Записки нечаянного богача – 3

Глава 21 История с географией и экономикой по-кардинальски

Расходились, ясное дело, крепко за полночь. Лена Второва увела Машу пораньше, оставив мужа и сына отдуваться за всю семью. Надя в это же время ушла с Аней — девочки, как и следовало ожидать, устали и начали капризничать уже после десяти. Но жена вернулась буквально через несколько минут — дочь отрубилась, едва дошла до кровати. День был долгим и насыщенным настолько, что даже новые, почти без пробегов, нервные системы уставали, что уж говорить о тех, кто постарше. Поэтому, видимо, и песен больше не пели — вряд ли получилось бы что-то более яркое и потрясающее.

Наутро, как и условились, встречались за кофе у дона Сальваторе. На его открытой веранде места было — аккурат под нашу расширенную компанию. Мне, памятуя мои необычные для этих мест, но вполне родные для русских, предпочтения, донья Мария принесла френч-пресс с крепким чёрным чаем и блюдце с нарезанным лимоном. Тут они росли какие-то не похожие на те, что продавались в Москве — тонкокожие и с потрясающим ароматом. Когда мы с Михаилом Ивановичем, тоже предпочитавшим чай, разлили душистый напиток по кружкам, пришли Санчесы, не забыв захватить одну из подаренных вчера коробок конфет, где в большой нарядной картонной упаковке скрывались несколько маленьких, с изображениями зубров, аистов и других белорусских животных и птиц. И в каждой из них был вкуснейший шоколад фабрики «Коммунарка», который одинаково успешно «залетал» что под чай, что под кофе. Он бы и под коньяк с кальвадосом тоже вполне подошёл, но ввиду раннего времени проверять никто и не планировал, конечно.

После завтрака отправились на берег. Там, оказывается, теперь устроили раздолье для отдыхающих — и шезлонги, и большие зонтики, и детский парк аттракционов с батутной сеткой, куда, как мухи, тут же влипли наши дочки. Я постоял рядом некоторое время, потому что, как тревожный отец, постоянно ожидал от Ани чего-нибудь опасно-неожиданного. Отошёл лишь убедившись, что скачут они с Машей, сохраняя дистанцию. Видимо, кто-то не менее тревожный, чем я, уже успел объяснить девочкам, что родителям очень не нравятся звуки, с которыми соприкасаются с разгону детские головы, и следующие вслед за этим плач и беготня по больницам.

Мы, кажется, заняли половину пляжа. Хотя, он тут и был-то не очень просторный. Ну, или нас привалило значительно больше, хотя новых-то было — по пальцам одной руки пересчитать: Ланевские, Головины и баба Дага, которую зять и внучка заботливо переложили на шезлонг в теньке, снабдив водичкой и блюдом с ягодами и фруктами. Осторожно вкушавшая душистую дыню пани Дагмара выглядела так, будто при жизни очутилась в раю. А я вдруг задумался над тем, кто же ей всё-таки будет Лорд? Если она Миле не мама, а бабушка, то ему — двоюродная тёща? Или он ей — внучатый зять? Да, все эти хитросплетения золовок и свояченников с деверями никогда не были моим сильным местом.

— Чего с лицом, Дим? — спросила Надя, обняв за плечи.

— Да вот, понимаешь, генеалогически озадачился, — ответил я.

— Ка-а-ак? — изумлённо протянула жена.

Я поделился с ней мыслями, и она, сдерживая смех, разъяснила мне, подкованному в истории и геральдике, что бабушка жены, как иногда водится у сторонников Зямы Фрейда — это просто бабушка жены, без всяких сложностей, которые нечаянные богачи склонны выдумывать себе на ровном месте.

Десяток дней пролетели, похожие друг на друга, как две капли воды, с той только разницей, что ужинали мы то у Санчесов, то у Второвых, то у Головиных. Первые удивляли местной кухней, которую не успел донести до нас дон Сальваторе — всяческие закуски-тапас, жареная рыба и разные морские гады. Меня же больше всего поразила помидорная тюря — суп сальморехо, в котором из супа, как по мне, было только то, что разливали его из супницы. А так — протёртые помидоры с хлебом, маслом и чесноком. Но вкусно, хоть и неожиданно, и в жару — самое то.

Второвы ничем особо не удивляли — Лена традиционно заказывала еду из ресторана и пиццерии. Запомнился только потрясающий шашлык, который Михаил Иванович лично и мариновал, и готовил на шампурах, разложенных в форме веера. Получилось очень вкусно — испанцы, русские и белорусы оценили.

Головины покорили всех — такого точно никто не ел ни из нас, ни из местных. Бадма, которая уже совершенно привыкла отзываться на Бадьку, устроила вечер кухни кочевников, где преобладала баранина. Гордый донельзя Тёма в лицах рассказывал, как мясник утром пытался всучить ей крайне пожилого барана, выдавая его за юную невинную овечку — есть такая распространённая порода торговцев, что считают каждого, прошедшего мимо не обвешенным и не обжуленным, пятном на деловой репутации. Если же ушёл необутым турист — это и вовсе плевок в душу. Делом доказывая недюжинные актёрские навыки, Головин изложил всю мизансцену: и как они с восторгом прогуливались по рынку, не замечая хищного взгляда из мясного ряда. И как подошли, обсуждая по-русски меню на вечер. И как приценялись к половине барана, висевшей над одним из прилавков, когда на них коршуном налетел коварный мясник. Рискуя жизнью, он подхватил туристов под руки и спрутом затянул к себе в лавку, где и принялся выдавать старого самца за юную самочку.

— И тут Бадька, — Артём аж глаза прикрыл от удовольствия и гордости, — ка-а-ак обложит его на чистейшем испанском! Да вдоль и поперёк, да до седьмого колена, да по всем ветвям родословной, белочкой — туда-сюда и обратно! Я клянусь Богом, нам аплодировал стоя весь мясной ряд, весь! А барашка вообще даром хотели отдать, в награду за шоу. Этот Педро, я не побоюсь этого слова, оказывается, давно там у всех в печёнках сидел, а тут у всего рынка на глазах — да так опарафиниться!

Предварённые такой историей блюда не могли не вызвать восторга, конечно. И кулинарный талант Бадмы тоже не подвёл — испанцы восхищались бурно и активно, словами и жестами, необъяснимым образом не отставая в скорости поедания от менее общительных за столом гостей из Белоруссии и России. А рецепт буузов, которые, как по мне, так были просто мантами, Надя даже записала. Хотя что там писать — пельмени как пельмени, только большие. И фарш надо не в мясорубке крутить, а тяпкой рубить специальной.

А под занавес вечера, когда все уже закончили удивляться традиционному солёному чаю с молоком с какими-то сладкими мини-пончиками без дырки, которые назывались «боорзак», Второв подошёл ко мне, стоявшему возле погасшего мангала.

— Ну, как тебе отдыхается, Дима? — поинтересовался серый кардинал. И что-то в его тоне помешало мне ответить не обдуманно, «на отстань», мол, спасибо, хорошо.

— Скучно, Михаил Иванович. Для разнообразия — очень неожиданно, конечно: никто ни на кого не охотится и не норовит сожрать, ни стрельбы, ни поножовщины. Живи да радуйся, вроде бы. Но скучно — не передать, — снова честно ответил я.

— Не ожидал другого ответа, признаюсь. Когда знаешь, как может быть по-другому, бодро и интересно — очень трудно мириться с чем-то другим, по себе знаю. Кто-то из знающих людей рассказывал мне, что адреналиновая зависимость гораздо хуже остальных-прочих. Потому что те губят планомерно, в течение какого-то времени. А тут есть все шансы завершить существование одномоментно. Но зато уж точно не скучно, — задумчиво проговорил он.

— Никогда не понимал этих, адреналиновых. Ну, что то с парашютом прыгают, то на парапете крыши сальто крутят. И сейчас, кажется, не понимаю. Да и не стремлюсь, откровенно говоря. Но вот, например, мысль о том, что древний князь, от пращура Славена на дюжину колен отошедший, готов с далёким внуком встретиться да вещицу памятную ему передать, никак мне покоя не дает. Это ведь не одно и то же? — посмотрел я в глаза, мгновенно ставшие теми самыми, обсидианово-острыми. Особенно левый, зелено-карий, разделённый по диагонали.

— Знаешь? — привычно спросил меня кардинал.

— Знаю, — кивнул я.

— Где? — лаконичность мощного старика подкупала. Но, уверен, под его забавной панамкой курортника наверняка уже закручивалось торнадо.

— Километров двадцать с небольшим от Новгородского кремля. На северо-запад, — зачем-то уточнил я. Где находится Горнее озеро, мне стало катастрофически интересно, стоило только проснуться и отдышаться в комнате над корчмой. И очень удачно оказалось, что оно такое в России одно-единственное, не то, что Круглые или Глубокие, которых в каждой области по паре штук как минимум.

— Отлично. Очень хорошая новость, Дима, — задумчиво проговорил Второв, хотя по лицу его я бы не рискнул предположить, что известия его порадовали. Кажется, будто только что ему стал известен очередной кусок сложной головоломки, от решения которой зависело слишком многое. Гораздо больше, чем жизнь или несколько жизней. И мне стало непередаваемо легко и приятно от того, что я тех ребусов не видел, играть в них не начинал и не собирался.

— Давай-ка завтра на эту тему поговорим. Многое надо тебе рассказать, сразу и не придумаю, с чего начать, — огорошил меня мощный старик. Я не мог представить себе масштаб темы, на которую он не был бы готов поделиться информацией. Даже примерное направление не мог. Но то, что, помимо очень серьёзной озадаченности, он начинал загораться азартом, тоже было заметно. Просто люди его склада, как мне кажется, и загораются по-своему — не вспыхивают сразу, а набирают, догоняют жар до нужного градуса. И тогда уж — кто не спрятался…

После завтрака на следующий день мы вышли в теперь уже наш переулок. Точнее, наш с Санчесами. Предварительно созвонившись и посмотрев на Второва, который выглядел так, будто вряд ли ложился, обсудили планы. Ну, вернее, согласились с предложенным. Заключался он в том, что Бадма с Дагмарой и Надя с детьми собираются дома у серого кардинала с Леной, Ваней и Машей и проводят день в своё удовольствие. А мы, оставшиеся — сам Михаил Иванович, братья Головины, начинающая семья Ланевских и я — покатаемся на лодке по местной реке Гвадалквивир. Мощный старик был убедителен, хоть ничего для этого не предпринимал, кажется. Но от него даже через экран тянуло какой-то энергией и мощью. Это немного тревожило. Но очень интриговало.

В подъехавший к нам в проулок кормой космолёт едва не бегом забежали — так распалила загадка, с которой только предстояло познакомиться. Умница и эрудит Фёдор поинтересовался у Второва, может ли он ознакомить команду со вводными и разрешение в виде кивка получил. Транспорт тронулся, звёздное небо на крыше погасло, а на экранах, слившихся в один, начался фильм, сопровождаемый ровным голосом докладчика. Мы затихли, забывая дышать.

Нам коротко, тезисно, показали историю религий, начиная с самых первых, о которых сложно, а порой и невозможно было найти правдивую информацию. Подробнее осветили пять мировых, включая, разумеется, авраамистские, от самой старой, до самой молодой. По ним данных было предсказуемо больше. И практически мимоходом, вскользь упомянули фамилии основных мировых учёных-религиоведов. И русская там была всего одна. Потом начался предметный экскурс в историю и геополитику, и инфографика наглядно демонстрировала, как и с какой скоростью продвигались по земле вопросы веры. И с какими событиями это было связано. Второв смотрел на кадры без эмоций, видно, не в первый раз наблюдал. Мы же ошарашенно замерли. Все учились в школе, в вузах, тема была не сказать, чтобы совсем незнакомая. Но таких подробностей не ожидал никто. На кадрах с цифрами сокрушительных побед богоспасаемых воинов тихо, беззвучно заплакала Мила. На таких же про ислам начал сдавленно материться Головин. Равнодушными в салоне можно было назвать только мощного старика и его умницу-помощника. Но я был уверен, что и у них на тему этой видеолекции было свое мнение. Надо полагать, одинаковое. Оставалось только дождаться, когда оно будет озвучено.

Машина остановилась, но фильм не заканчивался, и мы по-прежнему сидели не шевелясь. Финал был посвящен новым, вернее, относительно новым методам борьбы за единоверцев и единомышленников. Мне запомнилась история о «чёрных легендах» — страшилках и байках, пра-прабабушках современного чёрного пиара, с помощью которых голландцы и англичане планомерно расшатали и уронили Испанскую империю. Не ими одними, конечно, но сам факт. А мне сразу пришла на ум история, как из Амстердама отправилась Петру Первому докладная якобы Змицера Волк-Ланевского. Которая, будь она поскладнее сделана, вполне могла спровоцировать Петра Алексеевича отправить флот к дальним берегам Атлантики. И какие флаги над русскими портами увидели бы вернувшиеся из плавания моряки — кто знает?

Из темного сумрачного нутра космолёта выходили в полной тишине. Мы с Тёмой тут же закурили, стоя молча, не решаясь делиться эмоциями. Перед нами раскинулась широкая, не на километр ли, река. Сине-зелёная вода, куча лодок и лодочек, яхты, баржи и даже, кажется, паром. Тут было очевидно, почему реки романтически называют водными артериями — движение по этой было очень похоже на кровь под микроскопом: суда разных форм и размеров сновали туда-сюда, как кровяные тельца.

— Что думаешь об увиденном, Дима? — спросил кардинал, спускаясь по ступенькам из машины последним.

— «Причём тут мы?» я думаю, Михаил Иванович, — ответил я, поворачиваясь к нему, словами внутреннего скептика, но сказанными без исходной надрывной экспрессии и бранных междометий. И заметил, как хором кивнули Тёма и Серёга, а Мила широко распахнула сапфировые глаза, ожидая ответа старика.

— Хороший ответ, хоть он и вопрос, — Второв улыбнулся. — А в целом история тебе как?

— Историю я люблю, ценю и уважаю. Эта, сегодняшняя, ещё вполне деликатная, как мне показалось. Хотя вообще-то историю обычно пишут все, кому не лень.

— Интересная версия. Я чаще слышал, что её пишут победители, — поднял бровь он.

— Так Димка так и сказал, — буркнул вдруг Головин, кивнув на меня. — Побеждённым и так есть чем заняться — еду искать, границы защищать, дома заново строить, детей растить. А победителям на всём готовом только и дел, что переписать всё так, как им хочется: чтоб они впереди и все в белом.

Фёдор искоса глянул на брата, и мне почудилась искра гордости в его взгляде.

— Именно, Артём. Они лишают побежденных истории. А народ без истории — это дерево без корней, — продолжал Второв.

— Так не бывает, — проговорил я, глядя на реку, мимо плеча мощного старика.

— Почему? — заинтересованно взглянул он на меня.

— Нас так в школе на природоведении учили. У дерева есть корни, ствол и крона. Если корней нет — это не дерево. Это дрова.

Второв пару раз хлопнул в ладоши, а на лице у Фёдора появилась довольная улыбка.

— Браво, Дима, именно так! Дрова! Опять ты умудрился в два слова вписать то, о чём другие люди болтали бы битый час. Поэтому и стараются все новые победители лишить корней тех, кого обыграли. А в современных и даже относительно современных реалиях они уже и победы не дожидаются — подсекают корни живого дерева, дожидаются, когда оно начнёт хиреть и вянуть. И жгут всё дотла, — в голосе старика звучали горечь и ненависть. И, кажется, я начинал понимать его.

— Есть очень мало людей, кто думает так же, как ты, Дима. И как я. Подавляющему большинству это не нужно и не интересно. Им бы брюхо набить, сериальчик глянуть да поспать послаще. И чтоб с работы не выгнали. Кругозором сейчас хвастаться не модно — он же не часы, не одежда, не смартфон. Его мало кто оценит.

Я кивнул согласно, потому что кардинал выразил мои собственные мысли, практически слово в слово.

— Методы борьбы за паству меняются, верно. Теперь царствием небесным, а уж тем более отпущением грехов, никого не прельстить — слишком дальняя и сложная перспектива, там думать надо, а это трудно с непривычки, — продолжал Второв. — И, веришь ли, борьба за ресурсы и могущество тоже стала попроще, без лозунгов и платформ, по крайней мере для широких народных масс. Кто больше денежек выручил — тот и молодец. А кто проще всего с деньгами расстаётся?

— Дураки, — хором ответили Ланевские и я, а Головин соригинальничал, выдав: «Буратины!».

— Верно, ребята, — вздохнул мощный старик. А внутренний скептик настойчиво повторил свою предыдущую реплику, пересыпав её матерком ещё гуще.

— Я рискну показаться нетерпеливым и невежливым, Михаил Иванович, — медленно начал я, оборачиваясь к кардиналу от суеты плавсредств на поверхности Гвадалквивира, — но вопрос «Причём тут мы?» никак не оставляет меня.

— Я вам сейчас притчу одну расскажу. Всё равно нам последнего участника экспедиции ещё ждать, немного времени есть, — владелец и властелин чёрт знает чего и многого другого, внезапно ставший ещё более загадочным за последние полчаса, элегантным движением поддёрнул брючины своих чинос и уселся на ступеньку того чёрно-серебристого крылечка, что не успел втянуть в себя доставивший нас на берег реки космолёт. Мы подошли чуть ближе. «Ну, щас Акелла со скалы-броневичка нам задвинет про рыжих собак!..» — потёр руки внутренний фаталист. Я едва сдержался, чтобы не хмыкнуть — сцена и впрямь была похожа на старый мультфильм про Маугли. Принимая во внимание наличие в аудитории двух Волков — тем более.