Все под контролем

ГЛАВА ПЯТАЯ

Февраль 1993 г.

Богота, Колумбия

Возле одного из номеров отеля в колумбийской Боготе на страже стоял одетый в костюм здоровяк с бычьей шеей и смуглым лицом. Он хмуро смотрел на трех явно выпивших молодых гринго, которые, пошатываясь, приближались к нему. Тому, кто шел посередине, поддерживаемый двумя другими, было явно плохо до тошноты — пока троица тащилась по коридору отеля, он стонал и вытирал рот полотенцем.

— А ну, пошли отсюда! — крикнул человек, прорычав затем что-то по-испански.

Мы втроем, одетые в обычные шорты и разноцветные футболки, подняли глаза, словно удивляясь тому, что там кто-то стоит.

— Borracho, muy borracho,[12] — взмолился я, указывая на своего сгорбленного друга.

— Идите отсюда! — снова крикнул мужчина и направился в нашу сторону, расстегивая пиджак — универсальный знак, означающий: «У меня есть пистолет, и вам пора уходить».

Мы повернулись и, спотыкаясь, пошли обратно по коридору. Свернув за угол, и оказавшись вне поля зрения, мы выпрямились и улыбнулись друг другу, трезвые как стёклышки. Нам удалось увести этого здоровяка настолько далеко, насколько возможно. Наша подготовка в качестве операторов Подразделения научила нас никогда не устраивать сцен, которые могли бы привлечь нежелательное внимание.

— Черт возьми, это было немного страшновато, — заявил я двум своим старшим товарищам, один из которых рассмеялся и уронил полотенце, которым он прикрывал видеокамеру в своей руке.

Мы находились в Боготе в качестве региональной группы по оценке безопасности, проверяя отели, рестораны и бары — везде, где американцы могли оказаться в плену у наркоторговцев, обычных преступников или боевиков Революционных вооруженных сил Колумбии (ФАРК), партизанской группировки, которая воюет с колумбийским правительством с 1964 года[13]. Задача состояла в том, чтобы ознакомиться с городом и подготовить фото- и видеоматериалы на случай, если они когда-нибудь понадобятся в ситуации освобождения заложников.

Снимая коридоры, выходы и входы в этом отеле, мы наткнулись на hombre muy malo[14],который, вероятно, был телохранителем какого-нибудь босса из наркокартеля, и решили вернуться и снять, как он отреагирует на наше приближение. План «три пьяницы и полотенце» был сымпровизирован на ходу.

Как и в этом случае, Подразделение регулярно отправляло группы по оценке безопасности в рискованные места, где американцы могли оказаться в беде. В настоящее время Соединенные Штаты не находятся в состоянии войны, но это не означает, что мир является безопасным местом.

В дополнение к этим тренировкам и наблюдениям по всему миру мы постоянно готовились и осваивали новые навыки.

Одним из моих первых учебных заданий была отправка в Аризону на подготовку к выполнению затяжных прыжков. Под термином «высотный прыжок с раскрытием парашюта на низкой высоте» (HALO) подразумевалось обучение прыжкам с самолета с высоты от 15 000 до 35 000 футов и падение на землю со скоростью около 125 миль в час до момента раскрытия парашюта на высоте 3 000 футов. Из-за высоты, на которой мы прыгаем, приходится носить с собой кислородное оборудование.

После парашютной подготовки меня и других сотрудников моего отборочного курса отправили на курсы по подготовке к проникновению в здания и сооружения. Хотя сотрудники, специализировавшиеся на т. н. «прорыве» — то есть открывании дверей или проделывании проходов в стенах с помощью кумулятивных зарядов, — были в составе каждой группы, каждый оператор все равно должен был освоить этот навык и знать, как делать это эффективно.

По мере развития моей карьеры стресс от необходимости постоянно доказывать, что я достаточно хорош, в будущем начал сказываться на моем психическом здоровье, а также на жизни моей семьи и друзей. Но в то же время он выполнил свою задачу — побудил меня и моих товарищей по Подразделению отточить свои способности до бритвенной остроты.

Сразу стало ясно, что от нас, операторов Подразделения, ожидают более жестких тренировок, чем от кого-либо, кого я встречал ранее, и я с головой окунулся в работу. Я постоянно занимался в тренажерном зале, бегал, плавал или лазал. Также я часами пропадал на стрельбище, отрабатывая навыки ближнего боя пять дней в неделю.

Иногда я тренировался один или с напарником. Но операторы Подразделения также проходили подготовку на уровне группы, отряда и эскадрона, что означало совместную работу всех трех штурмовых отрядов и отряда боевого обеспечения.

После прибытия в эскадрон «C» и назначения в группу C-2-G я вскоре подружился с заместителем командира группы Риком Л. и другим опытным ее сотрудником, Биллом Т. Они назначили меня группным «проделывателем проходов» и принялись наставлять меня в повседневной жизни Подразделения.

Хотя подготовка была делом серьезным, бывали моменты, когда она напоминала летний лагерь для великовозрастных мальчиков. В январе 1992 года мы отправились в Вайоминг, в городок Джексон Хоул, чтобы научиться кататься на лыжах, использовать снегоступы и снегоходы, а также выполнять задачи в зимних условиях. По прибытии нас передали лыжным инструкторам, чтобы они обучили нас определенному уровню владения беговыми лыжами, но после этого мы оказались предоставлены сами себе.

Один из сценариев наших учебных задач заключался в том, что мы несколько дней и ночей шли на лыжах через горный перевал, чтобы добраться до сбитого вертолета и «спасти» летчиков. После испытаний, связанных с ночевкой в палатках при минусовой температуре, командир эскадрона устроил нам ночь в отеле, где мы ели пиццу и смотрели Супербоул между командами «Вашингтон Редскинс» и «Баффало Биллз».

Все новые операторы должны были пройти специальную подготовку в зависимости от того, в какую группу мы попадали. Некоторые проходили дополнительные занятия по мобильности, учась управлять различными видами транспортных средств на разнообразной местности. Другие выполняли задания, связанные с затяжными прыжками с парашютом.

Моя группа специализировалась на альпинизме. В число наших занятий входило восхождение на 14259-футовый пик Лонгс-Пик в Колорадо, что требовало технических навыков по использованию веревок и обеспечения того, чтобы все сотрудники группы могли ориентироваться на такой коварной местности.

Осваивая свою работу, я понял, откуда у операторов Подразделения такая уверенность в себе. Они были лучшими и знали это, потому что тренировались, чтобы быть лучшими. Ни одна другая часть Сил специального назначения не тренировалось так много и так усердно, как Подразделение.

С нашим практически неограниченным бюджетом времени для тренировок было много, гораздо больше, чем у регулярной армии и других групп специального назначения. Даже самым подготовленным рейнджерам и спецназовцам не удавалось потратить на свои тренировки и доли того времени, которое тратили операторы Подразделения.

Ближе всех к Подразделению стояла 6-я команда «морских котиков», единственное в стране подразделение первого эшелона, которое тренировалось столько же. Но в 6-ю команду входили лучшие из спецназовцев ВМС, ее сотрудники набирались из других команд «котиков», а вот личный состав трех штурмовых эскадронов Подразделения проходил единый отбор и был одинаково подготовлен, одинаково мотивирован и одинаково смертоносен.

Еще одно важное отличие от других групп специального назначения заключалось в том, что Подразделение являлось организацией, выстроенной «снизу вверх». Большинство сотрудников были военнослужащими старшего сержантского состава — очень опытными и исключительно хорошо подготовленными, способными принимать решения на ходу. Отсутствие необходимости ждать одобрения офицеров для принятия решений позволяло выполнять работу быстрее, не теряя времени.

Основная задача Подразделения требовала постоянных тренировок для подготовки к проведению точных и краткосрочных операций, которые не требовали от нас находиться длительное время в полевых условиях. Каждые три месяца наши штурмовые эскадроны сменяли друг друга, находясь на разных стадиях боевой готовности. Мы либо находились в состоянии постоянной боевой готовности к применению по основному предназначению, либо готовились к несению службы, в том числе и к выполнению конкретных служебно-боевых задач, когда наступала наша очередь.

Если эскадрон был дежурным, его могли задействовать в любой момент, и он должен был реагировать немедленно. Наши пейджеры были настроены на секретную систему связи, предназначенную только для Подразделения. Если мой эскадрон был дежурным, и мой пейджер срабатывал, у меня был один час, чтобы явиться на базу. Через три часа все уже было готово, и мы со своим вооружением и снаряжением, включая транспортные средства, отправлялись в любую точку мира. Но для того, чтобы уложиться в столь сжатые сроки, требовалась огромная предварительная подготовка и работа.

Некоторые операции планировались на месяцы вперед, и, хотя точный день и время, когда нас должны были задействовать, могли быть неизвестными, мы, по крайней мере, могли подготовиться. Однако внезапно возникающая кризисная ситуация, например, захват заложников, могла возникнуть в любой час любого дня и потребовать немедленной реакции. Это означало, что каждый человек должен был поддерживать свое личное снаряжение и вооружение в полном порядке, чтобы быть в состоянии выехать, как только пейджер подаст сигнал. Мы не могли знать, будет ли этот кризис в джунглях Центральной Америки в знойную жару или в европейской столице зимой, поэтому в наших «тревожных ранцах» должна была быть гражданская одежда на любой случай, а также наша боевая униформа. В сумках также хранилось личное оружие — обычно это была винтовка M4, пистолет.45-го калибра и любой «ствол» на свой выбор, например, дробовик, — а также кевларовые жилеты, медицинское снаряжение и очки ночного видения.

Операторы Подразделения предпочитали шлемы для скейтбордистов из-за их малого веса. Кевларовые шлемы были безопаснее и обеспечивали защиту от пуль и осколков, но они были тяжелыми и громоздкими. Кроме того, Подразделение не вступало в длительные бои с противником; наша тактика заключалась в том, чтобы войти, устранить любую угрозу до того, как противник сможет организовать противодействие, и выйти.

После ответа на пейджер и прибытия в Форт-Брэгг личное снаряжение каждого оператора загружалось в машины. Если требовалось специальное оборудование, его также нужно было найти и погрузить. Затем автомобили взвешивались, чтобы убедиться, что общий тоннаж соответствует требованиям безопасности для транспортных самолетов C-5, которые должны были доставить их в пункт назначения за границей. При погрузке в ожидающий самолет все должно было быть взвешено борттехниками и закреплено ремнями, чтобы грузы были распределены равномерно, что является самостоятельным навыком. Также должны были быть загружены и закреплены боеприпасы и заряды взрывчатых веществ. Затем, через четыре часа после того, как сработали пейджеры, самолет поднимался в небо, направляясь навстречу опасности.

Как и во всем остальном, что делало Подразделение, мы снова и снова тренировались, чтобы пройти через этот процесс оповещения по тревоге и взлета. Обычно это была просто учебная тревога, но никто не знал об этом, пока мы не оказывались в воздухе и не получали информацию от командира.

За первые полтора года моей службы в Подразделении не было ни одной реальной боевой командировки. Нас вызывали во время пары попыток захвата самолетов внутренних авиалиний, но поскольку мы находились на территории США, где военным запрещено проводить операции, ими занималась группа ФБР по спасению заложников, а наши операторы стояли наготове, чтобы помочь им в случае необходимости.

От операторов Подразделения ожидали инициативы. Иногда группы получали боевую задачу, но в других случаях операторы сами придумывали себе задание — как правило, анализируя донесения разведки и выявляя потенциальные проблемы. Например, я вместе со своими товарищами по группе отправлялся в Южную Америку, как, например, в тот отель в Боготе, в целях обучения, а также для оценки безопасности мест, посещаемых американцами. Затем мы составляли отчеты о результатах нашей рекогносцировки, которые каталогизировались на случай будущей необходимости и предоставлялись в Государственный департамент США.

Иногда наши визиты носили «официальный» характер. После прибытия и регистрации у местных чиновников Госдепартамента США нас информировали о подрывной деятельности в регионе, в том числе и о том, каких районов следует избегать, если мы не хотим быть ограбленными или застреленными наркоторговцами, которым наши намерения могли показаться подозрительными. Иногда мы также давали понять местным властям, что приехали оценить уровень безопасности американских гостей. Конечно, мы не упоминали, что являемся специалистами Подразделения, и обычно говорили, что работаем на Государственный департамент.

Иногда мы просто играли роль туристов, выпивали, бегали за девушками и осматривали достопримечательности. Однако абсолютно неважно, прибывали ли мы по официальному делу или просто как turistas, главное было оставаться в образе и помнить, что рассказывать полиции и всем другим людям, которые встретятся нам на пути.

В большинстве случаев, даже в том инциденте со здоровяком в отеле, опасность — то, что мы со смехом называли «фактором мордобоя», — была невелика. Однако все изменилось ближе к концу командировки, когда мы решили отправиться в Барранкилью, оживленный морской порт на реке Магдалена в Колумбии.

Еще на подъезде к городу из аэропорта стало понятно, что здесь не место для шуток. Здесь явно царила нищета, и повсюду ходили суровые мужчины, открыто демонстрируя огнестрельное оружие.

Сотрудник посольства без особого преувеличения сообщил нам, что в Барранкилье живут только люди, которые работают либо на наркокартели, либо на американское Управление по борьбе с наркотиками. По его словам, обе стороны могли запросто заподозрить нас в работе на своих оппонентов, а это может быть опасно.

Пока мы гуляли по улицам, стало очевидно, что нас заметили сурового вида мужики, которые недоумевали, почему здесь оказались три молодых белых Americanos. Город Барранкилья не является обычным туристическим местом. Несколько раз к нам подходили и задавали вопросы симпатичные молодые девушки, которым явно за это заплатили. Мы с товарищами по группе придерживались своей легенды и продолжали вести себя так, как будто проводим здесь лучшее время в своей жизни.

Однажды вечером моя группа решила отправиться на пляж. Нам было скучно, и решив, что именно так поступают туристы, мы сели в арендованную машину и отправились в путь.

Я сидел на переднем пассажирском сиденье, мы ехали по темной дороге и уже приблизились к пляжу, когда наткнулись на блокпост, занимаемый нервно выглядящими солдатами, которые приказали нам остановиться. Пока водитель нащупывал свой бейджик сотрудника посольства США — то, что мы называли «карточкой освобождения из тюрьмы», — я опустил окно.

Вооруженный автоматической винтовкой солдат подошел к машине с моей стороны и приставил ствол к моей голове.

Тем временем водитель никак не мог найти посольский бейджик, нервничал и все более лихорадочно искал его, что приводило колумбийских часовых в еще большее волнение.

— Просто сбавь обороты и не делай резких движений, — как можно спокойнее сказал я водителю, пока солдат переводил оружие с моего виска на щеку и обратно. Затем, словно желая дать мне понять, что не хочет, чтобы я больше разговаривал, он засунул ствол мне в рот и оставил его там.

Наконец водитель нашел посольский документ. Как можно осторожнее и бесконфликтнее я поднял руку и вынул ствол изо рта, вспотев больше, чем требовала даже душная ночь на знойном экваторе. Позже, вернувшись в отель и устроившись в баре, я заказал большую порцию водки с содовой, чтобы избавиться от металлического привкуса во рту, и решил, что вероятность отложить кирпичи в этой командировке из едва регистрируемой превратилась в зашкаливающую.

Но на самом деле я еще ничего не познал. На самом деле я еще ничего не видел.