Адепт не хуже прочих

Глава 11

Сознания я не потерял исключительно из-за боли. Болело решительно всё. А что не болело, то ломило и крутило. И конечно же — жгло и припекало.

Оно и немудрено: когда напитавшееся энергией семя атрибута начало сливаться с духом, я прямо-таки забился в падучей — как не расшиб о каменный пол затылок, просто не представляю. Случись такое в церковный праздник на паперти, непременно бы озолотился.

Ладно хоть ещё рана под коленом не только перестала кровоточить, но и уже даже зарубцевалась, а драная алхимическая пилюля отнюдь не прожгла ладонь до кости, как примерещилось поначалу. На коже не осталось ни шрамов, ни даже просто волдырей.

Это было здорово. Это и только это. Я отнюдь не испытывал уверенности в том, что удалось принять атрибут, более того — чем дольше на сей счёт размышлял, тем больше в этом сомневался. Просто сколько ни вглядывался в ауру, никаких изменений в её состоянии заметить так и не смог. Разве что бесследно сгинули сгустки и муть проклятий.

Я вспомнил мерзкую пиявку и злобно оскалился.

Фигу с маслом тебе, а не дармовую энергию, тварь!

Сгорела!

Ожесточение придало сил. Я ещё чуток полежал, затем поднялся на ноги и под тихое шипение заточённого в якоре беса заковылял прочь. По винтовой лестнице поднимался, уже нисколько не сомневаясь в собственном провале, а вот Грай с выводами торопиться не стал. Перво-наперво он внимательно изучил мою ладонь и потребовал:

— Зажигай!

— В смысле? — не понял я. — Опять свечу?

Лучезар насмешливо фыркнул и поднял руку. Его пальцы тотчас окутало серебристое пламя.

— Обратись к атрибуту! — потребовал зазнайка-боярин. — Да Царь небесный, просто пожелай вызвать пламя! Не бойся, не сгоришь!

От столь откровенного презрения нестерпимо захотелось разбить высокомерному юнцу нос, но вместо этого я повторил его жест, представил, как разгорается пламя и, ощутив странную щекотку, гаркнул:

— Выкуси! — ещё прежде, чем руку охватил белый огонь.

Накатила не радость даже, а ничем не омрачённое счастье. Захотелось подпрыгнуть до потолка или сотворить другую невероятную глупость, едва сдержался.

Атрибут! Я избавился от проклятий и сумел принять атрибут!

Справился!

Грай с облегчением перевёл дух, а вот Лучезар выпятил губу.

— Не похоже!

— Что не похоже-то? — От удивления я даже контроль над атрибутом упустил, но тут же спохватился, вновь потянул в себя небесную силу и напитал ею белый огонь.

— Оттенок не похож, балда! — насупился Лучезар. — Пламя должно быть серебристым!

— Оттенки достаточно схожи, — уверил нас врач, оценивающе поглядел на меня через цветное стекло и задумчиво покрутил носом. — Различия минимальны, сместить аспект будет несложно, хватит даже зачатка излива. — Он прищёлкнул пальцами и потребовал: — Попробуй!

Я пригляделся к серебристым всполохам атрибута Лучезара и к трепетавшему на собственной руке молочно-белому огню, после чего нахмурился.

— А в чём разница-то? — спросил, пытаясь найти в заклинаниях хоть какие-то различия помимо цвета.

— Пф-ф! — с нескрываемым презрением выдал ассистент врача. — Только серебряное пламя сжигает духов!

— Не задавайся! — погрозил ему пальцем Грай и надел пустую оправу очков. — Истинный аспект огня — оранжевый. Такой огонь ничем не отличается от природного. Стоит лишь его разжечь, и он будет гореть сам по себе, а тот же светло-жёлтый хоть и много жарче, но гаснет сразу, как только лишается энергетической подпитки.

— А белый? — уточнил я.

— Белый сжигает небесную силу, только не чистую или преломлённую тайнознатцами, а искажённую порождениями астрала или протухшую в небесных омутах.

Особо понятней не стало, но я уже сталкивался и с приблудными духами, и с энергией, что белее самой смерти, а потому достаточно ясно представлял, чем одно отличается от другого. Вот только это понимание никак не помогло изменить собственный атрибут. Сколько ни силился придать серебристый оттенок трепетавшему на руке огню, ничего из этого так и не вышло.

— Попытайся разделить потоки энергии и воздействовать одним на другой, — подсказал наблюдавший за моими потугами Грай, после вынул из оправы одну цветную линзу и вставил на её место другую. — Полноценных узлов у тебя ещё нет, но тут и смещение пустяковое.

При этих словах Лучезар фыркнул и надулся, а я припомнил схему абриса с двумя меридианами в руке, и озадаченно хмыкнул. Попробовал прокинуть вторую силовую нить, но та немедленно слилась с первой. Тогда воспользовался советом врача, точнее — воспользоваться им попытался, предварительно стиснув правое запястье левой рукой.

Чуть ниже грудины возникло мерзкое ощущение сосущей пустоты, и почудилось, будто вот-вот разорвусь надвое, пламя затрепетало и погасло, а меня самого передёрнуло.

Нет, никак.

Грай поморщился, Лучезар презрительно фыркнул, я недобро глянул на них, но переборол раздражение и от оправданий воздержался. Вместо этого вновь окутал правую кисть белым пламенем, после чего воссоздал в голове образ приблудного духа и представил, как тот сгорает, напрягся — и мигнуло серебристое сияние!

Огонь тут же погас, а у меня подкосились колени. Я плюхнулся на табурет и часто-часто задышал.

— Неплохо! — трижды хлопнул в ладоши приютский врач. — Ну да, надеюсь, в такой демонстрации не возникнет нужды. В любом случае бояться тебе совершенно нечего: от проклятия не осталось и следа, а зерно атрибута просматривается чрезвычайно чётко. — Он озадаченно хмыкнул. — Даже слишком чётко, я бы сказал. Но это как раз неплохо. Главное, ничего не бойся и стой на своём. Даже если напортачишь, ты — Лучезар. Пока сам не сознаешься, никто ничего доказать не сможет.

Я с шумом перевёл дух и спросил:

— А почему у меня огонь не оранжевый, а белый? Я ведь не прошёл преломления!

— Атрибуты больше приказов и обычных арканов зависят от склонности колдуна к тому или иному аспекту, — пояснил Грай.

Кивнув, я наставил руку на подсвечник и пожелал запалить один из фитилей.

Пустое! Пальцы защекотало и вроде бы даже белые огоньки мигнули, но и только.

— Не выйдет! — фыркнул Лучезар. — Это же лишь зачаток атрибута, балда!

Он рассмеялся высокомерней некуда, но я в бутылку не полез и подошёл к столу. Потянул в себя оранжевое сияние, обратил его в окутавшее кисть пламя и поднёс руку к свече. Фитиль моментально вспыхнул, но стоило только отодвинуться, и затрепетавший на его конце огонёк немедленно погас.

— Интересно девки пляшут! — пробурчал я, но тут же бросил хмуриться и расплылся в счастливой улыбке.

Атрибут! Я принял атрибут и зажигаю пламя буквально по щелчку пальца!

Я — почти всамделишный тайнознатец!

Грай покинул приют накануне выпускных испытаний. Покинул не в одиночестве — выкупил и увёз ещё и меня — обожжённого и ослепшего на один глаз, до сих пор так и скрывающего страшные ожоги под пропитанными целебным бальзамом повязками. Эту роль взял на себя Лучезар. А я стал им.

Уж не знаю, как обосновал приютский врач столь странное участие в судьбе увечного учебного пособия, а вот касательно меня он заявил управляющему прямее некуда:

— Лучезару пора двигаться дальше!

Худого тайнознатца, узким лицом напоминавшего сушёного карася, аж из кресла подбросило.

— Вы отдаёте себе отчёт в последствиях⁈ — охнул он, округлив глаза, и обратился ко мне: — Лучезар, умоляю тебя, одумайся!

Наверное, наличие в числе воспитанников боярского отпрыска изрядно повышало престиж приюта, но лично мне на это было попросту начхать. Я вздёрнул нос, выпятил нижнюю челюсть и заявил:

— Всё уже решено! Это мой выбор и моё право!

Управляющий призвал было к благоразумию, но очень скоро убедился в тщетности своих увещеваний, сник и махнул рукой.

— Твоя жизнь, тебе её жить.

Приезд нового врача ожидался только на следующей седмице, а присланного на подмену внутреннего ученика школы Огненного репья разместили в гостевом флигеле, поэтому в бурсу меня переселять не стали, дозволив и дальше ночевать в комнатушке рядом с приёмным покоем. Памятуя о тёплых отношениях Лучезара с другими воспитанниками, я не только запер на все засовы входную дверь, но и вооружился самым длинным скальпелем из оставленных Граем в приюте, благо тот, отметив мой интерес к хирургическому инструменту, разрешил забрать его себе.

Полностью выкованный из заклятой стали скальпель с едва ли не игольчатым остриём оказался на диво острым, но даже наличие на прикроватной тумбочке столь серьёзного пера моей нервозности нисколько не уменьшило. Беспрестанно просыпался в холодном поту. То снилось, что в приёмный покой ломятся обозлённые перестарки, то ночным кошмаром заявлялся заточённый в подземелье бес. Ну и Рыжуля пару раз пригрезилась. Это было хуже всего. Сам-то, дабы не рвать душу воспоминаниями, гнал от себя мысли и о девчонке, и о своём обещании её непременно отыскать, а тут — будто старая рана открылась.

А всё почему? Да просто в собственных силах уверен не был! Другие-то к ритуалу очищения годами готовились, а я их путь за пару месяцев прошёл. Ещё и от алхимических пилюль тошнило уже просто беспрестанно, последнюю порцию даже выкинул в мусорное ведро. Просто рассудил, что так и так вывернет, вот желудок и пожалел.

Выпускные испытания проводились с самого утра. Неофиты демонстрировали заявившимся на смотрины покупателям свою удаль и выучку, но усердствовали далеко не все выпускники, немалая их часть бесцельно слонялась по приюту в ожидании ритуала очищения. Одни уже получили перевод в ту или иную школу, другие вопреки призывам наставников не собирались продолжать обучение вовсе.

Я до упора просидел в приёмном покое, затем втёр в подстриженные под горшок волосы придавшую им серебристый оттенок мазь и вышел во двор. Начало потряхивать от ожидания, что вот-вот кто-нибудь подойдёт и затеет разговор, а я этого человека попросту не узнаю, но на руку сыграл препоганейший характер Лучезара: друзей и приятелей в приюте у него попросту не было, а затеять свару недоброжелателям мешало присутствие наставников.

Наравне с остальными я вытянул жребий и вместе со всеми спустился в подвал. Очередь двигалась чертовски медленно, и к тому времени, когда добрался до высоченных дверей с замысловатыми магическими печатями на обеих створках, нервы уже попросту звенели. Но вопреки всему шагнул в просторный круглый зал с высоко поднятой головой.

Вопреки всему? Черти драные, да я попросту подражал манере держаться Лучезара!

Внутри за широким столом расположились приютский управляющий, два его заместителя и приезжий священник.

— Лучезар, призываю вас одуматься! До добра это не доведёт!

Я ещё больше задрал нос и надменно бросил:

— Выбор сделан!

Управляющий вздохнул и оставил попытки меня отговорить.

— Твоё право, — махнул он рукой и объявил: — Лучезар из семьи Серебряного всполоха, младшей ветви рода Огненной длани!

Приткнувшийся за конторкой секретарь взялся скрипеть пером, а меня направили в центр зала, где в кругу колонн оранжевым сиянием горели линии и окружность пентакля. В самом его центре обнаружилась заглублённая в пол купель, ту заполоняло густое белое марево.

Наставник Заруба поглядел на меня безо всякой приязни.

— Прошу! — произнёс он с прекрасно уловимой издёвкой и сам первым шагнул внутрь колдовской фигуры.

Я надменно вскинул голову, переступил через сияющую линию и приблизился к уходившим в туман ступеням. Знал по рассказам Грая, что должен спуститься и окунуться в это непонятное нечто с головой, и всё же замешкался. В голове ворохнулось смутное воспоминание, но ухватить его помешал Заруба. Он вдруг подтолкнул в спину, и я не устоял на ногах, ухнул в странное марево словно в бездонную пучину, завис в ней муравьём в смоле или вмёрзшей в лёд рыбиной, зашёлся в безмолвном крике, не в силах вытолкнуть из себя ни звука. Белизна, тишина и стылость легко проникли в душу и заморозили саму мою суть, поставили на грань между жизнью и смертью, а затем на краткий миг или на всю клятую вечность утянули за край бытия.

«Астрал! — разметала противоестественное спокойствие шальная догадка. — Это тот драный астрал, о котором толковал Горан Осьмой!»

Белее белого, белее даже самой смерти!

А где астрал, там и духи. Это их стихия, их вотчина! И да — они были здесь. Закружили хоровод, потянули дальше и глубже, откуда ещё не вернулся никто и никогда.

Я попытался отгородиться от едва различимых теней отторжением, но приказ попросту не сработал. Воспламенение — тоже!

Не хватало какой-то клятой малости. Тело сделалось обузой и неподъёмным якорем потянуло на самое дно, дух бился в нём запертой в садок рыбиной и никак не мог ни высвободиться, ни дотянуться до столь близкой и одновременно недоступной энергии.

К такому я оказался не готов!

Призраки подбирались всё ближе, так и сгинул бы в их круговерти, растворился в бескрайней белизне, когда б не злость и не атрибут. Я опомнился, совладал с растерянностью и превозмог страх, напитал ненавистью теплившийся где-то в глубине души огонёк.

Гори!

Стылость сгинула под натиском лютого жара, тишину разметал рёв пламени, белёсая муть астрала разом вскипела, а дух воссиял, и тотчас меня выдернули из купели, выволокли за пределы погасших линий пентакля, бросили на каменный пол.

— С возвращением, адепт! — услышал я, скорчившись на мраморной плите с бешено колотящимся сердцем, клацающими зубами и сведёнными судорогой мышцами, при этом — совершенно сухой.

Накатила волна невероятного облегчения, я переборол дрожь, собрался с силами и поднялся на ноги, растянул в беспечной улыбке губы.

Выгорело! Теперь я взаправдашний тайнознатец!

Маг и колдун!

Адепт!

Заруба нахмурил кустистые седые брови, глянул недобро и отчасти даже разочарованно, но цепляться не стал и указал в дальний конец зала.

— Иди!

Я развернулся, шагнул прочь, и тогда внутри будто что-то переломилось. Точнее — проклюнулось. В заполонившей меня белизне прорезались новые краски — нечто, таившееся до поры до времени в глубинах духа, взялось тянуть в себя силу, изменяться и расцветать. И оранжевого в этих красках не было вовсе, одна только боль.

Но я не завизжал, не повалился на пол и не забился в корчах — просто не мог себе такого позволить! — переборол жуткую резь и поспешил на выход.

Уйти, только бы уйти! Как с ринга в лодочном сарае!

Захваченная в купели белизна вскипела, её подкрасили чернота и пурпур, а оранжевое сияние небесной энергии перегорало и оборачивалось фиолетовой накипью. Мой дух начал расползаться, я постарался вернуть ему прежнюю целостность, но ровно пригоршню болотной грязи ухватил — чем яростней давил, тем сильнее она сочилась сквозь пальцы.

Как сумел выбраться из подвала — даже не знаю. В коридоре было не протолкнуться от новоявленных адептов, они весело гомонили и обнимались, но меня никто не задержал, только поэтому и смог доковылять до каморки Лучезара в приёмном покое. Там повалился на кровать, кое-как совладал с тошнотой и головокружением, обратился к внутреннему зрению.

«Нет ничего прилипчивей старого доброго проклятия», — сказал Первый, и это было воистину так.

Не удалось избавиться, не получилось выжечь!

Намертво въелись оба-два!

Я начал очищать ауру от фиолетово-чёрных и тёмно-пурпурных разводов, но мой дух бурлил, пылал и беспрестанно искажался, а вливавшееся извне оранжевое сияние подпитывало эти изменения и не позволяло их остановить. Пришлось обратиться к белому огню, так выручившему меня во время ритуала — я запалил его и нацелил в глубины духа.

Гори, чёрт бы вас всех подрал! Гори!

И — вспыхнуло! Я взялся выжигать бурлившую во мне белизну и выпаривать порчу, а попутно пытался разобраться с первопричиной своих бед. Метался в полубреду, хрипел, сипел и обливался потом, но в своих попытках всё же преуспел. Нащупал чужеродный сгусток, стиснул его волей!

И в тот же миг мне отвесили крепкую затрещину.

— Давай! — послышался знакомый голос. — Надо удавить этого недоноска, пока он не совладал с атрибутом!