Записки нечаянного богача – 3

Глава 14 Уход от раздачи слонов не удался

Химическая искренность чекиста сразила в самое сердце, судя по всему, каждого в зале. Дагмара прижала руки к губам, утратив царственность и превратившись в напуганную бабульку. Валя отшагнул за спину Головина, наступив самому себе на ботинки и чудом не упав. Дважды. Василь, стоявший возле стола, невзначай положил руку на лежавший на столешнице нож. А они у него, я с первого визита отметил, были не те, стандартные, столовские, которыми только масло намазывать. Основательно подтаявшее. Головин поступил проще и незаметнее. Он перенёс вес тела на дальнюю от комитетчика ногу и повернул корпус так, чтобы впереди оказалось левое плечо, а правая рука была практически незаметна.

Я, услышав реплику Рыгора, закашлялся, потому что в момент как раз откусил и вдумчиво жевал что-то. Одновременно пытаясь не расплескать чай из большой кружки в левой руке. То есть ни говорить, ни жестикулировать обеими верхними конечностями не мог. Пожалуй, к счастью. Поэтому на неоднозначное предложение Болтовского отреагировал довольно сдержанно — скрутил и сунул в его сторону шиш. Он же — дуля или фига. Забытый стародавний жест, конкретно в данном случае обозначавший решительный отказ.

Не сводя глаз с замершего комитетчика, отметил боковым зрением, как из коридорчика, где помещались уборные, вышли Мила и Бадма. Цветок преррий оценил ситуацию во мгновение ока. Кажется, ей вполне хватило одной стойки Головина, чтобы понять — опасность! Она одним движением, каким-то удивительно скупым и эффективным, будто бы айкидошным, сместилась на шаг назад, закрыла ладонью рот будущей невесте и убрала её обратно в дамскую комнату. Что-то, вроде бы, даже шепнув попутно на ухо. Вернулась через три-четыре секунды, босая. Бесшумно сняв с ближнего к ней стола тяжелый старинный графин, отшагнула за спину к Рыгору, перехватывая на ходу ёмкость поудобнее, поухватистее, для одного молниеносного удара.

То есть на тот момент, когда я прокашлялся и отдышался, Тёма, Василь и Бадма были готовы убить сотрудника комитета государственной безопасности братского сопредельного государства. Господи Боже ты мой, с кем приходится иметь дело нечаянным богачам, бедняжкам. Уголовники. Висельники.

— Так, замерли все! — гавкнул я, не успев продышаться до конца, — Бадма — нет! Тёма, Василь, убрали руки! Он сейчас всё нам объяснит нормально, человеческим голосом и без суеты.

Я поднялся из-за стола и шагнул в сторону Рыгора, который, кажется, только сейчас окинул взглядом зал и понял, что ситуация свернула куда-то не в ту сторону.

— Из Минска приказ пришёл, тебя к награде представили! Орден Отечества!

— Да тьфу ты, твою-то мать, — крайне неожиданно для него отреагировал я на эту важную новость. — Не мог по-людски сказать? Отбой всем, дядя пошутил, мы не так его поняли.

Василь с видимым усилием разжал пальцы, выпустив нож, причем последние два разгибал, помогая себе левой рукой. Головин развернулся в полный профиль, ничуть не скрывая того, что прятал в кобуру подмышкой. Я было выдохнул. Но поторопился.

— Артём Михайлович, а как её выключить? — своим спокойным и чуть отстраненным голосом спросил Валя у Головина. Показывая зажатую в правой руке гранату. Ф-1. Без кольца.

Сердце стукнуло дважды, уверенно наращивая ритм. За эти два удара произошло многое.

Мы с Василем одновременно, не сговариваясь, единым движением кувырнули неподъёмно тяжелый дубовый стол перед Дагмарой так, чтобы столешница скрыла её. Судя по весу мебели — эта должна была держать прямую наводку из гаубицы, чуть локоть не вывернул.

Бадма, выронив утративший актуальность в связи с гранатой графин, метнулась за стенку, к Миле. А Головин, обернувшийся на Валин голос со скоростью Роя Джонса-младшего в его лучшие годы, обхватил двумя ладонями руку с побелевшими пальцами.

— Ты где нашёл «эфку», болезный? — с непередаваемым сочувствием спросил он.

— Вчера один военный рюкзак разбирал, у него много было. Я взял одну. Я не нарочно, Артём Михайлович! — как на духу ответил юрист.

— Ты мне того военного потом опишешь подробно, — судя по тону Артёма, последнее, о чём должен был бы мечтать растеряша — это о хорошей Валиной памяти.

— А где колечко, Валя? Кругленькое такое, из проволочки? Ты его дёрнул и оно отлетело — куда?.. — долготерпению Головина позавидовали бы великомученики.

— Под тот стол. Вроде бы, — они же явно позавидовали бы и библейскому спокойствию Валентина.

Рыгор, стоявший ближе всех, и не привязанный к месту всякими условностями, вроде тяжеленного дубового стола или пионера с гранатой, в два прыжка достиг нужного места и в секунду нашел там искомое. Каким-то специальным неуловимым движением он выкатился из-под столешницы, подставив свою левую ладонь под Тёмины, а пальцами правой осторожно закрепил усики чеки в отверстии запала или чего-то там, что торчало из гранаты наверх.

Стол обратно ставили вчетвером. Ну, точнее, впятером, но Валей в плане помощи можно было пренебречь — он только галошами своими шлёпал и под руки всем лез. Видимо, чувствовал, что где-то ошибся. Головин, обернувшись на него после того, как закрепил Ф-1 себе на разгрузку, снова меня шокировал. Я был готов к военно-морскому монологу с такими петровскими загибами, от которых покраснели бы даже древние рыцарские латы. И к тому, что он поднесёт юристу такого подзатыльника, что с него разом слетят и очки, и обувь, да так, что не найдём. Но вождь приключенцев просто похлопал замершего Валю по плечу со словами: «не надо так больше делать, Валентин».

Лорд, вошедший в момент, когда мы, кряхтя, ставили дубовую махину на место, замер в дверях:

— А чего это вы тут делаете? Уборку затеяли? — удивленно спросил он.

— Нет, приданое вам готовим. Вот столик в спальню присмотрели, — просипел Головин, двигая стол, весивший, казалось, как КАМАЗ.

— Только в спальню на первом этаже — на второй не попрём, — прошипел я сквозь зубы. Наверное, корчму строили вокруг этого гроба, а он тут всё время стоял, как Рогволдовы камни.

Потом мы обедали и строили планы на вечер. И их постоянно ломал Рыгор.

— Какие поездки, вы о чём говорите⁈ — кричал он.

— О том, что мне, Серёге и Миле нужно съездить до Темнолесья и обратно. И мы съездим. И, наверное, Тёма с нами захочет, потому что он всегда за любой кипеш, да, Тём? — спросил я.

— Непременно, Дим. Тебя, да и всех вас одних оставлять — примета плохая. Геополитически, я бы даже сказал, — с умным видом ответил Головин.

— Про «геополитически» — очень правильно ты сказал, Артём, — кивнул Болтовский. — Я вам, конечно, не имею права об этом рассказывать, но вот в это примерно время из Минска вылетает вертолёт. И через час будет здесь. И я вас всех очень прошу перенести поездку на завтра. Темнолесье сотни лет стоит на одном месте, а такие события, как сегодня, бывают в жизни раз, и то не у каждого.

— Поясни для военных, этот вертолёт привезёт того, о ком я подумал? — напрягся Артём.

Рыгор тяжело вздохнул и согласно кивнул.

— То есть государственную награду Волкову будет вручать Сам⁈ — очнулся и Серёга.

Комитетчик вздохнул ещё тяжелее и кивнул ещё раз. Третий раз переспрашивать никто не стал.

— А можно как-нибудь сделать так, чтобы я где-нибудь в неприметном кабинетике медальку получил? — осторожно спросил я.

— Это орден, Дима. Зачем тебе кабинетик? У нас тут, на минуточку, сложнейшая, тщательнейшим образом спланированная межведомственная операция. Тут скорее стадиончик будет, а не кабинетик, — с недоумением посмотрел на меня Рыгор.

Внутренний скептик прищурился и весомо произнес фразу Марвина из фильма «Рэд», про отставных шпионов и спецагентов: «Мне нельзя светиться!». И я почему-то был с ним полностью согласен.

— Я скромный по натуре. И открытых пространств пугаюсь. И на камеры с микрофонами у меня аллергия с детства, — начал я. — Со стороны силовых ведомств России операцию курировал полковник Головин. С финансово-экономической — Сергей Павлович. Нафига я вам там? Для массовки?

— Ох как сложно с вами, буржуями, — закрыл глаза ладонью Артём. — Ну вот чего ты ломаешься? Уважаемый человек летит, всё бросил, схватил коробку с орденом — и в Могилёв. А тут, видите ли, награждаемому шлея под хвост попала, и он включил Надюху⁈

— Какую Надюху? — насторожился я.

— Из кино «Любовь и голуби». Глядел? Вот и ты так же: «Не пойду!» да «Не пойду!».

— Я уверена, что тебе лучше пойти, Дима, — раздался голос Дагмары. А внутренний скептик повторил жест Головина, закрыв лицо ладонью. Зная её прозорливость и вес в здешнем истеблишменте по обе стороны уголовного права — к ней не просто можно, а нужно было прислушаться. И я обреченно кивнул.

Но всё прошло на удивление оперативно, хотя и с размахом, конечно. Награждались, казалось, все: первые лица города и области, военные и милиционеры, руководство областного Комитета. Для каждого нашлись персональные напутственные слова. Телевизионщики крутились вокруг акулами, прицеливаясь круглыми глазами камер в каждого из присутствовавших.

Мероприятие по вручению государственных наград особо отличившимся гражданам Беларуси и братской России, судя по всему, с чьей-то лёгкой руки и головы как родное интегрировалось в предвыборную кампанию, которые в республике проходили регулярно, в соответствии с действующим законодательством. Оно, в свою очередь, никак не могло помешать гражданам волеизъявиться и делом доказать любовь и преданность национальному лидеру. Про которого, наверное, можно было рассказать много плохого, с сарказмом или злой иронией. Не знаю, я ничего подобного не заметил.

«Политика, мать её!» — со значением сплюнул внутренний фаталист. «Ближе к князьям — ближе к смерти!» — вспомнил старинную поговорку скептик. Поддерживали, как могли, в общем.

Статный и, кажется, вечный Батька вблизи внушал, конечно. Рыгору учиться и учиться. Он со своими двумя амплуа колобка и товарища Колоба здесь и рядом не стоял. Говоря на одном и том же языке с разными людьми политик обязан преображаться, но такого мастер-класса я сроду не видал. С чиновниками — сложные деепричастные обороты и канцелярские фразы, весом с давешний дубовый стол в корчме. С военными — родная речь в её лучших цветистых проявлениях, которые вгоняли в тоску даже ко всему привычных журналистов и операторов из «Пула Первого». Им же всё потом монтировать. С простыми людьми — натурально отец родной. При этом чувствовалось, по крайней мере мне, что тут не было фальши или наигранности — человек ответственно делал свою работу. И у него получалось.

Подойдя к нашей стайке из диверсантов, банкиров, нечаянных богачей, чекистов и слепой бабки, он, казалось, чуть призадумался. И было от чего. Наш кагал невыгодно отличался индивидуальностями. До нас впереди был ряд чиновников: одинаковые плащи, полосатые костюмы, блестящие ботинки, на животах стоят полулёжа, или лежат полустоя, галстуки, как большая внешняя дуга золотого сечения. За ними — силовые начальники: выправка, стать, суровая сдержанность и готовность немедля выполнить долг всеми имеющимися силами и средствами. Красота и порядок. И тут мы.

Головин в черном камуфляже, из которого он при входе на стадион равнодушно вынул и передал совершенно обалдевшему сотруднику службы охраны Валин сувенир — гранату. Я-то наивно понадеялся, что нас тут же погонят пинками оттуда за безалаберное отношение к взрывоопасному инвентарю и значимости момента, но ошибся. Подбежавший, видимо, начальник вытянулся перед приключенцем, что-то вполголоса проговорил на ухо, прослушал краткий ответ. Забрал из рук подчиненного гранату, спокойно положил к себе в карман и ушёл.

Ланевский в своём светлом плаще, который я бы на его месте давно угваздал так, что и не взглянешь. На нём же одежда не только сохраняла товарный вид, но и, кажется, прибавляла в стоимости. А ещё про меня говорил, что подлецу всё к лицу. Он в нашей команде выглядел, пожалуй, лучше и дороже всех. Ну, среди мужиков — точно.

Баба Дага в сапфировом бархатном платье и шляпке с вуалью в тон. Кресло ей Лорд прикатил какое-то новое, модное, чуть ли не с голосовым управлением и гидромассажем, но пани Дагмара настояла, чтобы извозчиком у неё выступил я. И это было мудрое решение, потому что в своих рабочих ботинках, джинсах и куртке нараспашку я даже из нашей сборной компании выделялся особо наплевательским по отношению к протоколу видом. А за коляской со слепой императрицей это не так сильно бросалось в глаза.

С нами долгих бесед и сложных словарных оборотов не было. Видимо, наше участие в операции как-то удачно ушло на самый дальний план, за которым только занавес и темнота кулис. Тёме достался хлопо́к по плечу и одобрительное «Орёл!», сопровождённое многозначительным кивком на его грифона на груди. Лорд, глядевший на легенду мировой политики, как дети — на дедушку Мороза, получил одобрение за решительные действия и пожелание «Совет да любовь!». А на вопрос «На свадьбу-то пригласите?», прозвучавший тепло и с добрым прищуром только кивнул, онемев. К Дагмаре Казимировне легенда склонилась, положив руку на плечо и проговорив что-то на самое ухо. По непроницаемому подбородку бабы Даги невозможно было догадаться, о чём шла речь, но судя по тому, что в финале она позволила себе чуть улыбнуться — вряд ли о чём-то плохом. Правда, улыбка вышла какая-то горьковатая. Ну, или это просто так показалось.

Мне досталась награда, коробочка с орденской книжкой и неожиданно крепкое рукопожатие в полной тишине. И кивок, означавший приглашение пройти следом. Я не придумал ничего умнее, как всучить коробку Серёге, выглядевшему так гордо, словно он получил минимум «Оскара», и ускориться следом.

— Что делать думаешь со всем этим добром? — да, видимо, долго запрягать тут было некому и некого.

— Жить, — общение с фигурами планетарного масштаба вело к симметричным ответам. Ну, или к мозговому параличу. Внутренний скептик запрокинул голову и заскулил, наповал сраженный моей репликой в ответ на вежливый вопрос очень уважаемого человека.

— В каком смысле? — кажется, мой навык поражать тупизной и неожиданными импровизациями расширился и приобрёл новый размах.

— Ну, как в той песне — «следует жить, шить сарафаны и лёгкие платья из ситца», — невозмутимо продолжал я, сделав вид, что не заметил, как мы остановились. И его пристальный взгляд, которым одним можно было не только прожечь насквозь, но и понизить на три-четыре звания.

— Ты полагаешь, что всё это будет носиться? — ответно сразил он меня знанием песен из старых кинофильмов.

— Наверняка! — улыбнувшись, ответил я. И получил в ответ такую же улыбку. Как будто два старых знакомых говорили о чём-то из их общего прошлого, давно прошедшего, но от этого не менее приятного.

— Интересный ты хлопец, Дима. Неожиданный. И честный, каких мало, — задумчиво произнес он, поворачиваясь и продолжая шагать уже медленнее. «О-о-о, это да! Этого у нас — хоть торгуй!» провыл прямо из предынсультного состояния внутренний скептик. Я покаянно развёл руками, дескать, «что есть — то есть».

— Думается мне, на лад пойдут дела в Могилёвщине. И у бабы Даги, и вообще. Витольда я знал, он мужик справный был, и хозяин хороший. Не подведите только Коровиных, им и так досталось — не приведи Господь, — и он погрозил мне пальцем. — А Михаилу Ивановичу при случае передай, что по Гомельщине можно начинать.

Внутренний реалист еле успел подхватить осевших в обморок фаталиста и скептика. Я, пожалуй, тоже узорами интеллекта на челе не блистал, потому что масштабный собеседник хмыкнул иронично, поглядев на меня, хлопнул по плечу и широким размашистым шагом направился к вертолёту, над которым начинал раскручиваться винт. Пригибаясь, за легендой спешили люди в форме и без формы. Наверное, охрана, пресс-служба и протокол. Я как в каком-то старом фильме стоял, будто прибитый к земле, наблюдая, как задраили люк, и вертушка в бело-красно-зелёно-золотой ливрее с гербами солидно набрала высоту, опустила нос и ушла в сторону Минска.

— Смотрел старое кино давно когда-то. «Профессионал» называется, там Бельмондо снимался. Похоже вышло, только ты опять, гад, выжил, — сообщил задумчиво Головин, выходя из-за спины справа.

— Тьфу, ну и шуточки у тебя, Тём… Дим, о чём хоть говорили-то? — спросил Серёга слева.

— Та таких обешчаний щчедрых надавау, шо цяпер лопатой не адгрэбсци, — ответил я почему-то хрипловатым голосом с характерным местным акцентом.

— Он тебя укусил, что ли⁈ — хором воскликнули два этих клоуна.