Записки нечаянного богача – 3

Глава 16 Ручей у холма. Наших прибыло

Раджа летел по двухполосному шоссе, которое совсем недавно было четырехполосным. Вокруг проносились перелески, поля и населённые пункты, названия которых ни о чем не говорили ни мне, ни Тёме, ни Серёге, ни даже Миле — она в этих краях не бывала никогда, хоть и прожила всю жизнь рядом. Полей было много, и все ухоженные — не то, что в Подмосковье, где за каждым кустом или коттеджный посёлок, или поле, заросшее такими чапыжами, что и на поле-то не похоже. Мы трепались по пути обо всём, поэтому выяснили, что даже всезнающий Головин ничего про здешние Романовичи, Горбовичи и Амхиничи не слышал. Зато, увидев указатель «Чаусы — 12 км», вспомнил, как однажды в госпитале попалась ему книжка про военврача, который куда-то в прошлое провалился. Врач тот, со слов Артёма, был какой-то заурядный, хотя вроде бы мужик хоть куда, а в целом книжка очень понравилась и запомнилась. Он даже про автора в сети поискал, чего бы ещё интересного почитать у него. Нашел целую серию про «попаданца» в Отечественную войну 1812 года — та тоже классная была, и про оружие там было интересно написано. Тогда он, как сам сказал, полтора месяца на больничных харчах отъедался, времени было — вагон, от души почитать удалось. Вот автор тот, Анатолий Фёдорович Дроздов, оказался родом из тех самых Чаус, до которых было рукой подать. Но мы до них всё равно не доехали.

Утром, доев общий завтрак и поприветствовав проснувшихся рано бабушку и внучку, разделились: Бадму с Дагмарой под присмотром Славы и его ребят направили по магазинам и ещё каким-то делам, а сами прыгнули в Раджу, едва только начало светать. Поэтому на место прибыли, когда солнце ещё не оторвало от горизонта нижний край. Навигатор упорно отказывался проводить нас поближе к лесу, убеждая то свернуть в ручей, то в чисто поле, то бросить машину и идти дальше пешком. Но мы лёгких путей не искали, а тяжелых не боялись, да и техника позволяла. Поэтому нашли какую-то стрёмного вида колею, видимо, от сельхозтехники, и прямо по ней выехали к холму, который будто бы выглядывал из леса. Или выходил, но остановился на самом краю.

Пока народ разминал спины, я осмотрелся. Именно это место мы и искали. Ручеёк журчал ровно так, как и положено, и дуб высматривал нас, казалось, от самой дороги, словно заждался. А на приметном камне возле него сидел тот самый ворон. Ну, или другой — по ним непонятно.

Мы забрались на холм, причём Милу Лорд занес на руках, привычно подхватив ношу, казавшуюся воздушно-невесомой, будто облачко, в своём нежно-голубом пуховичке. Она так радовалась любой обновке, что становилось даже немного неловко. Но, видимо, понять истинную ценность вещей дано только тем, кто был их лишён. А те, кто не ценил того, что имел, воспринимая как должное и обычное, начинали задумываться лишь глядя на искренний восторг, что излучала взрослая девушка по поводу новой одежды, обуви, телефона, простых украшений и косметики. Хотя, пожалуй, задумываться начали бы далеко не все.

На камень приземлился ещё один ворон, а за ним и третий. Из леса раздалось многоголосое карканье наперебой, а вслед за ним — и волчий вой, заставивший Люду испуганно вскрикнуть и прижаться к Ланевскому ещё крепче, а Головина — достать пистолет так быстро, что я и моргнуть не успел. Не обращая внимания на весь этот концерт с балетом, я подошёл к старому дереву и прижал к стволу ладони и лоб. Почему-то показалось, что здороваться с дубом нужно было именно так. И стало как-то легче. Будто даже удалось различить голоса волков, до этого звучавшие единым оперным фоном, а теперь распавшиеся на пять разных партий. И понять, что серые вокалисты не так далеко, как хотелось бы, и продолжают приближаться. А вот вороний грай разобрать не мог — слишком много черных птиц слетелось за пару минут.

Развернувшись к солнцу, прислонился к дубу спиной, испытав что-то похожее на то, когда маленьким привалишься к отцу или деду — покой, тепло, силу и заботу. Глянул на часы, пытаясь вспомнить, как там правильно надо ориентироваться по стрелкам и солнцу, чтобы найти юг. Но решил, что светило вряд ли конкретно сегодня решило из вредности подняться на небо с какой-то неожиданной стороны. Края далеких деревьев и крыши домов почти касались его, так что если не придираться к градусам и прочим секундам долготы и минутам широты, в которых я всё равно решительно ничего не понимал — восток был прямо передо мной. А дюжина аршин — всего двенадцать шагов, или даже меньше с моим ростом. Не сводя глаз с намеченной линии, прошёл неторопливо всё расстояние. И только остановившись увидел, как Головин, казалось, не отрывая ног от земли, перетёк вперёд, как фигурист по льду, и оказался между Ланевским с Милой на руках, и лесом, что шумел позади меня. И навёл ствол на ближайшего волка.

— Тёма, нет! — резко сказал я. Но шевелиться не стал. Не потому, что волков испугался, а потому что прямо подмётками ботинок чуял, что набрёл на нужное место.

— А вы хрена ли рычите? Своих не узнали? Сажай всех на хвосты, и пусть тишину мне устроят! — пальцем я ткнул в самого здорового, что стоял впереди всех, прижав уши к затылку и оскалившись. Пока я говорил, уши поднялись и зашевелились, а складки и морщины на морде разгладились, губы опустились, скрыв клыки.

— Другое дело! И всем своим объясни! Тём, у тебя совершенно случайно металлоискателя нет ли? — повернулся я к Головину, утратив к серой родне всякий интерес.

Тот стоял, словно бронзовая статуя чемпиона по стендовой стрельбе, и на вопрос не отреагировал никак.

— Серёг, поставь Милу на землю и пни его, что ли, чего он озяб-то? Нам до Полоцка ещё ехать сегодня, — обратился я к Лорду. Тот осторожно опустил невесту, но пинать Головина не стал — тот сам отмер:

— Ты так в них уверен, Дима? Это дикие звери, вообще-то, — сомнительно спросил он меня.

— На себя посмотри, — буркнул я в ответ. — Есть чем прозвонить земельку, или прям так рыть начинать?

Артём медленно опустил руки с пистолетом, но убирать его не стал. Подошел ко мне, но тоже хитро, не поворачиваясь к стае спиной, и протянул левой рукой лопатку чёрно-желтого металлоискателя, какими обычно в присутственных местах охрана водит вдоль туловищ посетителей.

— До метра вниз опознает драгметалл. Но на «чернину» надо перенастраивать. Чего искать будешь, Куклачёв? — хмуро спросил он, продолжая внимательно смотреть на лесную группу сопровождения.

— Сам ты Куклачёв! — обиделся я. — Он же кошек дрессирует. Дедушка Дуров тогда уж.

— Дедушка дурень, ага. Хорош трепаться, делом займись. Вон кнопка там зеленая сбоку. Цвета различаешь, циркач? — судя по интонации, ему было как-то некомфортно тут, на холме. Среди друзей, пяти волков и вороньего грая. Я же по их поводу отчего-то вовсе не переживал. Тем более, что звери уселись вокруг дуба и просто наблюдали за нами, вывалив алые языки между белых клыков. Довольно порядочных, кстати.

Детектор зазвонил почти сразу. Стоило мне провести широкой дугой над намеченным участком полтора на полтора шага, как у одного из углов, ближнего к красно-серой глыбе, раздались сигналы. Звонкие такие, уверенные. Один из волков взволнованно тявкнул, но крупный, сидевший в середине, негромко зарычал, и он притих. Молодой, видимо, нетерпеливый. Как я практически.

Вгрызшись в каменистую почву холма, я думал только о том, что, если Григорий не подвёл, то в дубраве под Полоцком меня ждет памятка и от моих предков. Вспоминая полеты над Полотой и Двиной, и тот громадный дуб, что был в каждом из видений — вполне вероятно, вполне. Рыл я, вроде бы, аккуратно, но когда штык лопатки лязгнул по чему-то железному — почти совсем остановился. Бережно, очень осторожно обкопав, подвёл снизу ладони и вытянул на поверхность сундучок размером с пятилитровую пластиковую бутылку незамерзайки — я как раз на заправке утром такую приобрёл. В России давно перешли на урезанные форматы в три и даже два с половиной литра, а в братской Беларуси традиции чтили: пять — значит, пять. Только весил сундучишко не в пример тяжелее баклажки с синей жижей.

Вороны подняли хай до небес, если можно так выразиться — стая начала хоровод над нашими головами, двигаясь странной и страшной каркающей чёрной воронкой, как в кино у Бекмамбетова. Радовало лишь то, что «бомбить» пока не начинали. Вот уж чего точно не хотелось бы. Помню, когда ещё один жил — думал вОрона себе завести в качестве домашнего животного. Да, с детства оригинальностью отличался. Так вот, поглядев в сети ролики с видами городских квартир, где держали умных чёрных птиц, передумал. И заводить, и считать их умными. Толковые — да, но гадить там, где живёшь? Да ещё масштабно так.

— Мила, скажи своим, чтоб солнце не загораживали. И вообще надоели орать! — крикнул я Люде.

— А как? — растерянно пискнула она в ответ, выглядывая из-за спины Лорда, который на пару с Головиным гипнотизировал волчью стаю.

— Не знаю, это твоя родня, а не моя. Мои меня послушались, — кивнул я на пятерых серых, замерших возле дуба.

Она зашевелила губами, но звука никакого не последовало. То ли слова подбирала, то ли тренировалась — не понятно. А чёрная малая авиация тем временем разошлась не на шутку — кто-то, видимо, кого-то зацепил в стае, и из хоровода полетели перья. Карканье слилось в один сплошной непрекращающийся звук не то воя, не то скрипа и скрежета, но звучало это всё просто отвратительно.

— Пр-р-рэ-э-эч*! — это было неожиданно, но поразительно эффективно. Причём, сработало не только по воронам.

Хрустальный колокольчик внезапно врезал по стае звуком наподобие циркулярной пилы приличного диаметра. Результат был схожим. Лорда пригнуло и он аж вперёд на шаг отступил, услышав за спиной такое. Я выронил сундучок, причём прямо на ногу, забыв внезапно все соответствующие моменту выражения — просто замер с открытым ртом. Молодой волк затявкал нервно, а остальные просто уставились на Милу с выражением непередаваемого удивления, смотревшегося на мордах очень необычно. Стальной Головин оказался крепче всех — он просто повернул голову к девушке. Рта не открывал, и это явно было очень правильным решением.

Стаю сдуло в лес. Будто какой-то великан скомкал смерч или торнадо и пнул его здоровенным сапожищем. Звук окончательно не стих, но тональность и громкость значительно снизились. Казалось, птицы расселись по веткам на деревьях и теперь обменивались мнениями по поводу произошедшего, вроде: «нет, вы видели?», «что это было?» и «ну надо же!». Но вполголоса, осторожно.

— Ты, Серёга, думай сам, конечно, но я б с ней спорить поостерёгся, — задумчиво выдал Головин.

В сундуке, который раскололся на две половины о продукт американо-еврейской обувной промышленности, нашлось немного золотых и серебряных монет разных эпох, стран и номиналов, три скрученных в трубку пергамента в медных, кажется, тубусах, и серебряная коробочка вроде табакерки или чего-то подобного. А ещё два пистолета, возраст которых не смог назвать даже Артём, ограничившись уважительным: «старинная вещь!». Пока все разглядывали клад, напоминавший тайник спецагента — документы, оружие и деньги — я достал из рюкзака свёрток. В красном бархате, который откуда-то раздобыл Лорд, лежали кости Змицера.

Уложив их в яму, засыпал землёй, пристроив сверху аккуратно прямоугольник дёрна, снятый и отложенный в сторону заранее. Выпрямился и посмотрел на солнце.

— Ну вот ты и дома, Змитрок! Родная земля лучше подводных глубин на чужбине. Закончено твоё долгое последнее путешествие. Пусть Боги помогут тебе найти Милу и обрести покой на ваших Небесах. Мир вам по дороге! — проговорил я, искренне желая двум душам доброй дороги. В это самое время Ланевский раскрыл табакерку, достал оттуда перстень и надел на палец правой руки.

Вороны и волки жахнули одновременно, хором. Вой и грай, но не заполошные или напуганные, угрожающие или скандальные, а непередаваемо торжественные, наполнили всё пространство вокруг нас. Зашумело старое войско леса с князем-дубом, стоявшим перед ним. Мне послышался далёкий отзвук грома с левой стороны. Я повернулся лицом на Север и поклонился, как недавно предок Лорда из моего сна.

Вдруг показалось, что в ответ на раскаты с неба вздрогнул весь холм. Я попробовал нашарить в памяти хоть что-то о землетрясениях в Белоруссии, но не смог. Но больше толчков, или что это такое случилось, не было. Зато примерно в метре от красновато-серой глыбы чуть просела почва, и раздался звук текущей воды. Подойдя ближе, мы увидели, что из-под камня начал бить небольшой, но довольно шустрый родничок, наполняя появившееся углубление. Вода быстро набралась по самый край и начала переливаться. Через минуту осела муть от земли и песка, и стало видно, что на дне этой природной раковины лежал камень. По центру которого оказались высечены три полосы разной длины. Ровно такие, как на гербе Ланевских-Волков. А под ними — что-то очень напоминавшее перстень, такой же, какой держал в клюве ворон на гербе Корвинов.

Я присел на корточки и набрал водицы в ладони, сложенные ковшиком, одна на другую. Попробовал и замер от смеси восторга и удивления. Вкусом она точь-в-точь напоминала ту, что была в «правом» ручье, возле «бурого балагана» под скалой с можжевельничком. И тоже будто насыщала и бодрила с двух-трёх глотков. Только у этой были какие-то особенные привкус и тонкий аромат. Будто бы свежескошенного сена. Или травы зубровки, они чем-то похожи, но её запах какой-то чуть более островатый, если можно так сказать.

Мила подошла к Серёге и взяла его за руку. Они смотрели на поднимающееся выше Солнце вместе. И я почему-то был полностью уверен, что это продлится долго. И что их дети, и дети их детей будут запоминать, учиться и стараться найти для себя в жизни такую же пару — человека, с которым смогут как можно дольше смотреть в одну сторону.

Они обернулись. В глазах обоих привычные цвета радужек — серо-стальной и сапфирово-синий — медленно занимали место уходящего золотого солнечного сияния. Или яркого огня.

— Ещё двое, — тоскливо протянул Головин. — Колдуны размножились.

А я подошёл к Серёге и протянул руку. Он посмотрел на мою ладонь, словно медленно приходя в себя, моргнул дважды, окончательно возвращая глазам привычный цвет, и крепко пожал. Но не ладонь, а предплечье. Так, как приветствовали друг друга и скрепляли договорённости наши далёкие предки.

— Как будто архив какой-то в голове распаковали, — сообщил он мне. А я вспомнил, как сама собой «узналась» история жизни банкира Толика — ощущения тогда были точно такие же. Интересно, чем одарили Ланевского? Хотя, захочет — сам расскажет. Нам же надо было отправляться к следующей точке.

— Давай, распускай гвардию по логовам — и поехали, по дороге поговорим! — качнул я головой направо.

Он непонимающе обернулся вслед за моим взглядом, увидев волков, которые начинали переминаться с лапы на лапу, но в лес не уходили. Словно команды ждали.

— Бегите, братья, — выдохнул он. И стая, поднявшись, потрусила в лес. Последним шёл вожак, шагом. Перед тем, как скрыться за дубом, он обернулся через плечо и отрывисто коротко рявкнул, будто прощаясь.

— Твою-то мать, такое и не расскажешь никому — враз в дурку определят, — подвёл итог Головин.

Раджа летел птицей, будто пряча под капот новые и новые километры белорусских дорог. Очень неплохих, кстати, даже по сравнению с испанскими. Мы задержались только на заправке на Могилёвской объездной, между какими-то Любужем и Константиновкой. Залились «под пробку» и загрузили в кузов свёрнутую надувную лодку, которую доставил по Тёминому звонку тот парень со сломанным носом и глазами, будто грифелем нарисованными. До Полоцка домчали меньше, чем за три часа. Перекусили в кафе «Дамиан», так запомнившемуся мне по первому визиту в этот чудный, чистый и тихий город, поднялись на холм к Софийскому собору и Рогволдову камню. Красавица-София и в стылом осеннем воздухе под холодным небом смотрелась летящим лебедем — очень красиво. Потом добирались до места, куда меня будто сердце звало, напрочь отказываясь верить в то, что поперёк стародавнего шляха балбесы-потомки понатыкали каких-то жилых кварталов, промзон и частного сектора, которые приходилось объезжать. И не раз, потому что сориентироваться в застройке незнакомого города, не имея ни малейшего представления о том, где же находится цель, оказалось крайне сложно. Я смотрел на экран навигатора, пытаясь понять, куда же меня тащит.

— По азимуту давай, — с умным видом заявил Головин.

— А я не умею, — прозвучало неловко и смущённо, не то, что недавние команды серым охотникам под дубом.

— А-а-а, дал же Бог друзей, всему учить надо, — с наигранным раздражением протянул он. — Возьми две точки, где уже был, да проведи прямую через них. По идее должен будешь в цель попасть. Гуманитарий.

Последнее слово прозвучало с оскорбительным сочувствием, но я не стал отвлекаться. Попробовал. Результат не очень обрадовал, но нужно было проверить. И мы поехали дальше.

Остановив Раджу на небольшой парковочке, вышел и потянул носом воздух. Долго. Несколько раз. И словно какая-то невидимая, но большая и очень сильная рука повернула мне голову в нужную сторону. И, не знаю уж чем, но совершенно точно почуялось, что до цели осталось совсем немного.

Команда вылезла из машины и принялась оглядываться, причём ожидаемый скепсис сквозил в глазах у каждого, Головин был не одинок.

— Айда за мной, — сказал я, захлопнув крышку багажника, откуда вытащил лодку, вёсла и насос-лягушку. Судно, напомнившее о «Плотве», оставленной у Самвела, прижал к себе, а остальное вручил Серёге.

— Ты прямо вот уверен? — очень настойчиво осведомился он.

— Абсолютно, — кивнул я.

— Ну а чего ты хотел, Серёг, это же Волков. Всё как положено, и инвентарь, и место. Ясно же как днём — где ещё на лодке кататься, как не тут? — если бы у прободной язвы был голос, то он был бы именно таким, каким сейчас говорил Артём, и не думая униматься:

— А где, я извиняюсь, факельщики? Барабанщицы где? Баянист? Люди в белых капюшонах? Где, мать их, обезьянки в красных колпачках, верхом на собаках⁈

Я ничего не стал ему отвечать. Просто глубоко вздохнул и пошёл вместе со сложенной пока лодкой прямо в ворота. С надписью: «кладбище 'Черёмушки».

* Прэч — прочь, вон (бел.)