Несмотря на то что в этом кафе постоянно было действительно много народа, Рути чувствовала себя здесь умиротворенно. Анна приводила дочь сюда, чтобы насладиться десертом, еще когда та некрепко стояла на ногах. Это место любила еще бабушка Гвен, но в ее времена оно называлось «У Спунера» и в нем с утра до вечера подавали завтраки, приносили еду в плетеных корзинках, а во второй половине дня можно было заказать большую кружку чая и кусок торта.
В этом кафе Рути чувствовала себя довольной и счастливой, а у Анны была возможность взять на это время небольшую передышку. Почему-то аромат молотого кофе в сочетании с теплом и паром, исходящими от кофемашин, создавали атмосферу спа-салона. Сюда заходили обычные люди, спешащие по своим делам, они брали кофе навынос и шли к себе в офис, или заказывали сок, чтобы выпить его после пробежки, или сидели здесь с друзьями возле цветочных горшков в ацтекском стиле и яркими декоративными бутылками. Это место в самом деле было необычным.
Сюда хотелось приходить для разнообразия, вместо того чтобы сидеть в четырех стенах своего, пусть и любимого, дома и завидовать мужу, который всегда может сбежать на работу. Конечно, Анна была невероятно рада рождению ребенка, но она ощущала себя совсем не так, как, по ее мнению, должна была, и не так, как ей полагалось, если верить книгам для новоиспеченных родителей. Материнство давалось ей с трудом. И дело только усложнялось тем, что ее собственная мать слишком рано бросила ее, оставив на попечение бабушки, которая потом и вовсе покинула этот мир и больше не могла помочь даже советом.
Анна думала, что она все-таки переняла у матери эмоциональную холодность и эгоизм. Может быть, ее мать когда-то искала утешения в кофейне, сокрушаясь о том дне, когда перестала принимать противозачаточные. Когда Рути только родилась, темные мысли взяли верх над Анной. Порой, взглянув на себя в зеркало, она видела в отражении тонкую и изящную фигуру с темными волосами, унаследованными от матери. Пустые глаза, улыбка властного человека, мысли, которыми она ни с кем не делилась, – все это помогло Анне понять, что ее матери нравилось на самом деле. Ощущение собственного превосходства.
Мысль о том, что это, возможно, наследственное, посещала ее, когда она тонула в подгузниках и салфетках, которые валились у нее из рук. Неспособность быть матерью передалась на генетическом уровне. В те дни, недели и месяцы, когда стресс и депрессия глубоко пустили в ней корни, Анна даже думала, что в какой-то момент что-то щелкнет у нее внутри и она оставит спеленатую Рути на скамейке в Ричмонд-парке. Она покачала головой, отгоняя эти мысли. Она так не сделала. Лиза и Нита помогли ей выкарабкаться в те сложные времена. А ее мать? Анна понятия не имела, что с ней стало. Они ни разу не пересекались с тех пор, как та пьяная и без приглашения заявилась на их с Эдом свадьбу, перетянув на себя все внимание. Бабушка Гвен выпроводила ее в тот раз и, судя по всему, что-то ей сказала или, скорее даже, дала денег, потому что подобные представления больше не повторялись.
Ребенок. У Эда с Николеттой будет ребенок. Интересно, они поженятся до его рождения? Станет ли Николетта новой, улучшенной версией миссис Хит, которая не ругается матом и даже не потеет?
– Имбирные человечки неровные.
Голос Рути долетел до Анны, прорвавшись через ее мысли и радостную фоновую музыку, льющуюся из радио. Внутри было тепло, окна запотели, и Анна видела развешанные украшения в виде имбирных человечков, про которые говорила Рути. Анна остановила на них внимательный взгляд – две коричневые ручки, две коричневые ножки, три черные пуговицы, красная улыбка…
Рути вздохнула.
– С этой стороны четыре, а с той – три. А этот вообще держится за руки со снеговиком. Так не должно быть. Думаешь, Эстер перевесит их, если я попрошу?
– Не знаю, – ответила Анна, обхватив руками стаканчик со своим любимым черным кенийским кофе. – Но она точно не будет против того, чтобы ты спросила.
Здесь все знали о том, что Рути необходим порядок во всем. Все началось с нечетного количества пончиков на барной стойке. А потом были слова на доске, висевшей на стене за стойкой. Названия необходимо было группировать по два, четыре или шесть, иначе Рути не могла думать ни о чем, кроме этого.
Рути поднесла к губам кружку с горячим шоколадом и сделала глоток. Один. Второй. Третий. Четвертый. Она не всегда так делала. Схема могла меняться в зависимости от того, что ей велел ее разум в той или иной ситуации. И все зависело от того, насколько Рути нервничает. Любого может выбить из колеи тот факт, что у его отца будет еще один ребенок, но для Рути последствия могли быть совершенно непредсказуемыми. И теперь Анна терялась в догадках, сколько времени Рути хранила этот секрет. Она посмотрела на свою дочь, закутавшуюся в любимый супермягкий плед с рукавами и принтом «Марвел», и почувствовала, как внутри все сжимается при мысли о том, что кто-то или что-то может навредить ей. Такого чувства ее мать точно не испытывала. Материнский инстинкт, который ясно давал понять, что ты любой ценой будешь защищать человека, которого родила.
– Рути, – начала Анна вкрадчиво. – А когда папа сказал тебе о… ребенке?
Рути закатила глаза.
– Нельзя говорить о ребенке так, будто это вещь.
– Я разве так сказала? – спросила Анна, хотя прекрасно понимала, что имеет в виду Рути. Она произнесла слово «ребенок» так, будто кто-то извалял его в мерзких и вонючих экскрементах и теперь она чувствует этот вкус у себя на языке. Но как бы неловко она ни ощущала себя в этой ситуации, тот ребенок станет частью жизни Рути, как и Николетта.
– Мам, ты сказала это так, будто говорила не «ребенок», а «Волан-де-Морт».
– Тсс! Разве нам можно здесь произносить его имя?
– И папа не рассказывал мне о ребенке, – сказала Рути, изучая взглядом содержимое своей кружки. – Николетта пригласила подруг и размахивала перед ними какой-то палочкой, а они все поздравляли ее и пили спиртное. Я думала, это тест на ковид, но они с таким восторгом говорили, что он положительный. Я спросила ее, почему они радуются, что у нее коронавирус, а она сменила тон на тот, каким обычно говорит о еде, которую ей не следует есть, например… обо всем углеводном. И сказала: «Ты скоро станешь старшей сестрой».
Анна закрыла глаза. Нельзя вот так обрушивать настолько большие и важные новости на ребенка с аутизмом. Новости необходимо сообщать неторопливо, в тихой и спокойной обстановке, когда Рути чувствует себя расслабленно, а не в толпе кричащих и гогочущих женщин, напившихся вина. И опять, как и в ситуации с котом, – почему Эд ничего не сказал ей? Из него вообще не получилось вытянуть ничего конкретного после того, как она выбралась из колючих лап Малкольма.
Едва шевеля губами, он выдавал невнятные оправдания вроде: «Мы ждали первого УЗИ» или «Мы пока сообщили только семье». Последняя фраза казалась язвительной. Особенно теперь, когда Анна узнала, что Рути об этом поведали женщины, которые явно не относились к членам «семьи», но при этом все подержали в руках описанный тест.
– Что бы ты ни чувствовала по этому поводу, это нормально, – сказала Анна Рути.
– Обычно люди так говорят, когда на самом деле хотят, чтобы ты определилась со своим мнением и чувствовала что-то конкретное.
Суперумная, как и всегда. Поразительно, что из-за аутизма Рути воспринимала привычные для большинства людей занятия как сложные головоломки, но при этом справлялась с хитросплетениями сознания каждый раз так легко, словно отвечала на первый вопрос в игре «Кто хочет стать миллионером».
Рути вздохнула.
– Я бы предпочла, чтобы не было никакого ребенка. Но я не стану душить его подушкой, пока он спит.
Анна кивнула.
– Это радует.
Скажет ли Рути еще что-то? Никогда не знаешь. Иногда она выдавала информацию неиссякаемым потоком, а порой долго рефлексировала, прежде чем поделиться хотя бы одной мыслью.
– Я думаю, папа тоже предпочел бы, чтобы не было никакого ребенка, – продолжила Рути.
– Почему ты так решила? – спросила Анна.
Еще один вздох.
– Я слышала, как он говорил по телефону с дядей Джейсоном. Он сказал, что он в жопе.
– Рути! – воскликнула Анна, которая от неожиданности не знала, что лучше сделать – прикрыть рот Рути рукой или начать подпевать в такт музыке и перетянуть на себя внимание с грубого слова, произнесенного дочерью во весь голос.
– Что? – удивленно спросила Рути. – Это просто слово, все равно что сказать «свекла». Люди сами наделяют слова силой.
Анна почувствовала необходимость произнести одними губами беззвучное «извините» женщине с именем Бриан на бумажном стаканчике за соседним столиком.
– Но я волнуюсь насчет твоих чувств по поводу ребенка, – сказала Рути.
– О… – произнесла Анна, отодвигаясь немного назад к спинке стула. – Ну, я не… в смысле… меня ведь это не касается?
– Мам, язык твоего тела выдает тебя похлеще неоновой вывески. Ты ненавидишь этого ребенка.
– Рути! Это неправда! – Анна поняла, что теперь она ответила слишком громко, и перешла на шепот. – Никто не способен ненавидеть ребенка. Разве что у него с головой не все в порядке. Я имею в виду того, кто ненавидит. Не ребенка.
– Да, но тебе не нравится Николетта. И то, что папа с ней. А у тебя никого еще нет.
В общем-то, сказанное прекрасно описывало всю ситуацию – без преувеличения. Только вот Николетта больше не была любовницей. У них теперь все стало серьезно, она была беременна, а Анна превратилась в бывшую. Осталась в прошлом. И она не хотела выплескивать свои чувства на Рути.
– Мы должны найти тебе кого-нибудь! – объявила Рути так, словно для этого нужно было просто наведаться в супермаркет и выбрать подходящего партнера на полке рядом с первоклассной говяжьей вырезкой. Анне совсем не хотелось, чтобы эта мысль поселилась в голове Рути или вовсе захватила ее полностью.
– Мистер Перхоть симпатичный. Если не обращать внимания на перхоть, лол.
Рути не сказала по буквам «л-о-л». Она произнесла так, словно это было одно полноценное слово. И кто вообще этот мистер Перхоть?
– Он мой учитель по физкультуре, – продолжила Рути. – Новенький. Ты еще не успела опозорить меня перед ним на родительском собрании. Он немного похож на того актера, который тебе нравится… Ричард как его.
– Ричард Грант?
– Фу! Нет!
Анна немного наклонилась вперед, как будто заинтересовалась.
– Ну не Ричард Армитидж?
– Да! – воскликнула Рути.
Теперь Анна представила кого-то похожего на Ричарда Армитиджа в шортах и майке, бегающего по полю для нетбола. Рути наверняка преувеличивала. Если бы у Анны был такой учитель физкультуры в ее время, она бы действительно попыталась заниматься спортом. Но такого не было, поэтому у Лизы получалось уговорить Анну заглянуть просто ради развлечения на групповую тренировку, только если она обещала угостить ее потом чем-нибудь вкусненьким, причем не обезжиренным.
– Я могла бы сказать ему, что не справляюсь с упражнениями… на ноги… потому что у меня особые потребности, и тогда мистеру Перхоти придется поговорить с тобой насчет каких-то индивидуальных, но не слишком сложных упражнений.
– Нет! – тут же воскликнула Анна. – Нет. – Она поднесла стаканчик к губам и перестала витать в облаках с Ричардом Армитиджем. – Рути, у меня все хорошо. Я никого не ищу. У меня полноценная жизнь. У меня есть ты, Лиза, Нита и проект на работе, который продвигается очень и очень хорошо…
Он не продвигался очень и очень хорошо. Он вообще никуда не двигался. В промежутках между размышлениями, вызванными слишком большим количеством вина, ее разум отчаянно придумывал рифму к слову «сервелат». Она даже не знала, с чего начать перекраивание этого предприятия, и это было так не похоже на нее. Вероятно, краткие инструкции к этому проекту были слишком краткими. Возможно, ей стоило вернуться к Адаму и выудить из него конкретные ожидания клиента.
– Я знаю, что усложняю тебе жизнь, – тихонько сказала Рути, глядя на нее блестящими глазами, которые стали немного влажными. – И я знаю, что нелегко приспосабливаюсь к переменам.
– Рути…
– Но ты можешь завести парня. Если хочешь. При условии, что он никогда не зайдет ко мне в комнату, даже чтобы проверить, работает ли обогреватель, и будет кашлять в рукав, а не себе в ладони, и будет любить кей-поп и вселенную «Марвел».
Анна улыбнулась.
– Хорошо. Я это учту.
Неправда. У нее совсем не было желания усложнять себе жизнь еще больше. Еще и в декабре. Кто в здравом уме думает о свиданиях накануне Рождества? В ее жизни и так много чего происходит: проблемы с проектом, беспокойство о Рути и все ее школьные мероприятия, включая сегодняшнее – праздничную ярмарку, которая состоится после обеда. Анна взялась помочь Ните на стойке со всякой согревающей всячиной. По сути, с супом, булочками и веганским бульоном.
– И спасибо, что разрешила оставить Чизкейка, – добавила Рути, к носу которой прилипла зефирка из кружки.
Да, теперь у нее помимо кролика, о котором нужно заботиться, есть еще и кот. Как она могла не сдаться после новости о ребенке? Так поступают все матери. Они выбирают самую сложную из возникающих проблем и бросают основные силы туда. Поэтому на сегодняшний день длинношерстный породистый кот окраса табби, записанный в документах под именем Профессор По-Кэдбери Фрост, одержал над ней победу.