Записки нечаянного богача – 3

Глава 2 Игра вдолгую, по-кардинальски. Очередной сон нечаянного богача

На мои немедленные попытки выяснить детали надвигавшегося приключения Михаил Иванович только загадочно улыбнулся и предложил поговорить об этом завтра. Видимо, тоже знал эту старую хохму:

— Знаешь, как гарантированно заинтриговать человека?

— Как?

— Завтра расскажу!

Я выдохнул дым, вдохнул и выдохнул приятный аромат напитка из бокала-тюльпана, обнял Надю и, казалось бы, полностью переключился на другие разговоры. Но внутренняя банда продолжала наперебой предполагать, что же могло заинтересовать всесильного Второва в этой части планеты. Вряд ли тут могли быть какие-нибудь источники или следы древнего Гостомысла, от которого, как я предполагал, и вёл свой род мощный старик. Скептик уверял, что от деда всего можно ожидать, а наши вполне могли и до края Европы прогуляться. Скандинавам-викингам же ничего не мешало регулярно грабить эти благостные края? Святослав Игоревич вон тоже в своё время в Константинополь на корабликах удачно скатался. Реалист спорил, уверяя, что досюда славянам добираться было слишком уж затруднительно и долго, а уж тем более возвращаться потом обратно, в родные заснеженные края, если вполне можно было развернуться и здесь. А вот слова гида про лежавшие где-то неподалёку испанские галеоны и очень вероятное, неизбежное практически золото в их трюмах, с его точки зрения заслуживали внимания более пристального.

Мы закончили семейный ужин, когда окончательно стемнело. Здесь ночь, казалось, падала ещё быстрее, чем, например, на побережье Чёрного моря: ласковый пастельно-бежевый вечер становился на два-три удара сердца предзакатными интригующими сумерками, которые тут же внезапно накрывались черно-синим бархатом ночного неба с россыпью звёзд. Знакомые созвездия находились с гораздо большим трудом и в совершенно неположенных местах. Мы со Второвым едва не поспорили, пытаясь найти Полярную звезду и научить этому непременному навыку сыновей: берёшь внешнюю, дальнюю от ручки, стенку ковша Большой Медведицы, продолжаешь вверх, отмеряя пять равных стенке отрезков — и вот она, Стелла Полярис. Дочери, сидя на плечах, измеряли небо пальцами, пытаясь отложить нужное расстояние между большим и указательным. До дома шли пешком, наслаждаясь относительной тишиной портового города. Но сам порт был значительно правее, а набережная — чуть дальше вперёд, поэтому на «нашей» улице было спокойно и тихо. И охраны, соответствующей статусу серого кардинала, я не наблюдал, хоть и старался. Видимо, их навыки не попадаться на глаза были значительно лучше моих поисковых.

Наутро решил заняться кулинарией. Не то, чтобы местная кухарка сломала руку или изначально готовила одну бурду — ни коем случае. Но иногда бывает такое: накатывает жажда приготовить что-то собственными руками, чтобы потом это немедленно уничтожить в кругу семьи. Оставив Надю досматривать утренние сны, я вышел в коридор и заметил, что дверь Аниной комнаты приоткрыта. Как и комнаты Антона. Это насторожило. Неслышным шагом подобрался к дочкиной спальне, заглянул — никого. Из комнаты сына раздались негромкие голоса и смех. Пошёл туда.

Под тихую, но ритмичную музыку брат и сестра делали утреннюю гимнастику. В семь утра, в комнате с видом на Атлантический океан. Солнце здесь в окна заглядывало только после полудня и вечером, чтобы окрасить всё сперва в яркое золото, а после — в оттенки от розового до багряного, поэтому сейчас, утром, большого света не было. Аня сидела у Антошки на вытянутых худых ногах, держа на уровне груди раскрытые ладошки. Он делал упражнения на пресс, и, поднимая корпус, «пробивал двоечку» по маленьким мишеням, едва обозначая удары. Мы с дочкой частенько так баловались, но в ежедневную полезную привычку это, к сожалению, не переросло. Эти же забавлялись в полный рост. И, судя по красной потной физиономии сына, без шуток, по-настоящему, с полной самоотдачей. На моей памяти это был первый случай, когда они бы так весело и без скандалов проводили время без нас с Надей. Надо же, чего только не приносит таёжная охота на кабана.

— Доброе утро, братцы-кролики! — негромко проговорил я, заходя.

— Папа, привет! — крикнула Аня, не оборачиваясь, на что брат сделал строгое лицо и зашипел, прижав к губам палец. Но упражнение делать не прекратил. Видимо, на счёт повторы выполнял.

— А как насчёт до рынка пробежаться и организовать завтрак или, к примеру, обед? — вкатил я предложение в группу физкультурников.

— Можно, — сдержанно пропыхтел Антон. Дочка же быстро вскинула вверх большие пальцы на обеих руках, но уже молча. Сработались детки.

— Тогда так: доделывайте зарядку, ты в душ, Аня вниз, на кухню. Дожидаемся тебя — и вперёд. Ты хоть немного по-ихнему понимаешь, я только и умею, что хмуриться и пальцем показывать, — дети тихонько засмеялись, вспомнив как я позавчера пытался на пляже купить фрукты и мороженое, решительно не понимая ничего из того, что вываливала на меня местная работница уличной торговли. Она частила, как швейная машинка, а я только грустнел лицом, чувствуя, что даже примерную тематику беседы уловить не могу.

Сын справился рекордно, мы даже на часы с Аней второй раз посмотреть не успели, как он стоял в дверях, одетый и причёсанный, едва не стуча копытом. Я, видят Боги, впервые в жизни видел в нём подобный энтузиазм в это время суток. Хотя нет, вру, второй. Первый раз был в день его рождения несколько лет назад, когда в подарок был обещан свежевыпущенный хитроумными зарубежными маркетологами очередной шедевр дизайна, юзабилити и научно-технической мысли с откусанным яблоком на корпусе. Но тогда он, кажется, и вовсе спать не ложился на нервной почве.

На улицах по раннему времени было малолюдно, не сказать — пустынно. Мы неторопливо шли вверх по улице, надеясь на мой нюх и топографическую удачу. Но больше, конечно, на Антошкины гугл-карты в телефоне. Все три помощника обещали нам рынок через пару кварталов. Чем ближе, тем сильнее я различал запахи лука, винограда, варёной кукурузы и всё забивающий, с железным привкусом — свежей рыбы. Мы вполголоса описывали доносящиеся ароматы друг другу. У Ани чутьё было значительно лучше, она различала их больше. Брат всё время сбивался на резкие волны свежезаваренного кофе, струящиеся, казалось, из каждого окна. Проходя мимо ресторанчика дона Сальваторе, мы тоже унюхали кофеёк, но к нему так душевно присоседился запах сдобных булочек с корицей и пончиков с сахарной пудрой, что сглотнули все трое одновременно. И согласились с тем, что рынок совершенно точно никуда не денется, а вот плюшки могут и остыть. На знакомой веранде провели почти полчаса, поблагодарили хозяина, лично подававшего завтрак, и пошли дальше к цели, хоть и значительно медленнее.

Рынок, конечно, не поражал размерами — в этом городке с населением тысяч десять человек из большого был, пожалуй, только маяк. Но всё нужное нашлось. Кажется, в маленьких населенных пунктах всё похоже, вне зависимости от того, в какой именно части глобуса они находятся. По крайней мере мне казалось, что вот точно такие же рынки я встречал или мог бы встретить в Талдоме, Шуе, Таганроге или Арзамасе, например. Те же южане, та же эмоциональная речь. Только русского не знал никто, и английский знали человека три-четыре. Но мы как-то справились. Поэтому на завтрак планировались сырники со свежими фруктами, а на обед — шашлыки и печёная картошка. Нам, по крайней мере на тот момент, захотелось именно этого. И что-то поистине волшебное было в возможности так далеко от дома купить простые продукты, пусть и с незнакомыми надписями, и приготовить что-то знакомое своими руками. Мама, помнится, рассказывала про то время, когда они с отцом работали в Афганистане. Каждая советская семья старалась пригласить гостей на какое-то своё, родное блюдо, отличающееся от давно надоевшего тамошнего местного халяльного колорита. Что сибирские пельмени, что казахские манты, что белорусские драники — всё шло на ура.

Дом Второва был вроде таунхауса, только дверей было не две, а одна, и в разные стороны семьи расходились из просторного прохладного холла. В него же и сходились утром, потому что кухня была следующей за ним. И когда в начале девятого все, кажется, помещения наполнились ароматами ванильных сырников — сразу начали хлопать двери на вторых этажах и звучать заспанные, но уже крайне заинтересованные голоса. Антон наварил кофе, Аня заканчивала украшать здоровенную миску готовых румяных красавцев клубникой, малиной и виноградом. Я нашёл в стенном шкафу пачку чаю и заварил себе самую большую кружку, какую только смог обнаружить. Вот это я называю «доброе утро».

Гроза мировых фондовых рынков, тайный повелитель всего и всего остального, Михаил Иванович Второв к завтраку изволили спуститься в затрапезных пижамных штанах, футболке с жёлтым смайликом на всю грудь, вытертых шлепанцах и неумытом лице. В них, в неумытых, было большинство, кстати — Надя, Лена и Машуня рассаживались за столом явно проснувшись не до конца. Но аромат настоящей ванили, а не ванилина из пакетика, был, кажется, лучшим будильником. Хотя и дома, надо сказать, тоже так же работало. Помнится, я в своё время здорово удивился, узнав, что ванилин делают из отходов деревообрабатывающей промышленности, и он, якобы, выходит вдвое душистее натурального. До тех пор был уверен, что у нас только водку гнали из опилок.

Воспользовавшись ситуацией и форой в бодрствовании, я насел на Второва с вопросами о будущем мероприятии, не дававшими мне покоя. Не хамски, конечно, не сразу. Дал прожевать и запить кофе два сырника. Третий уже не дал.

Выяснилось, что почти двадцать лет назад он, как сказал, «по случаю» приобрел компанию «Интрасил» из Флориды. Она прославилась тем, что в девяностых нашла один затонувший пиратский корабль и громко раструбила всем, что знает доподлинно места ещё нескольких подобных придонных кладов. Пара удачных телеэфиров, десяток статей в газетах — и акции заштатного штатовского ООО выстрелили. Ушлые ребята-собственники обогатились. И больше искать ничего не стали, тоже решив, видимо, что много хорошо плохо. Через год страждущие владельцы акций продавали их, плюясь, за несерьезные деньги. Пасьянс контрольного пакета чисто случайно собрался в руках господина в пижаме и с пятым сырником, сидевшего напротив меня.

Несколько, как он сказал, «выездных мероприятий» за пределами Родины удалось успешно провести при помощи этой компании. А что? Чистая, белая, пушистая, в штате сплошь ботаники, то есть гидрологи, геологи, архивариусы и прочая безобидная очкастая братия, с которой умилялись любые разрешительные организации и учреждения Европы, Азии и обеих Америк. То, что ботаники летали по всему миру на Ил-76 и на выездах не выходили в люди без «музыкального» сопровождения — дело десятое. А вот парадных реляций и прочих заявлений в средствах массовой информации о результатах работы «Интрасил» больше не было. Ну бывает же так: ищешь-ищешь — и ничегошеньки не находишь. Ни заброшенных серебряных рудников в Колумбии, ни набитой золотом и изумрудами каравеллы на Карибах, ни пиратского клада на безымянном острове возле Перцового берега — ни-че-го.

И вот тут его «ребятки» из группы анализа случайно набрели на некоторые спутниковые снимки залива возле западного побережья Испании, севернее Гибралтара. Причём именно что случайно — целью была технология обработки стандартных спутниковых снимков, дающая неожиданные результаты. В числе которых — способность различать объекты на глубинах до трехсот метров. Очень нужна способность. Вот друзья Миша и Саша и озаботились. Ну, точнее, сперва Сашу озаботили, по спецсвязи. Он, в свою очередь, озадачил Мишу. А тот предсказуемо с задачей справился, попутно получив ещё несколько профитов, как и привык работать всегда. Стал единственным в мире правообладателем разработки. Получил на неё тьму заказов, читая которые сотрудники товарища Директора аж руками всплёскивали. Ну и массу интереснейших фотокарточек со всего земного шара. Одну из которых и предстояло детально изучить компании «Интрасил». И мне.

Судя по справке, подготовленной аналитиками, судно было именно галеоном, и, исходя из примерных местоположения, глубины залегания и характера занесения придонными отложениями других объектов в этом заливе, что бы это всё ни означало, были все основания предполагать, что это «Сантьяго», последние данные о котором были датированы 1710 годом, когда он покинул Гавану с трюмами, набитыми сокровищами. В источниках появлялись осторожные предположения, что галеон повстречался по пути с одним удачливым голландцем, который дальше поплыл уже без испанского большого корабля, но со значительной бо́льшей осадкой всей своей флотилии. Была версия о том, что капитан «Сантьяги» решил покончить со скукой трансатлантических конвоев и ушёл в Манилу, где, якобы, позже опознали нескольких членов его команды, бывших к тому времени вполне благополучными и богатыми людьми, и по родной Испании не скучавшими вовсе. Словом, из десятка версий Второвская «группа анализа» остановилась на том, что триста лет как утерянный кораблик нашёлся совсем рядом от порта назначения. Но на дне. Зато почти целый.

После завтрака пошли на пляж, и даже Михаил Иванович направился с нами, хотя загорать и валяться был не любитель. Зато в волейбол, встав семьями трое на трое, они нас раскатали в блин на песке. Я, признаться, из игр с мячиком больше баскетболом в юности увлекался, а Антон — боулингом. Наде одной было не вывезти. Мы честно и самоотверженно бились как волки со львами, но продули. Зато набегались, напрыгались, а потом и наплавались. А ещё в тот день Аня научилась плавать. Как вышло — никто не понял, но вместо привычных визгов и требований «держи меня, не отпускай» она оттолкнулась ото дна, легла на воду и поплыла, загребая плавно, как пенсионерка в бассейне. Но глаза при этом были, конечно, запоминающиеся: когда во взгляде одновременно и панический испуг, и распирающая гордость — на лице пятилетнего ребёнка это выглядит оригинально.

А когда Солнце выбралось в зенит, разогнав всех аборигенов по домам, кофейням или тенистым патио, мы вернулись домой. Я проверил замаринованное мясо и порадовался, что обедать никто желания не проявил — луку положил явно мало, и лимон выдавить забыл, балбес. Исправив никем, хвала Богам, не замеченный промах, выбрался во дворик, где в тени перечных деревьев, с которых я повадился собирать горошины розового перца, душистые и не такие острые, как чёрные, висел гамак. Я его с первого дня заприметил, да как-то всё не добирался. А тут завалился — и уснул моментально.

Справа воды Атлантики уже наполовину утопили солнечный диск. Ого, как это я шашлыки-то проспал? Сроду такого за мной не водилось. Хотя я и на скалах с видом на океан сроду не сидел. И ветерок как-то не по-доброму разгулялся. И холодно, днём и вчера вечером было гораздо теплее. Что за ерунда?

— Земляк? Точно, земляк! Хвала Господу, вот удача! — раздался голос слева за спиной. Уверенный, звонкий, хоть и хрипловатый чуть, будто сорван был когда-то.

Я обернулся, не вставая с теплого камня. В эту сторону цепочки отрастали быстрее, чем по направлению организации безбедной и беспроблемной жизни — туда что-то ни в какую не хотели расти. А вот понять, что жизни в моём собеседнике в общепринятом понимании нет ни грамма, уже получилось гораздо быстрее. Высокий сероглазый шатен спешил ко мне, перепрыгивая с камня на камень. Что, интересно, он на этой скале посреди побережья позабыл? Ну, даст Бог, сам расскажет — вон как расскакался.

— Русский? Русский! Чудо-то какое! Думал — привиделось мне, в какой уж раз, ан нет, настоящий русак! Как попал сюда, земляк? — зачастил шатен, выдавая глубокую тоску по родной речи, которую вспоминал, наверное, только матерясь в голос, глядя на здешние шторма и штили.

— Ох, вовсе отвык от языка, да и манеры все растерял! Прошу извинить мою оплошность — счастье встречи едва с ума не свело. Позвольте отрекомендоваться: капитан Лейб-гвардии Семёновского полку Змицер Михайлович Волк-Ланевский — к Вашим услугам!

Рекомендацию встретили по-разному. Реалист традиционно молчал, лишь в самом финале сдержанно кивнув, будто поприветствовав дальнюю родню. Фаталист не отреагировал никак — он переживал за упущенный шашлык. Скептик, со свойственным недоверием начал было: «Ну да, ну да, капитан он. А я — Ричард Львиное сердце». Но стоило шатену представиться — схватился за сердце и притих.

— Рад знакомству, Дмитрий Михайлович! Так вышло, что мы — тёзки, и, по всему видно, дальняя родня. Дмитрий Михайлович Волков, из Волков-Леоновичей — к Вашим, — стараясь соблюсти древний политес, о котором имел самое отдаленное представление, сообщил я.

— Ох, да ещё и шляхтич, вот так удача, — воскликнул дальний предок Лорда, но при этом сбавил скорость и построжел лицом. — А на гербе Вашем не волчья ли голова, часом?

— На нашем — Трубы. Волчья голова, или «вилча глова», если не ошибаюсь — у Клейнов, — ответил я под спокойный подтверждающий кивок внутреннего реалиста.

— Уф-ф-ф, камень с души! Я было думал, что пан Бог решил под конец снова надо мной подшутить, прислав одного из этих прусских задавак! — Ланевский снова ускорился и остановился уже рядом со мной. Вроде было бы уместно пожать руки или обняться, как и подобает землякам на чужбине, что что-то мне говорило, что не стоит этого делать. В конце концов, чисто технически пан Змицер отличался от Волка Ушакова, ключника Андрея Старицкого, только тем, что выглядел по-другому, с нормальными глазами и ногами. Являясь при этом, как сказали бы мультгерои моего детства, те, что со шлангами, торчавшими из рюкзаков в компании зелёной капризной летающей сопли, не более чем сгустком эктоплазмы. Собеседник, видимо, тоже подумал о чём-то похожем и просто присел рядом на камень. И начал рассказывать.

За такую историю наверняка отдали бы последнее все любители и профессионалы. Писатели, авторы исторических романов, пожалуй, и в долги бы залезли с большой охотой. Я слушал Ланевского, изредка вспоминая, что сидеть с разинутым ртом на берегу океана против холодного ветра — опасно для здоровья. И тут же начисто забывал об этом.

Капитан Лейб-гвардии Семёновского полка, в ту пору будучи ещё поручиком, участвовал в памятной битве при Нарве. У меня при первом упоминании о ней в голове сразу зазвучала композиция Радио Тапок*. Змицер своими глазами видел, как убило подполковника Канингема, шотландца на русской службе, который сражался за чужую землю самозабвенно, как за свою родную. За несколько минут до разрыва шведского ядра подполковник лично зарубил капитана-малороса, требовавшего сдать знамёна Карлу XII. При этом рыча со своим неистребимым акцентом: «мьортвие сраму нье имут!», напоминая маловерным русским про их же великую историю. После его смерти под знаменем встал другой шотландец, Джон Чамберс, которого после крещения звали Иваном Ивановичем. Семёновцы и Преображенцы выстояли. Страшной ценой, но устояли, пусть кампания и считалась проигранной. Уже выдвигаясь к переправе, Ланевский получил приказ от полковника: найти и представить воинскому суду ротного капитана-артиллериста Якова Гуммерта. Проклятый чухонец перебежал к шведам и выдал им всю диспозицию русских как раз перед наступлением. В случае невозможности доставить предателя на суд, шотландец дозволял привести приговор в исполнение на месте. Четыре месяца Ланевский волком рыскал по вражьим тылам, но выследил-таки перебежчика. И исполнил приговор. Через полгода, на пути к Эрестферу, он добрался до командира и отчитался о выполненном задании, предъявив сундучок, где лежала, пересыпанная солью, правая кисть Гуммерта, с приметным пороховым ожогом и фамильным перстнем. За что был пожалован в капитаны, но из гренадёров переведен в другое ведомство.

По линии этого, другого, ведомства, его и занесло сперва в далекую Гишпанию, а затем и в Новый свет. Обратно он вёз не золото и брильянты, а докладную на высочайшее имя, какими силами и средствами можно было бы быстро занять доминирующие позиции в Южной Америке, с описанием всех портов и гарнизонов, виденных им лично. Но на любую разведку всегда есть контрразведка. И в те времена у западных партнёров она, бывало, работала лучше нашей, только набирающей обороты. Поэтому в Кадис из Гаваны Ланевский плыл в трюме и в цепях, а докладная его спешила на другом судне в другую сторону, в Амстердам. И попала-таки в Посольскую канцелярию, а оттуда — и во Дворец. Да только писана была уже другим человеком и не так, как условлено, без тайных слов и пометок. Потому и следовать «Проекту о завоевании зело великих и богатых земель» Пётр Алексеевич, к счастью, не стал. Чем весьма расстроил ушлых голландцев, планировавших оставить Россию на некоторое время без флота, направив его в другую часть света, а за время этого турне захватить основные порты. Тогда «Нижним землям» были ещё вполне по силам подобные геополитические шутки.

А при подходе к бухте налетел неожиданный шторм, и галеон с грузом и пленником пошёл ко дну…

— Скажи, Змитрок, как мне найти тебя на дне? Столько времени прошло, песком да илом затянуло твоего Сантьягу.

— Скалы да звёзды редко врут, Дима, как наш штурман говорил. Видишь вон ту? Ну, на собаку, что гадить села, похожую? — Ланевский показал вперед и чуть влево. Очертания каменной глыбы и вправду напоминали напряженную фигуру занятого важным делом пса. Именно пса — висячие уши и куцый хвостишко сомнений не оставляли, это не волк, не лиса и не кошка.

— Вижу. Толку-то? — недоверчиво ответил я.

— Станешь на якоре на прямой от той собаки на зюйд-зюйд-вест, в девяти кабельтовых от скалы. Саженях в двадцати внизу меня и найдешь. Ладанка на мне была, да спрела вся, а крест вот остался. Не смотри, что тонкий, словно женский. Коли выпадет удача — брось его в Святое озеро. Условились мы с Милой, что как вернусь — оженимся, да не довелось. Долго ждала меня она. Соседи сватов засылали, отец её всё терпел, не хотел неволить. Но когда уж все жданки вышли — согласился. А Мила лодочку отвязала от берега, доплыла до середины — да там и утопилась.

Никогда бы не подумал, что спецназовец, ветеран, шпион, диверсант и чёрт знает кто ещё, триста лет как мёртвый, может заплакать. И что его рассказ, похожий на сопливую сказку, проберёт меня вот так, до мурашек. Но, видимо, слишком многого я о себе не знал, и слишком часто в последнее время мне об этом напоминали.

— Слово даю тебе, Змитрок — если найдём крест, то передам Миле привет твой последний. А если получится и тебя на родную землю вернуть — глядишь, и свидитесь на небесах. У вас они должны быть одни на двоих.

И, забыв про всё на свете, я протянул духу руку.

* Гвардия Петра — Radio Tapok https://music.yandex.ru/album/25440228/track/112829394