Золотая клетка

Глава 19 Пожар разгорается

– Прикажи послать людей разузнать об этих слухах, – сказала Мин Сянь, когда оказалась в своих покоях.

– Хорошо, Ваше Величество. – Чжоу Су, вспомнив о слухах, снова затрясся от возмущения. Уж он-то найдет, кто распускает эти злостные сплетни – как может императрица быть братоубийцей? Она – лишь жертва во всей этой ситуации! Если наследный принц и Второй принц имели какие-то проблемы друг с другом, как это связано с императрицей? Свято веривший в ее невиновность и абсолютную ложь слухов, евнух помог императрице с умыванием и поспешил откланяться.

Евнух не думал о политике. Все, что он знал, – это то, что сердце покойного императора было разбито из-за конфликтов между принцами и на смертном одре он оставил страну своему последнему ребенку. Да, новость о том, что наследный принц связался с Южной Сунь и погубил собственного брата, прозвучала тогда как гром посреди ясного неба, но доказательства были неоспоримы: министр Хэ в ходе расследования обнаружил в Восточном дворце не только переписку с послом Южной Сунь, подтверждающую заговор, но и письмо генерала вражеской страны, который отправил после битвы на заставу приказ наследника с требованием убить Мин Синя. Эти доказательства, а также показания великого наставника, который признался в подстрекательстве наследного принца, и даже императрицы Чжэнь, которая молила лишь сохранить жизнь сыну…

Чжоу Су тогда показалось, что небо рухнуло. Всегда вежливый и воспитанный наследник оказался настоящей змеей. За одну ночь император поседел. Весь последующий суд он лично присутствовал на заседаниях. Сначала Мин Дуань не верил. Он собирался сохранить жизнь наследному принцу, отправив его в провинцию каким-нибудь ваном, но министр Вэй, предоставивший доказательства кражи из казны, задержки провианта для армии, сговора с чиновниками и образования фракции, не оставил ему ни шанса. За одну ночь прекрасный многообещающий наследник сделался преступником.

Чжоу Су до сих пор помнил тот день, когда на рассвете должны были привести приговор в исполнение. Он тогда находился рядом с императором, растирая ему тушь в кабинете. Мин Дуань сидел, сгорбившись, под его глазами залегли тени, словно он не спал уже множество ночей. Так и было – здоровье императора было давно подорвано, и суд истратил его последние силы. Он был похож на свечу, которой суждено скоро погаснуть.

– Она все еще там? – спросил тогда Мин Дуань, глядя на закрытые двери кабинета.

– Стоит, Ваше Величество, – отозвался Чжоу Су, с болью поглядывая на императора. Всю ночь Четвертая принцесса простояла на коленях за дверьми кабинета, но сердце императора не дрогнуло. Когда евнух подал наследному принцу отравленное вино, Мин Сянь все еще стояла перед закрытыми дверьми кабинета, и никто – ни одна живая душа – теперь не могла бы винить ее в том, что она непочтительная сестра. Старый евнух лично сопроводил под конвоем принцессу обратно в ее дворец, где ее заперли, лишив возможности выходить. И он же доставил ей императорский эдикт, который та приняла с совершенно серым равнодушным лицом. Поэтому, по мнению Чжоу Су, никто не смел винить императрицу в том, что она узурпировала трон. Та никогда не желала его, никогда не стремилась и даже защищала своего преступного старшего брата, всю ночь простояв на коленях под проливным дождем…

Теперь, когда прошли годы, Чжоу Су и сам иногда сомневался – а правильное ли решение принял покойный император? А правда ли бывший наследный принц был преступником? Приложил ли к этому свою руку министр Вэй? Однако, что было гораздо важнее всего этого для него, – это здоровье и счастье императрицы.

Чжоу Су, отдав приказы, тяжело вздохнул и вернулся обратно во Дворец душевной чистоты. Он увидел, что в покоях императрицы все еще горит свет, и огорченно покачал головой. Молодая императрица наверняка расстроилась не меньше и теперь не может заснуть. Он замер у дверей покоев, готовый зайти внутрь по первому оклику, но с той стороны было полное молчание.

Мин Сянь и правда не спала. Однако те тяжкие думы, которые приписывал ей Чжоу Су, ее не преследовали. Она рисовала, стремясь запечатлеть ту картину, что видела сегодня на реке, – тысячи фонариков, ночь, многолюдье…

Слухи не волновали ее. Уже давно она стала невосприимчива к чужим словам, потому что иначе ей стоило бы рыдать каждую ночь, не в силах нести этот груз. Она отрешилась от всего, водя кистью по бумаге. Однако, не закончив картину, замерла, услышав знакомый шорох. Девушка подошла к окну, впуская фигуру в черном в комнату.

– Ваше Величество, – поклонился человек.

– Пора начинать, – произнесла Мин Сянь, глядя на него. – Предупредите всех. К празднику Цинмин[63] все должно быть сделано.

– Есть, Ваше Величество, – поклонился слуга и поднялся, намереваясь покинуть покои.

– А, – словно только что вспомнила императрица. – И сообщите им, как все будет готово.

– Будет исполнено, – человек в черном кивнул и покинул комнату.

Императрица вернулась к столу, но нервное возбуждение, охватившее ее от этого визита, заставило девушку вновь отложить кисть. Она сделала несколько шагов, меряя комнату и пытаясь совладать с собой. Получится ли? Однако, поскольку ей нечего терять, она быстро взяла себя в руки. Это все неважно.

Мин Сянь снова взяла в руки кисть, решая закончить рисунок сегодня ночью.

После Праздника фонарей резко потеплело, и Мин Сянь приказала убрать лишние жаровни из покоев и кабинета. Вскоре ей пришлось с толикой сожаления отказаться и от меховой накидки, поскольку находиться в ней на улице было попросту жарко. Зимняя слива отцвела, и на смену ей набухли почки, а крестьяне принялись возделывать поля. Жители Линьаня переодевались в весеннюю одежду – яркие цвета, тонкие ткани. Весна, весна – кричало все вокруг. Солнечные дни стали длиннее, и Мин Сянь все чаще стала переносить свою работу в павильон, несмотря на то что матушка продолжала ее ругать за это.

Мерзлявая императрица, вылезшая из-за закрытых дверей кабинета и сидящая в открытой беседке, была усладой для глаз всей дворцовой прислуги – ее красивое сосредоточенное лицо белело в окружении свежих листочков, заставляя проходящих мимо слуг постоянно замирать в восхищении. Должно быть, императрица сама не знала, насколько красива, когда сосредоточенна и нахмурена.

С весной докладов резко стало больше – на юге в Цзяннане ежегодно в это время разливалась Великая река[64], и весь двор работал над решением этой первостепенной задачи. Обычно субсидиями и помощью пострадавшим от наводнений руководил глава Министерства доходов. Он же взял под свой контроль наводнение и в этот раз. Кроме того, следовало послать цензоров для надзора за распределением помощи и денег, нужно было назначить чиновника, который поедет проверять магистрата, и прочее, и прочее… Несмотря на то что министр Вэй уже предоставил ей план субсидирования, у императрицы все равно каждый день болела голова. Не будь наводнений, ее поэтическое сердце, должно быть, могло полноценно любить весну.

Именно поэтому, несмотря на прохладу, императрица переехала с работой в беседку – она не хотела запирать себя в четырех стенах, когда стояла такая прекрасная погода.

Именно здесь ее и нашел Цзи Хэ, который, словно баловень судьбы, не имел никаких дел и радовался жизни.

– Ваше Величество! – громко оповестил он о своем приходе, поднимаясь по ступенькам беседки.

Мин Сянь подняла глаза и приветственно промычала. Она помассировала точку между бровями, вчитываясь в очередной доклад о наводнении к югу от Великой реки. В этом году стихия была особенно свирепа.

– Тетушка-императрица, вы заняты? – легкомысленно спросил Цзи Хэ, усаживаясь напротив девушки. Та угукнула, не отвлекаясь от доклада. Мальчик подсел ближе, наливая Мин Сянь свежего чая и вкладывая в раскрытую ладонь. Та выпила не глядя. – Что вас так беспокоит? – спросил он, глядя на нахмуренное лицо своей царственной тетушки.

Мин Сянь наконец вскинула на него глаза, отмечая искреннее любопытство. Чжоу Су позади нее поджал губы – несмотря на то что всем во дворце нравился юноша, он все-таки был принцем соседней страны. И все как один чиновники были согласны, что допускать его в императорский кабинет – это непозволительное излишество, в корне опасное. Кто знает, какие намерения вынашивает империя Ци? Однако Мин Сянь продолжала игнорировать их советы и увещевания, разрешая Цзи Хэ играть, пока она работала, и даже растирать ей тушь, если мальчик изъявлял такое желание.

– Наводнение, – наконец сказала она, кладя доклад таким образом, чтобы Цзи Хэ мог прочитать иероглифы.

– А, понимаю, – произнес принц, вчитываясь. Чжоу Су нахмурился еще сильнее: все-таки императрица слишком многое позволяет этому ребенку.

– Нам нужно придумать, как помочь этим людям, поскольку скоро придет время сажать семена, а если поля залиты, это навредит урожаю, – сказала она, прикрывая глаза. У министров не было решения, а Вэй Шаопу продолжал твердить, что все под контролем и река с приходом жары вернется к прежним берегам. Это, правда, не останавливало потока жалостливых докладов от магистратов городов близ Великой реки, которые не успевали отсеивать даже трудолюбивые соглядатаи дядюшки.

– Почему бы не построить плотину? – спросил Цзи Хэ, принимаясь растирать тушь. Мин Сянь усмехнулась – решение, высказанное принцем, предлагали уже сотню раз, однако строительство плотины было и трудоемким, и дорогостоящим мероприятием, и уже несколько раз – как при жизни прошлого императора, так и при Мин Сянь – недостроенную плотину прорывало, и это приносило еще большее горе империи.

– Ах, Цзи Хэ. – Мин Сянь протянула руку, похлопывая его по голове. – Для плотины нужно правильное место, иначе она долго не простоит. К тому же если задержать воду, то районы вниз по течению окажутся под угрозой засухи, что уничтожит урожай.

– Почему бы тогда не построить канал? – наивно спросил Цзи Хэ. – Чтобы отвести лишнюю воду на период наводнений.

– Это тебе не… – начала было отчитывать его Мин Сянь и замерла с открытым ртом. Неожиданно ее поразила эта грандиозная идея – канал! Канал и в самом деле мог бы сработать. – Если перекрывать его на период весны, а с приходом засухи снова открывать… это поможет наполнить реку и напоить урожай! – Она склонилась над картой, прочерчивая пальцем вдоль русла реки.

– Верно, тетушка-императрица, – улыбнулся Цзи Хэ, глядя на воодушевленную Мин Сянь. – Отличная идея.

– Идея твоя, – неожиданно серьезно отозвалась Мин Сянь. – Мы предложим ее на утреннем собрании, пусть Министерство работ постарается разработать план реализации.

– Вы можете не упоминать меня, – тут же отозвался мальчик, вскидывая руки. – Все же… я подданный империи Ци.

– Верно, да, – отмахнулась от него Мин Сянь. – Мы все равно скажем, что идею предложил ты. Мы не собираемся забирать заслуги у ребенка.

– Как пожелает Ваше Величество, – склонил голову Цзи Хэ. Под укоризненным взглядом Чжоу Су они принялись обсуждать, где лучше всего построить канал, чтобы развернуть речную стихию. Императрица, казалось, воспряла духом и даже согласилась пообедать с принцем.

Когда они мирно переговаривались за едой, в дальнем конце сада показался человек, который неспешно двигался к ним. Чжоу Су первым заметил его и поклонился, выказывая уважение.

– Великий советник, – сказал он, привлекая внимание императрицы.

– Ваше Величество, – преклонил колено Шан Юй. – Простите, что помешал вашей трапезе.

– Ничего, вставай, – махнула палочками Мин Сянь. У нее было на редкость хорошее настроение, и она даже не разозлилась, что Шан Юй прямо нарушил ее запрет посещать дворец без необходимости. – Присоединяйся.

– Что вы, Ваше Величество, – тут же сложил руки перед собой советник.

– Шан Юй, давай, садись, – с набитым ртом позвал его Цзи Хэ. – Принесите еще один табурет!

– Принести табурет великому советнику! – крикнул старый евнух, и слуги засуетились. Не в силах противостоять желанию, Шан Юй все же уселся сбоку от императрицы и взял в руки палочки. Он замер, глядя на блюда.

– Ах, ты же не любишь пресное, – протянула Мин Сянь. – Принесите сычуаньский перец и острую приправу. И еще чай, белый с османтусом. Великий советник любит запивать пищу. И еще закуски, шпинат с водяным орехом, запеченный тофу, и…

Слушая распоряжения императрицы, Шан Юй прищурился, неотрывно глядя на нее. У него было так тепло на сердце, что пальцы, которыми он держал палочки, побелели от напряжения – ему хотелось вскочить и сжать эту хрупкую фигуру в своих объятьях и никогда не отпускать. Мин Сянь, осознав, что надавала слишком много поручений, отослала Чжоу Су на кухню, чтобы тот поторопил поваров.

– Тетушка-императрица так много знает о вкусовых пристрастиях великого советника, – хихикнул Цзи Хэ, когда старый евнух покинул беседку.

– Это… Мы выросли вместе, – неожиданно смутилась императрица. Она сделала все это неосознанно и только теперь поняла, как все выглядит со стороны. Девушка почувствовала раздражение на саму себя и вскинула глаза на Шан Юя, который и не думал отворачиваться. Увидев в глубине его глаз нежность, она смутилась еще больше и принялась набивать рот едой, не замечая, что кладет в него.

Вскоре прибыли блюда для великого советника. Чжоу Су предусмотрительно поставил их со стороны Шан Юя, чтобы императрица случайно не залезла в них палочками. Мин Сянь с самого детства терпеть не могла острое и вообще почти не ела тяжелой пищи – в основном любила овощи, тофу, грибы, сладости. Иногда она ела нежную свинину, но чаще всего предпочитала супы и легкие овощные блюда. На самом деле у императрицы была довольно сильная аллергия на острое, но об этом для безопасности знали только члены императорской семьи и повара, готовящие для Ее Величества.

Шан Юй же, напротив, привыкший к тяжелой пище дома – его отец пристрастился к ней во время своих поездок по Поднебесной и привез эту привычку в столицу, – любил ярко-красные перченые блюда и жареное мясо, которое он всегда запивал чаем. Чжоу Су был прекрасно осведомлен о привычках как императрицы, так и великого советника, потому совершенно не удивился приказаниям.

– Благодарю Ваше Величество за заботу. – Шан Юй кивнул, принимаясь за еду. Мин Сянь краем глаза наблюдала за ним.

– Мы все понять не можем, как ты можешь есть такую острую пищу, – наконец не выдержала она. То, что Шан Юй ел острое, кстати, было одним из самых больших сожалений в детстве Мин Сянь – она так и не смогла ни разу над ним пошутить, подсыпав перца ему в еду. Зато когда однажды Мин Сянь подлила бывшему наследному принцу острой приправы, тот кашлял так, что весь покраснел. Как впоследствии оказалось, почти все отпрыски императорского рода (за исключением Мин Синя) страдали от аллергии на острое. Больше Мин Сянь так не шутила.

Поэтому на общих приемах пищи во дворце Шан Юю никогда не доставалось ничего острого. Ведь безопасность принцессы и впоследствии императрицы была важнее всего. Шан Юй, пробыв столько лет рядом с Мин Сянь, конечно, был прекрасно осведомлен о ее аллергии, поэтому подвинул блюда еще ближе к себе. Однако Цзи Хэ об этом не знал – он тут же схватил палочками кусочек тофу и положил в тарелку императрице.

– Тетушка-императрица, попробуй! – сияя улыбкой, произнес юный принц. Мин Сянь, все еще смущенная из-за Шан Юя, неосознанно взяла кусочек, не замечая, что тот весь в перце.

– Ваше Величество, – предупредительно сказал Шан Юй, вцепляясь в локоть девушки. Палочки той остановились в воздухе. Мин Сянь посмотрела на кусочек тофу в перце и со вздохом положила его обратно в тарелку.

– Спасибо, Цзи Хэ. Мы не едим острое, – сказала она. На свежем морозном воздухе рука Шан Юя на ее локте казалась обжигающе теплой.

– Вашему Величеству стоит быть осторожнее, – ласково произнес Шан Юй, выуживая кусочек тофу из тарелки императрицы и отправляя его в свой рот. – Чжоу Су, замени рис Ее Величеству.

Евнух тут же отдал приказ принести свежую миску риса, не испорченную острой подливой.

– Извините, – повинился Цзи Хэ, глядя на то, как слуги уносят испорченный рис. – Я не знал.

– Ничего, – Мин Сянь протянула руку, гладя его по голове. – Мы с детства не любим острое, откуда тебе было знать. Попробуй шпинат.

– Но Шан Юй знает, – вскинул на него взгляд мальчик. Его большие чистые глаза смотрели на советника.

– Это потому, что я уже много лет подле императрицы, – отозвался Шан Юй, глядя на руку девушки, гладящую по голове мальчика. – Я не только знаю, что Ее Величество не ест острое, но и помню все ее любимые блюда, время приема пищи, а также любимые сладости. Ее любимое вино – осеннее кизиловое, ее любимые сладости – османтусовое рассыпчатое печенье, она любит юэбины[65] с Праздника середины осени, почти не ест мяса, только нежирную утку или свинину, ее любимое блюдо – это свежие ростки бамбука с белым тофу. Императрица обычно пьет жидкую кашу на завтрак с несколькими закусками, обедает поздно – после того, как просмотрит все доклады, и часто пропускает ужины…

– Все-все! – вскричала Мин Сянь, вскакивая с места. – Хватит! – Шан Юй умолк, на его губах играла легкая улыбка. Он смотрел в пунцовое от стыда лицо императрицы и думал, что та невероятно мила. – От великого советника Мы, кажется, не имеем никаких тайн, – прошипела она зло, похожая на рассерженного котенка. Цзи Хэ хихикнул, давясь тофу. – Довольно смеяться над Нами!

– Что вы, Ваше Величество, я и не думал смеяться, – совершенно серьезно заявил спокойный Шан Юй. Он невозмутимо взял палочками кусочек пресного тофу и положил в тарелку императрице, все еще нависавшей над ним. – Кушайте скорее, пока не остыло. – Он посмотрел ей в глаза, и Мин Сянь, казалось, была готова закипеть от злости. Смерив его взглядом, императрица резко выдохнула и уселась обратно, чинно расправляя полы халата. Она взяла кусочек тофу палочками и отправила в рот, принимаясь методично жевать и делать вид, словно ничего не произошло. Шан Юй тоже продолжил есть, и Цзи Хэ, переводящему заинтересованный взгляд с одной на другого, ничего не оставалось, кроме как молча продолжить обедать.

Спустя какое-то время Мин Сянь, кажется, остыла и снова начала разговаривать с Цзи Хэ, пытаясь игнорировать великого советника. Однако тот тут же включился в беседу, а мальчик беззастенчиво отвечал и ему, поэтому «наказание» императрицы прошло незамеченным. К концу обеда Мин Сянь и вовсе забыла про злость, увлеченная рассказом Цзи Хэ о столице империи Ци.

– Кажется, вы очень привязались к этому ребенку, – тихо сказал ей Шан Юй, когда Цзи Хэ попрощался с императрицей после обеда и направился в Восточный дворец. Мин Сянь планировала досмотреть оставшиеся доклады и тоже вернуться к себе.

– Да, кажется, Нам уже давно не было так весело с кем-то, – не стала скрывать императрица, глядя Второму принцу вслед.

– Он напоминает мне вас, – неожиданно сказал Шан Юй. – Особенно когда мы со Вторым принцем вместе направлялись в Линьань.

– Нас? Но чем же? – спросила удивленно Мин Сянь. По ее личному мнению, Цзи Хэ был скорее похож на покойного Второго брата, Мин Синя, – такой же громкий, энергичный и веселый. Только при этом ласковый и сообразительный. Мин Синь таким не был – он был скорее из тех людей, что идут вперед напролом.

– Второй принц… такой же искренний, как и вы когда-то, – медленно произнес Шан Юй, поднимаясь.

Мин Сянь уставилась на него. Искренность – это роскошь, которую она не могла себе позволить, и она думала, что Шан Юй это понимает.

– Что ты пришел Нам доложить? – холодно спросила она.

– Я хотел рассказать Вашему Величеству, что по столице гуляют опасные слухи. Городская стража уже арестовала нескольких людей, те распространяли ужасные сплетни про императорскую семью. Их передали сыскному департаменту, я буду держать вас в курсе расследования. Судя по всему, это какое-то тайное общество литераторов, которые клянутся в верности простолюдину Мин Сюаню и… – он замялся, глядя, как тень пробежала по лицу императрицы.

– Говори, – потребовала та.

– И утверждают, что вы, Ваше Величество, узурпировали трон и уничтожили собственных братьев, – закончил Шан Юй.

– О, – только и могла выдавить Мин Сянь. – Хорошо, держи Нас в курсе, – невыразительно отозвалась она. Шан Юй вгляделся в ее лицо, но увидел лишь отголоски боли, но и они тут же исчезли за маской равнодушия. – Это все? – спросила она, отворачиваясь и беря со стола доклад.

– Да, Ваше Величество. – Поклонившись, Шан Юй направился прочь. Отойдя на приличное расстояние, он оглянулся, глядя на фигуру в солнечных лучах, склонившуюся над бумагами. Императрица казалась такой одинокой, что он с трудом поборол желание вернуться и составить ей компанию. Однако он знал, что та прогонит его. Поэтому великий советник, взмахнув рукавами, направился прочь.

В беседке Мин Сянь, все это время умело притворявшаяся равнодушной, спросила:

– Ушел?

– Ушел, – подтвердил Чжоу Су.

– Хорошо. – Мин Сянь откинулась на подушки, глядя на карту. Во всей ее фигуре сквозила усталость.