Евнух вернулся во дворец и мрачно кивнул императрице, сообщая о том, что все выполнено.
– Отлично, – с совершенно равнодушным лицом отозвалась та. К ней вернулось ее обычное хладнокровие. На улице была ночь – и Мин Сянь, судя по тому, что видел евнух, и не собиралась ложиться.
Она сидела за столиком в покоях, и перед ней стоял кувшин весеннего вина.
Чжоу Су нахмурился.
– Ваше Величество, ложитесь отдыхать, – посоветовал он.
– Нам не спится, – неожиданно честно отозвалась Мин Сянь, поднимая чашу в сторону старика. – Чжоу Су, что насчет той просьбы, о которой Мы говорили? Насчет слуг?
– Ох, верно, ваш слуга как раз хотел сегодня отчитаться о деле, но мы направились в императорскую темницу, и я сбился с мысли, – спохватился Чжоу Су. – Я разузнал обо всех слугах Восточного дворца и Дворца процветания. Вот списки. – Он достал из рукава два свитка. – Я вычеркнул всех, кто был казнен, и всех, кто был продан. Оставшихся не так много.
Мин Сянь развернула бумаги перед собой, отодвигая кувшин с вином. Пьяным взглядом девушка уставилась на списки имен. Чувствуя, что разум ее замутнен и она не сможет разобрать ни строчки, девушка подняла глаза на евнуха.
– Расскажи лучше сам.
Чжоу Су спрятал усмешку за рукавом – попытка императрицы не казаться пьяной была довольно забавной. Он с охотой принялся пояснять: большинство слуг, оставшихся во дворце, – это служанки низкого ранга, которые не имели доступа в покои наследника и императрицы и лишь занимались уборкой, стиркой и готовкой. После тщательной проверки большинство были проданы, но некоторые остались во дворце и перешли в другие резиденции, потому что им больше некуда было идти. Больше всего пострадали слуги из Восточного дворца – половина евнухов была казнена, остальные низведены до самых простых служащих дворца, выполняющих грязную работу.
– Ты заметил что-нибудь необычное? – нахмурилась императрица.
– Да, Ваше Величество. Одна из личных служанок бывшего наследника… пропала после того, как тот был обвинен во всех тех преступлениях, – произнес евнух.
– О? – Мин Сянь уставилась на него в изумлении. – Которая?
– Кажется, Ли Мэй? – Чжоу Су прошел пальцем по списку имен и ткнул в одно: – Вот она. Тогда посчитали, что она просто сбежала, поскольку была пособницей наследника. Ее искали, но не нашли.
– Кто-нибудь подтвердил, что она покинула дворец? – неожиданно спросила Мин Сянь, глядя на два иероглифа перед собой. Вспышка озарения в ее голове рассеяла алкоголь.
– Н-нет, – запнулся Чжоу Су. Он, кажется, начал понимать, куда императрица клонит. – Дворец был закрыт для входа и выхода из-за болезни прежнего императора.
– Но Мы же смогли выйти. – Мин Сянь потерла подбородок. Она с толикой боли вспомнила свой последний визит к брату.
– Вы – другое дело. Кто бы посмел остановить Ваше Величество? К тому же… – Чжоу Су не надо было договаривать, девушка и сама поняла. Тогда она осталась единственным ребенком императора, который ни в чем не был замешан. Даже стража понимала, что имеет дело с будущей правительницей империи, поскольку Мин Дуань был тяжело болен, а дело наследного принца казалось решенным.
– Мы поняли. Значит, она не покинула дворец, – сказала Мин Сянь, в раздражении отмахиваясь от этих мыслей. – Найди ее. Кто-то укрыл ее во дворце. Кто-то посмел спрятать Ли Мэй так, что никто не нашел ее за пять лет.
– Слушаюсь, Ваше Величество, – с легким поклоном Чжоу Су отправился прочь. Он не знал, зачем императрице эта служанка, но догадывался, что это было дело чрезвычайной важности, потому торопился что-то сделать. В конце концов, во дворце более тысячи слуг; искать девушку среди них – как искать иголку в стоге сена. А значит, евнуху предстояла большая работенка.
Мин Сянь снова осталась одна. Она налила вина, задумчиво глядя на свитки перед собой. Проведя пальцем по имени «Ли Мэй», она пыталась вспомнить лицо этой девушки – у старшего брата было не так много служанок, особенно приближенных. Она должна была помнить, как та выглядит. Но почему-то вместо лица девушки она вспоминала улыбающееся лицо брата, его теплые глаза и руки, когда он гладил ее по голове, его редкие, но крепкие объятия. Он был настоящим старшим братом как для нее, так и для Мин Синя. Они всегда прислушивались к нему и уважали его мнение. Она помнила, что именно наследный принц подарил ей первую кисть, которой она писала смешные и кривые иероглифы и пачкала одежду тушью – свою и Сюина, который всегда терся рядом. Старший брат учил ее писать – пока отец-император был слишком занят управлением страной, матушка занималась сестрой, а великий наставник страдал от того, что наследник вместо обучения дурачится с младшей сестрой.
Мин Сюань был первым человеком, которого она запомнила в этой жизни. Не матушку, не отца, который всегда смотрел на нее с суровостью государя, а Мин Сюаня. Ее самое первое воспоминание, которое она могла воскресить в памяти (возможно, самое яркое в череде одинаковых дней во дворце наложницы Вэй), – ей около трех, и она потерялась в бесконечных лабиринтах дворца.
Испуганная маленькая принцесса, сбежавшая от нянек и служанок, спряталась за камнем, заслышав чьи-то шаги.
– Кто там прячется? – услышала она тогда звонкий детский голос. Мин Сянь выглянула и увидела мальчика – у него было смешное нахмуренное лицо, как будто бы он пытался казаться старше. Ему было около десяти лет, он был худ и нескладен, но, увидев Мин Сянь, ободряюще улыбнулся: – Ты кто?
Мин Сянь еще плохо разговаривала, но уже умела гордо произносить свое имя в полную силу легких:
– Цюйцинь!
– Что же ты тут делаешь одна, Цюйцинь? – спросил мальчик. Он был в золотых одеждах, цвет которых очень понравился девочке. Она вылезла из-за камня и потрогала полу халата.
– Я сбежала. Мне надоело дома! Там все такие скучные! Я лешила… – девочка задумалась, словно позабыв, что она решила, – что хочу найти сталшего блата! – Из-за того, что во рту у нее не хватало всех зубов, она забавно шепелявила.
Мин Сюань улыбнулся, поднял ее на руки и сказал:
– Тогда ты нашла его. – Вес трехлетнего ребенка был для него слишком большим, поэтому он посадил ее на спину. – Я твой старший брат. Можно, я буду звать тебя А-Цюй? – Он знал, что у него есть младшая сестренка, но до этого никогда ее не видел. Смышленая красивая девочка ему сразу понравилась.
– Сталший блат! Можно! – радостно захихикала Четвертая принцесса, цепляясь за воротник Мин Сюаня. Девочка сразу поверила мальчику в желтых одеждах. Он был добрым и говорил тихим спокойным голосом. Он отнес ее во дворец благородной наложницы Вэй и погладил по голове, когда уходил.
– Ты будешь навещать А-Цюй? – спросила Цюйцинь.
– Конечно, буду, А-Цюй. Я же твой старший брат.
«Я же твой старший брат, я всегда буду оберегать тебя».
Эти же слова Мин Сюань сказал в их последнюю встречу. Мин Сянь вернулась в настоящее, тряхнув головой. Тяжесть сдавила ее плечи, она прижала ладонь к сердцу, чувствуя, как из груди рвутся рыдания. Она вся сжалась, обхватила голову руками, больше не в силах сдерживать слезы. Императрица плакала – безмолвно глотая слезы и лишь изредка всхлипывая. Она обхватила себя руками, как раненый зверек, пытающийся свернуться в углу.
Она не заметила, как тихо разошлись дверные панели личных покоев и на пороге появился Шан Юй – он только что получил известие о том, что Лю Цзиньцин покончил жизнь самоубийством в темнице, и посчитал, что должен сообщить об этом императрице лично. Однако, увидев ее в таком виде, он чуть не оступился. Несколько коротких секунд он смотрел на нее в оцепенении, а затем быстро подлетел к девушке и сжал ее в объятиях.
Мин Сянь, почувствовав, что это Шан Юй, стиснула его халат дрожащими пальцами, утыкаясь лицом ему в плечо и рыдая навзрыд – со всхлипами, протяжно, как делала это в детстве, когда еще не умела сдерживать себя. Шан Юй прижимал к себе дрожащую фигуру своей Цюйцинь, мягко поглаживая ее по голове. Он понятия не имел, что случилось и кто посмел расстроить императрицу, но сердце у него разрывалось. Этот дрожащий маленький зверек с раненой душой – как ему хотелось забрать ее из этого бездушного дворца, спрятать там, где никто не сможет ее потревожить и обидеть. Он сжимал ее в объятиях, шепча успокаивающие слова, пока императрица не затихла.
В объятиях Шан Юя было тепло и спокойно – почти как в объятиях братьев. Мин Сянь, уставшая от потрясений сегодняшнего дня и выпившая чуть больше вина, чем нужно, расслабилась от окутавшего ее знакомого запаха. Она не задавалась вопросом, почему Сюин здесь, почему она вообще позволяет ему обнимать себя и почему она так горько рыдает. Сейчас она была не императрицей Мин Сянь – она была маленькой Четвертой принцессой, потерявшейся в лабиринтах дворца и радовавшейся, что кто-то пришел и нашел ее. Она закрыла глаза и позволила себе провалиться в сон.