Мин Сянь стояла перед тяжелой, окованной железом дверью, которую стражник открывал большим ключом, висящим на поясном кольце. Со скрипом дверь подалась, и императрица шагнула внутрь. В черном плаще с глубоким капюшоном даже стражники императорской темницы не сразу узнали ее.
– Оставьте нас и закройте дверь, – приказала она, снимая капюшон. Она огляделась – небольшая, но чистая камера, где помещался только столик, плоский соломенный тюфяк и две подушки, которые принесли стражники. На столике стоял чайник с водой и одна пиала с отколотым краем, а также оплавившаяся свеча.
Человек на тюфяке пошевелился и, увидев, кто перед ним, тут же упал на колени:
– Ваше Величество!
Мин Сянь стояла над ним, испытующе глядя в бледное лицо своего бывшего придворного. Лю Цзиньцин, казалось, подурнел и скукожился, хотя прошло всего несколько дней, как он оказался здесь.
– Ты можешь подняться, – сказала она наконец, со вздохом опускаясь на одну из подушек. Лю подполз ко второй и сел на колени, складывая на них руки.
– Ваше Величество, этот слуга провинился! Этот слуга молит императрицу пощадить его ничтожную жизнь! – принялся стенать бывший министр, его глаза увлажнились от обилия эмоций.
– Хватит, – поморщилась Мин Сянь. – Ты сам подписал признание, о каком помиловании может идти речь?
– Ваше Величество, я виноват! Этот ничтожный придворный сотню раз виноват, но я никогда не подписывал никаких показаний! Все это ложь, придуманная правым министром Вэем! – с жаром воскликнул Лю Цзиньцин, слезая с подушки и подползая к императрице. Он схватил ее за нижний край халата, но Мин Сянь с отвращением вырвала ткань из его рук.
– О чем ты говоришь? – нахмурилась она.
– Это все он! Это все Вэй Шаопу! Да, я переписывался с генералом Южной Сунь и с У Хуаном, но я никогда!.. Я бы никогда не посмел пойти на такое самостоятельно! – Глаза Лю Цзиньцина бегали из стороны в сторону, он заламывал руки, а слова лились из него рекой.
– То есть ты погубил Нашего Второго старшего брата и подставил бывшего наследника? – спросила Мин Сянь, глядя на это ничтожество. Она знала, что тот труслив, но не ожидала, что настолько быстро предаст своего хозяина. Эта собака готова лизать пятки кому угодно, кто мог спасти его жалкую жизнь.
– Не я, не я, Ваше Величество! Я писал лишь то, что мне говорили! Вэй Шаопу сказал мне, что Мин Сюань приказал это. Он по секрету встретился со мной и сказал, что бывшему наследнику нужна помощь. Это чистая правда! Я действовал по указке министра Вэя! Я не знал, зачем Мин Сюаню связываться с другой страной, но, когда мне приказали писать У Хуану, я догадался, что он боится притязаний младшего брата на трон. Ваше Величество, я готов свидетельствовать, что действовал лишь по указке вышестоящих! Я могу рассказать все, что знаю! Тот, кого следует наказать, – это министр Вэй, это он был в сговоре с бывшим наследником!
– Почему Мы должны тебе верить? – по лицу императрицы пробежала тень, и Лю тут же заметил, что она заколебалась.
– Я долго с ним работал! – хватаясь за край халата Мин Сянь, как за последнюю соломинку, Лю Цзиньцин пытался сделать все возможное, чтобы выскользнуть из лап смерти.
– У тебя есть доказательства? – спросила она, лениво одергивая рукав. В лице императрицы читалась скука и полнейшее равнодушие.
– Нет… Нет, он всегда был очень осторожен, особенно из-за чисток при дворе пять лет назад… – Когда Лю показалось, что императрица попалась на его крючок, он тут же почувствовал, словно вдохнул свежего воздуха. Это был аромат надежды.
– Чжоу Су, – позвала императрица. Стража тут же отворила дверь, и зашел евнух с подносом в руках. На нем стоял кувшин с вином и одна чаша.
– Нет, Ваше Величество! – глаза министра Лю грозили вывалиться из орбит. Увидев чашу, он отпрянул, пытаясь забиться в угол своей камеры. Вся его напускная бравада тут же исчезла.
– Чжоу Су, оставь нас, – сказала императрица. Тот понятливо поставил поднос на стол и покинул комнату. – Вот наказание, которое тебя ждет. Ты предал свою страну, сговорился с врагом и послужил гибели Второго принца империи, циньвана Цзе. – Она, не мигая, уставилась в лицо бывшего придворного.
Лю Цзиньсин впервые за свою долгую службу при дворе увидел такой пронзительный взгляд у девочки, которую знал с пеленок. В ней не было и следа от той мягкости и равнодушия, которые она обычно показывала придворным. Перед ним за столом сидела истинная дочь Мин Дуаня – грозного и могущественного императора, державшего империю в железном кулаке. Пламя свечи дрогнуло, и эта иллюзия тут же пропала – глаза императрицы заволокло дымкой, и взгляд стал холодным и бесчувственным, как у ее матушки.
– Ваше Величество, я ничего не знал! Я действовал по приказу! В письмах, что я получал, всегда была печать наследника, как я мог пойти против него? Но я помню того, кто передавал мне письма, подписанные Мин Сюанем! Этот человек всегда был осторожен и скрывал лицо, но однажды я увидел его и понял, что уже встречался с ним. Он работает… он работал… тринадцать лет назад он работал в Цензорате! Мелким писчим! Ваше Величество, пощадите! Я был уверен, что помогаю бывшему наследнику! Вэй Шаопу обещал мне, что мы поднимемся в должности, когда поможем наследнику избавиться от Мин Синя!
– Не смей произносить его имя, – процедила императрица. – Мы думаем, что ты лжешь, – ее лицо потемнело, и в глазах появилась искрящаяся ярость.
– Нет! Нет, я бы не посмел! Ваше Величество, я бы не посмел! – Лю Цзиньцин зарыдал от страха, глядя, как императрица наливает вино в чашу и подталкивает к нему. – Тот писчий! Найдите его! Тогда он был простым писчим, и у него шрам вот здесь, – он ткнул себя в тыльную сторону ладони. – В виде полумесяца. Очень глубокий и давнишний. Как укус собаки. Он был связным между нами, я получал письма и отправлял их в Южную Сунь. Я также вел переписку с У Хуаном, следуя его приказам. Вэй Шаопу убеждал меня, что все это ради империи, ради будущего, он говорил, что циньван Цзе угрожает стабильности трона, потому что набирает военную силу на границе! Он говорил…
– Как ты выжил в чистке пять лет назад? – прервала его стенания императрица.
– Вэй Шаопу сказал, что, пока я поддерживаю его, мне нечего опасаться. Когда я узнал, что наследника обвинили в преступлении и его главным обвинителем стал Вэй Шаопу, я понял, что мне некого бояться! Только правого министра! Я не мог тогда ничего сказать – меня бы убили! Я считал, что прежний император специально попросил министра Вэя втереться в доверие к наследному принцу и вывести его на чистую воду! Только потом я понял, как ошибался! Там были и министр Вэй, и великий советник – я не знал, кто из них говорит правду! Ваше Величество, этот слуга глуп, я не смог ничего сказать, я боялся расправы… – воскликнул Лю Цзиньцин, хватая императрицу за сапоги. Та с отвращением посторонилась.
– Еще есть что-то, что ты утаил от Нас? – спросила девушка, с презрением глядя на этого человека. Внутри Мин Сянь клокотала ярость – одно дело догадываться, что тебя окружают шакалы, а другое – услышать из их уст правду.
– Нет, это все! Ваше Величество, молю о милости! Пощадите этого ничтожного! Я дам все показания, я помогу уничтожить Вэя Шаопу! – рыдал мужчина.
– Запиши это, – Мин Сянь достала из рукава бумагу.
– В-ваше Величество! – обрадованный, что ему поверили, Лю Цзиньцин схватил лист бумаги, но затем спохватился. – Вы не дали мне чернил…
– У тебя есть собственные чернила, – холодно отозвалась императрица. Бывший министр Лю понятливо кивнул и прокусил палец, принявшись писать признание кровью. Это заняло порядочное время – Мин Сянь все это время сидела, глядя на этого человека, и размышляла, что было бы, если бы его не существовало.
– У Нас есть еще один вопрос: ты знаешь Ли Гана? – спросила Мин Сянь, когда она свернула лист бумаги и спрятала в рукаве. Запах крови в камере стоял невыносимый. Бывший министр вытащил изо рта палец, из которого все еще шла кровь, и произнес:
– Я использовал его, чтобы распустить слухи о министре Цао по просьбе министра Вэя. Тот хотел сместить его. – Словно что-то вспомнив, он тут же добавил: – Но он уже мертв! Люди Вэя Шаопу избавились от него. Откуда Ваше Величество знает о нем?
– Не твое дело, – отрезала девушка, поднимаясь на ноги и отряхивая халат от пыли темницы.
– Конечно-конечно, – тут же произнес тот, утыкаясь в пол носом. – Ваш слуга служил вам верой и правдой все эти годы! Даже если я оступился и помог виновнику уйти от наказания, то лишь потому, что слишком слаб! Что я мог сделать тогда против министра Вэя? К тому же вмешался еще и великий советник, а по его указке и великий наставник, и бывшая императрица… Что я мог сделать? Я не знал, останусь ли жив…
– Что ты сказал? – резко оборвала его императрица, глядя на него.
– О… о чем, Ваше Величество? – растерялся Лю Цзиньцин.
– О великом советнике. Что значит «по его указке»?
– Великий советник заставил императрицу Чжэнь и Великого наставника признаться в сговоре чиновничества. Никто изначально не верил, что они причастны, однако их показания могли спасти наследника, если бы тот не признался в то же утро, – пролепетал Лю. Это было известно всем – те события пятилетней давности до сих пор поражали некоторой непоследовательностью. Многие тогда думали: зачем императрица и учитель подставляются, если император уже получил признание наследника?
Лю Цзиньцин видел, как глаза Ее Величества потемнели от гнева и маска равнодушия треснула. Мин Сянь шагнула к нему, и бывший министр вжался в стену, думая, что та его сейчас ударит. Но вместо этого Мин Сянь опустила руку, и она упала, как плеть. Она вдруг почувствовала, насколько устала. Она уже слышала эти слова, но каждый раз они причиняли ей такую боль, что она не могла держать себя в руках.
– Чжоу Су, – позвала она. Дверь распахнулась, и евнух вошел, держа в руках ее черный плащ и накидывая его на плечи императрице.
– В-в-ваше Величество, а что насчет?.. – Лю Цзиньцин уставился на отравленное вино на столе.
– Мы дозволяем тебе умереть к рассвету, – бросила ему Мин Сянь, надевая капюшон. Она уклонилась от руки, которая пыталась схватить ее за полу халата, и, не слушая новых стенаний, покинула камеру. Чжоу Су остался в темнице проследить за исполнением приговора и тем, чтобы визит императрицы остался в тайне.
Мин Сянь в одиночестве вышла на свежий воздух. После спертой вони темницы она вдохнула полной грудью и резко выдохнула. Она проверила бумагу в рукаве и плотнее натянула капюшон. Глядя на серебристую луну в небе, она с удивлением ощутила, как ветер холодит щеки, и поняла, что плачет. Слезы текли по ее лицу, скатывались вниз и исчезали в черной ткани. Она еле заметно хмыкнула, утирая их рукавом, и подошла к лошади. Оглянувшись на темницу, в которой когда-то умер ее брат, а теперь умирал человек, причастный к его смерти, Мин Сянь не почувствовала абсолютно ничего – словно ее сердце давно перестало ощущать что-либо, кроме душераздирающей, изматывающей боли.