Все под контролем

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

3 октября 1993 г.

Могадишо, Сомали

В АДУ, СРЕДИ ОГНЯ И СЕРЫ

На базе тактической группы «Рейнджер» был приятный воскресный день. Парни тренировались и отдыхали. Я бегал по территории аэропорта, пытаясь преодолеть пять миль под палящим африканским солнцем.

После захвата Атто моральный дух поднялся. Мы наконец-то выполнили успешное задание, которое, как все надеялись, приведет нас к Айдиду, но пока что скрутить главного человека или еще кого-нибудь из его командиров не удавалось. И хотя отряд продолжал совершать демонстрационные вылеты и вылазки в город для отработки ближнего боя, мы больше не получали никаких разведданных, которые могли бы привести нас к нашим основным целям.

Также произошло одно тревожное событие. Чуть более чем за неделю до этого, 25-го сентября 1993 года, ополченцы Айдида использовали ручной противотанковый гранатомет, чтобы сбить «Черный ястреб» 10-й горно-пехотной дивизии. Три члена экипажа погибли. Зловещее предзнаменование, это был первый случай, когда в Могадишо был сбит вертолет, и первые потери США с начала августа.

В результате командование приказало провести занятие по теме «сбитого вертолета» — по сценарию, «Черный ястреб» упал, убив летчиков и оставив четырех человек ранеными и нуждающимися в спасении. На этих учениях мы многому научились, в том числе внесли необходимые коррективы в свое индивидуальное снаряжение, особенно касательно того, что нам нужно было брать с собой больше медицинских средств и оборудования. Но никто не ожидал, что это станет регулярным явлением; «Черные ястребы» — крепкие «птички», и сомалийцам повезло.

Однако, когда в тот приятный воскресный день я покидал ангар, я не думал о том, что «Черные ястребы» могут упасть или что кого-то из нас нужно будет спасать. Об этом никто из нас не задумывался.

На волейбольной площадке офицеры и сержанты сражались друг с другом в игре настолько зажигательной, какой только может быть игра молодых, полных тестостерона мужчин. Я улыбнулся, когда, проходя мимо, увидел, что генерал-майора Г. и подполковника Х. примотали скотчем к паре коек и приподняли рядом с площадкой, чтобы они могли «поучаствовать».

В ангаре парни чистили оружие, а в это время продолжались марафонские игры в карты и «Риск». Некоторые воспользовались этим временем, чтобы написать письма домой.

В то утро я написал весточку родителям, отчасти отвечая на полученное от них письмо, в котором они жаловались на всё: на отпуск, который прошел не так, как они хотели; на усталость; на то, что папа жалеет, что у него не хватает смелости играть на гитаре на сцене. Но что-то в том, что я сидел в огромном раскаленном металлическом сарае далеко от дома, на окраине разрушенного войной города в стране, где люди умирали от голода и убивали друг друга из-за еды и чистой питьевой воды, а другие рисковали жизнью, чтобы остановить это, не вызывало у меня сочувствия к их жалобам.

Хотя задача тактической группы «Рейнджер», как и любая другая миссия Подразделения, была засекречена, я начал достаточно вежливо, намекнув им, где я нахожусь и что делаю:

Ну, если вы хоть немного следите за новостями, то знаете, где я нахожусь, знаете, что я делаю, и наверняка видели кадры, на которых я это делаю… Мне хотелось захватывающей жизни, опасной, стремительной. Что ж, я ее получил.

Я действительно могу наслаждаться приливом адреналина после того, как ты добрался до цели, после того, как ты сглотнул свое сердце, подступившее к горлу, и преодолел чувство, когда хочется наложить в штаны, когда кто-то стреляет в тебя.

Затем я перешел к тому, что меня насторожило в их письме.

Хочу сказать вам обоим кое-что. У вас только одна жизнь. Один заход в игру. Один короткий отрезок в вечности под названием «жизнь», и все. Так что делайте то, что хотите делать, прямо сейчас. Не оглядывайтесь назад и не говорите: «Лучше бы я сделал это». Оглянитесь назад и скажите: «Я рад, что сделал это».

Я поблагодарил их за то, что они так много работали и отказывались от многого, чтобы вырастить меня и моих братьев и сестер. Но теперь мне хотелось, чтобы они наслаждались жизнью.

Папа, поднимайся на сцену и покажи всем, как хорошо ты играешь. А ты, мама, садись на место! Ты единственная, кого я знаю, кто может поехать в отпуск на какой-нибудь красивый остров или отправиться в круиз, но когда ты рассказываешь мне об этом, то говоришь, что шел дождь или ты заболела. Все зависит от того, как на это посмотреть. Дождь прекрасен даже на пляже. Ты с папой, с любимым человеком, на дождливом пляже тропического курорта. Это должно сделать тебя счастливой.

Я езжу в самые заразные дыры в мире. Вы даже представить себе не можете, насколько там плохо. И всегда нахожу бар с пивом и смеюсь со своими друзьями.

Я знаю, что читаю вам нотации, когда у вас в два раза больше времени, чем у меня, и что у меня нет ученой степени в какой-либо области, но вот что я вам скажу — я жил и видел больше мест и людей всех типов и вероисповеданий, чем вы можете придумать к ним ярлыков… Я видел жизнь и видел смерть, смотрел им в глаза и мочился на них, потому что все это ничего не значит, если вы не можете оглянуться назад и сказать: «Я рад, что сделал это» или хотя бы: «Мне было весело это делать».

В завершение я написал, что надеюсь, что они еще поедут навестить Дебби в Северной Каролине.

Она — самое дорогое, что есть в моей жизни, и я никогда не смогу отплатить ей за все то одиночество и переживания, которые она испытывает из-за меня.

Надеюсь, я скоро буду дома, и тогда мы сможем поиграть на гитаре и послушать военные истории. Я не хочу, чтобы кто-то из вас беспокоился обо мне. Я в порядке и со мной все будет хорошо. Люблю вас обоих. Смотрите новости… несмотря на то, что журналисты — мудаки.

С любовью, Том

Когда запищал мой пейджер, я посмотрел на него и сразу понял, что это будет не демонстрационный полет. Мне было жарко и потно, и я бы с удовольствием принял душ и обсох, прежде чем отправляться в полет, но у меня оставалось всего несколько минут на то, чтобы вернуться в ангар, надеть снаряжение — это десятиминутный процесс, — взять оружие и боеприпасы и забраться в вертолет. Я бросился к ангару.

Мне было неизвестно, что за пару часов до этого один из информаторов ЦРУ сообщил, что два высших командира Айдида встретятся во второй половине дня в здании, расположенном рядом с выбеленным Солнцем четырехэтажным отелем «Олимпик», в самом сердце вражеской территории. Существовала даже вероятность того, что там появится сам Айдид.

Понаблюдать за тем, как информатор подгоняет и паркует свою машину у обочины здания, отправили разведывательный вертолет. Человек вышел из машины, поднял капот, заглянул под него, затем опустил его, сел обратно и уехал. Это был заранее оговоренный сигнал, указывающий на то, что это здание является местом встречи.

Незадолго до 15:00 генерал-майор Г. поговорил со своим коллегой в городе, генерал-майором Томасом «Биллом» Монтгомери, который командовал другими американскими войсками в Могадишо, и рассказал ему о плане. «Это на самом деле страна индейцев, — предупредил его Монтгомери. — Плохое место»[21].

Гаррисон уже знал об опасности. Отель «Олимпик» находился всего в нескольких кварталах от рынка Бакара — виртуального вооруженного лагеря ополченцев Айдида. В сентябре Гаррисон сказал своим офицерам, что если им придется войти в окрестности рынка, то «мы, несомненно, перестрелку выиграем, но можем проиграть войну».

Усугубляло ситуацию и то, что это будет еще один дневной рейд. Подразделению нравилось работать по ночам, когда враг спит или, по крайней мере, ослабляет бдительность. И тем не менее, шанс захватить нескольких командиров Айдида и даже его самого был слишком велик, чтобы упустить его. Это будет быстрый захват и отход, пока ополченцы не узнали, что происходит, и, если нам повезет, основная задача тактической группы «Рейнджер» будет выполнена до заката. Командование дало добро, и по всему аэропорту запищали пейджеры.

Операторы решили оставить в ангаре свои очки ночного видения, а также запас воды и еды. Приборы ночного видения давали нам и рейнджерам огромное тактическое преимущество при ведении ночных боев, но решение о том, брать их, или не брать, оставалось за нами. Поскольку еще не было и трех часов дня, Солнце сядет только в шесть, а сумерки наступят лишь спустя полчаса после этого, то с учетом, что операция и в самом деле займет всего час, не было необходимости брать с собой громоздкие очки или тащить лишний груз воды. «К ужину вернемся», — пошутили ребята.

Первым делом по району цели нанесли удар вертолеты AH-6 «Маленькая птичка», оснащенные НУРСами и миниганами. Все, кто имел при себе оружие, были честной добычей, и им не давали шанса сдаться.

Одна штурмовая группа на «Маленьких птичках» сразу же отправлялась на крышу, чтобы захватить целевое здание и задержать его обитателей. Вторая штурмовая группа операторов, включая меня, на двух «Черных ястребах» должна была высадиться в другом указанном месте и зайти в здание с земли.

Почти в то же время должны были прилететь четыре «Черных ястреба» с группами рейнджеров, которые выставят охранение вокруг объекта, чтобы предотвратить вмешательство или контратаку. Пока все это будет происходить, над головой повиснут «Черные ястребы» со снайперами, один из которых находился с Дэном Бушем, готовые оказать точную огневую поддержку.

Тем временем к цели выдвигалась колонна из девяти «Хаммеров» и трех пятитонных грузовиков, чтобы вывезти штурмовую группу и пленных обратно на базу. За рулем «Хамви», который должен был забрать мою группу, будет сидеть Тим «Гриз» Мартин.

На случай нештатных ситуаций в готовность были приведены силы быстрого реагирования 10-й горно-пехотной дивизии. А если станет совсем жарко, можно будет задействовать миротворческие силы ООН в составе подразделений пакистанской и малазийской армий с их танками и бронетранспортерами.

Когда в 15:30 «птички» поднялись в воздух, они сначала направились на восток, над океаном, затем свернули на запад, после чего пошли на юг, чтобы подойти к цели с севера. В 15:40 два вертолета AH-6 «Маленькая птичка» первыми прибыли к зданию, где находилась наша цель, сметя своим огнем вооруженных ополченцев и повергнув остальных в панику.

За ними сразу же последовали четыре вертолета MH-6 «Маленькая птичка» — тип, модифицированный для перевозки по два спецназовца с каждого борта, — которые опустились на крышу здания. Рядом приземлился один из «Черных ястребов». Штурмовики ворвались в здание и в течение нескольких минут без единого выстрела захватили двух высших командиров Айдида — министра иностранных дел Омара Салада Эльми и его главного политического советника Мохамеда Хасана Авале, — а также еще несколько десятков сторонников Айдида и членов ополчения.

Тем временем, пока штурмовая группа Подразделения разбиралась с целевым зданием, к нему прибыли четыре вертолета «Черный ястреб», на борту которых находилось около шестидесяти рейнджеров, и солдаты начали быстро спускаться по тросам на землю.

Хотя казалось, что все идет хорошо, в плане уже начали появляться трещины. Пыль, поднятая вертолетами, образовала такое густое желто-оранжевое облако, что летчики с трудом определяли площадки высадки, а один из «Черных ястребов» высадил рейнджеров на квартал севернее того места, где они должны были оказаться.

В то же время ополченцы Айдида отреагировали гораздо быстрее, чем предполагалось, и их силы почти сразу же начали обстрел. Рейнджерам, промахнувшимся мимо цели, пришлось под сильным огнем пробиваться обратно к месту назначения.

Кроме того, колонна, которая должна была прибыть через несколько минут после начала штурма, столкнулась с задержкой.

Ко всему прочему, гражданские сомалийцы вместе с ополченцами начали строить баррикады, используя камни, сгоревшие остовы автомобилей и шины, которые я разглядел, пролетая над городом, и которые они подожгли.

Колонна прибыла с десятиминутным опозданием и остановилась у отеля «Олимпик». Она тоже почти сразу же попала под шквальный огонь.

Более серьезная проблема возникла, когда рейнджер, рядовой первого класса Тодд Б., упал с вертолета на землю и получил тяжелые травмы. Три «Хаммера», первоначально предназначенные для эвакуации штурмовых групп на базу, были переброшены для эвакуации раненого рядового. По дороге на базу сержант Доминик Пилла получил пулевое ранение в голову и погиб. К тому времени, когда машины вернулись на базу, они дымились и были изрешечены пулями. Это был зловещий знак того, что должно было произойти.

«Черный ястреб», на котором летела моя группа, тоже попал в облако пыли. Не видя площадки высадки, летчик отвел нас на несколько кварталов к северу от здания-объекта операции. После того как мы туда добрались, командир экипажа указал направление, в котором мы должны были двигаться, после чего нам пришлось быстро спуститься по тросу в сумеречную зону, где видимость составляла не более двадцати футов.

По нам также сразу же начали стрелять. В этом случае пыль, вероятно, помогла, помешав точности сомалийских стрелков, но это не означало, что мы были в безопасности от шквала пуль, выпускаемых вдоль улицы в нашу сторону, отскакивающих от стен и щелкающих, пролетая над головой. В окружении зданий и стен, которые создавали эффект эха и могли скрывать нападающих, было даже трудно определить, откуда стреляют.

Когда огонь усилился, наш командир решил, что группе нужно уйти с улицы, чтобы перегруппироваться. Мы заняли дом, обнаружив внутри перепуганную семью, пытавшуюся выжить в бою, разгоревшемся снаружи их жилища.

Войдя в дом, я увидел, как один из наших бойцов пытается повалить огромного сомалийца, повернувшегося к нему спиной, но человек отказывался падать. Я двинулся на помощь, но тут увидел, почему мужчина так сопротивляется: он держал в руках крошечного ребенка размером с обеденную тарелку.

Беспокоясь о ребенке и о том, что кто-то из моих товарищей может неправильно истолковать борьбу мужчины и выстрелить в него, я попытался вырвать ребенка у мужчины. Но сомалиец не желал его отдавать и начал бороться еще сильнее. Наконец, мне удалось отнять ребенка и передать его одной из плачущих женщин в комнате. Только тогда сомалийский мужчина понял и позволил повалить себя на пол и стянуть руки за спиной пластиковыми стяжками.

Улучив момент для перегруппировки, Пит определил, что мы находимся к северу от объекта. Шум боя нарастал, нам нужно было уходить, пока нас не отрезали. Было ясно, что мы находимся за пределами периметра рейнджеров. Из-за пыли в воздухе, ограничивающей видимость, и усиливающейся перестрелки, рейнджеры, стоящие на блокпостах, явно должны были нервничать. Возникал вполне реальный вопрос, кто нас подстрелит — плохие парни или свои.

Группа покинула дом и стала продвигаться на юг в сторону объекта операции. Мы разбились на «клинья» и продвигались по улице, используя здания по обеим сторонам для поддержания дистанции между собой. Стараясь что-то рассмотреть сквозь пыль, мы вступали в бой с сомалийскими боевиками, не теряя при этом бдительности, чтобы разглядеть свои собственные войска.

По мере того как мы продвигались к намеченному зданию, я заметил, что число сомалийцев на улицах слева и справа, а также позади нас, растет. У большинства из них не было оружия, — по крайней мере, пока. Но вооруженные люди смешались с толпой, в которой были женщины и дети, и стали стрелять в нас.

Операторы Подразделения стреляли в тех, у кого было оружие, стараясь не задеть прохожих. Я понял, что за первые несколько минут высадки убил больше людей, чем за всю свою карьеру в Подразделении. Но останавливаться было нельзя: впереди нас ждали остальные, поэтому я взял себя в руки, расстреливал цели и шел дальше.

Спустя, казалось, целую вечность, мы достигли перекрестка, где расположились рейнджеры. К счастью, пыль уже начала оседать, и никто из хороших парней не стрелял в нас, пока мы бежали мимо с криками: «Орел! Орел! Орел!», — чтобы дать им понять, что мы свои.

Прибыв к намеченному дому, группа забежала внутрь. Мы обнаружили несколько десятков задержанных, сидящих на полу с застегнутыми наручниками руками. Но было еще много чего интересного.

Судя по всему, в прошлом здание принадлежало компании по розливу кока-колы, о чем свидетельствовали мешки с сахаром, сваленные от пола до потолка. Сбросив мешки с кучи, я обнаружил тайник с автоматами АК-47 и сейф, и уговорил одного из сомалийцев открыть сейф, который был набит сомалийской валютой. Я запихнул деньги в сумку, чтобы отвезти на базу.

Наконец пришло время вызывать колонну. Было четыре часа дня; невероятно, но с момента начала штурма прошло всего двадцать минут — двадцать невероятно долгих, опасных минут. Командир, наблюдавший за происходящим с вертолета, сказал:

— Эй, босс, кажется, мы взяли тех, за кем вы нас послали; мы готовы убираться из Доджа[22]!

Мы с остальными сотрудниками группы вышли из дома и вместе с некоторыми рейнджерами стали ждать возможности погрузиться в машины. Первыми грузились задержанные, затем, в порядке очереди и под прикрытием охранения, остальные военнослужащие штурмового отряда.

Пока вертолеты кружили над головой, пытаясь подавить любую попытку противника добраться до района цели, вражеский обстрел, казалось, начал затихать — по крайней мере, он больше не был направлен на них, хотя с соседних улиц продолжали доноситься звуки стрельбы.

Только я успел пошутить, что мы еще успеем вернуться домой к ужину, когда рейнджер, прислонившийся к металлическим воротам комплекса, схватился за горло и свалился на бок на землю. В воротах образовалось аккуратное отверстие, через которое прошла пуля. Его тут же прикрыли другие и оттащили с территории, чтобы оказать помощь; затем его отправили к машине.

В это же время я услышал шипящий звук, а затем над нашими головами последовал взрыв. Посмотрев вверх, я увидел, что «Черный ястреб» начал вращаться в режиме авторотации, а из хвостовой балки, куда попал выстрел из РПГ, валил серо-черный дым. Пока вертолет исчезал на северо-востоке за линией домов, он вращался так медленно, что это казалось сюрреалистичным.

В тот же миг задача по захвату полевых командиров Айдида сменилась задачей по спасению всех выживших и обеспечению безопасности «Черного ястреба». С высоты своего положения командир приказал силам быстрого реагирования 10-й горно-пехотной дивизии готовиться к выступлению. Колонне, которая уже побывала под интенсивным огнем, и была в основном загружена задержанными и ранеными, а также бортстрелками и водителями машин, было приказано выдвигаться к месту крушения.

В то же время рейнджеры и операторы нашего Подразделения из отрядов С-1 и С-2 получили приказ выдвигаться к сбитому вертолету, спасать всех выживших и охранять место происшествия.

После падения «Черного ястреба» стрельба снова усилилась. Пока мы пробирались по улице, я видел вооруженных сомалийцев, бегущих по улицам, которые шли параллельно нам на север и на юг. Прохождение каждого перекрестка означало перестрелку: обе стороны стреляли друг в друга, но ни одна не прекращала движения.

Орда вооруженных сомалийцев пыталась опередить нас и добраться до места крушения в трех кварталах от нас, и мы не собирались этого допустить. Каждый из нас слышал истории о расправе над пакистанскими военнослужащими: некоторые из них были захвачены в плен, а затем жестокими способами убиты, после чего тела изуродовали и протащили по улицам.

По нам начали вести сильный огонь из лачуги впереди. Я работал с одной стороны улицы и заметил, что мой друг Эрл работает на другой. Мы оба вышли из укрытия на середину дороги, чтобы справиться с угрозой. Рик запустил в лачугу 40-миллиметровую гранату, а мы с Эрлом открыли огонь из винтовок M4.

Граната попала в крышу и взорвалась, повалив ополченца на землю. Я отошел в сторону, чтобы добить его. Убедившись, что человек мертв, я оглянулся и ошеломленно увидел, что Эрл лежит, а двое его товарищей по группе затаскивают его в дверной проем здания.

Я заставил себя сосредоточиться на работе. Я надеялся, что Эрл пострадал не слишком сильно, но времени на раздумья не было: мы должны были добраться до места крушения раньше сомалийцев.

Впереди, в переулке, на боку лежал вертолет «Черный ястреб», известный по своему позывному как «Супер 6–1». По воле судьбы именно этот вертолет использовался для отработки спасательной операции всего неделей ранее. Но на этом совпадения не заканчивались.

Как и во время тренировки, при крушении «Супер 6–1» погибли оба летчика, еще двое членов экипажа получили ранения. На борту самолета также находились три снайпера — Стив Д., Джим С. и Дэн Буш.

Когда на вертолет надвигалась орда сомалийцев, Джим и Дэн выбрались из обломков и бросились на врага. Сначала их натиск остановил сомалийцев. Но потом Дэн упал, получив смертельное ранение. Джим бросился к нему и начал оттаскивать его к месту приземления вертолета AH-6 «Маленькая птичка», но и он был ранен пулей в плечо.

«Маленькую птичку» пилотировали старший уорент-офицер Карл М. и его второй летчик старший уорент-офицер Кит Джей. Пока летчик управлял вертолетом левой рукой, он стрелял из пулемета по сомалийцам, питавшимся добраться до Дэна и Джима. Не обращая внимания на ответный огонь, Кит выпрыгнул из вертолета и помог двум раненым снайперам забраться на борт. Как только они оказались на борту, вертолет вылетел в аэропорт на базу.

В это же самое время боевой поисково-спасательный «Черный ястреб», появившийся над местом крушения, был поражен очередным выстрелом из РПГ во время спуска штурмовиков. Пока летчик пытался удержать свою раненую «птичку», группа из пятнадцати рейнджеров, медиков и парашютистов-спасателей ВВС быстро спустилась на землю. Одни отправились на помощь раненым членам экипажа и штурмовикам, другие пытались извлечь погибших летчиков.

Они все еще работали над этим, когда на место прибыли еще две группы операторов Подразделения и рейнджеров, которые заняли оборонительные позиции, заняв дома на каждом из четырех углов перекрестка к югу от сбитого «Черного ястреба». Стрельба в это время все еще была интенсивной, но казалась неорганизованной, исступленной и не очень точной.

Группа C-2-G в составе Джейка, Пита, Рика, Кита, двух рейнджеров и меня взяла под контроль дом на юго-западном углу с видом на восток от «Черного ястреба». В доме оказался только один человек, на которого быстро надели наручники. Мы не стали надевать наручники на шесть женщин, возраст которых варьировался от юной девушки до женщины за шестьдесят. Перепуганные и плачущих жильцы были переведены в самую дальнюю от боевых действий комнату, и кому-то поручили присматривать за ними.

Построенный из типичной смеси цемента, ракушняка и песка, дом имел Г-образную форму и был выстроен вокруг обнесенного стеной двора с гостиной и кухней прямо за входной дверью, имел ванную с отверстием в полу для отходов и несколько спален, все с окнами, выходящими в разные стороны. Две стороны дома выходили на улицу и перекресток, а сзади между ним и соседним домом проходил узкий переулок.

Прошло совсем немного времени, прежде чем сомалийцы перегруппировались и снова пошли на нас. К почти непрерывному грохоту автоматов и пулеметов добавились взрывы гранат и ставшее уже привычным «бум, шшшш, бах» выстрелов из РПГ. Над головой проносились «Маленькие птички», наносившие удары по всем местам скопления сомалийцев.

Временами казалось, что на перекрестке, где я и еще около девяноста американцев сражались за свою жизнь, сходился весь город. Сомалийцы пытались сделать все, чтобы подобраться поближе. Они использовали женщин и детей для прикрытия передвижений, зная, что по правилам ведения боя мы не можем стрелять в толпу.

В какой-то момент пара вооруженных людей попыталась перебраться через улицу, используя осла в качестве щита. Я выстрелил в животное, а затем в обоих сомалийцев.

— Прости, осел, — пробормотал я.

Обкурившись ката, сомалийцы массово бросались на американцев, открывая бешенную пальбу и погибая дюжинами на улицах или уползая, получив ранения. Другие пытались подкрасться, прятались в дверных проемах и дворах, за машинами, обломками и даже телами павших товарищей. Они тоже погибали от превосходных стрелковых навыков операторов Подразделения и шквалом огня рейнджеров.

Чтобы не терять бдительности и не расслабляться в перерывах между перестрелками, специалисты Подразделения меняли позиции по всему дому. С наступлением сумерек я нес сторожевую службу в комнате, окно которой выходило на восток, в сторону сбитого вертолета, когда сменить меня пришел Джейк. Я вышел из помещения, но затем развернулся и отправился назад, чтобы забрать флягу у своего товарища и пополнить запасы воды. Дойдя до двери, я уже собирался что-то сказать, как вдруг оглушительный взрыв свалил меня с ног и выкинул в коридор.

Мне потребовалось мгновение, чтобы прийти в себя и оглядеться в заполненной дымом комнате. По комнате носилась маленькая ракета, оставляя за собой красный след, пока наконец не уткнулась в диван, воспламенив его. Я понял, что это был пороховой заряд гранаты от РПГ.

Войдя в комнату, я увидел, что весь угол дома разрушен. Осталась лишь зияющая дыра в стене, через которую я теперь мог смотреть прямо на сбитый «Черный ястреб».

Сначала из-за дыма разглядеть ничего было нельзя, включая Джейка, но пнув обломки, я разглядел то, что, как мне показалось, являлось оторванной ногой моего напарника. Потянувшись за ней, я обнаружил, что она все еще прикреплена к своему владельцу, который стонал, придавленный большой бетонной плитой.

В бешенстве я оттащил обломки от своего товарища. Чудесным образом Джейк отделался лишь небольшой контузией и вероятным сотрясением мозга. Но, по крайней мере, он был жив и не пострадал, хотя ему потребовалось время, чтобы прийти в себя.

К сожалению, в порядке были далеко не все. Ближе всех к месту попадания гранаты находился пулеметный расчет рейнджеров, и к тому времени как я добрался до них, другие сотрудники группы уже вытащили их из-под обломков и тянули во двор для оказания первой помощи.

Добравшись до первого рейнджера, я увидел, что осколком ему оторвало пятку на одной ноге. Я оставил ему для опоры ботинок, и обмотал его бинтами, после чего поместил раненую ногу в пневматический ботинок, который при надувании давил на рану.

Затем я перешел к следующему рейнджеру. С ним дело обстояло хуже: кусок металла вошел в заднюю часть тела и вышел из паха, прихватив с собой яичко. Пока я забинтовывал его пах перевязочными пакетами «Керликс», он обильно истекал кровью и стонал, что не сможет больше иметь детей. Мои руки были в крови, но я натянул на рейнджера пневматические шорты и надул их, чтобы остановить кровотечение.

К тому времени, когда рейнджеров обработали и устроили как можно удобнее в доме, на улице уже стемнело. Четвертый час «одночасового налета» облегчения не предвещал.

Нам сообщили, что к нам выдвигается сформированная колонна помощи, но когда она прибудет, было непонятно. Тем временем у нас уже заканчивались боеприпасы и вода, а еды, кроме пары энергетических батончиков, не было совсем.

Я как раз пожалел, что не взял с собой очки ночного видения, когда ко мне подошел Пит, командир нашей группы.

— Мне нужно, чтобы ты пошел и забрал M60, — сказал он. — Мы не можем допустить, чтобы сомалийцы нашли его и использовали против нас.

Видимо, в спешке, когда рейнджеров переправляли в безопасное место и лечили их раны, никто не подумал о том, чтобы забрать их оружие. С неохотой я встал и приготовился сделать то, что мне было велено. Хотя стрельба на данный момент стихла, сомалийцы все еще пытались добраться до обороняющихся, подкрадывались в темноте и вели беспорядочную стрельбу в нашу сторону. Еще неизвестно, на кого я могу наткнуться на темной улице.

Я покинул относительную безопасность дома и прокрался к завалу, где рейнджеры обустроили свою позицию. Воспользоваться фонариком, и не привлечь внимания противника, было нельзя, поэтому чтобы нащупать оружие, мне пришлось пробираться в темноте на руках и коленях.

Спустя, казалось, целую вечность, моя рука ухватилась за кусок металла, в котором я опознал часть пулемета M60. Схватив ее, я побежал обратно во двор. Но это оказалась недостаточно крупная деталь оружия, чтобы быть уверенным в том, что остальная часть оружия осталась неисправной, поэтому Пит снова отправил меня туда. На этот раз я нашел более крупную и важную деталь и вернулся.

Чуть позже я устроился у окна, когда ко мне заглянул Пит. Судя по всему, колонна добиралась до нас с трудом. Вдалеке слышалась мощная стрельба: стук тяжелых пулеметов, стрекот миниганов «Маленьких птичек» и взрывы. На фоне ночного неба мелькали огни, а в воздухе пахло горелой резиной, мусором и смертью.

— Как вы думаете, они выживут? — спросил я у своего командира.

Он посмотрел в сторону битвы, которая велась в другой части города.

— Надеюсь, что да, — только и сказал Пит, никогда не отличавшийся разговорчивостью, прежде чем уйти в темноту.

Я остался наедине со своими мыслями. Хотелось бы бóльшей уверенности, чем «надеюсь», но надежда — это все, что у меня оставалось. Это будет долгая ночь, и нам повезет, если мы ее переживем. Я уже был сыт боем — кровью, страхом и смертями — и больше мне уже ничего не хотелось.