Записки нечаянного богача – 3

Глава 15 Новые планы. Волчьи сказки. Изящная рокировка

Со стадиона пришлось уходить быстро, почти бегом. Всем журналистам, кому не нашлось места в вертолёте, враз стало очень интересно, что же это за овощ такой нарисовался на мероприятии, чтобы с ним Сам лично говорил, да не при всех, а по пути, приватно. Овощ — потому что на фрукта я был точно не похож. Не придумав ничего умнее, как симулировать, вполне убедительно, кстати, глухонемого, я спешно покинул спортивный объект, позорно бросив на произвол судьбы Лорда с его будущей тёщей. В общем, ушёл по-английски.

Обратно мы собрались снова у Василя, в том же, будто родном уже зале с латными доспехами и дьявольски тяжелой мебелью. Когда на той самой видеопанели, что транслировала картинку с крыльца, и которую, видимо, руки не дошли убрать, показался минивэн с вороном во весь борт, возивший теперь вдовствующую императрицу бабу Дагу с внучкой и присными, телефон в кармане заиграл струнным проигрышем Носкова. Значит, Надя.

— Привет, радость моя, — поприветствовал я жену.

— Волков, объясни мне две вещи, — начала было она угрожающим голосом, и я сразу сыграл на опережение:

— Объясняю: замуж ты за меня вышла потому, что я умный, красивый и очень скромный, а не развелась до сих пор потому, что любишь меня безумно!

— Тьфу, балбес, такой скандал мне испортил! — засмеялась Надя в ответ. Судя по тому, что на заднем фоне раздавалось частое Анино «что там, что там, что там?», почти сливавшееся в один непрерывный писк, громкую связь жена не включала.

— Не надо скандалить, милая. День был длинный, и всё никак, гад, не закончится. И народ вон только подтягиваться начал, а я за стол без них не садился, ждал, как приличный, — пожаловался я, махнув приветственно входившим друзьям. Команда была вся в сборе: Тёма, Серёга с Милой и Дагмара, которую снова везла Бадма.

— Тут Ленка мне ссылку прислала на ролик, где ты с первым лицом соседнего государства обнимаешься. Объяснишь? Это какое было по счёту из тех трех дел, что тебе оставалось сделать, чтобы вернуться уже обниматься к тоскующей жене? — нет, определенно, заинтересованную женщину остановить невозможно. Падёт всё — логика, правила, законы и даже гравитация, но она непременно добьётся своего. По крайней мере моя так точно.

— Это дип фэйк и каскадёры! Не было такого, вон парни не дадут соврать. Руку пожал мне и по плечу похлопал, а обнимашки — это уже происки оппозиционно настроенных к здравому смыслу журналистов, — решительно отмёл беспочвенные обвинения я.

— Ладно, допустим. А зачем, скажи мне, ты меня отправил дом выбирать, если ты их все три уже купил? — так, ну с этим попроще должно быть.

— Как — зачем? Во-первых, их там, оказывается, разметают, как горячие пирожки. Стоит появиться дому — тут же выкупает какая-нибудь зараза, чтоб потом втридорога продать. Вы, кстати, какой выбрали? — да, моя любимая игра в переключение внимания. И — да, всегда работает.

— Тот, что к океану поближе, и от маяка подальше. Там Аня с Антошкой как только сад увидели — всё, все вопросы пропали. Ну, правда дочь ответственно пошла и проверила наличие мангала, как ты и велел, — вот и в этот раз сработало. Надя так воодушевлённо рассказывала о событиях сегодняшнего дня, что перебить при всём желании не получилось бы. Хотя я и не планировал.

— Там и яблоки, и лимоны, и виноград! А ещё черимойя — ты такого и не пробовал, наверное?

— Чери — кто я? — чего это они там нашли такого оригинального?

— Фрукт такой местный, на вкус — как ананасово-персиковый пломбир! Я теперь только поняла, чем там в будущем Коля угощался в книжке у Булычева, — ого, вот это экскурс. Не помню, чтобы она про эту книгу рассказывала раньше. Видимо, тёплый климат благотворно повлиял.

— Но ты мне всё равно объясни, куда нам три дома-то? — я говорил уже про то, что даже у гравитации шансов нет? Вот.

— А это подарки друзьям, родная. У одного свадьба на носу, а невеста бледненькая, и на море давно не было. А второй моими стараниями не то, что поседеет до срока, а как бы вообще все волосья не повылазили. Так что готовься встречать расширенный состав, — честно объяснил и предупредил я.

— А… А! Понятно, — через некоторое время проговорила Надя тоном, который никак не соответствовал ответу. И я её прекрасно понимал. Скажи мне кто полгода назад, что я куплю переулок в Испании — я бы тоже, мягко говоря, удивился.

— А дел осталось — сущие пустяки: доехать до одной деревни, тут минут сорок в одну сторону, а потом ещё в одно место заскочить, но туда часа два пилить минимум. И всё, накрывай стол, дон Сальваторе! — уверенно сказал я. Очень хотелось, чтобы именно так всё и произошло. Хотя бы для разнообразия.

— Папа, папа! — Аня, видимо, вырвала трубку у мамы, не вытерпев очереди в переговорную кабину. — Прилетай скорее, тут мороженое прям на деревьях растёт! И беседка вся в винограде, он вкусный! А лимоны из кухни можно рукой достать и в чай порезать! Ну, маме с Антошей можно, а я не достаю. Я зато их могу метлой сшибать!

Я не смог, да и не старался сдержать улыбку, слушая восторженный щебет дочки. Очень захотелось к ним поскорее.

— Солнышко, это очень здорово! И я очень рад, что вам там так понравилось. Нам с Лобо осталось в два места съездить к родне — и я прилечу, честно. С дядей Серёжей и дядей Артёмом. Отдыхайте там, и проследи, чтобы брат все эти чармандеры не стрескал!

— Черимойи, пап! И Антоша их только одну съел, а больше не стал, сказал — сладкие они, детские. Зато тут спортплощадка рядом, и мы каждый вечер ходим! У него уже шесть кубиков и у меня тоже шесть! — гордость её просто распирала.

— Вы у нас с мамой такие молодцы! — предельно искренне признался я дочери. — Помогайте маме обустроиться в новом доме. Нужно, наверное, будет съездить в Кадис, в большой магазин, купить много нужного — полотенца, мебель, посуду. А ты сможешь игрушки себе выбрать, любые и даже целых три! — это неожиданно проявился осмотрительный вследствие бедности предыдущий Дима. Тот, который нарочно бедный, а не нечаянный богач.

— Хорошо, Дим, — ответила уже Надя. — Мебель тут вся есть, как и сантехника. Мебель раритетная, с историей, но крепкая. А сантехника новая, шикарная. И джакузи даже есть. Ты прилетай скорее, вместе проверим. И ванну, и мебель, — она подпустила в голос манящей интриги. И мне тут же показалось, что в Темнолесье пора ехать вот прямо сейчас, на ночь глядя.

— Хорошо, милая. Ты умеешь намекать прозрачно, как один местный военврач — доходчиво, помогая себе руками, — чуть смутившись ответил я жене.

— Я много чего умею. Прилетай скорее, напомню, — многозначительно промурлыкала она и положила трубку. Ну как в таких условиях работать?

За столом мы обсуждали уже произошедшее и ещё только грядущее. Выходило пока вполне складно.

Серёга, поминутно кивая на Валю, рассказал про предприятия и доли, планы модернизации и масштабирования. Вплетал в разговор каких-то решительно неизвестных мне граждан с ремарками вроде «Андрусь поможет с транспортом» и «Гнат обещал проследить». В общем, сомнений в том, что Лорд основательно и крепко взялся за дело и, как говорится, «был очень плотно в материале» не возникало. Глядя на восхищённые сапфировые глаза Милы — оставалось только радоваться за них обоих. И молиться всем Богам, чтоб наши будущие покатушки никаких корректив не внесли.

Потом баба Дага рассказала давнюю историю, как в далёком 1994 году один грузоперевозчик из Могилёва поддержал одного депутата Верховного совета республики. И как потом все обязательства по этой поддержке ловко перехватили и значительно расширили Мордухаи.

— Прощения просил. Я и сама всё понимаю, тяжко ему, муторно, да и не мальчик уже. Добра пожелал, вас, Волко́в, держаться велел. Ну тут я, Дима, спорить не стану ни с тобой, ни с ним. Как Волки Воро́н сторожить взялись — я помню. С тех пор, как Витольд жив был, мне так спокойно не было. Спасибо вам, хлопчики, — казалось, ещё чуть-чуть — и зарыдает. Ну нет уж, хватит её слёз, отплакала своё.

— Так, милые дамы, хоро́ш сырость разводить. Когда будет надо — я скажу, или вон друзья мои, если я не смогу. А пока не надо! У нас на носу сплошь приятные хлопоты, так что нечего мочить дорогу слезами.

Я собрался с мыслями, а Василь в это время наполнил всем за столом бокалы и рюмки.

— Для начала поднимем тост за начало доброго пути! Я себе это так вижу: пока тут специально обученные люди организуют работу и будущую свадьбу — мы на месячишко отвалим в тёплые края. А к Новому году вернёмся и порадуемся. Есть возражения? — и, на всякий случай, не дожидаясь реплик с мест от удивленных лиц, выпил. Нанервничался сегодня. И вчера. И позавчера тоже.

— В Беларуси по осени свадьбы гуляют, Дима, — осторожно начала баба Дага, пригубив бокал с чем-то красным. Ей, Миле и Бадме Василь наливал что-то из отдельной бутылки тёмного стекла в изящной оплётке из ивовых прутьев. «Местное свекольное кьянти?» — предположил неуёмный скептик.

— Это те, кто весь год пахал как про́клятый, потом урожай собрал, продал, раздал долги и на сдачу свадьбу закатил. Традиционно, не спорю. Но мы, как говорил один, не к ночи будь помянут, деятель, пойдем другим путём. Или кто-нибудь станет со мной спорить, что белая шуба хуже белого платья? — поднял я левую бровь на притихших дам.

— Ай да хват! Будь я помоложе — не ушёл бы ты от меня, чёрт речистый! — старуха откинулась на кресле и рассмеялась весело, от души. Бадма втихаря показала мне большой палец. Мила только робко улыбалась, переводя взгляд с меня на Лорда.

— А как нам дела делать, если не отсюда? — начал было Серёга, но, судя по лицу, тут же понял, что и сам прекрасно знает, как именно.

— Так же, как и с Белой горой. Умно, современно и эффективно, как ты умеешь. Тебя учить — дураком быть, никакого желания не имею. Я и так много опрометчивых поступков совершаю регулярно, — добавил я под скорбное согласное кивание Головина. И продолжил, глядя на Милу:

— Скажи, ты на море была когда-нибудь?

— Да. На Минском. И на озёрах, — кивнула она и ответила своим неземным голосом.

— А за границей бывала? На самолёте летала хоть раз?

— Нет, никогда, — она потупилась смущённо.

— Вот и исправим оба момента. Как только все задачи выполним, все две — сразу и полетим. Тём, у тебя есть на кого дела твои скорбные перевесить на время отдыха? Ты, кстати, когда крайний раз в отпуске был?

— Перевесить — это я завсегда, это со всем нашим превеликим удовольствием. А про отпуск — веришь, нет, но ты первый и, кажется, единственный, кто мне этот вопрос задал в жизни. Я как-то на больничном больше, — посмурнел он.

— Вот и отлично. От лица… Да от своего, собственно, лица сообщаю: господа Ланевский и Головин сегодня стали обладателями симпатичных таких домишек на берегу Атлантического океана. Опускайте брови обратно — на нашем берегу, не на ихнем. И вот туда-то мы все и полетим. И до Нового года — никаких больше больниц, упырей и орденов, только солнце, море и еда. Или там было «воздух и вода»? Короче, каникулы объявляю!

Ответом была краткая тишина, которую прервал рёвом «Ура!» Артём. На втором повторе к нему уже присоединились все. И ангельский колокольчик Милы наконец-то звучал радостно и счастливо. Таким вещам цены нет, это уж как пить дать.

Посидели недолго и скоро разошлись по комнатам. Последними в зале оставались Василь с Головиным, которые, как несложно было догадаться, зная кипучую натуру и сверхсекретную личность Тёмы, нашли общих знакомых в самых разных странах, сферах и чинах, и теперь делились эмоциями и впечатлениями о некоторых событиях своих жизней. Полагаю, тот же товарищ Колоб, да и несколько ведущих мировых остросюжетных сценаристов, дорого дали бы за возможность послушать хоть немного. Под бутылочку «Зубровки» истории за столом набирали обороты с космической скоростью. По крайней мере, я уходил на фразе: «вот оказались мы на маленьком кусочке земли, а вокруг лезут крокодилы».

Сон навалился, будто только и ждал, когда в комнате с видом на «Площадь Звёзд» погаснет свет и моя голова коснётся подушки. Казалось, что не на постель лёг, а на воду, что разошлась под спиной и сомкнулась над лицом, оградив от звуков, света и всех прочих ощущений. Но не было ни холода, ни сырости, ни страха, и дышать я не прекращал, поэтому лишь замер и прислушался к полной тишине внутри и снаружи.

Неожиданно перед глазами стало светлеть и уже скоро стало возможно различать очертания предметов. Ими оказался холм с дубом на вершине, словно выходящий из стоявшего позади смешанного леса, и красновато-серый камень возле него. Послышалось журчание ручья.

— Ну здравствуй, родич! — прозвучало от камня. Когда ещё чуть просветлело, я увидел возле глыбы мужчину, одетого по старинной местной моде. На ум полезли всякие жупаны, кунтуши и прочие епанчи, о которых я читал в учебниках истории и после, в самых разных книгах, попадавшихся мне на пути. На поясе у него висела сабля в ножнах. Прислоненный к камню, стоял невысокий красный щит с волком и тремя полосками.

— Приветствую!, — поднял я руку. Странно — на «мои» Небеса поднимался только дух, а здесь я был, кажется, во плоти. Проверять, правда, очень не хотелось. И над тем, что сказать шляхтичу, тоже пришлось подумать: здравия ему явно желать было без толку, а мира по дороге — пока рановато.

— Ты прости, что дочку твою потревожил. Много грызни между Волками было в веках, решил с младшей начать знакомство. Были годы, когда с колыбели в детях ненависть воспитывали к чужим гербам и фамилиям. Твоя не такая. Чистая душа, — он мял в руках шапку с каким-то пером, и, кажется, испытывал неловкость. Никогда до сих пор не видел стеснявшегося привидения.

— Учим помаленьку, — сказал я только для того, чтобы заполнить повисшую паузу. Меня словно течением подносило всё ближе, и вот мы уже стояли у камня рядом. На расстоянии вытянутой руки. И сабли в ней. Только у меня сабли не было.

— Пока Волки промеж себя сварились — многие на том руки погрели. Землями приросли, народом, златом. Испокон веков так повелось: кто-то воюет, кто-то жирует.

— Ничего и не поменялось, — кивнул я.

— Не скажи. Многое поменялось, очень многое. Ты в своем роду последний. Видно, за то и решили тебя силой испытать. Кто ж знал, что совладаешь ты с ней? А в нашем — Сергей последний. Пока. Сплелись ваши судьбы на диво, нарочно такого не придумать. А теперь ещё и Ворона с вами. И тоже в роду последняя.

— Откуда ты?.. — спросил я у задумавшегося шляхтича. Ветер за спиной шумел листьями на дубе.

— Григорием зови. Вотчина наша под Городнёй была. Сюда, в эти края после уж перебрались.

— Душа у меня не на месте, Григорий, — сказал я сперва, и только потом понял, как по-идиотски это звучало. И в то же время было предельно честно и очевидно. — Змицер, твой родович, просил памятку о невесте его в озеро кинуть. А я не сделал, что обещал. Боюсь, беды бы на молодых не навести.

— Беды не будет, не тревожься. Всё ладно ты сделал. И душу молодой Вороны обратно вернул, и дрязги их с Мордухаями рассудил по чести. Вдруг и мою просьбу выполнишь? — он опёрся на рукоять сабли и посмотрел на меня выжидающе. Хищный нос, острый, хоть и кривой, ломаный не раз, и глаза серые, стальные, один в один как у Серёги. И Змицера.

— Чем смогу — помогу, Григорий, — вернул я ему взгляд. Он смотрел мне в глаза не мигая не меньше минуты. А потом улыбнулся, как сытый волк-сосед возле «бурого балагана» на озере, скрытом петлями и изгибами Уяндины-реки.

— Го! Этот и вправду сможет! Нашёлся в роду шляхтич, что ни живых, ни мёртвых не боится и свой карман чужими душами не закрывает. Добрая кровь в тебе. Предкам твоим — почтение, — он поднял серые глаза к такому же свинцовому небу. И мне показалось, что оно ответило дальним раскатом грома. Или не показалось. Потому что он чуть поклонился на звук, отведя в сторону шапку с длинным пером.

— В стародавние даже для меня времена обычай был. Откуда пошёл — не скажу, не знаю. Когда чуяли Волки беду — приходили к дубу, что на их землях всегда рос. Да передавали там силу и память. Как делалось то — тоже не знаю. И как забрать переданное — не ведаю. Но все Волки — и Ланевские, и Леоновичи, и Карачаевские, и Муромцевы — про то знали. Наш дуб — вот он, — и он повёл рукой вправо, словно представляя меня дереву. И пропади я пропадом, если дуб не махнул мне веткой размером, кажется, с моего Раджу. И в кроне кто-то задорно каркнул.

— Поутру станешь лицом на восход солнца, отмеришь от дерева дюжину аршин. Там наша памятка будет. Перстень мой найди да Сергею передай. Бог даст — в помощь ему будет. Пойдёт сила и слава Ланевских и дальше по Земле, под ласковым солнышком, — он запрокинул голову, а я увидел в глазах его такую смертную, звериную тоску, что враз поверил: этот солнышка не видал давно.

— Не будет ли обидой роду, если взамен схороню я на том месте останки Змицера, что с дальней стороны привёз? — меня подхватила манера речи собеседника. Но так даже лучше, складнее как-то выходило.

— Лишь честь будет. А ручеёк, что тут бежит, с Милой Вороной свяжет их. Покой будет им наконец-то, — кивнул Григорий.

— Что ещё могу сделать для тебя, родич? — внутренний фаталист корил меня за излишний альтруизм и велел скорее просыпаться, чтобы не опоздать на завтрак, но мне снова было совершенно не до его вечного голода.

— Отпусти меня, Волк. Тяжко мне. Устал я, — голос шляхтича стал ниже и глуше. Дуб за его спиной словно замер.

— Я благодарю тебя за науку и совет, Григорий Волк. Я сделаю то, что обещал тебе и твоему роду. Окончена твоя служба. Мир по дороге! — я поклонился ему до земли. А когда поднялся — рядом с камнем лежало только длинное чёрное перо. А далеко в лесу за дубом раздался торжествующий волчий вой в несколько глоток.

Кто-то щёлкал крышкой Зиппо, сидя прямо на моей кровати. Что там за нахал⁈ Нет, я, может, во сне и выгляжу умильно, как многие: ладошка под щёчкой, слюни на подушке, волосы во все стороны. Но нельзя же так⁈ Поднявшись с хриплым рыком разбуженного не вовремя, понял — бить некого. Звонил телефон. Мой.

— Слушаю, — прорычал я спросонок в трубку, найденную наощупь, не раскрывая глаз.

— Дима, привет! — раздался голос Второва, крайне неожиданно сработавший в сонном мозгу. Как будто кто-то ковшик холодной воды на голову вылил, а потом им же, контрольно, ещё и по лбу приложил.

— Здравствуйте, Михаил Иванович! — я сполз с кровати и прислонился к окну, за которым был явно не день.

— Разбудил, что ли? Тьфу ты, тут обед уже скоро, я и забыл — где ты! Прости Бога ради, совсем заработался, — где-то на фоне раздалось какое-то мяукающее чириканье неизвестного мне, но явно сильно не среднеазиатского языка. Где-то значительно дальше в Азии так говорят.

— Ничего страшного, я и сам вставать собирался, — кажется, фальшь в моём голосе уловил бы и глухой. Хотя я снова ни слова не соврал — и вправду собирался. Просто абсолютно точно не сейчас.

— Я тут новости смотрел, Дим, — поведал мне кардинал откуда-то с другого угла глобуса, сделав вид, что на моё «ничего страшного» не обратил внимания.

— Велено передать, что по Гомельщине можно начинать, — ну всё, вот и поспали. С такими собеседниками никакого чая-кофе не нужно — мозги и «на холодную» запускаются отлично, только искры во все стороны.

— Не хочешь узнать, что именно? — я прямо видел его обсидиановый прищур.

— Как сочтёте нужным, — ровно ответил я, махнув рукой, будто отгоняя внутреннего скептика, что опять требовал крепко прислониться к чужим деньгам. Ну как можно быть таким жадным?

— Я тебе пару файликов сейчас скину, там кое-где галочки будут. Ты банкиру своему покажи. Он, как ты говорил, точно придумает что-то логичнее и рациональнее, чем ты, — вулканическое стекло растаяло мягкой морской пеной, он явно улыбался. — Но больше никому, договорились?

— Конечно, Михаил Иванович! — ответил я, и вот тут точно не могло быть сомнений в моей искренности.

— Какие планы? — спросил он явно на прощание.

— Финишная прямая: две точки на маршруте — и к семье скорее.

— Соберётесь — пусть Артём Фёдору позвонит. Я лётчикам добро дал, доставят вас в тепло.

— Спасибо большое, Михаил Иванович! — от души выдохнул я.

— Пустяки. Лото, главное, не забудь! — напомнил он и отключился. Как, ну как он может столько всего в голове держать? Я и забыл сто раз про то лото. Наверное, поэтому он — серый кардинал, а я нечаянно мимо проходил.

К моему удивлению, в зале за столом уже сидел Головин, наворачивая из чугунной сковородки размером с канализационный люк великанскую яичницу на сале, с лучком и помидорками. Дух стоял такой, что внутренний фаталист едва наружу не вылез — биться с Артёмом за еду. Тот рубал так, что только уши ходуном ходили — и где успел настолько проголодаться? Я заметил на широкой шее за ухом полосу царапины, уходящей под футболку. А вчера её не было.

Тут со стороны кухни вышла Бадма Норсоновна, очень личный помощник… теперь уже и не поймешь, чей. Потому что на ней была куртка Головина с закатанными рукавами, внатяг сидевшая на четвёртом номере и свободно висевшая в остальных местах. На шее над воротником красовалась половина сочного синяка. Вторая явно скрывалась ниже. И глаза были крайне довольные, хотя и явно не выспавшиеся.

— Тут пахнет похотью, — поведя носом и сделав вид, что принюхиваюсь, сказал я.

— Мы мылись! — тут же вскинулся Тёма, выдав двоих с потрохами. Бадма лишь посмотрела на меня с оригинальным сочетанием легкой тревожности от столкновения со сверхъестественным обонянием и некоторым недовольством от не самого тактичного замечания.

— Чай будете, Дмитрий Михайлович? — а вот безэмоциональный тон степных каменных изваяний удавался ей по-прежнему.

— Давай уже на «ты» тогда, Бадма Норсоновна. Чувствую — уже можно, — вздохнул я, садясь рядом с Головиным. — И чай я буду.

— Я говорил тебе, Бадька, что он колдун? Редкий притом! — махнул на меня Тёма приличным ломтём ржаного, которым помогал себе управляться с глазуньей. Подумал, вздохнул и подвинул ко мне локтем вилку, кивнув, мол, налетай. Я капризничать тоже не стал.

— Под утро как завыли волки в голове, я думал — глюки. Но Бадька тоже говорит, слышала, — проговорил он как-то ловко проталкивая слова на противоходе мимо еды.

— А чего ты её Бадькой зовёшь? — запоздало удивился я.

— Ну а чего? У кого — Надька, у кого — Бадька. Нормальное имя, и она не возражает. Ты же не возражаешь? — повернулся он к цветку преррий, глядевшему на завтракавших мужиков с вечным женским умилением и нежностью, довольно неожиданными на её смуглом лице терракотовой статуи.

— Не возражаю, Тём. Ешь, не разговаривай с набитым ртом, — кивнула она, и, я клянусь, голос был ласковый.

— А попроще обмундирования не нашлось, что ли? — кивнул я на куртку с памятным грифоном, который теперь не висел, а самодовольно лежал.

— Там это, — и случилось чудо, какие в жизни бывают лишь раз — стальной Головин покраснел! — В негодность одежда пришла, короче.

— Совсем? — удивился я.

— Ага. Горсть пуговиц и какие-то нитки тонкие, как будто со стропы или паракорда рваного. Из чего ни попадя одежду шьют, жулики, — по-прежнему чуть смущённо пояснил он. — Мы думали у Милки чего-нибудь попросить. Но там, во-первых, бабку будить не хотелось, а во-вторых — калибр не тот совсем.

И он посмотрел на свой китель и грифона на нём так, как, я уверен, никогда прежде.

— А доставка тут пока не работает, мы звонили. Круглосуточных вообще нет, а откроются только в девять, — подтвердила Бадма. Или уже Бадька. А полное имя тогда какое — Бадежда? Так, рано я думать начал, надо чаю сперва, сладкого и покрепче.

Я глянул на часы — половина седьмого утра. Ладно, будем надеяться, что поговорка «кто рано встаёт — тому Бог даёт» в такую рань тоже работает. Тут послышались шаги на лестнице и в зал зашёл лохматый и зевающий Лорд, с закрытыми глазами озадачив всех вопросом:

— А ещё кому-нибудь волки сегодня выли?

— Да, — прозвучал в ответ трёхголосый хор. Ланевский замер, будто на стену налетел. Врагу не пожелаешь так резко просыпаться, конечно.

Он как-то неловко боком прошёл к столу и уселся рядом со мной, избегая, кажется, встречаться глазами с любым из нас. А когда Бадма подошла и наклонилась налить ему чаю, подвинув, кстати, молочник, едва не подскочил. Над столом осязаемо сгустились тучи и повисла тягостная недосказанность. Только внутренний скептик вполголоса что-то язвительно вещал фаталисту про восточную иезуитскую хитрость. Которой, кстати, не могло быть в природе ни технически, ни географически — орден придумали в Риме, а он точно находился не на Востоке.

— Так и будем сидеть, как будто незнакомые? — поинтересовался Головин, звучно отхлебнув чаю.

— А как же теперь… — начал было Лорд неуверенным голосом.

— Как большие мальчики и девочки, Серёг. Ты переживал, как быть с Бадькой? Больше не переживай, нормально с ней всё. Очень даже, — глаза приключенца снова замерли на грифоне и приобрели романтический блеск.

— Она же раньше… Ну… — Ланевский явно тоже старался срочно отрастить новые нервные цепочки, но те катастрофически запаздывали.

— Есть анекдот такой старый, Серёг. Дружат дядя с тётей. Месяц дружат, полгода, год. Она ему между делом так и говорит: «Как насчёт ЗАГС посетить, пока погода благоволит?». Он подумал и отвечает: «Я бы с радостью, но ты, прости за нескромность, не девушка». Она в ответ: «Скажи мне, я выгляжу хорошо?». Он врать не стал, «выше всяких похвал», говорит. «Готовлю вкусно?». «Не то слово, ум отъешь!». «А в интимном смысле?». Он смутился, но подтвердил, что и там вопросов — ни одного. «Так ты что думаешь, я всему этому на онлайн-курсах научилась⁈».

Бадма хмыкнула, обошла Головина и вполне по-хозяйски обняла его из-за спины, положив подбородок на широкое плечо. Без подтекстов, злорадства или превосходства — просто констатируя свершившийся факт. И демонстрируя наглядно преимущества лабильной психики.

— Ну да. Правильно. Куда мне две-то? — Лорд, кажется, пробовал договориться сам с собой. Но думать явно уже начал, притом вполне прагматично.

Я вспомнил про утренний разговор, достал телефон, нашёл сообщение Второва и толкнул трубку по столу Серёге.

— Это чего? — спросил он, вглядываясь в экран. И медленно поднимая брови.

— Это значит, что рефлексировать нам некогда — у нас дел за гланды. И выезжать надо скорее. Волки там уже час как воют, охрипли уж, поди. Грех так над роднёй издеваться, — окончательно перевёл стрелки я.