Записки нечаянного богача – 3

Глава 33 Свадьба. Уникальный проект

Песня, написанная в 1991 году, пронзительно-личная, от человека, пережившего страшное горе, звучала над стадионом как гимн жизни. Седой англичанин в больших очках смотрел со своей высокой табуретки на людей вокруг с мудрой, грустной, но удивительным образом одновременно и счастливой улыбкой. Слова о том, что нужно жить, несмотря ни на что, храня в сердце любовь и доброту, которым, вроде бы и нет больше места на этой земле, звучали торжественно и неоспоримо. А потом началось колдовство.

Уже ко второму куплету голос автора стал будто отдаляться. На передний план вышли хрустальный колокольчик Милы и баритон Серёги. Всего две строчки успели прозвучать над замеревшими толпами в их исполнении, при поддержке хора, про: «поможешь ли мне устоять, когда увидимся на Небесах?». Они пели, глядя в глаза друг другу, и, казалось бы, не видели и не слышали ничего вокруг. Но когда их счастливые лица осветили видеостену, а голоса полетели над городом, вздрогнули и прервались. Звуковых дел мастера не подвели — к этому моменту уже подключались другие вокалисты. Англичанка, лауреат всего, чего только возможно, многократно отмеченная в Книге рекордов Гиннесса, которая кроме великолепного голоса была памятна тем, что постоянно то худела, то полнела обратно, подхватила песню вслед за хрустальным колокольчиком. Её голос, набравший силу на словах «время может сбить с ног» заставил забегать по моей спине мурашки такого размера, что было страшно — не затоптали бы. Шерсть поднялась дыбом. Поднялся и я. И все вокруг. Слушать это волшебство сидя было возможно только двоим — самому автору, примостившемуся на табуреточке посреди стадиона, и бабе Даге.

Я всегда считал, что этой песне очень подходит женский вокал. Если не держать постоянно в голове жуткую историю малыша Конора, конечно. К англичанке присоединилась австралийка со своим узнаваемым надрывным сопрано. Тут тоже момент был спорный — многие знали её как исключительно попсовую певицу, призывающую то качаться на люстре, то к другим сомнительным дешёвым удовольствиям. Я же слышал её песни «Не плачь, снеговичок!(1)» и «Мужество перемен(2)». А теперь вот и «Слёзы в небесах». И это было невозможно ни представить, ни повторить.

Мне говорили, что две эти певицы плохо ладят. Что наверняка будет скандал и истерика. Что сажать их даже на один и тот же стадион — уже очень плохая идея. Я кивнул и велел делать, что сказано и как решено. И теперь, видя их обеих на кадрах с видеостены, одинаково плачущих, но поющих так прекрасно, так искренне, я похвалил себя за настойчивость. Певицы увидели друг друга на огромном экране. И вытянули вперёд ладони, сложив пальцы в «половину сердечка». Как операторы смогли свести картинку так, чтобы их руки соединились, образовав целую фигуру, над которой светилось улыбкой лицо гитариста — я не знаю. Но смогли.

— Охренеть! — прошептала Аня. Или Надя. Или обе.

Весь стадион орал и хлопал не переставая минут десять, не меньше. Казалось, конструкции, на которых были установлены наши столы, как и трибуны вокруг, вот-вот провалятся в ту самую шахту к преисподней, которую так долго пророчили всему миру американские журналюги. Но всё устояло.

— А теперь пару слов скажет друг женихов и невест, Дмитрий Волков! — тихим, чуть хрипловатым голосом произнес обнимавший гитару певец, едва стало чуть тише. Не знаю, кто давал синхронный перевод, но получилось очень похоже даже по интонации. Я поднялся, вскинул взвизгнувшую дочь на плечи и подал локоть Наде, за который она взялась, хотя, скорее, даже уцепилась. Семьи в сценарии тоже не было, но мне казалось, что так будет лучше. С другой стороны Надежду поддерживал Антошка, и было не понятно, кто за кого крепче держится. Мы вышли из-за стола и дошли до бегущей дорожки травелатора, доставившей нас на сцену. Стало тихо, как в музее.

— Дорогие друзья! Я поздравляю с этим чудесным и важным событием две новые молодые семьи, Ланевских и Головиных. Мне очень повезло — я могу считать себя их другом. Я горжусь этим. Спасибо, ребята! — я поднял правую ладонь. Тёма затряс над головой двумя руками, сцепленными в замок. А Серёга лихо свистнул в два пальца так, что Мила аж подскочила и весело рассмеялась. Они с Бадмой махали мне из-за столов с совершенно одинаково счастливыми лицами.

— Здесь собралось сегодня очень много людей, самых разных профессий, с разными историями, из разных стран. Но нас всех сегодня связывают эти радость и счастье, которые дарит нам сегодняшний праздник, — продолжал я. Слова подсказывал внутренний реалист, потому что сам я не справился бы. Выступление перед тысячами людей для гуманитария-интроверта — так себе испытание. Но я обещал.

— Молодые получат сегодня много поздравлений и подарков. А я хочу прямо сейчас сделать подарок зрителям. Не только тем, кто рядом, — я обвёл рукой трибуны, — а всем, кто смотрит церемонию.

За спиной снова вспыхнули строчки с названиями стран и флагами. Судя по лицам Второва и Ланевского — там было что-то, удивившее даже их. Я оборачиваться не стал.

— Я родился и вырос в большой стране, которой сейчас нет на карте. Не буду говорить, как так вышло. Скажу лишь то, что, как и любой, наверное, житель той страны, я всегда, с самого детства мечтал о мире во всём мире. Нас так учили, — в лицах сидевших передо мной гостей отражалась вся гамма эмоций, от непонимания до полного согласия.

— Для того, чтобы принять подарок, я приглашаю сюда представителя Далай-ламы, уважаемого геше Джампа Ринпоче! — из-за стола для ультра-премиум-капец-вип-гостей поднялся тот мужчина в халате, что вёл Бадму в самом начале, и направился к травелатору.

— Я также прошу подняться на эту сцену наших дорогих гостей из-за океана. Они многое сделали для продвижения тибетского буддизма в мире. Надеюсь, этот подарок будет приятен и им.

Бегущая лента подвезла учёного монаха к нам в тот самый момент, когда рядом с гитаристом, так и сидевшим на стуле, с искренним интересом глядя вокруг, снова открылся люк, и поднялась платформа. На ней стояли люди, которых подавляющее большинство из присутствующих видело только на экранах и страницах журналов.

Тот самый певец, что утром мило беседовал с Лордом в Корчме за завтраком. Статный седовласый актёр, старые фильмы с которым у нас крутят обычно к восьмому марта. Темноволосый актёр помоложе, но тоже с изрядной проседью в бороде, до сих пор уничтожающий в боевиках толпы негодяев любыми подручными способами, включая Форд Мустанг 429. Бывшая семейная пара из самых красивых людей Голливуда по версии, разумеется, того же самого Голливуда. Но они и вправду неплохо смотрелись вместе. Два режиссёра и продюсера с мировыми именами, оба тоже в возрасте.

Второва, если мне не врали глаза, аж распирало. Сидевшие вокруг него политики выглядели так, как если бы вдруг узнали, что президентом России и США с сегодняшнего дня становилась, скажем, Барбара Брыльска. Не знаю, почему и откуда родилось неожиданное сравнение — но выглядели они очень похоже.

— Для признания и подтверждения подлинности реликвии я прошу присоединиться к нам приора Ордена Сантьяго, аббата Хулио, и представителя русской православной церкви отца Лариона! — воззвал внутренний реалист. У него голос не дрогнул. Я бы так точно не смог. Надя висела на правой руке так, будто у неё одновременно отказали ноги и втрое усилилось земное притяжение. Анна Дмитриевна отбивала задумчивую дробь на моей и без того гудевшей голове — видимо, тоже волновалась.

Публика, устав, наверное, ахать, просто перестала издавать любые звуки. Гости за столами замерли, не отрываясь глядя на дорожку травелатора, что несла двух священнослужителей к третьему. И к элите мирового шоу-бизнеса. И к четырём оцепеневшим Волковым.

Священники подтвердили, что шкатулка содержала в себе прах и частицу принца Гаутамы. Предоставили официальные данные и результаты экспертных оценок. Про то, что шкатулка столько лет пролежала под землёй в ковчежце на берегу Волги, говорить не стали — видимо, к слову не пришлось.

Монах с поклоном принял драгоценный дар и поднял его над головой, поздравив всех буддистов мира с обретением священной реликвии, веками считавшейся утерянной безвозвратно. В глазах группы поддержки за его спиной застыли восторг и трепет. Они по очереди подходили и с поклоном касались шкатулки лбами. Даму пропустили первой. Я скосил глаза на табло за спиной. Судя по цифрам, Китай и Индия смотрели трансляцию полным составом, причём на нескольких устройствах одновременно.

— Дорогие гости! Спасибо каждому из вас! Мир во всём мире, может, пока и не настал, но добра стало чуть больше. Люди, для которых это важно, теперь смогут поклониться этой святыне. Она объедет весь мир. И добра в нём, я очень на это надеюсь, станет ещё больше, — сделал я шаг вперёд. Судя по ёрзанию и покачиванию над головой, Аня крутилась из стороны в сторону. Ей скучное торжество явно надоедало. Пора было переходить к танцам.

— Для того, чтобы жизнь становилась лучше, нужно не так много. Просто делать всё, что можешь, так хорошо, как только умеешь, и прямо сейчас. Вы видели историю Милы и Сергея. Она именно об этом. Вы вместе с нами подарили от всей души древнюю реликвию тем, кто верит в неё. Это тоже об этом же. Когда в мире много плохого, сложного и непонятного, нужно верить в себя. Это — самое главное. Кто ещё поможет? Кто поддержит? Наверное, вы — указал я ладонью на отца Лариона, и он торжественно качнул головой в высоком белом клобуке.

— Наверное, вы — вторая ладонь пошла в сторону стоявших рядом аббата и геше, и они одновременно согласно кивнули в ответ.

— Каждый из нас, — развел я руки, обводя ими всех и каждого на стадионе.

— И, наверное, я, — закончил, прижав правую ладонь к сердцу. А в левой появилась зажигалка. И щёлкнула крышкой. На весь стадион.

Звук повторился. Своей «Зиппо» щёлкнул аббат Хулио, глядя на меня с улыбкой. Полезли шарить по карманам режиссёры и артисты. Мы разошлись чуть от середины, чтобы не заслонять гитариста, который подхватил придуманное им же самим вступление, лучась широкой улыбкой абсолютно счастливого человека. С ним рядом стоял с точно таким же выражением на лице англичанин-певец. И они начали свою потрясающую песню «Наверное, я». Ту самую, что уже лет пятнадцать как играла у меня на звонке телефона(3).

Уставший выть, стадион хлопал в такт. На огромном экране появлялись лица восторженных людей, прикоснувшихся к истории. Принимавших в ней участие. И счастливых от того, что история получалась хорошая. Лёня и Володя с женами подпевали и улыбались. Канадский Майкл, сидевший между своей землячкой и англичанкой из Книги Гиннесса, что обнимали его за плечи, чуть раскачиваясь в такт, едва не плакал. С мудрой усмешкой в усах хлопал отец-основатель казачье-еврейских эстрадных романсов, сидевший рядом с певицей, с детства замечательно исполнявшей великолепные русские народные песни. Она, казалось, не до конца верила в происходящее. Я, признаться, тоже иногда сомневался, что не сплю.

Когда песня закончилась, овации гремели дольше. Под них мы раскланялись и уехали на бегущей ленте обратно к столам, вместе с виртуозом-гитаристом и его инструментом, и всей группой поддержки. Режиссёры по пути поздравляли меня с блестящим шоу и намекали, что были бы рады сотрудничеству. Я искренне благодарил. Скептик обещал подумать. Фаталист через губу бросил, что нам ваших «Звёздных войн» и даром не надо. Крепкие ребята проводили звёзд к их местам, хотя, они явно были бы не прочь посидеть за нашим столом, поближе к политическим и религиозным деятелям.

Упавший за стол Антон ухватился за бутылку с вином, проигнорировав и настороженный взгляд матери, и её пододвинутый бокал, набулькал себе и отхлебнул.

— Они меня по плечу похлопали! — выдохнул он в ответ на мой вопросительный взгляд.

— Кто? — зачем-то уточнил я.

— Священник, ну наш, тот, с глазами разведчика, который по телеку выступает. И Стинг! И эти, разведённые, Бренджолина которые!

— Ну и чего? Ты переживаешь, что Лукас и Клэптон не похлопали, или что? Так один сидел далеко, а у второго зрение ни к чёрту, — не понял я.

— Я был уверен, что они ненастоящие! Тут же всё — голограмма! — взвился он.

— Неа, — покачал головой я, потянувшись за рюмкой. Антон с Ваней прилетели только сегодня, поэтому в Корчме с нами не завтракали. — Тут всё по-взрослому, по-настоящему.

— Даже если кто-то помер — выйдет и исполнит номер! — подтвердил в стихах подошедший Тёма, — ты дальше смотри — вообще обалдеешь!

По трибунам пошёл шепоток: на стене появился анонс конкурса. В социальных сетях обещали подарить диск с первой копией шоу, с разделом «не вошедшее» и автографами Ланевских тому, кто угадает следующего выступающего. Предложения сыпались — одно круче другого. Мне запомнились почему-то Сергей Лазарев, Тиль Линдеманн и Иосиф Кобзон. «А что, шикарное было бы трио!» — съязвил внутренний скептик.

Верхний свет стал плавно угасать, будто на стадион медленно наползала тьма. Народ притих, уставившись на сцену, которая вдруг сыграла в трансформера: поднялась вертикально и на обратной стороне оказалась мрачноватая декорация, вполне в духе ожидаемой «тяжелой» группы. Ну, мной и Головиным ожидаемой. Остальные смотрели на фирменную надпись со стрелами на буквах «М» и «А», отказываясь верить глазам. Снизу, между тем, поднималась платформа со всем оборудованием: барабанной установкой, стойками с микрофонами и прочей «два — кто — новый». Все четверо музыкантов тоже были на местах. По центру стоял давешний коллекционер, с гитарой на ремне.

— Совет да лью́бов, Ланевски и Голови́ни! — прокричал он. Слово «совет» так, чтобы не звучало как «советский» я его говорить научил, а потом меня кто-то отвлёк, вроде бы.

И зазвучала та самая композиция, которую единственную я умел играть в режиме соло-гитары. И то только первые тридцать секунд.

Стадион не выл — он ревел! Не знаю, что уж там накрутили звуковые специалисты, но мне показалось, что они минимум четырежды добавляли громкости музыкантам, чтобы пробиться сквозь зрительский шумный восторг. На кадрах с улиц народ орал, тыча пальцами в картинку со сцены. Самая известная баллада о любви в жанре «трэш-метал» звучала над городом. И над страной. И над миром. И на самом деле, остальное уже не имело никакого значения (4).

За три песни, прозвучавшие со сцены в исполнении легенд и монстров, охрипли, кажется, все, кому было от тридцати пяти до пятидесяти. Хотя, и люди постарше тоже неожиданно ярко реагировали на американский коллектив. Усатый блондин за соседним столиком подпевал композиции «Найти и уничтожить» (5) с таким чувством, будто обратно на работу возвращаться уже не планировал. Только что жестами в сторону зарубежных партнёров не дублировал текст.

Последней в списке согласованных с группой композиций была «По ком звонит колокол»(6). И уже на вступлении началась чертовщина.

«Задвоилась» басовая партия. Роберт с удивлением смотрел на свою гитару, которая, будто бы, продолжала играть даже тогда, когда он отвёл от неё обе руки. За спинами музыкантов снова блеснула вспышка, ослепив всех в зале, неотрывно следивших за сценой. Когда к зрителям вернулось зрение, стала прерываться и оборвалась партия ударных. Потому что Ларс замер, глядя на фигуру перед ним, проявлявшуюся из тумана. Джеймс и Кирк обернулись — и тоже остановились. Высокий патлатый парень, проявившийся из мглы между ними, некоторое время продолжал играть, а потом тоже прекратил.

— Ну чего вы замерли, парни! Совсем старые стали, забыли ноты? — со смехом спросил он.

Длинные волосы. Растянутая майка со странного вида принтом. Узкие кожаные штаны. Дурацкие редкие усики над верхней губой. Это был Клифф Бёртон, первый басист группы. Виртуоз и талантище. Единственный среди них, у кого было классическое музыкальное образование. Которому было двадцать четыре года, когда автобус, ехавший из Стокгольма в Копенгаген в европейском турне группы упал набок и раздавил его, выпавшего из окна. Насмерть.

— А-а-а, чёрт с вами, тормоза́, я сам сыграю. Ох, как я скучал по всему этому! — и четырёхструнная гитара взвыла снова.

Роберт подошёл на негнущихся ногах, рухнул на колени и замер, глядя за пальцами Клиффа, кажется, повторяя его движения. Его собственная гитара лежала там, где он её бросил.

Ларс сжимал в кулаках палочки. По щекам его текли слёзы. Джеймс и Кирк стояли не шевелясь, и, кажется, тоже плакали. Их на большом экране не показывали, а видно мне отсюда не было. Парень доиграл соло — и замер. Зато заорали и загремели зрители.

— Как же это здорово — быть живым! Да здравствует жизнь! Да хранит вас всех Бог! — он распахнул руки, будто хотел обнять весь стадион. Крики публики вышли на новый уровень децибел.

— Рад был повидаться, парни! Не спешите ко мне — тут у вас столько всего интересного! Счастливо!

Хлопо́к, вспышка, луч света вверх — и грохот, будто стадион вот-вот развалится, не выдержав всё-таки этих издевательств. Но испуганные крики сменились удивлёнными — здоровенная дыра в крыше, сквозь которую звезда Клиффа Бёртона улетела в чёрное ночное небо, моргнула и исчезла, оставив за собой идеально ровную конструкцию, как и до этого. Да, Второвские три-четыре-дэ-звери стоили каждого потраченного рубля. Такого я и в кино не видал.

Когда крики стихли, раздался голос вокалиста:

— Это было сильно. Это было тяжело, больно, но, чёрт возьми, очень сильно и очень классно. Спасибо, Дима! — последние два слова он произнёс на русском, очень чисто. В репетиторы податься, разве?

Жара продолжалась. Пели наши и ихние. Пели сольно, хором, дуэтами и квартетами. Под канадца, певшего Синатру, специалисты по коллективным галлюцинациям, ну, то есть голограммам, конечно, запустили снег. Снежинки устраивали над головами зрителей такие танцы, что все, даже в вип-ложах, тут же стали снимать их на телефоны. А потом долго требовали повторить «на бис», но Павлик не соглашался ни в какую. У него и так там что-то едва не сгорело от напряжения — каждый объект требовал сколько-то энергии и вычислительных мощностей, а снежинок было ну очень много.

Под песню «Байконур-66» на видеостене крутили кадры из старых советских киножурналов и панорам, те самые, где по цвету кадров и позитивно-добро-уверенному голосу диктора понятно, что всё уже хорошо, а будет ещё лучше. Задача «насытить старшее поколение светлой ностальгией» была выполнена блестяще.

Лорд втихаря под столом показал мне планшет, где ему пришло четыре предложения о покупке франшизы подобного медиапроекта. Корейцы, американцы, британцы и, почему-то, голландцы рвали подмётки на ходу, не дожидаясь финальных результатов. Мы по просмотрам уже побили кучу поп-звёзд и вплотную приблизились к показателям детских песенок — тех самых, которые неосмотрительные взрослые ставят детям на планшетах на повтор и забывают. А это, как сказал Серёга и подтвердил Павлик, было неописуемым и небывалым достижением. Я ответил, что если он не перестанет на собственной свадьбе работать — лично сломаю ему планшет и пальцы.

После «Байконура-66» был блок советской песни, трогательно-наивной, но доброй и хорошей. Без них, без этих песен, знакомых практически каждому, наша свадьба точно обойтись не смогла бы. Завершала хроно-тематический творческий отрезок песня «Алеся» (7), в исполнении Песняров. Настоящих. С молодыми Мулявиным и Борткевичем. Восторженные трибуны пели стоя. Музыканты современного состава группы, вышедшие на сцену первыми, плакали в три ручья, когда и эти две звёзды улетели назад на небеса, «пробив» уже привычно купол. Смахивал слезу Батька. Кивнула мне задумчивая баба Дага, невесть как почуяв мой взгляд.

Дальше шёл молодёжный блок, на котором мы планировали под шумок покинуть концерт. Тем более методика была уже опробована. Едва только началось выступление кого-то новомодного, как мы с молодыми мужьями и жёнами подошли по просьбе Второва к их столу. Политики и служители вер тепло и по-доброму попрощались, наговорив кучу приятностей и надавав самых лучших пожеланий. Потом вокруг закружился туман, а прямо в шаге рядом открылась незаметная ранее панель в полу. Оттуда поднялся военный с ещё одним грифоном на груди и пригласил проследовать за ним. Когда серо-белые волны и хлопья развеялись — на площадке остались только мы. Ультра-супер-пупер-капец-вип-гости исчезли.

Из современных я знал, пожалуй, только очень условно молодого Сергея Михалка, который с группой Brutto исполнил песню «Воины света»(8). И Машу Гусарову — она пела про «Сокровище»(9), и глаза начинающих жён снова полыхнули искренней любовью, будто согрев и обняв и без того тёплых и затисканных Тёму и Серёгу.

И вот только мы начали собираться возле той тайной эвакуационной панели у соседнего стола, как меня что-то будто за рукав дёрнуло. На сцене топтался очередной гундосый чтец вслух слаборифмованных стихов под ритмичный «тыц-тыц-тыц», покрытый наколками так, как ни один самый наглухо маргинальный сиделец себе не позволил бы. Я попробовал понять, что же меня тревожит больше — его чёрно-красно-синие руки, шея и лицо? То, что двигался и говорил он явно не в такт своей, с большой натяжкой назовём это музыкой? Или яркая банка какого-то молодёжного энергопойла в руке? Решил, что всё вместе.

— Павлик, почему его не слышно? — спросил я себе в нагрудный карман, уже будто бы привыкнув к тому, что глава группы анализа сидит там чёртиком и очень быстро помогает выправлять редкие косяки.

— Не надо его слышать тут никому, Дим, — впервые за вечер супермозг из кармана ответил с заметной паузой.

— Всё так плохо? — я удивился и подобрался одновременно.

— Он под какой-то злой химией, судя по всему, и ругается… некрасиво, — деликатный Павлик даже эпитет подобрал не сразу.

Подростково-протестная звезда тем временем начала шарить свободной рукой по ремню и поясу богато украшенных рваниной штанов.

— Дай ему звук. Если сможешь — включи фильтр на матюки, — мой голос отпугнул жену и детей, зато подтянул Тёму, у которого ласка и любовь в глазах прятались, поспешно уступая место чёрной злобе. С моей багровой яростью, что начинала пережимать горло, они бы точно спелись. Нашёлся враг, что собирался испортить нам наш праздник? Сам виноват!

— … да класть я хотел на все ваши свадьбы, ваши деньги и ваших суперзвёзд! Я сам — суперстар! Я в Азии тур сделал! Это не то, что ваша Белораша, — бубнил татуированный лидер общественного мнения. Я на всякий случай пожалел обоих — и мнение, и его. Вдруг больше шанса не выдастся?

Головин уже ставил ногу на соседний стул. Ему до травелатора — один большой прыжок. Этот долетит, я его знаю. И расписного чёрта придётся хоронить в спичечном коробке.

— Товарищи офицеры! — мой голос накрыл площадку так, что замерли все: и топавшие с недовольным гулом и свистом трибуны, и ругавшиеся на нескольких языках гости в секторах партера.

— Дайте знать, кто смотрит на этого клоуна прямо сейчас! — попросил я.

На груди и лице того мгновенно появились красные точки лазерных целеуказателей. С десяток. Со всех сторон. В лёгком тумане и свете рампы казалось, будто его уже начало разрывать изнутри, пронзая алыми лучами, уходившими во все стороны. Красиво. Рядом оскалился Артём, готовясь дать команду. Я поёжился — только этого не хватало. Хорошо, что вожди уже уехали.

— Много чести и свинца для такого молодца, — улыбнулся я под нарастающий смех зрителей. В пафосном дурачке на сцене адреналин явно начал усиленно выжигать то, чем он там закинулся, поэтому апломба почти не осталось. А вот на тревожные точечки на груди и руках он смотрел уже с ужасом.

— Кто-то один, — в течение пары секунд на цветастом осталась единственная точка, напротив сердца, остальные погасли. — Надо объяснить мальчику, что ему здесь не рады. Он ошибся праздником, двором, городом и страной. Но не калечить! — вовремя напомнил я, когда отметка целеуказателя хищно поползла в направлении паха. И, кажется, разочарованно вздохнула, услышав последние слова и замерев над полурасстёгнутым ремнём.

Красный огонёк танцевал по замершей столбом восходившей до сих пор «звезде эстрады и поп-культуры». Будто размышляя, как бы и приказ не нарушить, и пошалить получше. Под хохот зала по очереди подсветил оба уха, сделав того похожим на бедолагу-Кевина из фильма «Один дома», над которым всегда издевался старший брат. Пробежался по пальцам левой руки, которую опомнившийся «звездун», взвизгнув, спрятал за спину. Он бы, наверное, давно убежал уже, но платформа, что поднимала на сцену артистов, стояла на месте. А спрыгивать вниз было тоже страшно — высота второго этажа, как-никак.

Издевательская точка то спускалась на ступни, заставляя его прыгать, как в вестернах, то поднималась к голове — и он пытался смахнуть её с носа, будто муху, визжа и вертясь. Наконец, замер, оглядывая себя с подозрением, следя за точкой, успокоившейся, вроде бы, на полу между ботинок.

Выстрела не слышал никто — случайных вооружённых людей на объекте не было, Головин не тот человек. В заметно дрогнувшей банке, что чуть на отлёте держал в правой руке клоун (а теперь восемь тысяч присутствующих и миллиарды зрителей в этом не сомневались) появились две аккуратных дырочки, из которых на сцену полилась какая-то сине-зелёная жижа. «Омывайка? Или тормозуха?» — заинтересованно спросил внутренний фаталист. А на модных штанах разукрашенного начало расплываться пятно. Он понял, видимо, остатками мозгов, что с бегавшим огонёчком играл, как котёнок, совершенно зря. Смерть смотрела на него с другой стороны. Миллионами заряженных стволов. И откуда прилетит следующая пуля — он не знал.

— Ты уйдёшь отсюда сам, своими ногами. И забудешь обратную дорогу. Тебя никто здесь трогать не будет, а вот на улице — берегись, — я говорил спокойно, но что-то в моём голосе было от реалиста. С ним совсем не хотелось спорить.

На огромной видеостене показали толпу, что бесновалась, по-другому не сказать, возле закрытого периметра стадиона. Умей он читать по губам — узнал бы о себе много нового. Хотя, вряд ли…

— Откройте мальчику люк и проводите в безопасное место. Дальше пусть выбирается сам. Иди с миром, болезный. Уходи, и не возвращайся. Здесь тебе не рады, но трогать не станут. Противно. И вообще — мы мирные люди!

И тут над полем пролетели звуки двенадцатиструнной гитары, что в пять аккордов закончила пришедшую мне на ум строчку старой песни про Каховку. Это явно наш «звуковик» сориентировался, вряд ли швед бы так быстро сообразил.

— Благодарю Вас, Александр Яковлевич, именно так! — с улыбкой поклонился я мэтру. Он в ответ поднял сжатый кулак в почти забытом жесте «No pasaran!».

На трибунах и в партере, под свист и хохот, люди постарше объясняли молодым и интуристам, при чём тут бронепоезд, что это такое, где и зачем он стои́т.

Тут поднялась обратно платформа, на которой уехал вниз отчаянно красный «звёздный юноша», прикрывая обеими руками срам, и на ней оказалась бабулька-техничка в синем халате, косынке и галошах, со шваброй и ведром. Её появления в разгар свадьбы на сцене вряд ли кто-то ожидал. На оцинкованном ведре было написано красной масляной краской «хлор.». В ушах торчали наушники.

— Ишь как напугали мальчоночку-то, бяжал — аж только брызги лятели, — бубнила она себе под нос, вряд ли замечая, что её голос подхватили и усилили специально обученные приборы. Гости стали покатываться со смеху. Для иностранцев над видео с уборщицей на стене побежали субтитры — они тоже присоединились к хохочущим.

— Звязда-звязда, тьфу, пропасть! Навыделывался, называется. Одни следочки мокрые за поворот уходящие остались, звязда нашлась… — не унималась бабка, хотя трибуны и так уже стонали.

— А уж ругался-то, паскудник, хуже сапожника! Пасть бы яму́ намыть с хлоркой-то, да этой же тряпкой, падле этакой… А концерт-то, концерт каков, а? Бернес, Утёсов, Мулявин были! Кой дурень только додумался после них эту дрянь на сцену позвать⁈ — шаркая шваброй, пыхтела она. Лорд и Тёма завывали, повиснув у меня на плечах.

— Понаедут, мать-то их, синемордые, Аватары хреновы, а ты мой за ними потом, — друг на друга с хохотом повалились оба режиссёра. Вот оно, народное признание успеха коллеги, прямо у них и всего мира на глазах!

— Мать, спасибо тебе за чистоту! Зови там следующих, кто ещё не разбежался во все стороны, — не выдержал Головин, из последних сил сдерживая смех.

— А⁈ Хто тут⁈ — подскочила бабка, выставив передо собой швабру и подозрительно оглядываясь по сторонам. Видимо, огни рампы слепили, и ей не было видно ничего и никого за ними.

Трибуны выли и стонали от хохота. Вот под этот шумок мы и пропали, окутавшись туманом.

1. Sia — Snowman: https://music.yandex.ru/album/5976509/track/37817910

2. Sia — Courage to Change: https://music.yandex.ru/album/13868821/track/71654965

3. Sting, Eric Clapton — It’s probably me: https://music.yandex.ru/album/87823/track/788181

4. Metallica — Nothing Else Matters: https://music.yandex.ru/album/17355465/track/88866985

5. Metallica — Seek and Destroy: https://music.yandex.ru/album/3935388/track/32307604

6. Metallica — For whom the bell tolls: https://music.yandex.ru/album/3935393/track/32307659

7. Песняры — Алеся: https://music.yandex.ru/album/5169169/track/39920149

8. Brutto — Воины Света: https://music.yandex.ru/album/2957707/track/25141945

9. Mary Gu — Сокровище: https://music.yandex.ru/album/33510327/track/131685716