествий. Но будь я проклят, если снова отправлюсь на улицу.

Хаос и напряженная обстановка сохранялись всю ночь: атаки сомалийцев сменялись периодами затишья. Защитники отбивали каждое нападение с помощью «Маленьких птичек», экипажи которых имели очки ночного видения и атаковали любые крупные скопления врагов или тех, кто был замечен с РПГ. Летчики также поддерживали связь с группой управления, летавшей на «Черном ястребе» над головой, который имел инфракрасную систему переднего обзора и мог обнаруживать вражеских бойцов по тепловому излучению их тел.

В один из периодов относительного затишья я стоял у окна, выходящего в небольшой переулок между домом, в котором находились мы, и соседним, когда снаружи послышался странный звук, — как будто на землю сначала укладывали что-то металлическое, после чего раздавалось шарканье.

На окнах стояли решетки, загораживающие обзор, поэтому высунуться, чтобы все рассмотреть, было нельзя; но через минуту мне удалось разглядеть человека, медленно крадущегося по переулку. Он поднимал АК-47 и как можно тише клал его перед собой, а затем подползал к нему, после чего повторял это действие.

Поднять винтовку, чтобы выстрелить в человека, было невозможно, поэтому я подождал, пока противник окажется прямо под окном, высунул свой.45-й калибр наружу, чтобы ствол почти коснулся затылка человека, и нажал на спуск. Но ничего не произошло. Выяснилось это только позже, но в ударно-спусковой механизм попал песок — возможно, поднятый лопастями вертолета при высадке — заклинивший его, и не позволивший сделать выстрел.

К счастью для меня, сомалиец не подскочил и не начал стрелять. Вместо этого он застыл.

Я знал, что если продолжу терять время, человек может подняться и выстрелить, или проползти дальше и подстрелить еще кого-нибудь, поэтому извлек из подсумка на разгрузочном жилете небольшую австрийскую гранату.

Оглядев комнату, я показал гранату другому оператору Подразделения, стоявшему в дверном проеме. Тот энергично закачал головой — ему не хотелось, чтобы она взорвалась так близко от нас.

Проигнорировав его молчаливое возражение, я высунул руку в окно и бросил гранату, увидев, как она ударила сомалийца по голове и покатилась по спине, где и застряла в капюшоне его одежды.

Я пригнулся. Стены сотряс взрыв, на мгновение вспышка осветила комнату. Потолок забрызгали кровь, песок, волосы и внутренности. Я выглянул в окно — в переулке тлел безголовый труп, и запах горящих волос и крови заполнил мои ноздри.

В комнату вбежали еще несколько наших товарищей, чтобы посмотреть, что происходит.

— Это была просто свето-шумовая граната, — произнес я.

— Он лжет! — крикнул оператор, возражавший против ее использования.

Я почувствовал себя виноватым, — как будто сделал что-то не так, — поэтому рассказал все начистоту и показал, как сомалиец пытался подкрасться к нам. Покачав головами, остальные спецназовцы покинули комнату.

По мере того как длилась ночь и наступал самый темный период перед рассветом, я дошел до точки, когда мне стало казаться, что мы не выживем. Стреляя в темноте, вражеский огонь был в лучшем случае неточным, но с наступлением утра все изменится.

Между тем, даже с учетом поступившего пополнения, количество имевшихся боеприпасов не позволяло выдержать множество массированных атак. На самом деле я не знал, почему сомалийцы еще не напали на нас и не захватили наши позиции. Их было слишком много, чтобы мы могли перестрелять их всех, но понимал, что и это утром изменится.

Вдалеке слышался шум колонны спасения, которая все еще пыталась добраться до нас, но невозможно было сказать, насколько она приблизилась. Если они успеют вовремя — хорошо; если нет, то я был полон решимости забрать с собой столько сомалийцев, сколько смогу. В любом случае я покидал этот дом воином и был рад, что это произошло в присутствии других воинов.

Я извлек свой нож и положил его рядом с собой. Я был благодарен родителям за то, что всего несколько часов назад написал им письмо, в котором призвал их жить полной жизнью и дал им понять, что сам выбрал такую жизнь и, если понадобится, такую смерть. И снова я поддался моменту, поскольку у меня не было иного выбора. Сейчас передо мной разыгрывалось мое будущее, и я понятия не имел, насколько долгим оно будет.

Когда рассвет начал окрашивать восточное небо в светло-черные тона, я успокоился и стал ждать того, что неизбежно должно было произойти.