Адепт не хуже прочих

Глава 9

Стало совсем худо. И до того нехорошо было, а тут и вовсе поплохело.

Врач неверно оценил реакцию на свои слова, приняв замешательство за недоверие, и пояснил:

— Лучезар — последний в своей семье, да и отношения со старшей ветвью оставляют желать лучшего. Обстоятельства привели его на задворки Поднебесья, у нас здесь попросту нет доступа к реактивам и практикам, необходимым для раскрытия его потенциала, а без этого ритуал очищения не пройти.

Я вытер с лица испарину и уточнил:

— Неужто старшая ветвь даже в такой малости помочь не хочет?

Лучезара так и перекосило.

— Ты чем слушаешь вообще⁈ Да они меня сюда и спровадили!

О семейных дрязгах в боярских родах были наслышаны даже босяки, я кивнул и подробности выпытывать не стал, вновь провёл ладонью по занемевшему лицу и спросил:

— Тому, кто выдаёт себя за боярина или дворянина, полагается колесование или четвертование?

— Это всё пережитки прошлого! — беспечно отмахнулся врач. — Во внутренних землях — риск и вправду был бы слишком велик, но не в этом захолустье!

А Лучезар так и вовсе рассмеялся.

— Не бойся! Если напортачишь, до колесования просто не доживёшь! Потихоньку удавят, не станут сор из избы выносить.

С этим было не поспорить, но я всё же покачал головой.

— Я чужого не беру! Зарок у меня такой. Не могу чужим именем представляться.

Врач и его ассистент воззрились на меня в немом изумлении.

— Ты сейчас серьёзно⁈ — угрожающе протянул Грай. — Пойдёшь на попятную из-за какого-то зарока?

— Не пойду, если он… — ткнул я пальцем в Лучезара, — даст мне право называться его именем.

— Да вот ещё! — рявкнул юнец. — Не бывать тому!

— Это лишнее, — поддержал ассистента врач.

— Вовсе нет! — возразил я. — Я же проклят! Возьму без спроса чужое — тут же аукнется! Проклятие именно на это завязано, а с ним шутки плохи!

— Тебе в любом случае от порчи избавляться придётся!

— Это когда ещё будет! Да и получится ли её полностью вычистить, чтобы и следа даже не осталось?

Лучезар обозвал меня парочкой крайне обидных словечек из числа тех, за которые на Заречной стороне и нож под рёбра сунуть могли, но Грай быстренько утянул его в соседнюю комнату, там они недолго пошушукались, а после возвращения юнец объявил:

— Я, Лучезар из семьи Серебряного всполоха рода Огненной длани, даю право… — Он зло глянул на меня и после подсказки врача продолжил: — Серому с Заречной стороны Черноводска именоваться моим полным именем. Доволен?

Вопрос он едва ли не выплюнул, и Грай укоризненно покачал пальцем, после чего обратился ко мне:

— Но и ты дай слово держать нашу договорённость в тайне!

Я хоть и едва ворочал уже языком, не выдержал и фыркнул.

— Ну не враг же я себе!

— Дай слово!

— Слово! — отозвался я, и мы пожали друг другу руки.

Утром от слабости не осталось и следа, дурно сделалось лишь после завтрака. За время пребывания в каземате привык к царским порциям, а тут вручили миску овсяной каши, две кружки травяного отвара и пяток пилюль. Вот как проглотил их, так и ощутил головокружение, а дальше и вовсе замутило.

— Это нормально, — успокоил меня врач и нацепил на нос оправу с загодя вставленными линзами — белой и фиолетовой. — Сконцентрируй энергию у солнечного сплетения и держи, сколько сможешь.

Смог я три счёта, чем вогнал Лучезара в откровенное уныние.

— Атрибут он не примет! — мрачно изрёк молодой человек и с укором посмотрел на старшего товарища.

Грай беспечно пожал плечами.

— База есть, остальное приложится.

— Приложится, угу… — шумно выдохнул я и смахнул с лица пот. — А с порчей как быть? Когда вычищать начнёте?

— Не так сразу! — отмахнулся приютский врач. — В первую очередь тебе надо укрепить дух. Всё, идём!

Но тут из приёмного покоя донеслось звяканье закреплённого на двери колокольчика, и Грай страдальчески поморщился.

— Узнай, кого там нелёгкая принесла! — попросил он ассистента.

Тот накинул на голову капюшон, сгорбился и покинул заднюю комнату, в которой я и провёл эту ночь.

— Чего тебе, Дарька? — спросил он кого-то с нескрываемой насмешкой.

— Меня зовут Огнедар! — рыкнули в ответ, и я узнал голос конопатого дружочка Овода. — Где наставник Грай?

— Занят.

— Паршивого чернокнижника лечит⁈ Да сколько можно⁈ Мне ожоги свести надо!

— Я же дал тебе бальзам! Вот им и мажься!

— Толку от него как с козла молока! Мне нормальное лечение нужно! Зови Грая!

— Покомандуй тут ещё! Зря и бальзам дал! — заявил в ответ Лучезар и обидно рассмеялся. — Уж лучше ожоги, чем конопушки!

— Ах ты гад!

Ассистент врача в долгу не остался, и взялся высмеивать перестарка, а Грай взглянул на часы, приложил к губам указательный палец и потянул меня из комнатушки. Двинулся он прочь от выхода в приёмный покой, повернул раз и другой, завёл в глухой закуток, где обнаружилась массивная дверь, запертая сразу на два навесных замка. Оба были зачарованы, с каждым врач провозился никак не меньше минуты.

Перебранка в приёмном покое стихла, но Лучезара мы дожидаться не стали и по винтовой лестнице спустились в подвал с грубой каменной кладкой, какой не было даже в каземате. Внизу оказалось темно хоть глаз коли, врач снял с крюка керосиновую лампу, воспламеняющим приказом запалил фитиль и первым двинулся по коридору.

— Не отставай! — коротко бросил он мне.

Вопреки ожиданиям в подземелье было не прохладно и сыро, а жарко и душно. Воздух переполняло незримое оранжевое сияние, через него приходилось буквально проталкиваться. Я немедленно начал обливаться потом, Граю — хоть бы что.

— Там источник? — спросил я, когда проход перегородила дверь из зачарованного металла, на которой раскалённым серебром светились защитные руны и чернели изображения горящего чертополоха.

Врач рассмеялся.

— Что ты! На таком расстоянии от источника ты бы в прах обратился!

— А здесь? — уточнил я, облизнув пересохшие губы.

— Здесь — нет, — заявил Грай и начал снимать с двери колдовскую защиту.

После недолгой возни распахнул ту, и меня едва не снесло волной хлынувшего в коридор жара. Отшатнулся было, но сразу качнулся обратно и устоял на ногах лишь благодаря двум шажкам вперёд. Одному и другому. Через порог и чуть дальше. Прямиком в огненный ад.

Черти драные! Это меня Грай в спину пихнул!

Я подался назад, но дверь уже захлопнулась. Упёрся в неё да так и сполз на пол, закрывая руками лицо.

Давным-давно, когда ещё жил у тётки, мы всем семейством непременно раз в седмицу выбирались в баню, и в парилке, где от невыносимого жара уши в трубочку сворачивались, я неизменно опускался как можно ниже, там — становилось легче, в зале с бушевавшим меж высоченных колонн огненным штормом, куда меня втолкнул драный врач, — нет. Напор обезумевшей оранжевой энергии не просто иссушал тело, а прямо-таки его сжигал. От переизбытка небесной силы я начал запекаться изнутри, более того — должен был вот-вот обратиться в живой факел. И тогда — всё, тогда — конец!

Не хочу!

Попытка закрыться отторжением успехом не увенчалась: барьер попросту разметало, а меня самого крепенько приложило отдачей.

Черти драные, не то!

Я мысленно окутался защитной пеленой, отгородился ею от огненной стихии, и даже сумел продержаться так с десяток ударов сердца, прежде чем моя воображаемая броня оказалась прожжена сразу в нескольких местах. Вновь замутило, но слабину я не дал и вновь закрылся от накатывавшего со всех сторон оранжевого шторма, только на сей раз ещё и взялся выдавливать из себя обжигающее сияние, как на занятиях с приютскими воспитанниками вычищал из духа обездвиживающие приказы. Приходилось скрипеть зубами от боли и терпеть в надежде, что ещё немного и станет легче, но легче не становилось.

И всё же я не сгорел и не запёкся изнутри. Даже сумел несколько раз приложиться ладонью по двери.

Как ни странно, Грай не только услышал эти жалкие шлепки, но и соизволил меня из душегубки выпустить.

— Молодец, быстро разобрался, — похвалил он, вновь затворяя дверь.

Я дышал и никак не мог отдышаться. На языке так и вертелись всякие крепкие словечки, но проявил благоразумие и от ругани воздержался, ещё немного полежал на холодном каменном полу и спросил:

— Что там?

— Один из якорей, который оттягивает на себя излишки энергии и стабилизирует источник, — пояснил врач и поторопил меня. — Давай вставай уже! Вставай! — Он помог подняться на ноги и протянул ремень, в кожаные гнёзда которого были вставлены песочные часы. — На полу нарисована схема перемещения, двигайся строго по ней. По волнистым линиям — медленно, по прямым — обычным шагом, по прерывистым — быстрым. Где точки и пунктиры — беги. На кругах стой минуту, на базах с поперечными чертами — две. Далее ориентируйся на количество углов. Считать ведь обучен?

Песочные часы в гнёздах оказались рассчитаны на измерение от одной и до пяти минут, и я сказал, застёгивая пряжку ремня:

— Разберусь.

Возвращаться в душегубку нисколько не хотелось, но ныть и протестовать мне и в голову не пришло. Как там толковал наставлявший неофитов у часовни Карающей десницы монах? Слабому не закалить тело и не укрепить дух? Вот-вот. Дам слабину — сдохну. Не прямо сейчас, так во время ритуала очищения.

— Если собьёшься, возвращайся к входу и начинай заново, — предупредил Грай. — Приду за тобой через час.

— Подождите! — всполошился я. — А сюда больше никто не заявится?

— Сюда никто не наведывался как минимум полвека и едва ли что-то изменится в ближайшем будущем, — усмехнулся врач и вздохнул. — Приют рассчитан на куда большее число воспитанников, нежели обучается в нём сейчас. Воспитанников водят на закалку в зал над источником.

Сразу вспомнилась просьба Первого, но в казематы возвращаться мне было не с руки, так что от расспросов я воздержался.

— Готов? — уточнил Грай.

Я не был, но кивнул.

— Вернусь за тобой через час! — предупредил врач, распахивая толстенную железную дверь.

Ничего не оставалось, кроме как шагнуть прямиком в оранжевый шторм. И — выстоял! Не шарахнулся обратно, не опустился на корточки, даже руками не закрылся. Выдержал первый самый лютый натиск!

Постоял, всё уверенней и уверенней отгораживаясь от жара, а как самую малость очухался, то принялся вертеть головой по сторонам. Зал оказался вытянутым, высокий потолок подпирали воздвигнутые в кажущемся беспорядке колонны, в дальнем конце подземелья полыхало оранжевое сияние, поэтому темно здесь не было.

Не было и жарко. Так только казалось, а на самом деле — нет.

Прямо от входа куда-то в сторону уходила волнистая линия, я собрался с решимостью и ступил на неё, двинулся вперёд медленно-медленно. Но не только из-за наставлений Грая, просто ускорить шаг не сумел бы при всём желании, пусть бы даже от этого и зависела сама моя жизнь.

Приходилось не только закрываться от энергии, но и проталкивать себя через ставшую какой-то очень уж неподатливой реальность. Да ещё чертовски разболелась правая нога и начало невыносимо припекать рубцы, оставленные на спине плетью палача.

Ну что за напасть такая⁈ Я ведь о них лет десять не вспоминал!

Когда кое-как доковылял до пятиконечной звезды и перевернул песочные часы, то обратился к внутреннему зрению и через оранжевое сияние различил, как подрагивают и съёживаются фиолетово-чёрные отростки, дотянувшиеся от голени до середины бедра. А помимо этого проклятия проявилось ещё и старое, доставшееся по наследству от мамы с папенькой: едва заметный прежде пурпур пошёл пятнами, где-то выцвел, где-то собрался в прожилки. Его сдирало натиском энергии, мой дух словно ошкуривали призрачной тёркой! Аура потеряла стабильность и мерцала, а по спине так и вовсе будто не далее пяти минут назад трижды протянули плетью, ещё и соль в раны втёрли.

Всё, время вышло! И опять под ногами волнистая черта…

Добрёл я в итоге лишь до следующего треугольника. Там под чудовищным напором оранжевого шторма не продержался и минуты, а как вернулся к входной двери, заставить себя вновь двинуться по схеме уже не сумел, так и просидел остаток часа на площадке у входа.

Моё достижение никого не впечатлило. Лучезар презрительно выпятил губу, а Грай то ли предупредил, то ли даже пригрозил:

— После обеда пробудешь внизу не час, а два. — Он вздохнул и разрешил: — Сейчас отдыхай. И удерживай энергию у солнечного сплетения. Это важно!

— Пусть лучше свечи учится зажигать! — предложил Лучезар.

— На кой? — удивился я.

Юнец театральным жестом поднял руку и его кисть окутали язычки серебристого пламени.

— Таков мой атрибут! — заявил он с нескрываемым самодовольством. — Если у тебя совсем-совсем нет сродства с огнём, то и продолжать всё это не имеет никакого смысла.

— Любой способен сотворить приказ воспламенения! — возразил ассистенту врач.

— Только у некоторых на это уходят годы, а ему атрибут уже через месяц принимать! — продолжил настаивать на своём Лучезар.

Грай сдался и кивнул.

— Хорошо, давай попробуем. — Он вышел в соседнюю комнату и вернулся с огарком свечи. — Попробуй сконцентрировать энергию в кончике фитиля. Представь, как он нагревается и загорается.

Я представил и — ничего.

— Энергию из себя выталкивай, балда! — подсказал Лучезар.

Я попробовал, конец фитиля задымился, но и только.

— Нет, он безнадёжен! — горестно вздохнул паренёк.

Накатил приступ бешенства, я надменно вздёрнул нос, выпятил челюсть и, подражая выговору Лучезара, произнёс:

— В должное время я буду готов!

Получилось весьма и весьма похоже; Грай не удержался от улыбки, и Лучезар кинул на него обиженный взгляд.

Я откашлялся и уже обычным голосом спросил:

— А мне точно нужно принимать атрибут? Без этого не обойтись?

— Не обойтись! — отрезал Грай, подкрутил кончик уса и пояснил: — Иначе шансов пройти ритуал очищения у тебя, прямо скажем, будет немного. Сгинешь! И порча на тебе лежит давнишняя, крепко-накрепко в дух и тело въелась. Если просто выжечь, непременно вернётся. А так её место атрибут займёт. Слышал ведь поговорку: «Свято место пусто не бывает»?

Лучезар высказался и того категоричней:

— Да все наставники о моём атрибуте знают! Если он никак не проявится, они точно неладное заподозрят! Начнут разбираться, докопаются до истины, и тогда нам обоим конец!

Я мысленно помянул чертей драных, но о своём согласии на участие в этой авантюре нисколько не пожалел. Выкручусь как-нибудь! Не впервой!

Так с того дня и пошло: закалка тела, укрепление духа, отработка приказа воспламенения, удержание энергии у солнечного сплетения, подражание манерам и выговору Лучезара.

Лучше всего дела обстояли именно с последним. О да! Талант лицедея был у меня в крови! В остальном тоже оказался отнюдь не безнадёжен, но и не более того. Контроль над сгустком небесной силы упускал уже на пятом счёте, а свечные огарки и вовсе плавились, упорно не желая загораться.

В противовес этим своим неудачам по схеме закалки я продвигался пусть и не слишком быстро, зато стабильно и день ото дня заходил всё дальше и дальше. Иногда попадались площадки вроде той, что была у входа — по словам Грая они предназначались для каких-то совершенно ненужных в моём случае медитаций, но я всё же взял за правило задерживаться там и переводить дух. Разглядывал сложные колдовские схемы, изображения которых непременно покрывали в таких вот местах стены или колонны, а заодно избавлял себя от остатков проклятий. Точнее — избавить пытался.

Фиолетово-чёрную гадость я сжимал в плотный шарик под правым коленом. Сумел вычистить из ауры все призрачные отростки, а вот сердцевина зловредных чар моим усилиям не поддавалась. Всякий раз, как подступался к ней, боль накатывала с такой силой, что проще было отпилить ножовкой ногу.

Второе проклятие оказалось чуть менее прилипчивым. Под натиском бушевавшей в подземелье энергии пурпур скукоживался, и очищение от него было всего лишь сродни сдиранию с себя кожи. Со временем в моей ауре образовался ещё один сгусток чужеродных чар, который я намеревался слить с первым, дабы избавиться от всей гадости разом. Грай этот план одобрил.

— Продолжай, — кивнул приютский врач после очередного изучения моего духа. — Случай непростой, а чем больше ослабишь связь проклятия с телом, тем проще будет от него избавиться.

Ну я и продолжил. По мере продвижения вглубь зала напор энергии становился всё резче и злей, и вместе с тем она не текла от якоря, а скорее кружила вокруг него, время от времени влетая внутрь сиявшей на полу колдовской схемы и оранжевыми искорками уносясь куда-то вверх.

При одном только взгляде в ту сторону меня немедленно начинало мутить, а всё кругом становилось зыбким и нереальным, к последней площадке для медитаций я подбирался, уставившись в пол. Энергетический шквал едва не сбивал с ног, всего так и пропекало насквозь, но — дошёл! Справился!

Какое-то время я просто пытался отдышаться и свыкнуться с напором силы, но лучше не становилось, наоборот — мало-помалу стал проваливаться в забытьё.

Тогда сел ровно, и взгляд сам собой зацепился за колонну, на которой оказался начертан очередной затейливый рисунок. Что-то в контуре человеческой фигуры показалось знакомым, я пригляделся и сразу на ум пришёл заляпанный кровью лист из дома звездочёта.

Ну точно!

Один в один! Только здесь линии провели не синие и красные, а оранжевые и чёрные. И не линии даже это были, а стрелочки.

Оранжевые стрелки со всех сторон проникали в тело и постепенно сливались в шесть основных, которые уходили к пламенному шару в районе солнечного сплетения фигуры. От него расходились четыре линии, только уже чёрные — они подобно спицам тележного колеса, упирались в кольцом охватившую ядро окружность. Вспомнилось невесть когда и где услышанное слово «оправа».

Сверху к этой самой «оправе» нимбом примыкало вытянутое полукружие. И от той, и от другого в ноги, руки, к обеим ключицам и голове уходило по меридиану. Парные линии сливались в единую узловую точку, и только в кистях изобразили по ещё одной окружности с отростками-пальцами. Всего соединений набралось тридцать шесть.

«Да это же тот самый абрис!» — сообразил я, тут-то меня и окликнули.

— Ну наконец-то! Я совсем тебя заждалась!

Вздрогнув от неожиданности, я обернулся на голос и едва об удержании приказа отторжения не позабыл: из окольцевавшей призрачный якорь вязи сияющих символов на меня глядела Рыжуля!